Иннокентий Михайлович подошел к аквариуму, стоящему на столе, и бросил туда горсть сухого корма.
– Про попугая императрицы слыхал? – спросил он вдруг у Макоедова.
– Кто же про него не слыхал, – осторожно ответил тот, – говорят, ругаться птичка может на языках разных. Забавная птичка.
– Забавная, – согласился министр, – так вот, друг Макоедов, ежели сия птица ругаться зачнет в присутствии Софьи Алексеевны, никто ведь и не подумает, что она – некультурная, верно?
– Что взять с птахи, – пожал плечами Алексей, – божья тварь.
– Человек – тоже божья тварь, и ты, и я, – развеселился Иннокентий Михайлович, – однако тебе и в голову не придет без портов по улице пройти.
Наш герой насторожился.
– К чему вы это, господин министер? – спросил он.
– А вот к чему, – голос министра внезапно изменился, стал серьезным, – ежели ты сейчас подумаешь и ответишь, чем тут мы занимаемся, то служить тебе у меня. А ежели не придумаешь – отправим улицы мести. Да, один момент! Сначала поразмысли, ибо если ляпнешь, что мы учим попугаев в портках вышагивать, то получишь еще десять суток, это я обещаю твердо.
Алексей по приказу министра сел на небольшой кожаный диванчик и принялся размышлять. Мужик-то он был вообще башковитый – через год вполне мог в мастера выйти, но тут задача была иного плана. Про попугаев в портках он упоминать, конечно, не собирался. Он думал, что министерство обучает попугаев, чтобы ругались, когда мужика без портков увидят. Еще слегка подумав, он решил, что вряд ли. К сожалению, мало кто из простого трудового люда в этом времени умел «абстрагироваться» – этому приходилось учить, ломая привычные стереотипы: сарафан – баба (а не трансвестит; особо продвинутые вспоминали, что сарафан слегка похож на рясу), борода – мужик, колокол – церковь, грех – баба (опять же).
Посему пришлось этому Макоедову пригрозить дополнительным наказанием, создать стимул, чтобы мужик не брякнул первое, что придет на ум. К счастью для себя, Алексей вспомнил самое начало беседы: гадить у соседской калитки, вежественность, божий страх. Что-то хотел министр услыхать иное...
– Ну что, мой друг, – спросил Иннокентий Михайлович минут десять спустя, – пришло что-нибудь на ум?
– Умишко! – вздохнул Алексей. – Хоть топите, хоть вешайте, господин министер, но в голову ничего, окромя десяти библейских заповедей, не лезет!
– Вот и прекрасно! – обрадовался министр. – По крайней мере что-то осмысленное сказал. Но ты хотя бы приблизительно понимаешь, что означает слово «культура»?
Собеседник вздохнул:
– Мудреное слово, а чего значит? Погодьте, перед Дворцом Чудес этих культур немерено!
– То скульптуры, – кротко поправил министр, – давай-ка мы вот как, дружок, поступим. Я попытаюсь тебе объяснить, если ты поймешь – то мы с тобой сработаемся. Если нет, отбываешь свои сутки – и катись к женке. Договорились?
Алексей кивнул. Иннокентий Михайлович напрягся, попытался мыслить на уровне человека, сидящего перед ним. Затем вспомнил серию книг Юрия Никитина, закупленную в Москве двадцать первого века, в которой Вещий Олег пытался двигать понятиями этой самой культуры не в пример раньше. У пещерника получалось это с трудом, но все-таки получалось. Но там закон жанра обязывал, а тут...
– Слушай, Лексей, – по-братски обратился он к мужику, – среди нас понятие культуры толкуют такими словами, что без пол-литры не разберешься. Я попытаюсь объяснить попроще. Ты знаешь, что отличает человека от зверя?
– Скажете тоже! – разобиделся Макоедов. – Ни один зверь город построить не додумается, хотя хату каждый себе сам строит... а ласточки? А! Вот! Церковь ни один косолапый еще не додумался построить!
Симонов вздохнул. Это было «почти», но не совсем. Он подбодрил собеседника:
– Правильно. Религия – это одна из составляющих культуры. Я тебе расскажу, как определял культуру один мудрец... он давно жил...
Министр подумал, что Никитин на него не обидится. Ведь для этого мужика что триста годков до, что триста после – один хрен. Небытие. Особая форма.
– Часто культуру путают с цивилизацией! – вдохновенно начал он, но Макоедов, услыхав еще один непонятный термин, пригорюнился. – Если взять одиноко стоящее дерево, а рядом поставить кучу всякого зверья из Библии, кому в голову придет первому свалить это дерево? – навскидку задал он вопрос.
– Человеку, конечно! – довольно ответил Алексей. – Бобер, правда, тоже могет. Но ежели посреди чиста поля, то только человек.
– Чище не бывает! – поспешно согласился министр. – Только дерево... его же голыми руками не свалишь.
Макоедов приосанился, словно всю жизнь посещал занятия в школе для дебилов. «Сейчас слюну пустит!» – с ужасом подумал Иннокентий Михайлович.
– Так ведь для этого дела топор придуман! – сообщил Алексей.
– Ну вот! Топор – это один из признаков цивилизации, – облегченно выдохнул министр. – А скажи, у тебя дома есть топор, а к тебе вломился пьяный сосед. Перепутал дома: твой и свой. Как ты поступишь?
– Ежели бодаться зачнет – в рыло съезжу, – с удовольствием ответил Алексей, – да через забор и перекину.
– А кто тебе мешает топором по морде ему съездить? – тихонько спросил Иннокентий Михайлович.
Довольная физиономия сразу поникла.
– Дык ведь, господин министер, разве можно? Это ведь сосед. За это и на каторгу недолго...
– А если обухом по затылку, аккуратно? – допытывался настырный Симонов.
– Да что вы! Это ведь сосед! За что его топором бить, ему кулака мово хватит за глаза!
Иннокентий Михайлович подошел к столу и налил себе из графина воды. Выпил. Предложил Макоедову. Тот шмыгал носом и обиженно сопел. Министр подошел к нему и сел на стул напротив.
– Так вот, друг Алексей, культура – это то, что мешает тебе соседа, когда он, обмишулясь, попал к тебе домой, зарубить топором. И просто размахивать этим топором направо-налево. Это то, что сдерживает человека, когда он может натворить глупостей. Но и не только это. Если один хозяин выходит по нужде в нужной чулан за домом, а другой справляет нужду у самого крыльца, то у кого из них уровень культуры выше?
– Понял! – внезапно воскликнул прозревший Алексей. – У меня калитка покосилась – я ее поправил, а Тимоха так и ходит вторую весну. Это значит, что у меня больше этой самой культуры, так?
– Так! – протянул ему руку Симонов. – Значит, не все еще потеряно, скромный ты мой. Есть еще порох в пороховницах. Ты уж извини, Алексей Кузьмич, пришлось нам с тобой попотеть маленько – но дело того стоило, поверь мне.
Макоедов настороженно смотрел на министра. Ему до сих пор было не ясно: на кой хрен сдался столь почтенному учреждению обычный скорняк? Все эти речи про культуру и благочестие, к чему все это ведет?
– Господин министер, – нерешительно начал он, но Симонов не дал ему завершить.
– Перво-наперво, господин Макоедов, нам с тобой необходимо правильно говорить. Никакой я вовсе не «министер», скажи нормально – «министр», без этого вашего дурацкого «е» на конце. Ведь вели я тебе произнести слово «компостер», ты ж его моментом превратишь в «компостырь», так?
– Так ведь, господин министер... министр, простому люду никак нельзя глаголить, как знатным боярам, – изумленный тем, что министр не знает таких простых вещей, выпалил Алексей, – оттого-то я и «Ляксей», а сосед – «Тимоха». С младенчества так учили.
– Так вот. Теперь прежние правила отменяются. В школах и гимназиях нынче учат правильному выговору. Давай-ка и ты, браток, учись – я ведь тебя, Алексей Кузьмич, хочу назначить смотрителем по культуре в посаде текстильщиков, Попался в колесо, значит – беги! Называется – принцип военной демократии. Что делать и прочие обязанности – узнаешь завтра на общем собрании смотрителей. Наперед скажу, что вас ожидают учебные курсы: несколько месяцев занятий при университете и практика на месте. Согласен?
– Мне – в студиозы? – переспросил Алексей. – Господин министр, мне уж на пятый десяток перевалило! Какая тут наука, до внуков бы дожить!
Иннокентий Михайлович произнес еще несколько ободряющих фраз, после чего отправил Макоедова в приемную – дожидаться коменданта, дабы тот устроил Алексея в интернат. Обучение должно быть на полувоенной основе с отрывом от производства, иначе этих чертей на занятия будут ждать до обеда. Было еще несколько неотложных вещей, связанных с организацией этого нового для столицы дела, но разобраться с ними Симонову не дали. Прибыл спецкурьер из Восьмого отдела. Волков призвал свою команду в срочном порядке прибыть в центральную резиденцию.
Вздохнув, Иннокентий Михайлович сыпанул рыбам еще немного корма и передал, чтобы приготовили пролетку. Сообщение пришло с грифом «Весьма срочно».
Глава 19. Гея – Унтерзонне. Время смазано
Точка кипения росы
– Господин генерал, что, ко всем чертям, происходит? – Министр культуры отмахал рысью длинный коридор, поэтому немного запыхался.
В кабинете советника по прогрессу собрались лидеры: премьер-министр, Лютиков, Денис Булдаков, Инга Самохина, Анжела и Константин Волковы. Иннокентий поспешил занять место за столом.
– Значит, так, – хлопнул ладонью по столу генерал Волков, – к чему этот общий сбор? Черт меня побери, если я понимаю сам! Через час нам нужно быть на Унтерзонне – в замке Хранителя. Наш шеф в последнее время вовсе обленился! Из-за дурацкого спора с Мастермайндом он не рискует часто здесь появляться, поэтому Магометам придется тащиться к горе. То есть в Неверхаус.
Дверь открылась, и в нее просунулась вспотевшая лысина Шевенко.
– Господин генерал, караулы расставлены! В течение двенадцати часов я не подпущу сюда никого: ни князя-кесаря, ни даже императрицу! Можете отправляться!
Генерал кивнул и снял с шеи цепь с хризолитом. Дыхнул на него, любовно протер кусочком фланели.
– Все готовы?
Тишина ему была ответом. Торжественные, одухотворенные лица смотрели на него. Миг перехода – это точно встреча с молодостью, радость познания тайн Вселенной, полная встряска всего организма.
Волков внимательно осмотрел всех. Затем привычным движением создал в углу портал и кивнул Ростиславу. Премьер-министр вздохнул и первым шагнул в синеву. Генерал шел замыкающим. Внимательно сверив данные таймера и секундомера, стремительно вошел в портал, когда жизни этому явлению оставалось около пяти секунд. После случая с Ингой Хранитель предписал совершать переход именно в таком порядке.
– Расплачивайтесь за мое расп... разгильдяйство, одним словом! – завершил он свой инструктаж по «Правилам организации и эксплуатации устройств квантового перехода».
Встретил их мэтр Симмон, воодушевленный, точно гранитный монумент.
– Хранитель ждет вас в покое за номером одиннадцать – ноль семь! – безо всякого выражения произнес он. Его апатичность с лихвой возместила гримаса генерала Волкова.
– Сто десятый этаж? И лифт, как всегда, не работает! – возмутился он.
– Господин генерал, Хранитель вас ждет! – повторил Симмон, умудряясь этого восклицательного знака не произнести, но Андрею Константиновичу моментально стало стыдно.
– Что ж! – бодрым голосом произнес он. – Всего тридцать этажей преодолеть осталось. Поскакали!
Гуськом по двое потянулись вверх. Практически вечные полиуретановые перила покрывал микроскопический слой пыли, судя по которому логично было бы предположить, что их сравнительно недавно протирали заботливые руки, но Волков знал, что во дворце функционируют специальные пылеуловители, ибо иначе число обслуги должно достигать бессмысленного значения. Пробовать пылесосить лестничный ковер бесконечной длины – адекватное наказание для грешников из ада, а не задача безымянной горничной из предместий Неверхауса.
На сто десятый прибыли быстро, ибо все находились в прекрасной форме. Ни одного запыхавшегося, прихрамывающего или с нездоровым цветом лица. Симбионты замечательно делали свое дело. Любой из них мог пробежать за пять часов сто километров, а затем спокойно удить рыбу где-нибудь на императорских прудах. Но отдых после этакой «прогулки» требовался тоже соответствующий. Иначе мышцы попросту бы сгорели. Волков и его люди, зная о своих возможностях, не злоупотребляли ни ими, ни их демонстрацией.
Этаж сто десятый. Так же равнодушно убегают вверх перила, так же мерно освещаются марши. Коридор с неизменным ковром, вспыхивающее по мере продвижения по нему освещение. Наконец справа пошли комнаты: третья, пятая, седьмая. Вот она – искомая дверь. Непростая! Не всякое бомбоубежище может похвастать такой дверью. Сплав, из которого она сделана, поглощает любые виды излучений: от звуковых волн до гамма-лучей. Это уже объясняет Хранитель, стоящий на пороге с самым что ни есть серьезным выражением лица. Привычная улыбка куда-то подевалась, на соратников смотрят усталые и немного сконфуженные глаза.
– Проходите, располагайтесь! Девочки – направо, мальчики – налево. Мальчики всегда ходят налево – не до конца изученный психологами феномен, который с легкостью объяснит любой преподаватель природоведения. Господин генерал, у вас куча вопросов, пока задайте один, главный.
– Какого дьявола мы здесь делаем? – спросил Андрей Константинович, бегло осмотрев кабинет, в котором они собрались. – К чему такая секретность? Словно Бин Ладен с верными моджахедами!
Хранитель молча поднял ладонь, призывая бравого генерала перекрыть поток своего красноречия. С удивлением Волков обнаружил, что Хранитель Трехмирья, фигура во всех смыслах уникальная, вроде как испытывает перед ними чувство стыда.
– К сожалению, должен вам сообщить, что эксперимент на Гее мы вынуждены... прекратить. К моему сожалению и сожалению Мастермайнда. Ай, вы не знаете, как отреагировал на это Мастермайнд! Он буквально в трауре.
Увидав, какое действие производят на слушателей его слова, Семен стал гораздо серьезнее и даже нахмурился.
– Мне очень неприятно сообщать вам это. В случае вашего дальнейшего пребывания на Гее грядет обвал энтропии всей системы... всей триады.
– Что это значит? – первым опомнился Волков.
– Порядок победит Хаос, – медленно, словно переваривая сообщение, произнес Ростислав Каманин, – это означает, что из течения истории уберется элемент случайности. А такое статус-кво против законов развития мира: как открытых, так и еще не открытых. Добро! Но почему тогда эксперимент вообще решено было проводить?
Хранитель сгорбился, и на мгновение всем удалось увидеть в этой согбенной фигуре тысячелетнего старика, что несет от сотворения мира тяжкий груз забот и нерешенных проблем.
– Об этом никто не думал, – признался он, – мы не рассматривали ситуацию под таким углом. Мне очень стыдно признаться, но мы с Мастермайндом действовали под влиянием азарта. Азарт же в наших делах неуместен.
Инга откинулась на спинку кресла и мягко произнесла:
– Это всего лишь доказывает, что вы не идеальны. Совершать ошибки – свойство, присущее только живым высокоорганизованным существам. Мне очень жаль покидать Гею... но выбора, кажется, у нас нет?
– Совсем нет, – подтвердил Хранитель, – я прошу вас собраться к ужину в Большой столовой, а сейчас мне нужно, чтобы остались генерал Волков и Ростислав Каманин – обсудить некоторые сверхважные дела.
Инга встала первой. Иннокентий подошел к ней и глупо улыбнулся:
– Как десять лет назад. Вниз по лестнице, вниз – до упора!
– Что? – ужаснулась женщина. – Это было целых десять лет назад? Сколько же мне лет?
Лютиков сложил губы трубочкой и нараспев произнес:
– Ваша красота, мадемуазель, времени неподвластна!
– Шура, прекратите! – отмахнулась от него Инга. – Ребята, пошли.
Шесть человек из восьми сделали движение к двери, но затем обернулись. За столом молчаливыми изваяниями застыли фигуры Хранителя, Волкова и Каманина. Анжела попыталась улыбнуться – рот скривила гримаса.
– Удачи вам, мыслители!
Идущий последним Булдаков прикрыл дверь кабинета.
– Тихо, идет операция, – грустно сказал он, – попытка реанимирования реальности.
Хранитель молча поднялся и подошел к белоснежной стене.
– Наглядное пособие для строителей мироздания, – хмыкнул он, – взгляните, господа!
Волков и Каманин подняли глаза. Свет в кабинете стал не столь ярким, а на стене проступило изображение.
– Триада Гея – Земля – Унтерзонне, – ткнул пальцем в три пересекающие друг друга окружности Хранитель, – в центре – область с устойчивой энтропией. Своим вмешательством мы растянули эту область до такого состояния, что едва не угробили понятие неопределенности.
– Сам додумался? – иронично поинтересовался Волков. Хранитель, казалось, на иронию генерала не обратил никакого внимания, но закусил губу.
– Если бы сам! – зло сказал он. – Прибыл Корректировщик из Верхней Сферы и ткнул меня мордой в это непотребство! Все дела на Гее нужно свернуть немедленно, пока триаду вообще не списали в утиль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37