И он стал вспоминать.
«Ну, например, есть такой термин: „мамонтовая фауна“. Это что? Точнее – кто? Сейчас, сейчас». Ага: мамонт, овцебык, пещерный медведь (что, тот самый?!), олень северный, олень большерогий, шерстистый носорог, бизон, лошадь, волк, песец, заяц и так далее. Да, еще в учебнике было что-то про совсем нехорошего зверя, кажется, «пещерный лев» называется. Только он не лев и не тигр, а нечто среднее, но о-очень большое и свирепое (так вот чьи следы я видел на водопое!). Ну, собственно, всё логично: раз есть травоядные, значит, должны быть и хищники. И конечно, в природе всё по ранжиру – большому охотнику большую добычу. Мамонтов и носорогов едят эти самые тигрольвы, бизонов и оленей – волки, а всякую мелочь, соответственно, песцы и лисы и... собаки. Появилась эта веселая компания, кажется, пятьдесят тысяч лет назад, а вымерла около десяти-одиннадцати тысяч лет назад. Примерно в это время на юге бурными темпами начало развиваться производящее (сельское) хозяйство. Что-то тогда странное произошло в мире, науке не вполне понятное: ледник стал быстро таять, климат как бы потеплел, но при этом масса мамонтов оказалась заживо погребенной в вечной мерзлоте. Они там до сих пор лежат почти свеженькие».
Попутно Семен вспомнил массу интересного о выделке шкур (очень трудоемко!) и сухожилий. Это была, безусловно, ценная информация, но пока бесполезная, так как никаких шкур у него не было. Правда, один раз он чуть не заполучил шкуру, точнее – шкурку.
В прибрежных зарослях мелькнул заяц, и Семен мысленно позвал его: «Куда бежишь, длинноухий? Иди лучше ко мне. Иди сюда, серый! Иди, иди, не бойся, не бойся, иди, маленький!» Он примерно с полминуты посылал свой призыв в адрес куста (очень зайчатины захотелось), и, что самое удивительное, зверек как бы послушался – показалась мордочка с прижатыми ушами! Обмирая от страха, припадая на лапы, явно помимо своей воли, зверек стал медленно продвигаться в сторону человека. Это настолько изумило Семена, что он ослабил свой «призыв» и начал шарить вокруг в поисках походящего камня. Заяц мгновенно понял его злые намерения и исчез.
«Однако! – озадаченно почесал тогда затылок Семен. – Может быть, я, как библейский Адам, стал понимать голоса зверей и птиц?! Точнее – они меня? Хотя, с другой стороны, кажется, и я кое-какие заячьи мыслишки уловил, только они оказались совсем куцые: „Ой! Что это?! Ой, как страшно! Зачем он зовет меня?! Ой!“ Мда-а-а... „Философских“ объяснений всему этому может быть, пожалуй, целых три: либо я схожу с ума, либо в условиях „информационного голода“ раскрепощаются скрытые возможности мозга, либо (самое вероятное!) Стив со своей машиной что-то мне повредил в башке. Кстати, теперь вспоминается, что он тогда нес про перегрузку коры головного мозга, которой случиться не может ни в коем случае. Почему не может, мне не вспомнить, потому что в момент рассказа я отвлекся на что-то, а вот возможные последствия... Как это будет по-русски? Ага, ага... Попросту говоря: смерть, безумие или некие „функциональные изменения непатологического типа“... Ну, ладно, придется смириться, ведь лечить меня всё равно некому. Будем надеяться, что хуже не станет».
В целом водоплавающая конструкция вела себя прилично, ею даже удавалось немного управлять при помощи шеста. Неприятным оказалось то, что, когда Семен влез на бревна, они погрузились почти полностью и ноги оказались в воде. Пришлось разуться и плыть босиком. Часа через два Семен понял, что был неправ: ноги замерзли настолько, что потеряли чувствительность, и возникла реальная угроза свалиться в воду. Нужно было причаливать и отогреваться.
Для стоянки он выбрал довольно обширную галечную косу, отделенную от зарослей левого берега неширокой протокой. Семен посадил плот на мель и, то и дело оступаясь на камнях непослушными ногами, принялся собирать сушняк для костра. Деревянного мусора тут валялось довольно мало, и пришлось изрядно помотаться туда-сюда. В конце концов он натаскал приличную кучу дров и целую охапку сухой травы, чтобы не возиться с растопкой. Предчувствуя удовольствие, он уже собрался чиркнуть зажигалкой, но... остановил себя.
«А ведь эта штука может выйти из строя в любой момент. Газа в ней, конечно, еще много, но это ничего не значит: такие зажигалки далеко не всегда доживают до опустошения баллончика. Может сломаться колесико, кончиться кремень, испортиться клапан... Да что угодно, и я сразу останусь без огня! Ну, добыть-то, допустим, его в конце концов удастся, но это очень хлопотно, а в сырую погоду, пожалуй, и невозможно. Может, стоит пока воздержаться? Да и ноги, кажется, уже согрелись...»
Семен обулся, опустился на корточки и надолго задумался, пытаясь припомнить какую-то важную мысль, которая мелькнула у него в голове, пока он бегал за дровами. Наконец вспомнил и произнес вслух:
– Да, Сема! Это дело ответственное, важное, можно даже сказать, судьбоносное!
И отправился бродить по косе, высматривая подходящие камни.
Но таковых не было или почти не было. Ему требовались кремень, агат, халцедон, яшма, обсидиан или, на худой конец, кварцит. В гальке же преобладали осадочные породы, хотя присутствовало немало и вулканогенных с порфировой или полнокристаллической структурой. Наибольший интерес представляли довольно редкие, хорошо обкатанные обломки глубоко метаморфизованных (измененных под действием высоких температур и давлений) пород, у которых при раскалывании вполне мог оказаться «раковистый излом». Все перспективные находки Семен складывал возле несостоявшегося костра. В конце концов он решил, что сырья ему хватит надолго и можно приступать к работе.
В свое время ему довелось листать несколько книжек, в которых описывались орудия каменного века и технология их изготовления. Он даже слова некоторые запомнил: нуклеус, ядрище, отщеп, ударник, ретушь... В целом же данная тема интереса у него никогда не вызывала: он не археолог, а в жизни всё это уж всяко не пригодится. И вот, пожалуйста...
Собственно говоря, что ему нужно? Нож есть, но он не вечен. Впрочем, можно предположить, что этот инструмент переживет своего хозяина. Нужно нечто типа топора. Без него, конечно, обходиться можно, но это создает изрядный дискомфорт. Второе: нужны сколки, которые можно было бы использовать в качестве наконечников для чего-то вроде гарпуна или копья. Это, правда, пока не так актуально, как топор или рубило.
Свою фундаментальную ошибку, допущенную при изготовлении рогожи, Семен решил не повторять: он не станет никуда торопиться, а будет работать медленно и упорно, пока не получит нужный результат. Вообще-то камней он переколол на своем веку немало, но, во-первых, он это делал при помощи геологического молотка, а во-вторых, задачи у него тогда были совсем другие.
Семен постелил на камни траву, приготовленную им для растопки, уселся на нее, скрестив «по-турецки» ноги, взял в одну руку камень, в другую – другой камень и ударил...
Примерно часа через два Семен, взбешенный тем, что уже третий раз подряд попал по одному и тому же пальцу, запулил каменюкой в ближайший валун, торчащий из гальки. Каменюка раскололась. Семен встал и собрал осколки – часть из них оказалась вполне перспективной. «Ага, – вспомнил он, – кажется, это и есть самая древняя технология изготовления каменных орудий».
...Потом он опять сидел на своей подстилке и пытался вести более тонкую обработку заготовок. Летели осколки и искры, с пальцев капала кровь...
В какой-то момент до Семена дошло, что он давно уже чувствует запах дыма, причем какого-то противного дыма. Он оторвался от своего занятия и стал озираться по сторонам. Решительно ничего горящего он вокруг не увидел и недоуменно пожал плечами: «Померещилось? Нюхательная галлюцинация?» А запах становился всё сильнее. Кончилось дело тем, что Семен, ощутив сильную боль в области икроножной мышцы, вскочил на ноги. И всё понял.
Его подстилка тлела, а на штанине зияла дыра размером с кулак.
Терять время было нельзя, и он шагнул в воду прямо в ботинках. Подул легкий ветерок, и над дымящейся травой на берегу показалось пламя. «И раздувать не надо, – мрачно констатировал Семен. – Поздравляю сам себя: каменный топор еще не сделал, но огонь уже добыл. Ай да я!»
К тому времени, когда Семен привел себя в порядок, стало заметно, что день, собственно говоря, уже кончается. Плыть дальше уже поздновато – есть риск не найти до темноты подходящее место, которое опять же надо будет оборудовать для ночлега – костер там, то-сё... И главное, есть-то что?!
Семен безрадостно осмотрел результаты своих трудов и решил продолжить процесс завтра, а сегодня озаботиться едой и ночлегом, точнее – дровами, которых тут не густо.
Обследование ближайших отмелей результатов не принесло – любимые ракушки здесь водились в очень малом количестве. Правда, на берегу он подобрал двух улиток размером с кулак. В центре косы росли какие-то жиденькие кустики, и в них обнаружилось гнездо с тремя яйцами чуть крупнее перепелиных. Это, конечно, было лучше, чем ничего, но... В общем, Семен горько жалел, что не удосужился запастись пищей на предыдущей стоянке.
Пока он собирал дрова на ночь, улитки умудрились перевернуться и пуститься в бегство. Одну Семен поймал, а другая исчезла – и это было обидно до слез!
Вечер выдался удивительно теплым и тихим, но Семен сидел у костра и не мог ни любоваться природой, ни размышлять о «возвышенном» – он хотел есть. Он не поленился испечь яйца неизвестной птицы, а не выпил их сырыми, так как знал, что сырой белок не создает ощущения сытости. Без малейшей брезгливости съел подваренную в «собственном соку» улитку. Но этого было безобразно мало. Он сидел и внушал себе, что это еще далеко не настоящий голод, что на самом деле он может вообще не есть дня два, прежде чем начнет терять силы. Что ему пора отвыкать от ежедневного питания и уж тем более от трехразового. И вообще, надо всего лишь пережить эту ночь, а потом, как говорится, будет день – будет и пища... Только всё это не помогало – он хотел есть.
В конце концов ему надоело бороться с самим собой, и он пробормотал: «Ладно, питекантропы не сдаются! – потом горестно вздохнул и добавил: – Потому что не умеют».
На всякий случай он связал сразу три пучка подходящих палочек и даже смог подобрать подходящую рогульку с черенком длиной метра полтора. После этого он разделся догола, поджег первый «факел» и полез в воду.
Пучок почти догорел, когда он обнаружил наконец первого рака. Ему удалось довольно ловко прижать его к дну рогулькой, после чего немедленно встала проблема: а как его взять, если обе руки заняты? В конце концов Семен решил расстаться с факелом, но в темноте рак умудрился как-то вывернуться и убежать. Плюясь и ругаясь, раколов вылез на берег и пошел к костру греться.
«Может, и правда надо сначала думать, а потом прыгать? Подумаешь тут, как же, когда жрать охота!» Впрочем, новая идея осенила его даже раньше, чем высохла вода на теле, – плот!
На одном из концов плота (ни носа, ни кормы у него, конечно, не было) он плотно уложил поперек бревен самые толстые палки, которые нашлись в его дровяных запасах. Сверху он соорудил кучку из сушняка помельче. Потом кое-как спихнул свое плавсредство с отмели и отбуксировал его в протоку. Там он поджег дрова и пустил плот дрейфовать вдоль берега, благо течение здесь было совсем слабым. Сам же побрел рядом по колено в воде, всматриваясь в освещенное дно.
Дело пошло значительно лучше: к тому времени, как плот ткнулся в отмель у дальнего конца косы, на бревнах лежали два рака, три ракушки и целых четыре улитки. Попутно Семен чуть не поймал довольно приличную рыбу, но она, конечно, выскользнула из-под рогульки.
«Питекантропы не сдаются!» – самодовольно заявил Семен, сбросил в воду недогоревшие палки, забрал добычу и отправился обратно к костру. Возвращение плота в основное русло он решил отложить на утро.
Поедая печеных раков, он вспоминал свою возню с рыбой, а также тот факт, что на глубине он пару раз видел рыбок посолидней. Сколько ни убеждал он себя, что речная рыба – никудышная еда, но добыть ее хотелось. Кроме того, изловив «щучку» килограммов на десять, можно, наверное, пару дней о еде не заботиться. Но как?
«Ну, допустим, можно изобразить нечто вроде деревянного крючка, но нет ничего, чем можно было бы заменить леску – не лыком же? Сделать деревянную „кошку“ из рогулек? Получится громоздкое сооружение, даже если рыбу и зацепишь, то не вытащишь – сорвется. И опять-таки, нужна веревка. Деревянный гарпун? Допустим, сделать его удастся. И что? Бить рыбу в бок наискосок? Вряд ли – тут нужно гарпунное ружье или нечто вроде лука. Сверху с плота, оказавшись над ней? Что-то сомнительно... Палка в любом случае будет не слишком острой, а спина у рыбы, как известно, округлая. Таким способом, наверное, только камбалу приколоть ко дну можно. Тогда что? Острога? Трезубец? А из чего? Ну-ка, ну-ка...
Вот, помнится, на второй производственной практике пошли мы с ребятами на рыбалку. От лагеря недалеко – всего-то километров пятнадцать-двадцать. А там протока – небольшая такая, мелкая, и по этой протоке прет на нерест кета. Хорошая кета – некоторые самцы до метра в длину. Только нам от них никакой радости – нам в основном икра нужна. Сетка у нас маленькая была, самодельная, вот мы с ней по этой протоке туда-сюда и мотались. А недалеко от берега располагалось небольшое стойбище местных пастухов – эвенов. Их еще ламутами называют. Они нас видели, мы – их, но тревожить не стали – у всех свои дела. Только их, наверное, любопытство разобрало – подходят к нам несколько ребятишек и две женщины:
– Вы чего это делаете?
– Да вот рыбу ловим. Не получается только.
– Так вам рыба нужна?! Сейчас поймаем!
У женщин в руках трехметровые палки с какой-то фигней на концах. Ну, вылезаем мы к ним на берег, смотрим, что дальше будет. Тетка в воду пальцем показывает и спрашивает:
– Вам какую: вон ту или эту?
– Нам бы самочек...
– Так бы сразу и сказали!
Тетка палку концом в воду опускает – чпок! И тащит кетину килограмма на четыре! На берег сбрасывает и следующую – чпок!
Приспособления у них на палках были незатейливые – типа гарпуна со съемным наконечником. Только этот наконечник имел вид крюка на коротком ремешке. А крюки у них были сделаны из остро заточенных двухсотмиллиметровых гвоздей.
Сделать нечто подобное, наверное, можно, – решил Семен. – Вместо гвоздя – деревянную рогульку, а вместо ремешка – шнурок от ботинка. И щуку в бок – чпок!»
Засыпал он сытым и почти счастливым. Тем более что перед сном ему пришла в голову еще одна мудрая мысль. Зря он, наверное, чуть ли не целый день колол камни. Точнее, колол-то не зря – кое-чему научился. Но цель была выбрана не та, а может быть, неправильно сформулирована задача. Он пытался изобразить инструмент, которым можно было бы работать как металлическим топором. Нечто подобное тому, что он видел на картинках. Но то, что он тогда рассматривал в книжках, относилось к КОНЦУ каменного века, к неолиту, когда каменная индустрия достигла своего расцвета, когда сформировалась сеть торговых путей, по которым подходящий материал растаскивался по всему свету. А до этого? До этого десятки тысяч лет люди обходились более простыми приспособлениями, изготовленными из подручных материалов. И работали они ими ИНАЧЕ. «Как заострить палку, если строгать нечем? Надо скоблить. Как свалить дерево, если нечем рубить? Ударами рубила размочаливать волокна и рвать их зазубренным краем. Короче: учиться, учиться и еще раз учиться, Семен Николаевич!»
Глава 3
Утро, как известно, добрым не бывает. В отличие от вечера, с которым это иногда случается. Данное конкретное утро добрым не было тем более. Семен лежал у потухшего костра на символической подстилке из всякого мусора. Спал он в одежде и ботинках (распустив шнурки, конечно), завернувшись в рогожу. Это было противно: он мог по пальцам пересчитать все случаи в своей жизни, когда ему приходилось спать не раздеваясь. Он гордился тем, что имеет принципы, которыми не может поступиться. Их, правда, было немного. Во-первых, утренняя чистка зубов, даже если для этого придется проламывать лед в ручье. Во-вторых, завтрак – плотный и основательный. Пусть городские пижоны ограничиваются чашечкой кофе, потому что пища утром в них не лезет, а для него день начинается с еды! В-третьих, никогда не спать в одежде, даже если спальный мешок «пионерский», а температура вокруг гораздо ниже нуля. Одеждой можно накрыться сверху, подложить ее под себя или, наконец, затолкать ее в тот же спальник, но снять ее нужно обязательно! И в-четвертых, никогда не ночевать под открытым небом, потому что это вернейший способ накликать непогоду. Соблюдение этих правил всегда давало Семену очень важное ощущение, что всё-таки он господствует над обстоятельствами, а не они над ним.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Каменный век - 1. Род волка'
1 2 3 4 5 6 7
«Ну, например, есть такой термин: „мамонтовая фауна“. Это что? Точнее – кто? Сейчас, сейчас». Ага: мамонт, овцебык, пещерный медведь (что, тот самый?!), олень северный, олень большерогий, шерстистый носорог, бизон, лошадь, волк, песец, заяц и так далее. Да, еще в учебнике было что-то про совсем нехорошего зверя, кажется, «пещерный лев» называется. Только он не лев и не тигр, а нечто среднее, но о-очень большое и свирепое (так вот чьи следы я видел на водопое!). Ну, собственно, всё логично: раз есть травоядные, значит, должны быть и хищники. И конечно, в природе всё по ранжиру – большому охотнику большую добычу. Мамонтов и носорогов едят эти самые тигрольвы, бизонов и оленей – волки, а всякую мелочь, соответственно, песцы и лисы и... собаки. Появилась эта веселая компания, кажется, пятьдесят тысяч лет назад, а вымерла около десяти-одиннадцати тысяч лет назад. Примерно в это время на юге бурными темпами начало развиваться производящее (сельское) хозяйство. Что-то тогда странное произошло в мире, науке не вполне понятное: ледник стал быстро таять, климат как бы потеплел, но при этом масса мамонтов оказалась заживо погребенной в вечной мерзлоте. Они там до сих пор лежат почти свеженькие».
Попутно Семен вспомнил массу интересного о выделке шкур (очень трудоемко!) и сухожилий. Это была, безусловно, ценная информация, но пока бесполезная, так как никаких шкур у него не было. Правда, один раз он чуть не заполучил шкуру, точнее – шкурку.
В прибрежных зарослях мелькнул заяц, и Семен мысленно позвал его: «Куда бежишь, длинноухий? Иди лучше ко мне. Иди сюда, серый! Иди, иди, не бойся, не бойся, иди, маленький!» Он примерно с полминуты посылал свой призыв в адрес куста (очень зайчатины захотелось), и, что самое удивительное, зверек как бы послушался – показалась мордочка с прижатыми ушами! Обмирая от страха, припадая на лапы, явно помимо своей воли, зверек стал медленно продвигаться в сторону человека. Это настолько изумило Семена, что он ослабил свой «призыв» и начал шарить вокруг в поисках походящего камня. Заяц мгновенно понял его злые намерения и исчез.
«Однако! – озадаченно почесал тогда затылок Семен. – Может быть, я, как библейский Адам, стал понимать голоса зверей и птиц?! Точнее – они меня? Хотя, с другой стороны, кажется, и я кое-какие заячьи мыслишки уловил, только они оказались совсем куцые: „Ой! Что это?! Ой, как страшно! Зачем он зовет меня?! Ой!“ Мда-а-а... „Философских“ объяснений всему этому может быть, пожалуй, целых три: либо я схожу с ума, либо в условиях „информационного голода“ раскрепощаются скрытые возможности мозга, либо (самое вероятное!) Стив со своей машиной что-то мне повредил в башке. Кстати, теперь вспоминается, что он тогда нес про перегрузку коры головного мозга, которой случиться не может ни в коем случае. Почему не может, мне не вспомнить, потому что в момент рассказа я отвлекся на что-то, а вот возможные последствия... Как это будет по-русски? Ага, ага... Попросту говоря: смерть, безумие или некие „функциональные изменения непатологического типа“... Ну, ладно, придется смириться, ведь лечить меня всё равно некому. Будем надеяться, что хуже не станет».
В целом водоплавающая конструкция вела себя прилично, ею даже удавалось немного управлять при помощи шеста. Неприятным оказалось то, что, когда Семен влез на бревна, они погрузились почти полностью и ноги оказались в воде. Пришлось разуться и плыть босиком. Часа через два Семен понял, что был неправ: ноги замерзли настолько, что потеряли чувствительность, и возникла реальная угроза свалиться в воду. Нужно было причаливать и отогреваться.
Для стоянки он выбрал довольно обширную галечную косу, отделенную от зарослей левого берега неширокой протокой. Семен посадил плот на мель и, то и дело оступаясь на камнях непослушными ногами, принялся собирать сушняк для костра. Деревянного мусора тут валялось довольно мало, и пришлось изрядно помотаться туда-сюда. В конце концов он натаскал приличную кучу дров и целую охапку сухой травы, чтобы не возиться с растопкой. Предчувствуя удовольствие, он уже собрался чиркнуть зажигалкой, но... остановил себя.
«А ведь эта штука может выйти из строя в любой момент. Газа в ней, конечно, еще много, но это ничего не значит: такие зажигалки далеко не всегда доживают до опустошения баллончика. Может сломаться колесико, кончиться кремень, испортиться клапан... Да что угодно, и я сразу останусь без огня! Ну, добыть-то, допустим, его в конце концов удастся, но это очень хлопотно, а в сырую погоду, пожалуй, и невозможно. Может, стоит пока воздержаться? Да и ноги, кажется, уже согрелись...»
Семен обулся, опустился на корточки и надолго задумался, пытаясь припомнить какую-то важную мысль, которая мелькнула у него в голове, пока он бегал за дровами. Наконец вспомнил и произнес вслух:
– Да, Сема! Это дело ответственное, важное, можно даже сказать, судьбоносное!
И отправился бродить по косе, высматривая подходящие камни.
Но таковых не было или почти не было. Ему требовались кремень, агат, халцедон, яшма, обсидиан или, на худой конец, кварцит. В гальке же преобладали осадочные породы, хотя присутствовало немало и вулканогенных с порфировой или полнокристаллической структурой. Наибольший интерес представляли довольно редкие, хорошо обкатанные обломки глубоко метаморфизованных (измененных под действием высоких температур и давлений) пород, у которых при раскалывании вполне мог оказаться «раковистый излом». Все перспективные находки Семен складывал возле несостоявшегося костра. В конце концов он решил, что сырья ему хватит надолго и можно приступать к работе.
В свое время ему довелось листать несколько книжек, в которых описывались орудия каменного века и технология их изготовления. Он даже слова некоторые запомнил: нуклеус, ядрище, отщеп, ударник, ретушь... В целом же данная тема интереса у него никогда не вызывала: он не археолог, а в жизни всё это уж всяко не пригодится. И вот, пожалуйста...
Собственно говоря, что ему нужно? Нож есть, но он не вечен. Впрочем, можно предположить, что этот инструмент переживет своего хозяина. Нужно нечто типа топора. Без него, конечно, обходиться можно, но это создает изрядный дискомфорт. Второе: нужны сколки, которые можно было бы использовать в качестве наконечников для чего-то вроде гарпуна или копья. Это, правда, пока не так актуально, как топор или рубило.
Свою фундаментальную ошибку, допущенную при изготовлении рогожи, Семен решил не повторять: он не станет никуда торопиться, а будет работать медленно и упорно, пока не получит нужный результат. Вообще-то камней он переколол на своем веку немало, но, во-первых, он это делал при помощи геологического молотка, а во-вторых, задачи у него тогда были совсем другие.
Семен постелил на камни траву, приготовленную им для растопки, уселся на нее, скрестив «по-турецки» ноги, взял в одну руку камень, в другую – другой камень и ударил...
Примерно часа через два Семен, взбешенный тем, что уже третий раз подряд попал по одному и тому же пальцу, запулил каменюкой в ближайший валун, торчащий из гальки. Каменюка раскололась. Семен встал и собрал осколки – часть из них оказалась вполне перспективной. «Ага, – вспомнил он, – кажется, это и есть самая древняя технология изготовления каменных орудий».
...Потом он опять сидел на своей подстилке и пытался вести более тонкую обработку заготовок. Летели осколки и искры, с пальцев капала кровь...
В какой-то момент до Семена дошло, что он давно уже чувствует запах дыма, причем какого-то противного дыма. Он оторвался от своего занятия и стал озираться по сторонам. Решительно ничего горящего он вокруг не увидел и недоуменно пожал плечами: «Померещилось? Нюхательная галлюцинация?» А запах становился всё сильнее. Кончилось дело тем, что Семен, ощутив сильную боль в области икроножной мышцы, вскочил на ноги. И всё понял.
Его подстилка тлела, а на штанине зияла дыра размером с кулак.
Терять время было нельзя, и он шагнул в воду прямо в ботинках. Подул легкий ветерок, и над дымящейся травой на берегу показалось пламя. «И раздувать не надо, – мрачно констатировал Семен. – Поздравляю сам себя: каменный топор еще не сделал, но огонь уже добыл. Ай да я!»
К тому времени, когда Семен привел себя в порядок, стало заметно, что день, собственно говоря, уже кончается. Плыть дальше уже поздновато – есть риск не найти до темноты подходящее место, которое опять же надо будет оборудовать для ночлега – костер там, то-сё... И главное, есть-то что?!
Семен безрадостно осмотрел результаты своих трудов и решил продолжить процесс завтра, а сегодня озаботиться едой и ночлегом, точнее – дровами, которых тут не густо.
Обследование ближайших отмелей результатов не принесло – любимые ракушки здесь водились в очень малом количестве. Правда, на берегу он подобрал двух улиток размером с кулак. В центре косы росли какие-то жиденькие кустики, и в них обнаружилось гнездо с тремя яйцами чуть крупнее перепелиных. Это, конечно, было лучше, чем ничего, но... В общем, Семен горько жалел, что не удосужился запастись пищей на предыдущей стоянке.
Пока он собирал дрова на ночь, улитки умудрились перевернуться и пуститься в бегство. Одну Семен поймал, а другая исчезла – и это было обидно до слез!
Вечер выдался удивительно теплым и тихим, но Семен сидел у костра и не мог ни любоваться природой, ни размышлять о «возвышенном» – он хотел есть. Он не поленился испечь яйца неизвестной птицы, а не выпил их сырыми, так как знал, что сырой белок не создает ощущения сытости. Без малейшей брезгливости съел подваренную в «собственном соку» улитку. Но этого было безобразно мало. Он сидел и внушал себе, что это еще далеко не настоящий голод, что на самом деле он может вообще не есть дня два, прежде чем начнет терять силы. Что ему пора отвыкать от ежедневного питания и уж тем более от трехразового. И вообще, надо всего лишь пережить эту ночь, а потом, как говорится, будет день – будет и пища... Только всё это не помогало – он хотел есть.
В конце концов ему надоело бороться с самим собой, и он пробормотал: «Ладно, питекантропы не сдаются! – потом горестно вздохнул и добавил: – Потому что не умеют».
На всякий случай он связал сразу три пучка подходящих палочек и даже смог подобрать подходящую рогульку с черенком длиной метра полтора. После этого он разделся догола, поджег первый «факел» и полез в воду.
Пучок почти догорел, когда он обнаружил наконец первого рака. Ему удалось довольно ловко прижать его к дну рогулькой, после чего немедленно встала проблема: а как его взять, если обе руки заняты? В конце концов Семен решил расстаться с факелом, но в темноте рак умудрился как-то вывернуться и убежать. Плюясь и ругаясь, раколов вылез на берег и пошел к костру греться.
«Может, и правда надо сначала думать, а потом прыгать? Подумаешь тут, как же, когда жрать охота!» Впрочем, новая идея осенила его даже раньше, чем высохла вода на теле, – плот!
На одном из концов плота (ни носа, ни кормы у него, конечно, не было) он плотно уложил поперек бревен самые толстые палки, которые нашлись в его дровяных запасах. Сверху он соорудил кучку из сушняка помельче. Потом кое-как спихнул свое плавсредство с отмели и отбуксировал его в протоку. Там он поджег дрова и пустил плот дрейфовать вдоль берега, благо течение здесь было совсем слабым. Сам же побрел рядом по колено в воде, всматриваясь в освещенное дно.
Дело пошло значительно лучше: к тому времени, как плот ткнулся в отмель у дальнего конца косы, на бревнах лежали два рака, три ракушки и целых четыре улитки. Попутно Семен чуть не поймал довольно приличную рыбу, но она, конечно, выскользнула из-под рогульки.
«Питекантропы не сдаются!» – самодовольно заявил Семен, сбросил в воду недогоревшие палки, забрал добычу и отправился обратно к костру. Возвращение плота в основное русло он решил отложить на утро.
Поедая печеных раков, он вспоминал свою возню с рыбой, а также тот факт, что на глубине он пару раз видел рыбок посолидней. Сколько ни убеждал он себя, что речная рыба – никудышная еда, но добыть ее хотелось. Кроме того, изловив «щучку» килограммов на десять, можно, наверное, пару дней о еде не заботиться. Но как?
«Ну, допустим, можно изобразить нечто вроде деревянного крючка, но нет ничего, чем можно было бы заменить леску – не лыком же? Сделать деревянную „кошку“ из рогулек? Получится громоздкое сооружение, даже если рыбу и зацепишь, то не вытащишь – сорвется. И опять-таки, нужна веревка. Деревянный гарпун? Допустим, сделать его удастся. И что? Бить рыбу в бок наискосок? Вряд ли – тут нужно гарпунное ружье или нечто вроде лука. Сверху с плота, оказавшись над ней? Что-то сомнительно... Палка в любом случае будет не слишком острой, а спина у рыбы, как известно, округлая. Таким способом, наверное, только камбалу приколоть ко дну можно. Тогда что? Острога? Трезубец? А из чего? Ну-ка, ну-ка...
Вот, помнится, на второй производственной практике пошли мы с ребятами на рыбалку. От лагеря недалеко – всего-то километров пятнадцать-двадцать. А там протока – небольшая такая, мелкая, и по этой протоке прет на нерест кета. Хорошая кета – некоторые самцы до метра в длину. Только нам от них никакой радости – нам в основном икра нужна. Сетка у нас маленькая была, самодельная, вот мы с ней по этой протоке туда-сюда и мотались. А недалеко от берега располагалось небольшое стойбище местных пастухов – эвенов. Их еще ламутами называют. Они нас видели, мы – их, но тревожить не стали – у всех свои дела. Только их, наверное, любопытство разобрало – подходят к нам несколько ребятишек и две женщины:
– Вы чего это делаете?
– Да вот рыбу ловим. Не получается только.
– Так вам рыба нужна?! Сейчас поймаем!
У женщин в руках трехметровые палки с какой-то фигней на концах. Ну, вылезаем мы к ним на берег, смотрим, что дальше будет. Тетка в воду пальцем показывает и спрашивает:
– Вам какую: вон ту или эту?
– Нам бы самочек...
– Так бы сразу и сказали!
Тетка палку концом в воду опускает – чпок! И тащит кетину килограмма на четыре! На берег сбрасывает и следующую – чпок!
Приспособления у них на палках были незатейливые – типа гарпуна со съемным наконечником. Только этот наконечник имел вид крюка на коротком ремешке. А крюки у них были сделаны из остро заточенных двухсотмиллиметровых гвоздей.
Сделать нечто подобное, наверное, можно, – решил Семен. – Вместо гвоздя – деревянную рогульку, а вместо ремешка – шнурок от ботинка. И щуку в бок – чпок!»
Засыпал он сытым и почти счастливым. Тем более что перед сном ему пришла в голову еще одна мудрая мысль. Зря он, наверное, чуть ли не целый день колол камни. Точнее, колол-то не зря – кое-чему научился. Но цель была выбрана не та, а может быть, неправильно сформулирована задача. Он пытался изобразить инструмент, которым можно было бы работать как металлическим топором. Нечто подобное тому, что он видел на картинках. Но то, что он тогда рассматривал в книжках, относилось к КОНЦУ каменного века, к неолиту, когда каменная индустрия достигла своего расцвета, когда сформировалась сеть торговых путей, по которым подходящий материал растаскивался по всему свету. А до этого? До этого десятки тысяч лет люди обходились более простыми приспособлениями, изготовленными из подручных материалов. И работали они ими ИНАЧЕ. «Как заострить палку, если строгать нечем? Надо скоблить. Как свалить дерево, если нечем рубить? Ударами рубила размочаливать волокна и рвать их зазубренным краем. Короче: учиться, учиться и еще раз учиться, Семен Николаевич!»
Глава 3
Утро, как известно, добрым не бывает. В отличие от вечера, с которым это иногда случается. Данное конкретное утро добрым не было тем более. Семен лежал у потухшего костра на символической подстилке из всякого мусора. Спал он в одежде и ботинках (распустив шнурки, конечно), завернувшись в рогожу. Это было противно: он мог по пальцам пересчитать все случаи в своей жизни, когда ему приходилось спать не раздеваясь. Он гордился тем, что имеет принципы, которыми не может поступиться. Их, правда, было немного. Во-первых, утренняя чистка зубов, даже если для этого придется проламывать лед в ручье. Во-вторых, завтрак – плотный и основательный. Пусть городские пижоны ограничиваются чашечкой кофе, потому что пища утром в них не лезет, а для него день начинается с еды! В-третьих, никогда не спать в одежде, даже если спальный мешок «пионерский», а температура вокруг гораздо ниже нуля. Одеждой можно накрыться сверху, подложить ее под себя или, наконец, затолкать ее в тот же спальник, но снять ее нужно обязательно! И в-четвертых, никогда не ночевать под открытым небом, потому что это вернейший способ накликать непогоду. Соблюдение этих правил всегда давало Семену очень важное ощущение, что всё-таки он господствует над обстоятельствами, а не они над ним.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Каменный век - 1. Род волка'
1 2 3 4 5 6 7