А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Ральф знал, что из себя представляет Делорес, начал заглядывать к ней, пока отца нет дома. А миссис Парди, очевидно, уделяет мало внимания своим детям и совершенно о них не заботится. Ральф и Делорес имеют много общего. И тот и другой недоучки, уровень их умственного развития очень низок. И оба они были в постоянных поисках какой-нибудь встряски. Полтора или, может быть, два месяца назад они вступили в сожительство. За несколько дней до случившегося Делорес вдруг решила, что она беременна, и во время очередной встречи с Ральфом сообщила ему об этом, потребовав, чтобы он нашел выход. Ральф до смерти испугался. Он считал Делорес шестнадцатилетней школьницей и, несмотря на скудость своих знаний, понял, что попадает под статью. Вдобавок ко всему, он боялся ее отца. И вот, как бесчисленное множество подобных ему субъектов, он начал лихорадочно озираться вокруг в поисках выхода. Он знал, что найти медика с репутацией, согласного на подпольный аборт, будет тяжело, но ему казалось вполне возможным подыскать кого-нибудь, кто пойдет на это из-за денег.
– Я начинаю кое-что понимать, – заметил мэр Шуберт.
– Пока Ральф был занят этими размышлениями, у Делорес возникла своя собственная идея. Ральф, по ее мнению, не был слишком богатым уловом, каковым она считала, кстати сказать, совсем другого человека.
Дьюна Мантоли, внешне оставаясь спокойной, бросила взгляд на Сэма Вуда. Сэма словно пронзило током, он стиснул ручки кресла и попытался ничем не выдавать своего волнения.
– Мистер Вуд проезжал мимо дома Парди почти каждую ночь, как правило, в одно и то же время – это было ему по пути к закусочной, где он обычно останавливался подкрепиться. И вот Делорес решила подстроить все так, чтобы показаться перед ним обнаженной. Она была уверена, что это не ускользнет от его глаз и, возможно, он остановится поговорить с ней – хотя бы для того, чтобы предостеречь, что ее можно увидеть с улицы. Во всяком случае, она не сомневалась, что ее прелести, продемонстрированные якобы случайно, произведут на него неотразимое впечатление. А в том случае, если бы мистер Вуд однажды скомпрометировал себя с ней, она бы получила возможность объявить его отцом ребенка и в дальнейшем надеяться занять более высокое положение в обществе. Но мистер Вуд оказался куда проницательнее и устойчивее, чем она воображала: он отчетливо понимал, что поставит себя в двусмысленное положние, хотя бы только приблизившись к двери мисс Парди, с тем чтобы предупредить ее. Он принял очень мудрое решение ни в коем случае не останавливаться у этого дома, и ее незатейливый план потерпел крушение.
Сэм почувствовал себя в центре внимания. Он-то знал, что ничего подобного ему и в голову не приходило, но сейчас явно не стоило в этом признаваться. По крайней мере внешне ему нужно выглядеть так, будто все эти похвалы вполне заслуженны. Он плотно сжал губы и постарался сдержать неровное дыхание.
– Затем произошло событие, которое заставило меня выбраться на правильный путь: на основании некоторых улик, которые стали известны мистеру Гиллспи в результате собственного расследования, он арестовал мистера Вуда по подозрению в убийстве. Мне пришлось на время забыть о мистере Кауфмане, – теперь основной задачей было доказать невиновность мистера Вуда и вызволить его из-за решетки. Тут неожиданно на помощь пришла мисс Парди: решив, что мистер Вуд не в таком положении, чтобы суметь защититься, она объявила его ответственным за судьбу будущего ребенка.
– Нечего сказать, прелестная особа, – заметил Дженнингс.
– К сожалению, таких очень много, – присовокупил Джордж Эндикотт. Его супруга наклонила голову в знак согласия.
Вирджил продолжал:
– Получалось так, что мистер Вуд снабдил меня нитью, ведущей к дому Парди, и я серьезно заинтересовался этой молоденькой особой. Затем, благодаря быстрому решению, найденному мистером Гиллспи, мне удалось подслушать разговор, который он имел с мисс Парди и ее отцом. Во время этой беседы она самым определенным образом заявила, что мистер Вуд вызывал ее вечерами по пути на работу. Разумеется, ничего подобного не было, но с этого момента я увидел впереди слабый свет: есть другой человек, гораздо более подходящий для сомнительной чести быть сердечным дружком мисс Парди, и к тому же его работа должна начинаться ночью. Затем я припомнил, что Ральф попытался впутать явно невинного человека, да еще таким дурацким образом. Ничем не связанные до сих пор обрывки улик плотно совпали. Я нашел шестерых свидетелей, которые в ночь убийства видели патрульную машину мистера Вуда. Четверо из них согласились ответить на мои вопросы, и их совместные показания создали ему вполне весомое алиби. Кстати сказать, наткнуться на этих людей мне помог случай – я попросту обзвонил те дома, где заметил огни во время ночной поездки с мистером Вудом. Обычно это входит в привычку – не засыпать до глубокой ночи, и действительно, большинство из моих предполагаемых свидетелей обратили внимание на патрульную машину. Затем я наконец-то осознал два необычайно важных факта. Во-первых, тот человек, который сбросил тело маэстро Мантоли посередине шоссе, должен был хорошо знать, насколько часто в это время проезжают машины, – Ральф полностью отвечал этому требованию. И во-вторых, я понял роковое значение той изнурительной духоты, которая была в ночь убийства.
– Вы хотите сказать, что погода как-то повлияла на этот случай? – спросил Фрэнк Шуберт.
– Несомненно, и даже двояким образом. И то и другое вело к тому, что у Ральфа появилось очень серьезное алиби, о котором он сам и не помышлял. Как только я вспомнил о ночной духоте, самое главное препятствие к доказательству его вины перестало существовать, и я понял, что на этот раз нити сходятся. Мне был известен мотив преступления, я знал, когда и при каких обстоятельствах оно могло быть совершено, и личность этого человека вполне совпадает с обычным типом убийцы.
– Так что же он все-таки сделал? – спросил Эндикотт.
– В тот вечер он пораньше вышел на работу, чтобы успеть заглянуть к Делорес. И тут она прямо заявила, что ему пора позаботиться о ней, иначе он будет отвечать за все неизбежные последствия. Он думал, что его затруднения могут разрешить только деньги, но сбережений у него не было, а одного жалованья явно не хватало для этой цели. Он был загнан в угол или, что одно и то же, убедил себя в этом.
– Но на самом-то деле девушка не была беременна, – вставила Дьюна.
– Совершенно верно, – согласился Тиббс. – И когда вы догадались об этом?
Дьюна поглядела на него:
– В тот самый день, когда я ее увидела. Она испытала слишком очевидное облегчение. Ей ничего так не хотелось, как быть оставленной в покое. И кроме того, она боялась обследования.
– Ну а дальше, Вирджил? – вмешался Гиллспи.
– В ту ночь Ральф ехал по шоссе к закусочной и размышлял, что же теперь делать. Он пришел к выводу, что ему надо кого-нибудь ограбить, вопрос был лишь в том, кого именно. Несколькими минутами раньше мистер Эндикотт расстался с маэстро Мантоли у дверей отеля, который, как известно, далеко не первого класса и не имеет кондиционера. Возбужденный и взволнованный мыслями о предстоящем фестивале, маэстро, вероятно, понял, что не сможет заснуть, и решил немножко прогуляться. Помните, я спрашивал, был ли он способен на такие импульсивные поступки? Тогда же я поинтересовался, легко ли он сходился с людьми и много ли для него значила воображаемая или действительная разница в социальном положении.
– И я ответила вам, что он был способен принимать самые неожиданные решения и всегда сам стремился к знакомству, – сказала Дьюна.
– Да-да, и ваши слова помогли мне увидеть, как все это случилось. Проезжая на своей машине, Ральф заметил и узнал маэстро – его внешность очень своеобразна и необычна, по крайней мере для этого городка. Вот самый удобный случай, подумал Ральф. Он предложил маэстро немного проехаться, и мистер Мантоли согласился. Когда я узнал, что орудие убийства было найдено возле эстрады, я сперва воспринял это как улику против мистера Кауфмана. Я глубоко заблуждался. Ральф, видимо, сказал, что еще не видел концертной площадки, и маэстро Мантоли предложил подъехать туда. Он и сам был не прочь взглянуть на нее еще разок – ведь с момента последнего обсуждения планов, связанных с фестивалем, прошел какой-то час. Они подъехали к эстраде: мистер Мантоли – побуждаемый теми чувствами, о которых я только что говорил, Ральф – для того, чтобы ограбить маэстро и с помощью этих денег разрешить свои затруднения.
Они вылезли из машины и остановились возле эстрады, оглядывая концертную площадку. Зрители или, вернее сказать, слушатели будут сидеть на бревнах, по крайней мере первый сезон. Последние ряды были только что сооружены, и вокруг еще валялись всякие чурбаки, обрубки и прочий строительный мусор. Ральф поднял один из увесистых обрубков и прикидывал, что бы с ним сделать. Затем ему в голову пришла дикая, несообразная мысль: оглушить маэстро, а позже заявить, что к ним подкрались сзади какие-то неизвестные злоумышленники. И, опуская роковую дубинку, он вовсе не предполагал, что удар получится таким сильным.
– Значит… В какой-то степени это можно назвать случайностью? – спросила Дьюна.
– Да, вооруженное нападение и непреднамеренное убийство, но не заранее обдуманное преступление.
– Я почти рада, что узнала это, – тихо сказала девушка.
– Когда, потеряв сознание, маэстро упал на землю, Ральф тут же запаниковал, и первое его побуждение было чуть ли не благородно: он хотел доставить человека, которого только что ударил, к ближайшему доктору. Теперь Ральф был в холодном поту, его просто знобило от страха. Он поднял безжизненное тело, пронес его несколько шагов, втащил в машину и погнал назад, в город. И лишь недалеко от центра наконец-то до него дошло, что он совершил. Он завернул в переулок, вынул бумажник своей жертвы и вытащил часть денег, которых, как он считал, хватит, чтобы выпутаться из истории с Делорес. Затем он сбросил тело посередине шоссе, положил рядом бумажник и помчался в закусочную – он уже опаздывал на работу, на которую должен был являться два-три раза в неделю.
– Но почему же посередине шоссе? – широко раскрыв глаза, спросила Грейс Эндикотт.
– Он думал, что во всем обвинят какого-нибудь проезжего: мол, сбил и побоялся остановиться. Но положение тела не отвечало такой версии, и это была, конечно, важная нить, хотя поначалу я не мог восстановить логику событий.
– А при чем тут погода? – напомнил Джордж Эндикотт.
– Ах да… Жара помогла Ральфу дважды: во-первых, движение на шоссе почти прекратилось и тело обнаружили не сразу.
– Одну минуточку, – прервал его Фрэнк Шуберт. – А как же с тем инженером, который проезжал через город?
– Никто не попросил его уточнить, когда это было. По словам Ральфа, за сорок пять минут до того, как Сэм нашел тело, и Готтшалк не оспаривал его заявление: откуда ему было знать, в какое время это случилось? Он проезжал, когда Ральф рылся в бумажнике своей жертвы. Ральф приметил необычную окраску машины и потом, увидев ее возле закусочной, позвонил в полицию, надеясь, что водителя арестуют за попытку скрыться после того, как он сбил человека.
Грейс Эндикотт медленно покачала головой:
– Какое извращенное мышление должно быть у этого юноши! Даже не могу себе представить. Он словно животное!
– Ну а второе, что ты хотел сказать о погоде? – напомнил Гиллспи.
– Да-да… Жара дала Ральфу совершенно непредвиденное алиби. Когда молодой врач, который приехал на «скорой помощи», определял время смерти, он ни в чем не погрешил против обычного метода, установив, сколько тепла потеряло тело, но он совсем упустил из виду температуру воздуха и поэтому значительно ошибся. Душная ночь буквально окутала тело теплом. А пока официально установленное время смерти не было опровергнуто, Ральф имел бесспорное алиби, и я не мог быть уверен, что он тот, кто мне нужен.
Неожиданно Тиббс стал выглядеть очень утомленным.
– Вот почти и все, – заключил он. – Я вошел в закусочную и попросил стакан молока. Если бы я попросил пакет, он бы еще мог это стерпеть. Но мысль о том, что негр дотронется до стакана, вывела его из себя, а когда я пристал к нему с просьбой разрешить мне поесть в закусочной, он дошел до точки кипения и поднял на меня руку. Тут-то я и получил возможность скрутить его, конечно, этот путь был далеко не единственный, но я жаждал отмщения. Он так нескрываемо презирал меня из-за цвета кожи и чувствовал себя настолько выше, что я был не прочь преподать ему серьезный урок. Признаюсь, это было ребячеством.

***

К железнодорожной станции Тиббса подвез Билл Гиллспи. Он затормозил у самой платформы, вышел из машины и поднял чемодан Вирджила. Тиббс все понял и не попытался ему помешать.
Шагая впереди, Гиллспи прошел на платформу и опустил чемодан перед единственной скамьей, которая предлагала свои незавидные удобства ожидающим пассажирам.
– Вирджил, я бы с удовольствием подождал с тобой, но, честно говоря, мне смертельно хочется спать, – сказал Гиллспи. – Ты не обидишься, если я уйду?
– Разумеется, нет, мистер Гиллспи. – Тиббс выдержал секундную паузу, прежде чем заговорить вновь. – Ничего, если я присяду, как вы думаете? Уж больно приятная ночь.
Гиллспи и не глядя знал, что на скамье надпись: «Для белых». Но было уже за полночь и вокруг ни души.
– Я думаю, это не так уж важно, – ответил он. – Если тебе кто что скажет, сошлись на меня.
– Хорошо, – сказал Тиббс.
Отойдя на два шага, Гиллспи обернулся.
– Спасибо, Вирджил, – произнес он.
– Рад был познакомиться с вами, мистер Гиллспи.
Гиллспи хотел было сказать что-то еще, даже попытался, но не смог заставить себя. Стоящий перед ним человек был черным, как ночь, и лунный свет подчеркивал эмалевые белки глаз.
– Ну, всего хорошего, – только и обронил Гиллспи.
– Всего хорошего, сэр.
Гиллспи подумал, не протянуть ли руку, но решил, что не стоит. Один раз он уже сделал это, и хватит. Вряд ли есть смысл повторять такие широкие жесты – это может только ослабить впечатление. И он зашагал обратно к машине.



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19