– возмутилась Лика. – Они сами! А этот Альберт Михайлович, старый хрыч, вообще прилип как банный лист, весь курорт проходу не давал! Кто их уводил-то?! Да они на Эльку и не смотрели!
– То-то и оно, – победно заключила Марго.
– Сама виновата, – надулась Лика, – не надо было всех встречных и поперечных про свои контакты с инопланетянами грузить.
– Отсюда, и поподробней, пожалуйста, – громко вмешалась я.
Очень было бы интересно послушать, как Эля с инопланетянами встречалась. Если Гаврилова была не в своем уме на момент заключения брака с Никитой, это может резко изменить всю картину. Во-первых, ее брак с гражданином Шерером в этом случае следует признать недействительным.
Во-вторых, если брак недействителен, то и наследства Никите не полагается. И, в-третьих, если Никите наследства не полагается, а все Гавриловы померли, то их имущество должно отойти к государству. Вот я посочувствую Василию Петровичу Домовому, если чиновники узнают о свалившейся им в руки половине «Оргсинтеза»!
– Это тема, кстати, – закатила глаза Маргоша, вытащила из лежавшей на туалетном столике сумочки сигарету и плюхнулась на кровать. – Рассказываю, special for you Special for you (англ.) – специально для вас.
. Они ей похудеть помогли. Элька до прошлого года была чисто булка. Ляхи вот такие! А фитнесом ей заняться было лень. Кстати, никогда не видела человека, которому настолько все в падлу. Кроме учебы, что странно. Она на физмате обитала. Целыми днями чертит, считает. И вдруг пропала. В универ не ходит, больше нигде не появляется. Через два месяца нарисовалась. Скелет! Я запытала сразу. Колись, мол, жир отсасывала или колеса какие хавала? Элька долго телилась, но я добила. Сгори – отпад, чисто сайнс-фикшн!
– Что? – не поняла я.
– Как же тебе объяснить-то по-русски? Книжки всякие, типа, как в закрытых лабораториях выращивают всякую фигню.
– Научная беллетристика? – догадалась я.
– Белле… что?
Слава богу, Римма Захаровна, моя незабвенная «русичка», этого не слышит! Старушка так боролась за чистоту родной речи. Ей в страшном сне не мог привидеться Маргошин «спич».
– Ладно, проехали, – Мирзоян продолжила, – короче, слушайте и наслаждайтесь. Элькина история похудания. Как-то не могла она уснуть. Ни с того ни с сего, измена пальцы крутит, стрема, будто мента переехала! Никогда, говорит, с ней раньше такого не было. Смотрит по сторонам, понять не может, чего ей так глючно. И тут просекает, что лунный свет проходит не через все окно, как обычно положено, а только через открытую форточку. Причем не прямо падает, а наискось, прямо к ее кровати. Элька чуть не завизжала. Думала, мы, уроды, ей кактуса в чай насыпали.
– Кактуса? В чай? На фиг? – оторопела Лика.
– Одна чува в Мексику каталась загорать. Притаранила оттуда сушеный кактус. Съедаешь ленд, и целый день все вокруг зеленое. Типа, галлюциноген. Прикольно, к вечеру только задалбьшать начинает. В общем, Элька решила, что мы ей этот кактус в чай подложили. Она зеленые чаи все гоняла. Мол, для мозгов полезно. Мало чая, думаю, пила. Короче, представляете, сидит Гаврилова на кровати и понимает: а свет, в натуре, глючный. Жидкий. И по этой зеленой, типа, речке, к ней медленно приближается кораблик. Наподобие тех, что в бутылки сувенирные запихивают. Элька подумала, точно с кактуса болтает, и на нас обиделась. Успокоилась, смотрит, что дальше будет. Тут из этого кораблика вылезли инопланетяне. Мелкие, как блохи. Самый главный ей говорит: мы с планеты такой-то, прилетели добывать из тебя жир. Для нас, мол, ваш жир то же самое, что для вас нефть. Короче, вся эта толпа ломанулась Эльке в нос и уши. Она на следующий день проснулась, позвонила мне, устроила скандал. Я тогда, кстати, обалдела. Нормально? С утра звонок! Про кактус, про чай! Ладно, не суть. В общем, Элька, поимев мои уши, пошла в ванную и взвесилась. Она по утрам всегда это делает. Взвесилась и охренела – минус три кило! Задумалась. Стремно стало. И с чего-то ее поперло, что вся лажа с корабликом – правда. Депресняк крутой навалился! Представляете, сидеть целыми днями и думать, что внутри инопланетяне добывают твой жир? Короче, прошло два месяца – Элька преобразилась. Был XL, стал XS. – Чего? – опять не поняла я.
– Был пятьдесят второй размер, стал тридцать восьмой, – пояснила Марго. – И как-то ночью смотрит Элька, – опять тот же глючный свет. Инопланетяне из нее вылезли, поблагодарили и улетели. Гаврилова после этого к уфологам и подалась, в общак их записываться.
– Шизофренический шуб, – вспомнила я из курса общей психиатрии, который нам читали на пятом курсе.
Большинство людей уверены, что человек с психическим расстройством непременно должен биться в судорогах и пускать слюни. Причем без перерыва. От установления диагноза – до гробовой доски. Совсем нет. По всей видимости, Эля Гаврилова, научным языком выражаясь, «носила шизоидный радикал». Девушка была аутичной, неохотно общалась. Патологическая лень, о которой говорит Маргоша, тоже один из симптомов, называется – абулия. Косвенные признаки: нарушенное чувство гармонии, цвета и пропорции. Это проявилось в несуразном подборе одежды. А математика, как известно, для шизофреников, как свеча для ночных мотыльков. Декарт, Лейбниц, Гаусс, Лобачевский обладали тем же радикалом, что и Эля. Именно он и обеспечил им выдающиеся способности к абстрактным построениям. Если не случится ничего такого, что активизирует радикал, нормальное состояние не нарушится. Но сильный стресс, резкое нарушение гормонального баланса и тому подобные вещи способны активизировать спящую болезнь. Острое состояние, в котором начинаются галлюцинации, бредовые идеи и прочие «прелести», называется «шизофренический шуб». Если обстановка вокруг благоприятная, субъект может выйти из него как ни в чем не бывало. Если же нет – болезнь начнет развиваться.
– Да, на шизу похоже, – согласилась со мной Мирзоян, которой, могу спорить, общей психиатрии не преподавали. – Вы бы видели остальных!
– Кого остальных? – я насторожилась.
– Да уфологов этих! Им постоянно такая хрень является. Как-то раз Элька меня к ним затащила. Жуть. Странно только, знаете что?
– Что?
– Ну обычно, глюки у всех свои. Но когда Эльку, типа, похищали, это видели пятьдесят человек! Целая уфологическая, блин, конференция. Съехались двинутые, докладывали кто, где, сколько тарелок видел. В общем, мрак. Но видели они все одно и то же! Возник светящийся шар, голос позвал Элю, неведомая сила потащила ее к шару, она вроде сопротивляться пыталась, но эта фигня ее схавала и пропала. Все одно и то же рассказывают! Один перец даже сфотографировал. Только там не понятно ни хрена. Один большой световой глюк.
– Где эту фотографию можно увидеть?! – я заерзала на месте.
– У папы, он ее выкупил, – задумчиво ответила Лика, – бешеные бабуленции, кстати, отдал. Уфологи оказались заточенные.
– Ха! Еще бы! – дернула ногой Мирзоян. – Они же основной гешефт имеют с торговли такой хренью.
– Интересно, – подумала я вслух, – а Никита знал о том, что у Эли есть отклонения?
– Вряд ли, – покачала головой Лика. – Он к этому ее увлечению, как к обычной придури относился. И к уфологам этим вместе с ней таскался. Журналы ей выписывал всякие, переводил статьи… Если бы знал, что у нее шизофрения, – не стал бы потакать.
«А вот и ошибаешься, – подумала я. – Очень часто родственники больного сами включаются в его бред. Когда я работала на „скорой“, у нас была санитарка Люба. Ее муж, эпидемиолог, терроризировал всю семью страхом перед вирусами и бактериями. Утверждал, что эти зловредные микроорганизмы под воздействием радиации давным-давно мутировали и превратились в микроубийц. Дескать, истинная причина рака – это домашняя пыль. В результате Люба и две дочери добросовестно стерилизовали уличную обувь над паром, производили влажную уборку дважды в день и выслушивали нудные нотации каждый раз, когда глава семейства, залезая белой перчаткой под ванную или под кровать, обнаруживал там следы грязи. Долгие годы семья обслуживала папину мезофобию, навязчивый страх перед грязью, вместо того чтобы спровадить его на прием к психиатру».
– Слушай, – Маргоша заискивающе посмотрела на Лику и покачала носком ноги, – у тебя теплого ничего нет? Может, шуба какая надоела?
– Есть одна, – кивнула Домовая, – только она немодная.
– Это жаль, – вздохнула Мирзоян. – Но кто ж сейчас бедной студентке новую модную шубу отдаст? Перевелись на Руси меценаты…
Мы плавно перетекли в гардеробную. Пока Лика искала в необъятных шкафах надоевшую шубу, я снова выглянула в окно. Внимание мое привлекли предметы, вылетающие откуда-то сверху и звонко бьющиеся о газон.
– Что это? – спросила я у горничной.
– По всей видимости, – ровным, без тени эмоций, голосом ответила та, взглянув на осколки, – коллекция копилок. Я узнаю ее по цветочкам на черепках.
– Папа выкинул свою коллекцию копилок? – оживилась Лика, выглянув из шкафа. – Совсем дело плохо. Надо Борису Яковлевичу звонить. Представляете, Александра Александровна, он, в смысле папа, не Борис Яковлевич, в последнее время начал вещи из окон вышвыривать. Вчера мобильниками кидался, позавчера – бутылками.
– Мобильниками?! – Маргоша возмущенно фыркнула. – Лучше бы раздал… А че это его так колбасит?
Лика не успела ответить. В дверь влетел высокий чернявый субъект, нездоровой худобы. Одет он был в радужно-полосатые вельветовые брюки, бархатный бадлон и ботинки с узкими длинными носами.
– Лика! Ну сколько можно! – театрально возмутился он. – Второй раз ты вычеркиваешь стаю голубей! Неужели снова объяснять, что сейчас модно сразу после венчания выпускать стаю белых голубей! Я, лучший церемониймейстер, готовлю свадьбу, и ты, как дура, выйдешь без голубей! Я не могу так рисковать своей репутацией! И потом, я их уже заказал! Голуби будут! Только не надо возражать! Представь себе – ты с Никитой выходишь из церкви, маленькие девочки сыплют тебе под ноги лепестки белых роз, гости ликуют, а в небо взмывает стая белоснежных голубков и…
– И все в дерьме, – подвела итог неромантичная Марго.
Субъект сложил руки на груди и укоризненно уставился на Мирзоян.
– Тебя кто спрашивает? Скажи мне, кого интересует твое дилетантское мнение? Я, – товарищ показал на свою впалую рахитичную грудь длинным узловатым пальцем, – устраивал свадьбу Наташи Ветлицкой! Она выходила замуж девятый раз! И может высказывать свое мнение, а ты нет!
– Познакомьтесь, – обратилась ко мне Лика, – это Жорж.
– Церемониймейстер, – щелкнул каблуками тот и поклонился.
– А это Александра Александровна Ворошилова, мой преподаватель хороших манер, – представила меня Лика.
– О! – Жорж обошел меня кругом. – О! Домовая, ты выросла в моих глазах! Я, честно признаться, давно хотел подбросить эту мысль, но мне было лень объяснять, зачем тебе хорошие манеры. Александра Александровна, в таком случае я бы хотел немедленно обратиться к вам за консультацией, вы позволите?
Церемониймейстер, не дожидаясь ответа, ухватил меня под локоть и начал прогуливать туда-сюда вдоль гардеробной.
– Чрезвычайный интерес и горячие споры вызывает вопрос салфеток. Я утверждаю, что бумажные салфетки в любом исполнении – это моветон. А полотняные салфетки тяжелы, их затруднительно перевозить. К примеру, во время фуршета во дворце бракосочетания – бумажные салфетки были бы удобны, или на венчальном пикнике. Но на торжественном ужине уместны только полотняные салфетки. И все же, с точки зрения эксперта, пролейте свет на этот вопрос. Возможно ли применение бумажных салфеток?
– Гхм!
Я приняла вид ученой гусыни и, заложив руки за спину, изрекла:
– Видите ли, Жорж. Правила хорошего тона – не догма. По сути – они созданы для того, чтобы обеспечить легкость и изящество процесса жизни. Наши предки пользовались полотняными салфетками, потому что технология производства бумажных отсутствовала. Посему можно заключить, что использование салфеток из древесной целлюлозы в тех случаях, когда это удобно и эстетично, отнюдь не моветон.
– Хм… – Жорж принял глубокомысленный вид и приложил палец ко лбу. – Вы так считаете?
– Определенно.
Секунду мы с Жоржем смотрели друг на друга с самыми серьезными лицами.
– Какой бред! – всплеснула руками Марго.
Жорж возмущенно топнул ногой и с писком «И-и-и!» принялся легонько колотить ладошками по ее широкому костистому плечу.
– Ненавижу, ненавижу! Гнусная стерва, убийца прекрасного!
Мирзоян со смехом отпихивала церемониймейстера. Тот не унимался. Наконец девушка разозлилась и, схватив Жоржа за шкирку, дала ему пинка под зад.
– Я расцениваю это как сексуальное домогательство, – заявил тот, скрестил руки на груди и отвернулся. – Жду извинений!
– Пожалуйста, – Марго вытянула свою худющую, костяную ходулю и влепила Жоржу еще один пинок.
Тот развернулся с непередаваемой экспрессией возмущения.
– Это нельзя! Это совершенно невозможно! Домовая, тебе придется оплатить это унижение! Я нанят для устройства свадьбы, а не для того, чтобы меня публично унижали! Ты меня слушаешь? Анжелика, сделай милость, выйди из шкафа, когда я с тобой разговариваю! Александра Александровна, – обиженный Жорж повернулся ко мне и заломил руки, – ну скажите хоть вы! Разве это вежливо, говорить с человеком из шкафа?
– Скажите, Жорж, – обратилась я к нему, – а свадьбу Эли Гавриловой не вы случайно организовывали?
– Естественно, нет! – церемониймейстер моментально прекратил драться с Марго. – Я не имел к этому фарсу ни малейшего отношения! То, что невеста была в красном платье, – это еще можно понять и простить! Но весь ужас, который творился дальше! Нет уж, увольте.
– Что за ужас? – я уселась на пуфик, не в состоянии больше держать спину идеально ровной. Хорошая осанка требует очень сильных мышц, а у меня таковые отсутствуют.
– Ну, во-первых, эти пчелы. Целый рой индийских пчел-убийц! Должно быть, у какого-нибудь фермера рой поделился, а он, дурак, и не заметил. Хорошо, что на свадьбу пригласили директора «Атриум-фильма». Тот, по чистой случайности, вез в багажнике дымовые шашки. Вообще идея справлять главный праздник в жизни на природе – идиотская от начала до конца.
Причем не в парке, а в глухом лесу! Мы же не в Калифорнии обитаем! Мадам Гавриловой на платье упала гадюка. Это, во-вторых, прошу заметить. Она едва не поседела. Опять же на счастье, у нее от шока случился паралич, и она не смогла даже пальцем шевельнуть! Змея уползла, не причинив ей никакого вреда. В-третьих, фейерверк. Ну кто так устраивает фейерверки? Если бы не я, от Шурика Гаврилова не осталось бы и зубов!
– Шурик – Элин брат, – пояснила Лика, – там с пиротехникой чего-то перемудрили. Установили на манер противопехотных мин. Заряд человека может разорвать в клочья. Шурка уже ногу занес, но, слава богу, Жорж его на руки подхватил.
– Зачем? – не поняла я.
Марго прыснула со смеху. Жорж густо покраснел.
– Не вижу в этом ничего смешного! Я, между прочим, до сих пор не оправился от потери! – он сделал вид, что смахивает слезу. – Если бы не упрямство Александра, он до сих пор… – церемониймейстер молитвенно сложил руки и всхлипнул, – был бы жив!
– Шурик поехал с Гришей нырять у большого кораллового рифа. Жоржику это не понравилось, он был сильно против, – изложила суть трагедии Мирзоян, – но Гаврилов-младший был такой же упертый, как и дядя Леня. Чем больше возражают, тем сильнее ему хочется.
– Так что, получается, все родственники Эли могли погибнуть на ее свадьбе?! И это никому не показалось странным?! – у меня глаза на лоб полезли.
Учитывая круг общения Домовых и Гавриловых, охраны на этом празднике жизни, как пить дать было больше, чем гостей!
– Любая самодеятельность потенциально опасна, – назидательно изрек Жорж. – Идиотизм – явление вредное, но, к сожалению, не наказуемое.
– А иногда и высокооплачиваемое, – протянула Мирзоян, разглядывая свои ногти. – Не будем показывать пальцем.
Неизвестно, чем бы закончилась перепалка между ними, но в дверь вошел Бекетов.
– Все приглашаются обедать, – холодным чеканным голосом объявил он и вышел. Я удивленно посмотрела на часы – половина двенадцатого. Интересно, во сколько же в этом доме завтракают?
Столовая в доме Василия Петровича напоминала конференц-зал. Длинный стол не сосчитать на сколько персон. Огромный камин, из которого немилосердно дуло. Если Домовой сидит на самом почетном месте – у него должно быть перманентное ОРЗ. Двое официантов ставили приборы. Очевидно, планировалось семь человек. Лика, Марго, Жорж, я и сам Василий Петрович – это пять. Кто остальные двое – пока загадка.
Мы расселись, меня впихнули по левую руку от хозяина. Я положила салфетку на колени, и тут мне на плечо легла тяжелая рука. В этот момент я поняла, что чувствовал Дон Жуан, когда его приобнял Командор. Василий Петрович Домовой, переодевшийся в костюм, уселся во главе стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
– То-то и оно, – победно заключила Марго.
– Сама виновата, – надулась Лика, – не надо было всех встречных и поперечных про свои контакты с инопланетянами грузить.
– Отсюда, и поподробней, пожалуйста, – громко вмешалась я.
Очень было бы интересно послушать, как Эля с инопланетянами встречалась. Если Гаврилова была не в своем уме на момент заключения брака с Никитой, это может резко изменить всю картину. Во-первых, ее брак с гражданином Шерером в этом случае следует признать недействительным.
Во-вторых, если брак недействителен, то и наследства Никите не полагается. И, в-третьих, если Никите наследства не полагается, а все Гавриловы померли, то их имущество должно отойти к государству. Вот я посочувствую Василию Петровичу Домовому, если чиновники узнают о свалившейся им в руки половине «Оргсинтеза»!
– Это тема, кстати, – закатила глаза Маргоша, вытащила из лежавшей на туалетном столике сумочки сигарету и плюхнулась на кровать. – Рассказываю, special for you Special for you (англ.) – специально для вас.
. Они ей похудеть помогли. Элька до прошлого года была чисто булка. Ляхи вот такие! А фитнесом ей заняться было лень. Кстати, никогда не видела человека, которому настолько все в падлу. Кроме учебы, что странно. Она на физмате обитала. Целыми днями чертит, считает. И вдруг пропала. В универ не ходит, больше нигде не появляется. Через два месяца нарисовалась. Скелет! Я запытала сразу. Колись, мол, жир отсасывала или колеса какие хавала? Элька долго телилась, но я добила. Сгори – отпад, чисто сайнс-фикшн!
– Что? – не поняла я.
– Как же тебе объяснить-то по-русски? Книжки всякие, типа, как в закрытых лабораториях выращивают всякую фигню.
– Научная беллетристика? – догадалась я.
– Белле… что?
Слава богу, Римма Захаровна, моя незабвенная «русичка», этого не слышит! Старушка так боролась за чистоту родной речи. Ей в страшном сне не мог привидеться Маргошин «спич».
– Ладно, проехали, – Мирзоян продолжила, – короче, слушайте и наслаждайтесь. Элькина история похудания. Как-то не могла она уснуть. Ни с того ни с сего, измена пальцы крутит, стрема, будто мента переехала! Никогда, говорит, с ней раньше такого не было. Смотрит по сторонам, понять не может, чего ей так глючно. И тут просекает, что лунный свет проходит не через все окно, как обычно положено, а только через открытую форточку. Причем не прямо падает, а наискось, прямо к ее кровати. Элька чуть не завизжала. Думала, мы, уроды, ей кактуса в чай насыпали.
– Кактуса? В чай? На фиг? – оторопела Лика.
– Одна чува в Мексику каталась загорать. Притаранила оттуда сушеный кактус. Съедаешь ленд, и целый день все вокруг зеленое. Типа, галлюциноген. Прикольно, к вечеру только задалбьшать начинает. В общем, Элька решила, что мы ей этот кактус в чай подложили. Она зеленые чаи все гоняла. Мол, для мозгов полезно. Мало чая, думаю, пила. Короче, представляете, сидит Гаврилова на кровати и понимает: а свет, в натуре, глючный. Жидкий. И по этой зеленой, типа, речке, к ней медленно приближается кораблик. Наподобие тех, что в бутылки сувенирные запихивают. Элька подумала, точно с кактуса болтает, и на нас обиделась. Успокоилась, смотрит, что дальше будет. Тут из этого кораблика вылезли инопланетяне. Мелкие, как блохи. Самый главный ей говорит: мы с планеты такой-то, прилетели добывать из тебя жир. Для нас, мол, ваш жир то же самое, что для вас нефть. Короче, вся эта толпа ломанулась Эльке в нос и уши. Она на следующий день проснулась, позвонила мне, устроила скандал. Я тогда, кстати, обалдела. Нормально? С утра звонок! Про кактус, про чай! Ладно, не суть. В общем, Элька, поимев мои уши, пошла в ванную и взвесилась. Она по утрам всегда это делает. Взвесилась и охренела – минус три кило! Задумалась. Стремно стало. И с чего-то ее поперло, что вся лажа с корабликом – правда. Депресняк крутой навалился! Представляете, сидеть целыми днями и думать, что внутри инопланетяне добывают твой жир? Короче, прошло два месяца – Элька преобразилась. Был XL, стал XS. – Чего? – опять не поняла я.
– Был пятьдесят второй размер, стал тридцать восьмой, – пояснила Марго. – И как-то ночью смотрит Элька, – опять тот же глючный свет. Инопланетяне из нее вылезли, поблагодарили и улетели. Гаврилова после этого к уфологам и подалась, в общак их записываться.
– Шизофренический шуб, – вспомнила я из курса общей психиатрии, который нам читали на пятом курсе.
Большинство людей уверены, что человек с психическим расстройством непременно должен биться в судорогах и пускать слюни. Причем без перерыва. От установления диагноза – до гробовой доски. Совсем нет. По всей видимости, Эля Гаврилова, научным языком выражаясь, «носила шизоидный радикал». Девушка была аутичной, неохотно общалась. Патологическая лень, о которой говорит Маргоша, тоже один из симптомов, называется – абулия. Косвенные признаки: нарушенное чувство гармонии, цвета и пропорции. Это проявилось в несуразном подборе одежды. А математика, как известно, для шизофреников, как свеча для ночных мотыльков. Декарт, Лейбниц, Гаусс, Лобачевский обладали тем же радикалом, что и Эля. Именно он и обеспечил им выдающиеся способности к абстрактным построениям. Если не случится ничего такого, что активизирует радикал, нормальное состояние не нарушится. Но сильный стресс, резкое нарушение гормонального баланса и тому подобные вещи способны активизировать спящую болезнь. Острое состояние, в котором начинаются галлюцинации, бредовые идеи и прочие «прелести», называется «шизофренический шуб». Если обстановка вокруг благоприятная, субъект может выйти из него как ни в чем не бывало. Если же нет – болезнь начнет развиваться.
– Да, на шизу похоже, – согласилась со мной Мирзоян, которой, могу спорить, общей психиатрии не преподавали. – Вы бы видели остальных!
– Кого остальных? – я насторожилась.
– Да уфологов этих! Им постоянно такая хрень является. Как-то раз Элька меня к ним затащила. Жуть. Странно только, знаете что?
– Что?
– Ну обычно, глюки у всех свои. Но когда Эльку, типа, похищали, это видели пятьдесят человек! Целая уфологическая, блин, конференция. Съехались двинутые, докладывали кто, где, сколько тарелок видел. В общем, мрак. Но видели они все одно и то же! Возник светящийся шар, голос позвал Элю, неведомая сила потащила ее к шару, она вроде сопротивляться пыталась, но эта фигня ее схавала и пропала. Все одно и то же рассказывают! Один перец даже сфотографировал. Только там не понятно ни хрена. Один большой световой глюк.
– Где эту фотографию можно увидеть?! – я заерзала на месте.
– У папы, он ее выкупил, – задумчиво ответила Лика, – бешеные бабуленции, кстати, отдал. Уфологи оказались заточенные.
– Ха! Еще бы! – дернула ногой Мирзоян. – Они же основной гешефт имеют с торговли такой хренью.
– Интересно, – подумала я вслух, – а Никита знал о том, что у Эли есть отклонения?
– Вряд ли, – покачала головой Лика. – Он к этому ее увлечению, как к обычной придури относился. И к уфологам этим вместе с ней таскался. Журналы ей выписывал всякие, переводил статьи… Если бы знал, что у нее шизофрения, – не стал бы потакать.
«А вот и ошибаешься, – подумала я. – Очень часто родственники больного сами включаются в его бред. Когда я работала на „скорой“, у нас была санитарка Люба. Ее муж, эпидемиолог, терроризировал всю семью страхом перед вирусами и бактериями. Утверждал, что эти зловредные микроорганизмы под воздействием радиации давным-давно мутировали и превратились в микроубийц. Дескать, истинная причина рака – это домашняя пыль. В результате Люба и две дочери добросовестно стерилизовали уличную обувь над паром, производили влажную уборку дважды в день и выслушивали нудные нотации каждый раз, когда глава семейства, залезая белой перчаткой под ванную или под кровать, обнаруживал там следы грязи. Долгие годы семья обслуживала папину мезофобию, навязчивый страх перед грязью, вместо того чтобы спровадить его на прием к психиатру».
– Слушай, – Маргоша заискивающе посмотрела на Лику и покачала носком ноги, – у тебя теплого ничего нет? Может, шуба какая надоела?
– Есть одна, – кивнула Домовая, – только она немодная.
– Это жаль, – вздохнула Мирзоян. – Но кто ж сейчас бедной студентке новую модную шубу отдаст? Перевелись на Руси меценаты…
Мы плавно перетекли в гардеробную. Пока Лика искала в необъятных шкафах надоевшую шубу, я снова выглянула в окно. Внимание мое привлекли предметы, вылетающие откуда-то сверху и звонко бьющиеся о газон.
– Что это? – спросила я у горничной.
– По всей видимости, – ровным, без тени эмоций, голосом ответила та, взглянув на осколки, – коллекция копилок. Я узнаю ее по цветочкам на черепках.
– Папа выкинул свою коллекцию копилок? – оживилась Лика, выглянув из шкафа. – Совсем дело плохо. Надо Борису Яковлевичу звонить. Представляете, Александра Александровна, он, в смысле папа, не Борис Яковлевич, в последнее время начал вещи из окон вышвыривать. Вчера мобильниками кидался, позавчера – бутылками.
– Мобильниками?! – Маргоша возмущенно фыркнула. – Лучше бы раздал… А че это его так колбасит?
Лика не успела ответить. В дверь влетел высокий чернявый субъект, нездоровой худобы. Одет он был в радужно-полосатые вельветовые брюки, бархатный бадлон и ботинки с узкими длинными носами.
– Лика! Ну сколько можно! – театрально возмутился он. – Второй раз ты вычеркиваешь стаю голубей! Неужели снова объяснять, что сейчас модно сразу после венчания выпускать стаю белых голубей! Я, лучший церемониймейстер, готовлю свадьбу, и ты, как дура, выйдешь без голубей! Я не могу так рисковать своей репутацией! И потом, я их уже заказал! Голуби будут! Только не надо возражать! Представь себе – ты с Никитой выходишь из церкви, маленькие девочки сыплют тебе под ноги лепестки белых роз, гости ликуют, а в небо взмывает стая белоснежных голубков и…
– И все в дерьме, – подвела итог неромантичная Марго.
Субъект сложил руки на груди и укоризненно уставился на Мирзоян.
– Тебя кто спрашивает? Скажи мне, кого интересует твое дилетантское мнение? Я, – товарищ показал на свою впалую рахитичную грудь длинным узловатым пальцем, – устраивал свадьбу Наташи Ветлицкой! Она выходила замуж девятый раз! И может высказывать свое мнение, а ты нет!
– Познакомьтесь, – обратилась ко мне Лика, – это Жорж.
– Церемониймейстер, – щелкнул каблуками тот и поклонился.
– А это Александра Александровна Ворошилова, мой преподаватель хороших манер, – представила меня Лика.
– О! – Жорж обошел меня кругом. – О! Домовая, ты выросла в моих глазах! Я, честно признаться, давно хотел подбросить эту мысль, но мне было лень объяснять, зачем тебе хорошие манеры. Александра Александровна, в таком случае я бы хотел немедленно обратиться к вам за консультацией, вы позволите?
Церемониймейстер, не дожидаясь ответа, ухватил меня под локоть и начал прогуливать туда-сюда вдоль гардеробной.
– Чрезвычайный интерес и горячие споры вызывает вопрос салфеток. Я утверждаю, что бумажные салфетки в любом исполнении – это моветон. А полотняные салфетки тяжелы, их затруднительно перевозить. К примеру, во время фуршета во дворце бракосочетания – бумажные салфетки были бы удобны, или на венчальном пикнике. Но на торжественном ужине уместны только полотняные салфетки. И все же, с точки зрения эксперта, пролейте свет на этот вопрос. Возможно ли применение бумажных салфеток?
– Гхм!
Я приняла вид ученой гусыни и, заложив руки за спину, изрекла:
– Видите ли, Жорж. Правила хорошего тона – не догма. По сути – они созданы для того, чтобы обеспечить легкость и изящество процесса жизни. Наши предки пользовались полотняными салфетками, потому что технология производства бумажных отсутствовала. Посему можно заключить, что использование салфеток из древесной целлюлозы в тех случаях, когда это удобно и эстетично, отнюдь не моветон.
– Хм… – Жорж принял глубокомысленный вид и приложил палец ко лбу. – Вы так считаете?
– Определенно.
Секунду мы с Жоржем смотрели друг на друга с самыми серьезными лицами.
– Какой бред! – всплеснула руками Марго.
Жорж возмущенно топнул ногой и с писком «И-и-и!» принялся легонько колотить ладошками по ее широкому костистому плечу.
– Ненавижу, ненавижу! Гнусная стерва, убийца прекрасного!
Мирзоян со смехом отпихивала церемониймейстера. Тот не унимался. Наконец девушка разозлилась и, схватив Жоржа за шкирку, дала ему пинка под зад.
– Я расцениваю это как сексуальное домогательство, – заявил тот, скрестил руки на груди и отвернулся. – Жду извинений!
– Пожалуйста, – Марго вытянула свою худющую, костяную ходулю и влепила Жоржу еще один пинок.
Тот развернулся с непередаваемой экспрессией возмущения.
– Это нельзя! Это совершенно невозможно! Домовая, тебе придется оплатить это унижение! Я нанят для устройства свадьбы, а не для того, чтобы меня публично унижали! Ты меня слушаешь? Анжелика, сделай милость, выйди из шкафа, когда я с тобой разговариваю! Александра Александровна, – обиженный Жорж повернулся ко мне и заломил руки, – ну скажите хоть вы! Разве это вежливо, говорить с человеком из шкафа?
– Скажите, Жорж, – обратилась я к нему, – а свадьбу Эли Гавриловой не вы случайно организовывали?
– Естественно, нет! – церемониймейстер моментально прекратил драться с Марго. – Я не имел к этому фарсу ни малейшего отношения! То, что невеста была в красном платье, – это еще можно понять и простить! Но весь ужас, который творился дальше! Нет уж, увольте.
– Что за ужас? – я уселась на пуфик, не в состоянии больше держать спину идеально ровной. Хорошая осанка требует очень сильных мышц, а у меня таковые отсутствуют.
– Ну, во-первых, эти пчелы. Целый рой индийских пчел-убийц! Должно быть, у какого-нибудь фермера рой поделился, а он, дурак, и не заметил. Хорошо, что на свадьбу пригласили директора «Атриум-фильма». Тот, по чистой случайности, вез в багажнике дымовые шашки. Вообще идея справлять главный праздник в жизни на природе – идиотская от начала до конца.
Причем не в парке, а в глухом лесу! Мы же не в Калифорнии обитаем! Мадам Гавриловой на платье упала гадюка. Это, во-вторых, прошу заметить. Она едва не поседела. Опять же на счастье, у нее от шока случился паралич, и она не смогла даже пальцем шевельнуть! Змея уползла, не причинив ей никакого вреда. В-третьих, фейерверк. Ну кто так устраивает фейерверки? Если бы не я, от Шурика Гаврилова не осталось бы и зубов!
– Шурик – Элин брат, – пояснила Лика, – там с пиротехникой чего-то перемудрили. Установили на манер противопехотных мин. Заряд человека может разорвать в клочья. Шурка уже ногу занес, но, слава богу, Жорж его на руки подхватил.
– Зачем? – не поняла я.
Марго прыснула со смеху. Жорж густо покраснел.
– Не вижу в этом ничего смешного! Я, между прочим, до сих пор не оправился от потери! – он сделал вид, что смахивает слезу. – Если бы не упрямство Александра, он до сих пор… – церемониймейстер молитвенно сложил руки и всхлипнул, – был бы жив!
– Шурик поехал с Гришей нырять у большого кораллового рифа. Жоржику это не понравилось, он был сильно против, – изложила суть трагедии Мирзоян, – но Гаврилов-младший был такой же упертый, как и дядя Леня. Чем больше возражают, тем сильнее ему хочется.
– Так что, получается, все родственники Эли могли погибнуть на ее свадьбе?! И это никому не показалось странным?! – у меня глаза на лоб полезли.
Учитывая круг общения Домовых и Гавриловых, охраны на этом празднике жизни, как пить дать было больше, чем гостей!
– Любая самодеятельность потенциально опасна, – назидательно изрек Жорж. – Идиотизм – явление вредное, но, к сожалению, не наказуемое.
– А иногда и высокооплачиваемое, – протянула Мирзоян, разглядывая свои ногти. – Не будем показывать пальцем.
Неизвестно, чем бы закончилась перепалка между ними, но в дверь вошел Бекетов.
– Все приглашаются обедать, – холодным чеканным голосом объявил он и вышел. Я удивленно посмотрела на часы – половина двенадцатого. Интересно, во сколько же в этом доме завтракают?
Столовая в доме Василия Петровича напоминала конференц-зал. Длинный стол не сосчитать на сколько персон. Огромный камин, из которого немилосердно дуло. Если Домовой сидит на самом почетном месте – у него должно быть перманентное ОРЗ. Двое официантов ставили приборы. Очевидно, планировалось семь человек. Лика, Марго, Жорж, я и сам Василий Петрович – это пять. Кто остальные двое – пока загадка.
Мы расселись, меня впихнули по левую руку от хозяина. Я положила салфетку на колени, и тут мне на плечо легла тяжелая рука. В этот момент я поняла, что чувствовал Дон Жуан, когда его приобнял Командор. Василий Петрович Домовой, переодевшийся в костюм, уселся во главе стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22