— Так это Хэнреган. Я надеялся, что нам не доведется встретиться.
Хэнреган обернулся и плюнул в сторону водителя.
— Я думал, Мэри Райс освещает предвыборную кампанию для «Ньюсбилл».
— Мэри — мышка, — пояснила Фредди. — Хэнреган — крыса.
— Привет, Эрбатнот, — Хэнреган даже не кивнул Фредди, лишь искоса глянул на нее. — В последнее время удалось потрахаться с козлами?
— Как приятно засвидетельствовать вашу физическую и моральную деградацию, Хэнреган, — отпарировала Фредди. — Сколько часов жизни дают вам сейчас врачи?
Хэнреган не выпускал из рук ни чемодана, ни пишущей машинки. И дрожал всем телом в тонком пальто. Одутловатое, нездорового цвета лицо пламенело прыщами. Меж желтыми зубами чернели прогалины. Одежду он, похоже, не снимал целый месяц.
— Никогда, никогда не пользуйтесь туалетным сидением после того, как на нем посидел Хэнреган, — посоветовала Фредди Флетчу.
Хэнреган рассмеялся.
— А где этот болван Флетчер?
— Я — болван, — ответил Флетч. Хэнреган закрыл рот, безуспешно попытался вдохнуть через нос, вновь открыл рот.
— О, какое счастье. Этот молокосос еще и не пользуется туалетом. Ему вполне хватает горшка, — и, подняв голову, уставился на Флетча налитыми кровью глазами, каждый из которых буквально сочился злобой. — Юноша, вы попали в передрягу.
— Это почему? — поинтересовался Флетч.
— Потому что теперь вам придется иметь дело с Хэнреганом.
— Ваши статьи отвратительны, — порадовал его Флетч.
— Раньше-то вы имели дело с котятами, которые лишь мяукали, требуя своей доли.
— Мяу, — мяукнул Флетч.
— С этой минуты вы работаете на меня. Да так, что пар повалит столбом.
— Что вам нужно, Хэнреган?
— Интервью с вашим кандидатом. И немедленно.
— Немедленно не получится.
— Тогда сегодня. На три часа. Я хочу задать ему несколько вопросов.
— Насчет чего?
— Насчет убитых «телок», — рявкнул Хэнреган. — В Чикаго и вчерашней. Жестоко избитых женщин, которых ваш кандидат оставляет за собой.
— Должно быть, электроника в «Ньюсбилл» не хуже, чем в «Ньюсуорлд», — обратился Флетч к Фредди.
— Наши машины на знают таких замысловатых слов, которыми радуют читателя репортеры «Ньюсбилл», — ответила Фредди.
— Эй, Хэнреган, — вновь повернулся к нему Флетч, — дело-то уже закрыто. Хэнреган сощурился.
— Правда?
— Да. Час тому назад полиция арестовала Мэри Райс. Вашего же репортера. Из «Ньюсбилл».
— Ерунда.
— Он не обманывает, Хэнреган. Мы все знаем, что репортеры «Ньюсбилл» идут на все ради сенсации. На этот раз Мэри попалась.
— Полиция знает, что убийца — Мэри, потому что она оставила на месте преступления блокнот другого журналиста, — добавил Флетч.
У Хэнрегана покраснела даже шея.
— Вы знаете, сколько у меня читателей? — прокричал он.
— Да, — кивнула Фредди. — Все неграмотные Америки читают «Ньюсбилл».
— Они тоже голосуют, — напомнил ей Хэнреган.
— А жаль, — вздохнул Флетч.
— Я требую интервью с вашим кандидатом, — продолжил Хэнреган. — И довольно болтовни.
— Сомневаюсь, что кандидат сможет выделить для вас хоть минуту, Хэнреган.
— Это еще почему? — Хэнреган шагнул к автобусу. — Вы организуете мне это интервью, а не то завтра «Ньюсбилл» сообщит своим читателям, что губернатор Кэкстон Уилер отказывается отвечать на вопросы о двух убийствах, напрямую связанных с его избирательной кампанией.
— Именно так и напишите, Хэнрегаи, — Флетч поднялся на две ступеньки, намереваясь зайти в автобус. Пусть читатели впервые услышат от вас правду.
Глава 9
— Вот послушайте, — доктор Том разлегся на кро вати в комнате отдыха кандидата, занимающей хвостовую часть автобуса. Он читал книгу «Теория Дарвина: старо, как мир». — «Тысячи лет нам говорили, что coвершенство недостижимо, но достойно стремления к нему. Теперь же, в пост-фрейдистскую эру, нам говорят, что недостижимо уже естественное состояние, но к нему тоже надо стремиться. В первом случае мы можем обрести идеал, во втором — посредственность», — доктор положил раскрытую книгу себе на грудь. — Чем я могу вам помочь?
— Хочу задать пару вопросов, — прежде чем войти, Флетч постучал, получил ответ: «Войдите, раз уж вам надо», — а переступив порог, сел на один из удобных вращающихся стульев.
Говорил доктор Том медленно, нарочито растягивая слова.
— Тот, кто пытается держать прессу в узде, может получить от меня все, что пожелает: отравляющий газ, огнеметы, автоматы, гранаты. Если у меня не найдется требуемого, я достану сей предмет незамедлительно.
— Сейчас я заказал бы что-нибудь из вашего арсенала, — признался Флетч. — Только что познакомился с Майклом Джи. Хэнреганом, из «Ньюсбилл».
— Репортеры — вымирающие особи, — покивал доктор Том. — Их эволюция остановилась на низшей стадии. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть, как они ходят, принюхиваясь к земле. Я, пожалуй, посоветую кандидату, что в дальнейшем прессой должен ведать департамент внутренних дел. Тем самым вымирание будет гарантировано.
— Нам необходима свободная пресса, — возразил Флетч.
— Вы действительно так думаете? Ни любимый вид спорта американцев — политика, ни любимая их еда — булочки с сосиской, нe выдержат объективного анализа. Если выставить напоказ закулисную кухню политики или рассказать читателям, из чего делаются эти булочки с сосисками, американцев вывернет наизнанку, а избирательные участки они будут обходить за милю.
— Вы и против материнства?
Доктор Том постучал ногтем по лежащей на груди книге.
— На шкале эволюции женщина и птица, разумеется, не знают равных, — он откашлялся. — Потому-то мужчины и изобрели телефонную связь.
— Как я понимаю, вы одним из первых оказались у тела Элис Элизабет Шилдз?
— Да.
— Что вы можете мне сказать?
— А с чего столь нездоровое любопытство?
— Фредерика Эрбатнот и Майкл Джи. Хэнреган сидят в автобусе прессы не для того, чтобы подсчитывать голоса избирателей. Они — криминальные репортеры.
— Однако. И преступник, возможно, один из нас?
— Вполне вероятно.
— И вы хотели бы получить необходимую информацию раньше, чем они, чтобы затем подать ее в нужном ракурсе.
— Да еще так, чтобы они этого не заметили.
Доктор Том внимательно разглядывал потолок.
— А полиция этим не занимается? Или они глянули на среднестатистический процент раскрываемости убийств и решили, что портить его не стоит? А потому ограничились взиманием штрафов за стоянку в неположенном месте, где их успехи существенно выше?
— Убийства слишком уж разнесены территориально. Разные юрисдикции. Мы живем в благословенной стране, не имеющей государственной полиции.
— О, да. Дабы гарантировать поимку лишь мелкой рыбешки, не имеющей возможности переплыть границу штата.
— Расскажите мне о том, что произошло прошлой ночью.
— Я сидел в баре. Вошел коридорный… а может, швейцар. Поначалу я даже не понял, то ли он ищет ответственное лицо, скажем, управляющего мотелем, то ли просто хочет выпить. И произнес сдавленным голосом: «Кто-то прыгнул с крыши. Она голая».
— Так и сказал?
— Я, конечно, не помню всего того, что вчера вечером говорилось в баре о сенаторе Аптоне, сенаторе Грейвзе, Ближнем Востоке и «Вашингтон пост», но эти слова отложились в моей памяти. Тем более, что их смысл дошел до меня не сразу.
— Что вы делали в тот самый момент?
— Беседовал с Фенеллой Бейкер и Бетси Гинзберг. Ранее говорил с Биллом Дикманном, но он, кажется, уже ушел. Кто там еще был? Несколько бизнесменов, пьющих в одиночку. Громкоголосые, болтливые водители-дальнобойщики, готовые говорить с кем угодно и о чем угодно. Обычная компания для бара рядового мотеля.
— Это все?
— Все, что я могу вспомнить. Потом, после приезда и отбытия «скорой помощи», в бар потянулись репортеры. Некоторые пришли в пальто, наброшенном на пижаму.
— Расскажите мне о женщине. Вы осмотрели ее?
— Благодаря большому числу судебных исков к врачам, мы, как вы знаете, не стремимся в те места, куда побоится идти даже дурак. Разумеется, если бы мне попался лежащий на тротуаре адвокат, я бы с удовольствием прошел прямо по его физиономии.
— Вы не любите и адвокатов?
— Адвокатов не любят даже их матери. Если провести опрос общественного мнения, наверняка выяснится, что среди различных групп населения наивысший процент выступающих за легализацию абортов — у матерей адвокатов.
Флетч отметил, что речь доктора обладает гипнотическим эффектом.
— Проходя через вестибюль, вы столкнулись с губернатором Уилером?
— Нет. С губернатором я увиделся лишь ночью, в его «люксе».
— Укладывали его спать.
— Укладывал его спать. У тела женщины стояла хорошо одетая пара. Мужчина как раз снимал пальто, чтобы прикрыть тело. Я попросил его этого не делать. Потому что хотел осмотреть ее.
— Она еще жила?
— Нет. Смерть наступила мгновенно при ее соприкосновении с асфальтом.
— Не раньше?
— Думаю, что нет. Она приземлилась на голову, сломала себе шею, затем упала на спину.
— Вы видели доказательства того, что ее жестоко избили, прежде чем она упала или ее скинули вниз?
— Синяки на лице. Левый глаз заплыл. Кровь, струящаяся из носа и губ. Два выбитых передних зуба. Два или три сломанных ребра. Кровоподтеки на груди и животе.
— Коронер объявил сегодня утром, что ее не изнасиловали.
— Так какой же мотив? Ограбление? Кто-то позарился на ее одежду? Разумеется, избиение молодой женщины предполагает изнасилование.
— Пока вы ее осматривали, собралась толпа?
— Небольшая толпа. Главным образом, журналисты.
— Вы помните, кто там был?
— Я окинул их взглядом, чтобы убедиться, что детей среди присутствующих нет. Была Эрбатнот. Весьма симпатичная дама. Фенелла Бейкер пришла из бара вместе со мной. О ее красоте или отсутствии оной распространяться не будем. Стоял кто-то еще. Но помогал мне лишь один водитель грузовика.
— Как я понимаю, погибшую вы видели раньше.
— Да. Встречал ее несколько последних дней. То в лифте, то в вестибюле мотеля.
— А почему вы обратили на нее внимание?
— Потому что она неизменно оказывалась в том же мотеле, что и мы, хотя не имела никакого отношения к предвыборной кампании. Правда, один раз она завтракала с Бетси Гинзберг.
— Вы видели ее с мужчинами?
— Нет. Похоже, она ехала одна в маленьком двухдверном «фольксвагене».
Взревел двигатель. И тут же автобус тронулся с места.
— Эй! — Флетч вскочил. — Мне же нужно в другой автобус!
Доктор Том закрыл книгу.
— А мне пора освобождать кровать хозяину, — и сел.
Флетч протер запотевшее окно.
Губернатор Уилер открыл дверь комнаты отдыха, на ходу снимая красно-черную клетчатую куртку.
— Как жизнь? — спросил он находящихся в комнате мужчин.
— Сколько чашечек кофе вы выпили? — ответил вопросом на вопрос доктор Том.
— Всего лишь две. Но черного, — кандидат хитро улыбнулся, словно ему удалось кого-то провести.
— Тогда не вините меня, если у вас начнется бессонница.
— А что мне делать? Каждый раз просить сгущенного молока? Эти парни не могут без кофеина.
В двери возник Уолш.
— Сегодня утром Вик Роббинс слетел с моста в Пенсильвании. Погиб.
— Понятно, — губернатор повесил куртку на плечики. — Вот уж кто был настоящим кудесником. Я сделал заявление?
— Да.
— Послал венок?
— Пошлешь, как только мы будем знать, куда. И теперь в Уинслоу тебе нужно сказать что-то важное и значительное, чтобы попасть в вечерние выпуски новостей. Этот несчастный случай будет смотреться с телевизионного экрана.
— Естественно. И что я скажу?
— Фил и Пол стараются что-нибудь придумать.
— Каковы результаты?
— Расходы Пентагона.
— Черт, да о них говорят все, начиная с Эйзенхауэра. Только ему хватило ума упомянуть их в прощальной речи.
Уолш скрылся за дверью.
— Вам что-нибудь нужно, Кэкстон? — подал голос доктор Том.
— Да. Трансплантация мозга. Иди. И не возвращайся, пока не отыщешь подходящую голову.
Флетч последовал за доктором Томом.
— Останьтесь, Флетч, — остановил его губернатор. — Думаю, нам пора познакомиться поближе.
Глава 10
— Такое впечатление, что мы все — одна шайка, не так ли? — хохотнул губернатор Уилер, когда за доктором Томом закрылась дверь. — Гибнет один из главных помощников конкурента, а мы заказываем венок еще до того, как узнаем, куда его послать, — он опустился на стул, с которого только что встал Флетч, и указал тому на кровать. — В американской политике всего понемногуг тут и спорт, и показ мод, и загородный отдых, и деловые переговоры, — он наклонился, чтобы развязать шнурки башмаков. — Задавайте вопросы.
— Какие?
— Спрашивайте, о чем вашей дуще угодно. Человека легче узнать по вопросам, а не ответам. Кто это сказал?
— Вы, только что.
— Неплохой, однако, афоризм.
— Вопрос у меня простой.
— Валяйте.
— Почему вы хотите стать президентом Соединенных Штатов?
— У меня особого желания нет, — кандидат уже снял обувь и теперь менял носки. — Да вот миссис Уилер хочет быть Первой леди Соединенных Штатов, улыбаясь, он посмотрел на Флетча. — Чего вы так удивляетесь? Большинство мужчин стараются ублажить своих жен, не правда ли? Знаете ли, после десяти, пятнадцати лет работы многие подали бы в отставку и предпочли удить рыбку, если б жены не продолжали толкать их вперед и вверх. Или вы придерживаетесь иного мнения?
— Не знаю, что и сказать.
— Никогда не были женаты?
— Раз или два.
— Ясно, — губернатор переменил носки, надел башмаки, завязал шнурки, откинулся на спинку вращающегося стула. — Так вот, миссис Уилер принимала самое активное участие в двух избирательных кампаниях по моим выборам в палату представителей, в трех — на пост губернатора. Она много и с большой пользой для дела трудилась как в Вашингтоне, так и в столице штата. Карьеру делал не только я, но и она. Для себя, пять или шесть лет назад, я почувствовал, что имею шанс стать президентом, а потому сознательно двинулся в этом направлении. Я — политик, потому и венчать мой жизненный путь должно президентство. Так почему же не попытаться?
— То есть у вас нет твердой убежденности…
Губернатор заулыбался.
— Американский народ не ждет от своего президента твердой убежденности. Принципиальные люди опасны. Они неспособны править демократическим обществом, потому что не приемлют компромиссов. Люди, которые не могут поступиться принципами, сажают всех несогласных с ними в тюрьму. А потом могут взорвать мир. Вы этого не хотите, не правда ли?
— Может, я имею в виду не столь жесткие принципы.
— Насколько же они должны быть жесткими?
— В принципе…
— Послушайте, Флетч, государство — это хорошо отлаженная бюрократическая машина. Президент — дверная ручка, а бюрократия — сама дверь. Ручкой пользуются, чтобы открыть или закрыть дверь, поставить ее так или эдак. Но дверь, она остается дверью.
— И все эти разговоры насчет самого высокого поста в стране…
— Черт, самый высокий пост в стране — учительская кафедра. Учителя — единственные, кто отличается от всех остальных.
— Так почему вы не учитель?
— Дидактика, но не догма, вот основной принцип настоящего политика. Кто это сказал?
— Кроме вас, больше некому.
— Президент Соединенных Штатов должен быть хорошим администратором. Я — хороший администратор. Как, я надеюсь, и другие господа, поставившие перед собой ту же цель, что и я.
— И вам без разницы, кто победит?
— Мне — да. Но не миссис Уилер, — кандидат рассмеялся. — После моей последней фразы у вас глаза вылезли из орбит.
— Я удивлен.
— Но вы же не хотите, чтобы президентом стал честолюбец?
— Все зависит от того, куда направлено его честолюбие.
— Нет, я такой же, как и соседские парни. Получу работу, которую доверят мне люди, и буду ее выполнять.
— Похоже, вы морочите мне голову. Кэкстон Уилер рассмеялся.
— Возможно. Теперь моя очередь?
— Конечно. Какая очередь?
— Задавать вопросы.
— А я знаю ответы?
— Мы уговорились прошлой ночью, что я беру вас на эту работу с одним условием — выдвигать новые идеи. И перед тем, как заснуть, я все гадал, а какие же у вас идеи?
— Вы предъявляете ко мне высокие требования.
— Иногда можно узнать человека и по его ответам.
— Губернатор, я не думаю, что вас интересует политическая доктрина Ирвина Мориса Флетчера, шута и бумагомараки.
— Наоборот, еще как интересует. Я готов выслушать политическую доктрину любого. Рано или поздно мы набредем на что-нибудь ценное.
— Ладно, выкладываю, — Флетч глубоко вдохнул, но ничего не сказал.
Губернатор рассмеялся.
— Вывел вас на чистую воду, так?
— Нет, сэр.
— Тогда говорите. И забудьте о благоговейном ужасе. Я всего лишь один из тех, кто включился в гонку.
— Ладно, — Флетч вновь замолчал.
— Ладно, так ладно.
— Ладно, — в третий раз повторил Флетч и тут же выпалил. — Идеологии никогда не удастся создать мир равенства. Это под силу лишь техническому прогрессу.
— Поздравляю.
Флетч молчал.
В маленькой комнатке в хвостовой части автобуса кандидат пристально вглядывался в лицо Флетча.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20