Но так как в
конечности отрицание перешло в бесконечность, в положенное отрицание
отрицания, то оно есть простое соотношение с собой, следовательно, в самом
себе уравнивание с бытием - абсолютная определенность (absolptes
Bestiinintsein).
Для себя-бытие, есть, во-первых, непосредственно для-себя-сущее, "одно".
Во-вторых, "одно" переходит во множество "одних" - в отталкивание
(Repulsion), каковое инобытие "одного" снимается в его идеальности; это -
притяжение (Attraktion).
В-третьих, оно есть взаимоопределение отталкивания и притяжения, в
котором они погружаются в равновесие (Gleichgewicht) и качество, доведшее
себя в для-себя-бытии до кульминационной точки, переходит в количество.
А. ДЛЯ-СЕБЯ-БЫТИЕ, КАК ТАКОВОЕ (DAS FURSICHSEIN ALS SOLCHES)
Выявилось всеобщее понятие для-себя-бытия. Теперь дело идет только о том,
чтобы доказать, что этому понятию соответствует представление, которое мы
связываем с выражением "для-себя-бытие", дабы мы были вправе употреблять его
для обозначения указанного понятия. И, по-видимому, это так; мы говорим, что
нечто есть для себя, поскольку оно снимает инобытие, свое отношение и свою
общность с иным, оттолкнуло их, абстрагировалось от них. Иное существует для
него лишь как нечто снятое, как его момент. Для-себя-бытие состоит в таком
выходе за предел, за свое инобытие, что оно как это отрицание есть
бесконечное возвращение в себя. - Сознание уже как таковое содержит в себе
определение для-себя-бытия, так как оно представляет себе предмет, который
оно ощущает, созерцает и т. д., т. е. имеет его содержание внутри себя,
которое, таким образом, дано как идеальное; в самом своем созерцании и
вообще в своей переплетенности со своей отрицательностью, с иным, оно
остается самим собой. Для-себя-бытие есть полемическое, отрицательное
отношение к ограничивающему иному и через это отрицание иного -
рефлектированность в себя, хотя наряду с этим возвращением сознания в себя и
идеальностью предмета еще сохранилась также и его реальность, так как его
знают в то же время как некое внешнее наличное бытие. Сознание, таким
образом, охватывает лишь явления, или, иначе говоря, оно дуализм: с одной
стороны, оно знает о некотором другом, внешнем для него предмете, а с
другой, есть для себя, имеет в себе этот предмет идеальным, находится не
только при этом ином, а в нем находится также при себе самом. Напротив,
самосознание есть для-себя-бытие как исполненное и положенное; указанная
выше сторона соотношения с некоторым иным, с внешним предметом устранена.
Самосознание есть, таким образом, ближайший пример наличия бесконечности,
правда, все еще абстрактной бесконечности, которая, однако, в то же время
имеет совершенно другое конкретное определение, чем для-себя-бытие вообще,
бесконечность которого еще всецело имеет лишь качественную определенность.
а) Наличное бытие и для-себя-бытие (Dasein und Fiirsichsein)
Для-себя-бытие есть, как мы уже указали, бесконечность, погрузившаяся в
простое бытие; оно наличное бытие, поскольку отрицательная природа
бесконечности, которая есть отрицание отрицания в положенной теперь форме
непосредственности бытия, дана лишь как отрицание вообще, как простая
качественная определенность. Но бытие в такой определенности, в которой оно
есть наличное бытие, с самого начала также и отлично от самого
для-себя-бытия, которое есть для-себя-бытие лишь постольку, поскольку его
определенность есть указанное бесконечное. Однако наличное бытие есть в то
же время момент самого для-себя-бытия, ибо последнее содержит, разумеется, и
бытие, обремененное отрицанием. Так, определенность, которая в наличном
бытии, как таковом, есть некоторое иное и бытие-для-иного, повернута обратно
в бесконечное единство для-себя-бытия, и момент наличного бытия имеется в
для-себя-бытии как бытие-для-одного.
b) Бытие-для-одного (Sein-fiir-Eines)
В этом моменте выражено то, как конечное есть в своем единстве с
бесконечным или есть, как идеальное. Для-себя-бытие имеет отрицание не в
самом себе как определенность или границу и, значит, также не как
соотношение с некоторым другим, чем оно, наличным бытием. Обозначив этот
момент как бытие-для-одного, следует сказать, что нет еще ничего, для чего
бы он был, - еще нет того одного, момент которого он составлял бы. И в самом
деле, такого рода одно еще не фиксировано в для-себя-бытии; то, для чего
нечто (а здесь нет никакого нечто) было бы тем, что вообще должно было бы
быть другой стороной, есть равным образом момент, есть само лишь
бытие-для-одного, еще есть одно. - Следовательно, еще имеется
неразличенность тех двух сторон, которые можно усмотреть в бытии-для-одного.
Есть лишь одно бытие-для-иного, и так как есть лишь одно бытие-для-иного, то
последнее есть также лишь бытие-для-одного; оно лишь одна идеальность того,
для чего или в чем некоторое определение должно было бы существовать как
момент, и того, что должно было бы быть в нем моментом. Таким образом,
для-одного-бытие и для-себя-бытие не составляют истинных опре-деленностей в
отношении друг друга. Поскольку мы принимаем на мгновение, что имеется
различие, и говорим здесь о некотором для-себя-сущем, то само для-себя-сущее
как снятость инобытия соотносится с собой как со снятым иным, стало быть,
есть для-одного; оно соотносится в своем ином лишь с собой. Идеальное
необходимо есть для-одного, но оно не есть для иного; то одно, для которого
оно есть, есть лишь само же оно. - Следовательно, "Я", дух вообще или Бог
идеальны, потому что они бесконечны, но в своей идеальности они, как
для-себя-сущие, не отличаются от того, что есть для-одного. Ибо иначе они
были бы лишь непосредственными или, точнее, наличным бытием и
бытием-для-иного, потому что то, что было бы для них, было бы не они сами, а
некоторое иное, если бы им не был присущ момент бытия-для-одного. Поэтому
Бог есть для себя, поскольку сам он есть то, что есть для него.
Для-себя-бытие и для-одного-бытие - это, следовательно, не разные
значения идеальности, а сущностные, неразделимые ее моменты.
Примечание [Выражение: was fur ernes?]
Кажущееся сначала странным выражение немецкого языка при вопросе о
качестве, was fur ein Ding etwas sei, подчеркивает рассматриваемый здесь
момент в его рефлексии-внутрь-себя. По своему происхождению это выражение
идеалистично, так как оно не спрашивает, что есть эта вещь А для другой вещи
В, не спрашивает, что есть этот человек для другого человека, а спрашивает,
чтб это за вещь, за человек, так что это бытие-для-одного возвратилось в то
же время в самое эту вещь, в самого этого человека, и то, что есть, и то,
для чего оно есть, есть одно и то же - тождество, каковым должна
рассматриваться также и идеальность.
Идеальность присуща прежде всего снятым определениям как отличным от
того, в чем они сняты, каковое можно брать, напротив, как реальное. Но в
таком случае идеальное оказывается опять одним из моментов, а реальное -
другим; однако идеальность заключается в том, что оба определения одинаково
суть только для одного и считаются лишь за одно, каковая одна идеальность
тем самым неразличимо есть реальность. В этом смысле самосознание, дух. Бог
есть идеальное как бесконечное соотношение исключительно с собой, - "Я" есть
для "Я", оба суть одно и то же; "Я" названо два раза, но каждое из этих двух
есть лишь для-одного, идеально; дух есть лишь для духа, Бог лишь для Бога и
лишь это единство есть Бог, Бог как дух. - Но самосознание как сознание
вступает в различие между собой и некоторым иным, или, другими словами,
между своей идеальностью, в которой оно есть представляющее сознание, и
своей реальностью, поскольку у его представления определенное содержание,
которое имеет еще ту сторону, что его знают как неснятое отрицательное, как
наличное бытие. Однако называть мысль, дух. Бога лишь идеальными, значит
исходить из той точки зрения, согласно которой конечное наличное бытие
считается реальным, а идеальное или бытие-для-одного имеет только
односторонний смысл.
В одном из предыдущих примечаний мы указали принцип идеализма и сказали,
что при рассмотрении той или иной философии важно знать прежде всего то,
насколько последовательно она проводит этот принцип. О характере проведения
указанного принципа в отношении той категории, которая нас сейчас занимает,
можно сделать еще одно замечание. Проведение этого принципа зависит прежде
всего от того, остается ли [в данной философии] самостоятельно существовать
наряду с для-себя-бытием еще и конечное наличное бытие, а затем и от того,
положен ли в бесконечном уже сам момент "для-одного" - отношение идеального
к себе как к идеальному. Так, бытие у элеатов или субстанция у Спинозы - это
лишь абстрактное отрицание всякой определенности, причем в них самих
идеальность не положена. У Спинозы, как мы об этом скажем ниже,
бесконечность есть лишь абсолютное утверждение (Affinnation) той или иной
вещи и, следовательно, лишь неподвижное единство; субстанция поэтому не
доходит даже до определения для-себя-бытия и еще в меньшей мере до
определения субъекта и духа. Идеализм благородного Мальбранша более
развернут внутри себя; он содержит следующие основные мысли: так как Бог
заключает в себе все вечные истины, идеи и совершенства всех вещей, так что
они принадлежат лишь ему, то мы их видим только в нем;
Бог вызывает в нас наши ощущения предметов посредством действия, в
котором нет ничего чувственного, причем мы воображаем себе, что получаем от
предмета не только его идею, представляющую его сущность, но и ощущение его
наличного бытия (De la recherche de la v6rit6, eclairc. sur la nature des
idees etc ). Стало быть, не только вечные истины и идеи (сущности) вещей, но
и их существование (Dasein) есть существование в Боге, идеальное, а не
действительное существование, хотя как наши предметы они только для-одного.
Этот недостающий в спинозизме момент развернутого и конкретного идеализма
имеется здесь налицо, так как абсолютная идеальность определена как знание.
Как ни чист и ни глубок этот идеализм, все же указанные отношения отчасти
содержат еще много неопределенного для мысли, отчасти же их содержание сразу
оказывается совершенно конкретным (грех и искупление и т. д. сразу
появляются в этой философии); логическое определение бесконечности, которое
должно было бы быть основой этого идеализма, не разработано самостоятельно,
и, таким образом, этот возвышенный и наполненный идеализм есть, правда,
продукт чистого спекулятивного духа, но еще не чистого спекулятивного
мышления, единствено лишь дающего истинное обоснование.
Лейбницевский идеализм находится в большей мере в рамках абстрактного
понятия. - Лейбницевская представляющая сущность, монада, в своем существе
идеальна. Процесс представления - это некое для-себя-бытие, в котором
определенности суть не границы и, следовательно, не наличное бытие, а лишь
моменты. Процесс представления есть, правда, и некое более конкретное
определение, но здесь оно не имеет никакого иного значения, кроме значения
идеальности, ибо и все вообще лишенное сознание есть у Лейбница то, что
представляет, воспринимает. В этой системе инобытие, стало быть, снято; дух
и тело или вообще монады не иные друг для друга, они не ограничивают друг
друга, не воздействуют друг на друга; здесь вообще отпадают все отношения, в
основе которых лежит некое наличное бытие. Многообразие лишь идеальное
внутреннее, монада остается в нем лишь соотнесенной с самой собой, изменения
развиваются внутри монады, они не соотношения ее с другими. То, что согласно
реальному определению берется нами как наличное сущее соотношение монад друг
с другом, есть независимое, лишь одновременное становление, заключенное в
для-себя-бытии каждой из них. - То обстоятельство, что существуют многие
монады, что их, следовательно, определяют и как иные, не касается самих
монад; это - имеющая место вне их рефлексия некоторого третьего; в самих
себе они не иные по отношению друг к другу;
для-себя-бытие сохраняется без всякой примеси находящегося рядом
наличного бытия. - Но в этом состоит в то же время незавершенность этой
системы. Монады суть такие представляющие монады лишь в себе или в Боге как
монаде монад, или же в системе. Инобытие также имеется, еще бы оно ни
находилось, в самом ли представлении, или как бы мы ни определяли то третье,
которое рассматривает их как иные, как многие. Множественность их наличного
бытия лишь исключена и притом только на мгновение, монады лишь путем
абстрагирования положены как такие, которые суть не-иные. Если некое третье
полагает их инобытие, то и некое третье снимает их инобытие; но все это
движение, которое делает их идеальными, совершается вне их. Однако так как
нам могут напомнить о том, что это движение мысли само имеет место лишь
внутри некоторой представляющей монады, то мы должны указать также на то,
что как раз содержание такого мышления внутри самого себя внешне себе.
Переход от единства абсолютной идеальности (монады монад) к категории
абстрактного (лишенного соотношений) множества наличного бытия совершается
непосредственно, не путем постижения в понятии (совершается через
представление о сотворении), и обратный переход от этого множества к тому
единству совершается столь же абстрактно. Идеальность, процесс представления
вообще, остается чем-то формальным, равно как формальным остается и тот
процесс представления, который возвысил себя до сознания. Как в приведенном
выше замечании Лейбница о магнитной игле, которая, если бы обладала
сознанием, рассматривала бы свое направление к северу как некое определение
своей свободы, сознание мыслится лишь как односторонняя форма, безразличная
к своему определению и содержанию, так и идеальность в монадах есть лишь
форма, остающаяся внешней для множественности. Идеальность, согласно
Лейбницу, имманентна им, их природа состоит в процессе представления; но
способ их поведения есть, с одной стороны, их гармония, не имеющая места в
их наличном бытии, - она поэтому предустановлена; с другой стороны, это их
наличное бытие не понимается Лейбницем ни как бытие-для-иного, ни, далее,
как идеальность, а определено лишь как абстрактная множественность.
Идеальность множественности и дальнейшее ее определение к гармонии не
становятся имманентными самой этой множественности и не принадлежат ей
самой.
Другого рода идеализм, как, например, кантовский и фихтевский, не выходит
за пределы долженствования или бесконечного прогресса и застревает в
дуализме наличного бытия и для-себя-бытия. Правда, в этих системах
вещь-в-себе или бесконечный импульс вступает непосредственно в "Я" и
становится лишь неким "для-Я", однако этот импульс исходит от некоего
свободного инобытия, которое вечно как отрицательное в-себе-бытие. Поэтому
[в такого рода идеализме] "Я" определяется, правда, как идеальное, как
для-себя-сущее, как бесконечное соотношение с собой, однако для-одного-бытие
не дошло до исчезновения того потустороннего или направления в
потустороннее.
с) "Одно" (Eins)
Для-себя-бытие есть простое единство самого себя и своего момента,
бытия-для-одного. Имеется лишь одно определение - свойственное снятию
соотношение с самим собой. Моменты для-себя-бытия погрузились в
неразличимость (Unterschiedlosigkeit), которая есть непосредственность или
бытие, но непосредственность, основанная на отрицании, положенном как ее
определение. Для-себя-бытие есть, таким образом, для-себя-сущее, и ввиду
того, что в этой непосредственности исчезает его внутреннее значение, оно
совершенно абстрактная граница самого себя - "одно".
Можно здесь заранее обратить внимание на трудность, которая заключается в
последующем изложении развития "одного", и на причину этой трудности.
Моменты, составляющие понятие "одного" как для-себя-бытия, в нем
разъединяются (treten auseinander). Эти моменты таковы: 1) отрицание вообще;
2) два отрицания; 3) стало быть, отрицания двух, которые суть одно и то же и
4) которые совершенно противоположны; 5) соотношение с собой, тождество, как
таковое; 6) отрицательное соотношение и тем не менее с самим собой.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Наука логики'
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
конечности отрицание перешло в бесконечность, в положенное отрицание
отрицания, то оно есть простое соотношение с собой, следовательно, в самом
себе уравнивание с бытием - абсолютная определенность (absolptes
Bestiinintsein).
Для себя-бытие, есть, во-первых, непосредственно для-себя-сущее, "одно".
Во-вторых, "одно" переходит во множество "одних" - в отталкивание
(Repulsion), каковое инобытие "одного" снимается в его идеальности; это -
притяжение (Attraktion).
В-третьих, оно есть взаимоопределение отталкивания и притяжения, в
котором они погружаются в равновесие (Gleichgewicht) и качество, доведшее
себя в для-себя-бытии до кульминационной точки, переходит в количество.
А. ДЛЯ-СЕБЯ-БЫТИЕ, КАК ТАКОВОЕ (DAS FURSICHSEIN ALS SOLCHES)
Выявилось всеобщее понятие для-себя-бытия. Теперь дело идет только о том,
чтобы доказать, что этому понятию соответствует представление, которое мы
связываем с выражением "для-себя-бытие", дабы мы были вправе употреблять его
для обозначения указанного понятия. И, по-видимому, это так; мы говорим, что
нечто есть для себя, поскольку оно снимает инобытие, свое отношение и свою
общность с иным, оттолкнуло их, абстрагировалось от них. Иное существует для
него лишь как нечто снятое, как его момент. Для-себя-бытие состоит в таком
выходе за предел, за свое инобытие, что оно как это отрицание есть
бесконечное возвращение в себя. - Сознание уже как таковое содержит в себе
определение для-себя-бытия, так как оно представляет себе предмет, который
оно ощущает, созерцает и т. д., т. е. имеет его содержание внутри себя,
которое, таким образом, дано как идеальное; в самом своем созерцании и
вообще в своей переплетенности со своей отрицательностью, с иным, оно
остается самим собой. Для-себя-бытие есть полемическое, отрицательное
отношение к ограничивающему иному и через это отрицание иного -
рефлектированность в себя, хотя наряду с этим возвращением сознания в себя и
идеальностью предмета еще сохранилась также и его реальность, так как его
знают в то же время как некое внешнее наличное бытие. Сознание, таким
образом, охватывает лишь явления, или, иначе говоря, оно дуализм: с одной
стороны, оно знает о некотором другом, внешнем для него предмете, а с
другой, есть для себя, имеет в себе этот предмет идеальным, находится не
только при этом ином, а в нем находится также при себе самом. Напротив,
самосознание есть для-себя-бытие как исполненное и положенное; указанная
выше сторона соотношения с некоторым иным, с внешним предметом устранена.
Самосознание есть, таким образом, ближайший пример наличия бесконечности,
правда, все еще абстрактной бесконечности, которая, однако, в то же время
имеет совершенно другое конкретное определение, чем для-себя-бытие вообще,
бесконечность которого еще всецело имеет лишь качественную определенность.
а) Наличное бытие и для-себя-бытие (Dasein und Fiirsichsein)
Для-себя-бытие есть, как мы уже указали, бесконечность, погрузившаяся в
простое бытие; оно наличное бытие, поскольку отрицательная природа
бесконечности, которая есть отрицание отрицания в положенной теперь форме
непосредственности бытия, дана лишь как отрицание вообще, как простая
качественная определенность. Но бытие в такой определенности, в которой оно
есть наличное бытие, с самого начала также и отлично от самого
для-себя-бытия, которое есть для-себя-бытие лишь постольку, поскольку его
определенность есть указанное бесконечное. Однако наличное бытие есть в то
же время момент самого для-себя-бытия, ибо последнее содержит, разумеется, и
бытие, обремененное отрицанием. Так, определенность, которая в наличном
бытии, как таковом, есть некоторое иное и бытие-для-иного, повернута обратно
в бесконечное единство для-себя-бытия, и момент наличного бытия имеется в
для-себя-бытии как бытие-для-одного.
b) Бытие-для-одного (Sein-fiir-Eines)
В этом моменте выражено то, как конечное есть в своем единстве с
бесконечным или есть, как идеальное. Для-себя-бытие имеет отрицание не в
самом себе как определенность или границу и, значит, также не как
соотношение с некоторым другим, чем оно, наличным бытием. Обозначив этот
момент как бытие-для-одного, следует сказать, что нет еще ничего, для чего
бы он был, - еще нет того одного, момент которого он составлял бы. И в самом
деле, такого рода одно еще не фиксировано в для-себя-бытии; то, для чего
нечто (а здесь нет никакого нечто) было бы тем, что вообще должно было бы
быть другой стороной, есть равным образом момент, есть само лишь
бытие-для-одного, еще есть одно. - Следовательно, еще имеется
неразличенность тех двух сторон, которые можно усмотреть в бытии-для-одного.
Есть лишь одно бытие-для-иного, и так как есть лишь одно бытие-для-иного, то
последнее есть также лишь бытие-для-одного; оно лишь одна идеальность того,
для чего или в чем некоторое определение должно было бы существовать как
момент, и того, что должно было бы быть в нем моментом. Таким образом,
для-одного-бытие и для-себя-бытие не составляют истинных опре-деленностей в
отношении друг друга. Поскольку мы принимаем на мгновение, что имеется
различие, и говорим здесь о некотором для-себя-сущем, то само для-себя-сущее
как снятость инобытия соотносится с собой как со снятым иным, стало быть,
есть для-одного; оно соотносится в своем ином лишь с собой. Идеальное
необходимо есть для-одного, но оно не есть для иного; то одно, для которого
оно есть, есть лишь само же оно. - Следовательно, "Я", дух вообще или Бог
идеальны, потому что они бесконечны, но в своей идеальности они, как
для-себя-сущие, не отличаются от того, что есть для-одного. Ибо иначе они
были бы лишь непосредственными или, точнее, наличным бытием и
бытием-для-иного, потому что то, что было бы для них, было бы не они сами, а
некоторое иное, если бы им не был присущ момент бытия-для-одного. Поэтому
Бог есть для себя, поскольку сам он есть то, что есть для него.
Для-себя-бытие и для-одного-бытие - это, следовательно, не разные
значения идеальности, а сущностные, неразделимые ее моменты.
Примечание [Выражение: was fur ernes?]
Кажущееся сначала странным выражение немецкого языка при вопросе о
качестве, was fur ein Ding etwas sei, подчеркивает рассматриваемый здесь
момент в его рефлексии-внутрь-себя. По своему происхождению это выражение
идеалистично, так как оно не спрашивает, что есть эта вещь А для другой вещи
В, не спрашивает, что есть этот человек для другого человека, а спрашивает,
чтб это за вещь, за человек, так что это бытие-для-одного возвратилось в то
же время в самое эту вещь, в самого этого человека, и то, что есть, и то,
для чего оно есть, есть одно и то же - тождество, каковым должна
рассматриваться также и идеальность.
Идеальность присуща прежде всего снятым определениям как отличным от
того, в чем они сняты, каковое можно брать, напротив, как реальное. Но в
таком случае идеальное оказывается опять одним из моментов, а реальное -
другим; однако идеальность заключается в том, что оба определения одинаково
суть только для одного и считаются лишь за одно, каковая одна идеальность
тем самым неразличимо есть реальность. В этом смысле самосознание, дух. Бог
есть идеальное как бесконечное соотношение исключительно с собой, - "Я" есть
для "Я", оба суть одно и то же; "Я" названо два раза, но каждое из этих двух
есть лишь для-одного, идеально; дух есть лишь для духа, Бог лишь для Бога и
лишь это единство есть Бог, Бог как дух. - Но самосознание как сознание
вступает в различие между собой и некоторым иным, или, другими словами,
между своей идеальностью, в которой оно есть представляющее сознание, и
своей реальностью, поскольку у его представления определенное содержание,
которое имеет еще ту сторону, что его знают как неснятое отрицательное, как
наличное бытие. Однако называть мысль, дух. Бога лишь идеальными, значит
исходить из той точки зрения, согласно которой конечное наличное бытие
считается реальным, а идеальное или бытие-для-одного имеет только
односторонний смысл.
В одном из предыдущих примечаний мы указали принцип идеализма и сказали,
что при рассмотрении той или иной философии важно знать прежде всего то,
насколько последовательно она проводит этот принцип. О характере проведения
указанного принципа в отношении той категории, которая нас сейчас занимает,
можно сделать еще одно замечание. Проведение этого принципа зависит прежде
всего от того, остается ли [в данной философии] самостоятельно существовать
наряду с для-себя-бытием еще и конечное наличное бытие, а затем и от того,
положен ли в бесконечном уже сам момент "для-одного" - отношение идеального
к себе как к идеальному. Так, бытие у элеатов или субстанция у Спинозы - это
лишь абстрактное отрицание всякой определенности, причем в них самих
идеальность не положена. У Спинозы, как мы об этом скажем ниже,
бесконечность есть лишь абсолютное утверждение (Affinnation) той или иной
вещи и, следовательно, лишь неподвижное единство; субстанция поэтому не
доходит даже до определения для-себя-бытия и еще в меньшей мере до
определения субъекта и духа. Идеализм благородного Мальбранша более
развернут внутри себя; он содержит следующие основные мысли: так как Бог
заключает в себе все вечные истины, идеи и совершенства всех вещей, так что
они принадлежат лишь ему, то мы их видим только в нем;
Бог вызывает в нас наши ощущения предметов посредством действия, в
котором нет ничего чувственного, причем мы воображаем себе, что получаем от
предмета не только его идею, представляющую его сущность, но и ощущение его
наличного бытия (De la recherche de la v6rit6, eclairc. sur la nature des
idees etc ). Стало быть, не только вечные истины и идеи (сущности) вещей, но
и их существование (Dasein) есть существование в Боге, идеальное, а не
действительное существование, хотя как наши предметы они только для-одного.
Этот недостающий в спинозизме момент развернутого и конкретного идеализма
имеется здесь налицо, так как абсолютная идеальность определена как знание.
Как ни чист и ни глубок этот идеализм, все же указанные отношения отчасти
содержат еще много неопределенного для мысли, отчасти же их содержание сразу
оказывается совершенно конкретным (грех и искупление и т. д. сразу
появляются в этой философии); логическое определение бесконечности, которое
должно было бы быть основой этого идеализма, не разработано самостоятельно,
и, таким образом, этот возвышенный и наполненный идеализм есть, правда,
продукт чистого спекулятивного духа, но еще не чистого спекулятивного
мышления, единствено лишь дающего истинное обоснование.
Лейбницевский идеализм находится в большей мере в рамках абстрактного
понятия. - Лейбницевская представляющая сущность, монада, в своем существе
идеальна. Процесс представления - это некое для-себя-бытие, в котором
определенности суть не границы и, следовательно, не наличное бытие, а лишь
моменты. Процесс представления есть, правда, и некое более конкретное
определение, но здесь оно не имеет никакого иного значения, кроме значения
идеальности, ибо и все вообще лишенное сознание есть у Лейбница то, что
представляет, воспринимает. В этой системе инобытие, стало быть, снято; дух
и тело или вообще монады не иные друг для друга, они не ограничивают друг
друга, не воздействуют друг на друга; здесь вообще отпадают все отношения, в
основе которых лежит некое наличное бытие. Многообразие лишь идеальное
внутреннее, монада остается в нем лишь соотнесенной с самой собой, изменения
развиваются внутри монады, они не соотношения ее с другими. То, что согласно
реальному определению берется нами как наличное сущее соотношение монад друг
с другом, есть независимое, лишь одновременное становление, заключенное в
для-себя-бытии каждой из них. - То обстоятельство, что существуют многие
монады, что их, следовательно, определяют и как иные, не касается самих
монад; это - имеющая место вне их рефлексия некоторого третьего; в самих
себе они не иные по отношению друг к другу;
для-себя-бытие сохраняется без всякой примеси находящегося рядом
наличного бытия. - Но в этом состоит в то же время незавершенность этой
системы. Монады суть такие представляющие монады лишь в себе или в Боге как
монаде монад, или же в системе. Инобытие также имеется, еще бы оно ни
находилось, в самом ли представлении, или как бы мы ни определяли то третье,
которое рассматривает их как иные, как многие. Множественность их наличного
бытия лишь исключена и притом только на мгновение, монады лишь путем
абстрагирования положены как такие, которые суть не-иные. Если некое третье
полагает их инобытие, то и некое третье снимает их инобытие; но все это
движение, которое делает их идеальными, совершается вне их. Однако так как
нам могут напомнить о том, что это движение мысли само имеет место лишь
внутри некоторой представляющей монады, то мы должны указать также на то,
что как раз содержание такого мышления внутри самого себя внешне себе.
Переход от единства абсолютной идеальности (монады монад) к категории
абстрактного (лишенного соотношений) множества наличного бытия совершается
непосредственно, не путем постижения в понятии (совершается через
представление о сотворении), и обратный переход от этого множества к тому
единству совершается столь же абстрактно. Идеальность, процесс представления
вообще, остается чем-то формальным, равно как формальным остается и тот
процесс представления, который возвысил себя до сознания. Как в приведенном
выше замечании Лейбница о магнитной игле, которая, если бы обладала
сознанием, рассматривала бы свое направление к северу как некое определение
своей свободы, сознание мыслится лишь как односторонняя форма, безразличная
к своему определению и содержанию, так и идеальность в монадах есть лишь
форма, остающаяся внешней для множественности. Идеальность, согласно
Лейбницу, имманентна им, их природа состоит в процессе представления; но
способ их поведения есть, с одной стороны, их гармония, не имеющая места в
их наличном бытии, - она поэтому предустановлена; с другой стороны, это их
наличное бытие не понимается Лейбницем ни как бытие-для-иного, ни, далее,
как идеальность, а определено лишь как абстрактная множественность.
Идеальность множественности и дальнейшее ее определение к гармонии не
становятся имманентными самой этой множественности и не принадлежат ей
самой.
Другого рода идеализм, как, например, кантовский и фихтевский, не выходит
за пределы долженствования или бесконечного прогресса и застревает в
дуализме наличного бытия и для-себя-бытия. Правда, в этих системах
вещь-в-себе или бесконечный импульс вступает непосредственно в "Я" и
становится лишь неким "для-Я", однако этот импульс исходит от некоего
свободного инобытия, которое вечно как отрицательное в-себе-бытие. Поэтому
[в такого рода идеализме] "Я" определяется, правда, как идеальное, как
для-себя-сущее, как бесконечное соотношение с собой, однако для-одного-бытие
не дошло до исчезновения того потустороннего или направления в
потустороннее.
с) "Одно" (Eins)
Для-себя-бытие есть простое единство самого себя и своего момента,
бытия-для-одного. Имеется лишь одно определение - свойственное снятию
соотношение с самим собой. Моменты для-себя-бытия погрузились в
неразличимость (Unterschiedlosigkeit), которая есть непосредственность или
бытие, но непосредственность, основанная на отрицании, положенном как ее
определение. Для-себя-бытие есть, таким образом, для-себя-сущее, и ввиду
того, что в этой непосредственности исчезает его внутреннее значение, оно
совершенно абстрактная граница самого себя - "одно".
Можно здесь заранее обратить внимание на трудность, которая заключается в
последующем изложении развития "одного", и на причину этой трудности.
Моменты, составляющие понятие "одного" как для-себя-бытия, в нем
разъединяются (treten auseinander). Эти моменты таковы: 1) отрицание вообще;
2) два отрицания; 3) стало быть, отрицания двух, которые суть одно и то же и
4) которые совершенно противоположны; 5) соотношение с собой, тождество, как
таковое; 6) отрицательное соотношение и тем не менее с самим собой.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Наука логики'
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19