– Глянь на снимок повнимательнее, Ф. У него на брюхе мышцы вялые.
– Жирноват, все путем.
– Но…
– Жирный он, жирком заплыл. Раскрой глаза! Посмотри на его лицо. Оно такое же, как у Гуттаперчевого Человека. Чарльз Аксис хочет стать нашим дядюшкой. Он такой же разгильдяй, как и мы, он живет на тех же страницах, что Гуттаперчевый Человек. Или до тебя не доходит, что он с Гуттаперчевым Человеком заключил мир? И с Голубым Жуком. И с Капитаном Марвелом тоже. Неужели ты не понимаешь, что он верит в сверхъестественный мир?
– Ф., мне не нравится, когда у тебя глаза начинают блестеть, как сейчас.
– Жирный! Жирный! Он один из нас! Чарльз Аксис за нас! Он с нами против Голубого Жука, Ибиса и Чудо-Женщины!
– Ф., ты снова пошел чушь пороть.
– Смотри, тут есть адрес Чарльза Аксиса в Нью-Йорке, видишь, дом 405 по 34-й Западной улице, Нью-Йорк 1! Или ты думаешь, он про Криптон не знает? Ты не видишь, что ли, как он страдает у внешних пределов пещеры Бэтмена? Разве есть еще кто-то, кто сравнится с его фантастическими мускулами?
– Ф.!
– Чарльз Аксис – само сострадание, он – наше жертвоприношение! Он призывает худых, но имеет под этим в виду всех – и жирных, и худых; он зовет худых, потому что жирным быть хуже; он нарочно к худым обращается, чтобы жирные услышали и смогли к нему прийти незаметно!
– Слезь сейчас же с подоконника!
– Чарльз! Чарльз! Чарли! Я к тебе иду, я иду к тебе, чтобы быть с тобой на печальной стороне мира духов!
– Ф.!
Ба-бах! Хрясь! Бздынь!
– Ух! Хрясь!
– * # #! Спасибо тебе, дружок, ты мне вроде как жизнь спас.
Это был последний раз, когда я пытался бороться с Ф. В уединении своей комнаты он каждый день уделял Чарльзу Аксису пятнадцать минут. Жирок с него спал или перешел в мышцы, объем груди увеличился, он уже не стеснялся в раздевалке перед уроками физкультуры. Как-то раз на пляже, когда мы загорали, сидя на узеньком полотенце, здоровенный малый в ослепительно белых плавках бросил Ф. в лицо пригоршню песка. Ф. только улыбнулся. Огромный мужик остановился, упер руки в боки, потом слегка подпрыгнул, как футболист, когда мяч ввели в игру, и снова бросил песок ему в лицо.
– Эй! – крикнул я. – Хватит нам в морду песком швыряться! Ф., – шепотом добавил я, – этот малый самое больше дерьмо на всем пляже.
Амбал глянул на меня как на пустое место. Он обхватил сильное запястье Ф. своей здоровенной лапищей и рывком поднял его на ноги.
– Слушай сюда, – прорычал он, – я б тебе рожу расквасил… только ты такой тощий, что, боюсь, усохнешь весь и испаришься.
– Почему ты дал ему над собой издеваться?
Когда малый отвалил, Ф. кротко опустился на полотенце.
– Это был Чарльз Аксис.
– Но ведь этот мужик – самое большое дерьмо на всем пляже.
30
Записка! На дне ящика из-под фейерверков я нашел записку.

Дорогой друг
Включи радио
Твой дорогой покойный друг
Ф.

На дне. Как же он хорошо меня знал! Я приложил это послание (написанное на телеграфном бланке) к щеке. О Ф., помоги мне, потому что могила меня разлучила со всеми, кого я люблю.

РАДИО:…для миссис Т. Р. Вубуски, проживающей по адресу: улица Кланрэналд, дом 56784, для трех медсестер из общежития Баркле. Вы знаете, от кого для вас прозвучит этот отпадно-заводной диск Гэвина Гэйта и Богинь, – и не забудьте, что в течение часа нашей передачи «С ранним утром» вы можете обратиться к нам по телефону с просьбой исполнить любимое произведение ваших близких…
УДАРНИК ВАРИТ КАШУ: ШШИК шшик шшик ШШИК шшик
ЭЛЕКТРОННАЯ МУЗЫКА: Зунга зунга зунга (обет нескончаемой пульсации нескончаемого полового акта)
ГЭВИН ГЭИТ: Я мог уйти зунга зунга зунга (конечно, времени у него немеряно – он прошел долгий путь, чтобы поделиться с нами этим жестоким откровением) сказав (биение электронного пульса) я тебя предупреждал
БОГИНИ: предупреждал (взвод чернокожих красоток, которых его люди набирали у разгромленных евангелических алтарей; с беспричинной ненавистью и ослепительно белыми зубами они заманивают меня в расставленные сети)
ГЭВИН ГЭЙТ: Я мог сказать на весь мир прокричать что тебе он принесет боль и печаль
БОГИНИ: боль и печаль
ГЭВИН ГЭЙТ: Если б я мог сбежать
БОГИНИ: Ахххххххххххххххххх
и сказать
Ахххххххххххххххххх
тебе будет хорошо
Ахххххххххххххххххх
теперь
Ахххххххххххххххххх
Ахххххххххххххххххх
(СТОП!)
ГЭВИН ГЭЙТ: Но я знаю, когда больно тебе
УДАРНИК: Бум!
ГЭВИН ГЭЙТ: ты разве не знаешь? тогда больно и мне
БОГИНИ: тогда больно и мне (раньше они парили по высотам вселенских любовных страданий, а теперь спустились с них в одинаковых костюмах, более подтянутые, как будто дали обет не впадать в крайности роковых страстей, та / та / та)
УДАРНЫЕ ВЗЛЕТАЮТ НА ПЯТЬ СТУПЕНЕЙ. ГЭВИН ГЭЙТ ВЫХОДИТ ИЗ СВОЕГО УГЛА НА ВТОРОЙ РАУНД. ОН БУДЕТ ДЛИТЬСЯ ДО СМЕРТЕЛЬНОГО ИСХОДА. БОГИНИ ГОТОВЫ ЗАСОСАТЬ ПОБЕДИТЕЛЯ ДО СМЕРТИ.
ГЭВИН ГЭЙТ: Я б мог сказать и предсказать что тебя это ждет (Кто ты такой, Гэвин Гэйт? Странные у тебя замашки. Ты, наверное, прошел через тяжкие испытания и слишком много знаешь. Как какой-то король дворовый, ты берешься своим трущобным подданным издавать законы)
БОГИНИ: тебя это ждет (они расстегивают блестящие лифчики и надвигаются на трепетное сердце как эскадрон камикадзе)
ГЭВИН ГЭЙТ: Когда ты ушла и повернулась ко мне спиной
БОГИНИ: ко мне спиной
ГЭВИН ГЭЙТ: Я молил тебя, детка (Сила его бесспорна, войска приведены в боевую готовность, теперь он может нас оплакивать) О, нет!
Пожалуйста, молю тебя, пожалуйста!
БОГИНИ: Ахххххххххххххххххх
Детка, не уходи!
Я знаю, он принесет боль тебе
(Опять переход к прежнему стилю повествования)
НАЗИДАТЕЛЬНО-ГЛУХОЙ БОЙ БАРАБАНА
Ты разве не знаешь? тогда больно будет и мне
БОГИНИ: больно и мне
Ах
Ах
Ах
(Шаг вниз по мраморным ступеням, чтобы поднять голову)
ГЭВИН ГЭЙТ: Он говорил, что имел тебя как хотел (В какой-то грязной подворотне, где мужики собираются, чтобы поддать, Гэвин, должно быть, краем уха слышал, как это бывает)
БОГИНИ: Аххххххххх (Отмщение! отмщение! У всех уже месячные кончились, сестры?)
ГЭВИН ГЭЙТ: Пока длилась любовь, ты была
БОГИНИ: Ха! (Этим восклицанием они свой праведный гнев выказывают)
ГЭВИН ГЭЙТ: лишь еще одной забавой
Ох, я, ох-ох-ох
может, я и дурак (Но мы-то знаем, что ты не дурак, и я не дурак, коль скоро мы имеем дело со священной материей. О Господи! Любое состояние любви наделяет силой!)
что люблю тебя так, как люблю
БОГИНИ: так, как люблю (Прелестная реплика. Теперь они просто бабы, разомлевшие и взмокшие, раскорячились на балконах и поглаживают себя, поджидая своих мужиков)
ГЭВИН ГЭЙТ: Или ты не знаешь,
Что даже у дураков есть чувства?
Так что, детка.
БОГИНИ: Аххххххххх
ГЭВИН ГЭЙТ: Вернись (приказ)
и дай мне осушить (надежда)
слезу (неподдельное горе)
в твоем глазу (один глаз, милая, всего один глаз зараз)
ГЭВИН И БОГИНИ БИЧУЮТ СЕБЯ ЭЛЕКТРИЧЕСКИМИ ПРОВОДАМИ
Потому что я никогда не сделал бы тебе больно
БОГИНИ: не сделал бы тебе больно
ГЭВИН ГЭЙТ: Нет, нет, никогда не сделал бы тебе больно
БОГИНИ: не сделал бы тебе больно
ГЭВИН ГЭЙТ: Потому что, детка, когда больно тебе
УДАРНИК: Бац!
ГЭВИН ГЭЙТ: Разве ты не знаешь? больно и мне
БОГИНИ: больно и мне
ГЭВИН ГЭЙТ: Мне тоже очень больно
БОГИНИ: больно и мне
ГЭВИН ГЭЙТ: Я никогда тебя не брошу
БОГИНИ: больно и мне
ПОСТЕПЕННО ОНИ ИСЧЕЗАЮТ – ЭЛЕКТРИКИ, ГЭВИН, БОГИНИ, ИХ СПИНЫ КРОВОТОЧАТ, ГЕНИТАЛИИ ПОКРАСНЕЛИ И ЗУДЯТ. ВЕЛИКАЯ САГА РАССКАЗАНА, ДИКТАТУРА ВРЕМЕНИ БЕССПОРНА, ОРГАЗМ ОБОЗНАЧЕН, СОЛДАТЫ МАСТУРБИРУЮТ, ГЛЯДЯ СКВОЗЬ НАВЕРНУВШУЮСЯ СЛЕЗУ НА ПРИКОЛОТЫЙ К СТЕНЕ ПОРТРЕТ КРАСОТКИ 1948 ГОДА, ОБЕЩАНИЕ ПОДТВЕРЖДЕНО.
РАДИО: Вы слушали Гэвина Гэйта и Богинь…

Я бросился к телефону звонить на радиостанцию.
– Это передача «С ранним утром»? – крикнул я в трубку. – Да? Это правда вы? Спасибо, спасибо вам. Песню для кого-то передать? Ой, девушка моя милая, ты же понять не в состоянии, как долго я был один на кухне. У меня вся жизнь наперекосяк пошла. Я устал уже от этого бардака. На большом пальце сильный ожог. Да не называй же ты меня все время «сэр». Мне позарез надо поговорить с кем-нибудь вроде тебя, потому что…
ТЕЛЕФОН: Пи-пи-пи.
– Да что же ты делаешь? Эй! Эй! Алло, алло, ох, только не это.
Я вспомнил, что через несколько кварталов, если идти к центру, есть телефон-автомат. Я должен был с ней поговорить. Туфли мои липли к полу, потому что линолеум в кухне был весь в сперме. Добрался до двери. Вызвал лифт. Мне так много надо было ей сказать, у нее был такой голубой голос, она так хорошо знала город. Когда я вышел наконец из дома, было четыре часа утра. Улицы, сырые и темные, напоминали еще не затвердевший цемент, фонари высились как бутафорские, луна гналась за лоскутами летевших облаков, обнесенные мощными стенами стояли склады с золотыми именами хозяев на табличках, холодный голубой воздух был насыщен запахом реки и джутовых мешков, где-то мчались грузовики с сельскими овощами, поскрипывали вагоны товарного состава, из которых мужчины в рабочей одежде со стальными мускулами выгружали с ледяных лежанок туши животных, путешествующую еду, они были на переднем крае великой борьбы за выживание, борьбы, в которой люди неизменно побеждали, люди, которые знали всю горечь победы, – я вышел в холодный внешний мир, сюда привел меня Ф., заманил своими жалостливыми уловками, мертвая хватка хвалы бытия порывом ветра ударила мне в грудь и расправила легкие, как газету на ветру.
31
Король Франции был мужчиной. Я тоже был мужчиной. Следовательно, я был королем Франции. Ф.! У меня снова крыша едет.
32
Канада стала провинцией французского королевства в 1663 году. Сюда прислали войска под командованием маркиза де Траси, генерал-лейтенанта королевского войска, здесь они маршировали по снегу, тысяча двести бравых молодцов – славный Кариньянский полк. Новость быстро облетела обледеневшие берега Реки могавков: король Франции коснулся карты своим белым пальцем. Королевский интендант Талон, губернатор господин де Курсей и Траси пристально вглядываются во враждебную дикость.
– Братья мои, давайте, станем хозяевами Реки Ришелье!
Голоса звучат над картами, голоса доносятся из окон, и вот уже встают по берегам крепости – форты Сорель, Шамбли, Святой Терезы, Святого Иоанна, Святой Анны, на острове озера Шамплен.
– Братья мои, не слишком ли вольготно живется ирокезам на их деревьях?
В январе 1666 года господин Курсей возглавил поход большого отряда в глубь земли могавков – поистине наполеоновский авантюризм. Он отправился на войну без проводников-алгонкинов, которые опоздали к назначенному времени. Индейцы метили бесцельный след отступления отряда многими щетинистыми трупами. Траси ждал до сентября того же года. Из Квебека в багряные леса вышло шестьсот доблестных вояк Кариньянского полка, еще шестьсот человек из провинциального ополчения и сотня дружественных индейцев. Экспедицию сопровождали четверо священников. После трехнедельного перехода воины дошли до первого селения могавков – Гандаваге. Костры давно остыли, деревня опустела, как и все другие селения, встречавшиеся на их пути. Траси воздвиг крест, отслужили мессу, и над пустыми длинными домами проплыли торжественные звуки Te Deum . Потом они сожгли деревню до основания – Гандаваге постигла та же участь, что и другие селения, лежавшие на их пути, – разорили посевы, уничтожили запасы пищи – кукурузы и бобов, весь урожай сгорел в огне. Ирокезы запросили мира, и так же, как в 1653 году, в каждую деревню было послано по священнику. Перемирие 1666 года продолжалось восемнадцать лет. Монсеньор де Лаваль благословил своих священников перед тем, как они покинули Квебек в поисках душ. Священники пришли в отстроенную заново деревню Гандаваге летом 1667 года. Когда Robes-Noires – люди в длинных черных рясах – поселились среди них, могавки трубно дули в свои большие раковины. В деревне, описанной нами выше, они оставались три дня, причем нельзя не отметить в этой связи ненавязчивую заботу Провидения – их поселили как раз в том длинном доме, где жила Катерина Те-каквита. Она прислуживала им, следовала за ними, когда священники ходили посмотреть на пленников, захваченных воинами деревни, – крещеных гуронов и алгонкинов, наблюдали, как они крестят своих детей, удивлялись, узнав, что своих стариков они обособленно селят в самых дальних домах. Три дня спустя священники пошли дальше в Ган-дараго, потом в Тионнонтоген, где их приветствовали двести воинов под предводительством красноречивого вождя и весь народ, предпочитавший чуждую магию грозному гневу кариньянцев. В Конфедерации ирокезов было учреждено пять миссий: Святой Девы Марии в Тионнонтогене, святого Франсуа-Ксавье у оннеютов, Святого Иоанна Крестителя у оннонтаге, Святого Иосифа у цоннон-туан – от озера Святого Причастия до озера Эри, причем с этой задачей справились всего шесть миссионеров: деяния их взросли на почве, удобренной пожарами. В 1668 году наша деревня Гандаваге вновь была перенесена на другое место. С южного берега Реки могавков ее жители переселились на другую сторону, заново выстроили свои длинные дома в нескольких милях к западу, там, где воды Реки могавков сливаются с Каюдеттой. Новое свое селение они назвали Канаваке, что значит «у порогов». Неподалеку бил маленький чистый родник, к которому она каждый день ходила по воду. Она становилась на колени на мшистую землю. Песня воды играла в ее ушах. Кристально чистый ключ бил в самом сердце леса, среди крошечных садов зеленого мха. Она прикладывала мокрую руку ко лбу. Она страстно желала слиться в братском единении с водой, всей душой просила источник защитить тот дар, в который принесла свое тело, жаждала преклонить колени пред черными рясами. Она впадала в экстатическое забытье, доходившее до обмороков, и падала навзничь рядом с опрокинувшимся ведром, вся в слезах, как Жиль .
33
Пребудьте со мною, церковные медали всех типов и образцов – те, что свешиваются на серебряных цепочках; те, что пристегнуты к белью булавками; те, что свили гнездо в черных волосах, вьющихся на груди; те, что сбегают как трамвайные вагончики по морщинам меж ссохшихся грудей счастливых старух; те, что по недосмотру врезаются в кожу во время акта любви; те, что лежат заброшенные вместе с запонками для манжет; те, что как монеты истерты пальцами в поисках пробы на серебре; те, что стыдливо прячутся в складках одежды, когда их обладатели ласкают пятнадцатилетних; те, что в раздумье суют себе в рот; те очень дорогие медали, которые позволено носить только худеньким маленьким девочкам; те, что висят в кладовках для всякого хлама рядом с развязанными галстуками; те, что целуют, моля ниспослать удачу; те, что в гневе срывают с шеи; те, что отчеканены; те, что выгравированы; те, изображения которых на трамвайных вагонах озадачивают любопытные взгляды; те, что на фетровой планке крепятся в салонах такси, – будьте со мной вы все, пока я свидетельствую о тяжких испытаниях, выпавших на долю Катерины Текаквиты.
34
– Выньте пальцы из ушей, – сказал отец Жан Пьеррон, первый миссионер, присланный поселиться в Канаваке. – С пальцами в ушах вы не услышите, что я буду вам говорить.
– Ха-ха-ха, – прокряхтели деревенские старики, слишком старые, чтобы постигать новые уловки. – Ты нас можешь отвести к воде, но пить нас, старых кляч, не заставишь.
– Немедленно выньте пальцы из ушей!
– Накося выкуси, – зашамкали пеной и слюной беззубые челюсти, когда старики со старухами рассаживались на корточках вокруг священника.
Вскоре иезуит ушел к себе в хижину и взялся там за краски, потому что был неплохим художником. Через несколько дней он вновь собрал стариков со старухами и показал им свою картину – яркую мандалу , изображавшую адские муки. Все мученики на полотне были исполнены в образах индейцев могавков. Когда священник показал им картину, индейские старики-насмешники снова расселись вокруг него на корточках, как и в прошлый раз зажимая пальцами уши. Но как только они увидели нарисованное, гнилостные старческие рты раскрылись от изумления.
– А теперь, дети мои, взгляните сюда, посмотрите, что ждет вас. Можете свои пальцы в ушах держать сколько хотите. Смотрите. Сатана накинет на ваши шеи петли и утащит за собой. Сатана вам головы посрезает, сердца вынет, кишки выскребет, мозги ваши вылакает, выпьет кровь, сожрет плоть и косточки обгложет. Но хоть тело ваше и будет на кусочки разрублено, вы вновь оживете. А когда вас опять будут рубить по суставам, боль пытки вам покажется нестерпимой.
– Аххх!
Картина была выдержана в красных, белых, черных, оранжевых, зеленых, желтых и синих тонах. В самом центре ее была изображена ветхая, ссохшаяся, коленопреклоненная ирокезка. Ее образ был обрамлен овальной рамкой из тщательно прорисованных черепов. Священник-иезуит, склоненный над черепами овала, пытается наставить старуху на путь истинный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27