В среде занятых только собой и своими проблемами горожан рассчитывать на случайную помощь или простое сочувствие совершенно пустячное занятие, Тут настолько никому ни до кого нет дела, что ты можешь спокойно умирать с голоду на мостовой, никто даже не остановится.
В Москве у меня была только одна знакомая, домоправительница погибшего от пули киллера частного детектива, у которого я жил некоторое время. С того времени прошло почти два месяца, и я не знал, живет ли она по прежнему в его доме, или нашла себе новую работу и съехала. Я шел и думал, стоит ли попробовать обратиться к ней за помощью. Решил не гадать, а пойти проверить на месте.
Когда появляется хоть какая-то цель, добавляется энергия. Без особой надежды на успех, я отправился в Хамовники, где жил мой прежний знакомец. Конечно, ни о каких извозчиках или трамвае речи быть не могло – я шел пешком. От быстрой ходьбы я согрелся, и в душе появилась легкость и уверенность в том, что все как-то образуется. Минут за сорок я добрался до нужного дома и позвонил в знакомые двери. Увы, мне никто не открыл.
Уже собравшись уходить, я увидел, что из соседнего особняка вышел дворник с лопатой и принялся чистить тротуар после вчерашнего обильно снегопада, Я подошел к нему и спросил, живет ли в доме покойного Поспелова Анна Ивановна.
Лицо дворника мне было знакомо, мы неоднократно сталкивались на улице, когда я здесь жил. Теперь я был бородат, одет в крестьянское платье, он меня не узнал, но, тем не менее, любезно ответил:
– Живет, куда ж ей деваться. А ты чего ее ищешь, никак родич?
– Да дальний, из деревни. Я постучал, но никто не открывает.
– Ушла с утра, а куда – не скажу, неведомо мне.
Было заметно, что продолжать работать ему совсем не хочется, и он пользовался возможностью без дела повисеть на черенке лопаты.
– Сам-то давно из деревни?
– На заработках мы тут, по извозной части, – степенно объяснил я. – А что, я слышал, хозяина-то Аннушки смертью убили?
– Было дело, лихой человек застрелил, да потом сам и преставился. Самого пуля настигла. А то! Правду люди говорят, не копай яму другому. То-то! А сам-то Илья Ильич хороший барин был, простой, да вот судьба какая! Зато Анна Ивановна теперь хозяйкой стала, все чин чином, по духовной ей дом отписан!
Такой расклад меня порадовал. Анна Ивановна была хорошим человеком, да и мне теперь было, в крайнем случае, к кому обратиться. Я был почти уверен, что если к ней обращусь, она в посильной помощи мне не откажет.
– Ладно, пока пойду, загляну попозже, – сказал я.
– Может ей чего передать? – с сожалением спросил дворник, теряя возможность потрепаться и посачковать.
– Спасибо, не нужно, я сегодня сам к ней зайду.
Распрощавшись с тружеником метлы и лопаты, я обогнул Хамовнические казармы и вышел к церкви Николы.
Недалеко от собора на глаза попался недорогой по виду трактир, и я зашел в него погреться. Заведение было средней руки и явно не по моим средствам, но я понадеялся, что Аннушка по старой памяти ссудит меня деньгами, и решил позволить себе съесть тарелку щей. Однако по дороге в темный угол, который соответствовал моей скромной одежде, наткнулся на бильярд.
Время был раннее, и народа в трактире почти не было. Половые толпились кучкой возле кухонных дверей, пил чай с ситным мелочной торговец, а на бильярде в одиночестве играл какой-то засаленный чиновник. Я невольно задержался, вспомнив, как неплохо заработал на биллиардной игре в Петербурге XVIII века.
Чиновник лениво катал шары, не реализуя даже простые варианты. Он посмотрел на меня с высоты своего государственного положения и широко зевнул, не прикрывая рта.
– Что, мужичок, поиграть желаешь? – спросил он, видимо маясь от скуки.
– Желаю, – подтвердил я.
– Правила знаешь?
– Немного.
– В пирамиду сможешь? – обрадовался он неожиданной компании. – Давай по рублику?
– Рубля у меня нет, только восемьдесят копеек.
– Не важно, давай по восемьдесят.
В бильярд я играю не то, чтобы хорошо, скорее прилично, и отказать себе в удовольствии сыграть партийку не смог. Даже за счет обеда.
– Ну что ж, ставь пирамиду, – распорядился партнер. Как противника он меня явно не рассматривал, просто убивал время, – Можешь разбивать без жребия.
Стол был старый, шары изношенные, кии тоже оставляли желать лучшего, Я прицелился, ударил и, как ни странно, но свояка от пирамиды забил, не разметав шары по полю. Получилось это у меня не просто так, а вполне профессионально. Разбой вышел удачным, и я без труда скатил еще четыре шара в правую лузу. На этом везение кончилось. Шестой шар нахально застрял в створе, так и не провалившись в лузу.
Приунывший было партнер обрадовался моему промаху и с треском заколотил подставку. Судя по этому залихватскому удару, играть он не умел, бил только то, что подворачивалось под руку, безо всякой стратегии и подготовки следующего шара. Мне стало приятно, что обед в два блюда в этом трактире мне гарантирован, и я довольно быстро завершил партию. Чиновник озадачено посмотрел на меня и предложил сыграть ва-банк.
Теперь разбивать захотел он, я согласился, и соперник так долбанул по первому шару пирамиды, что шары с треском разлетелись по всему полю. Один шар провалился в лузу, что дало чиновнику возможность бросить на меня гордо-снисходительный взгляд: мол, знай наших! Я был не против его случайной удачи. При игре ва-банк дать ему возможность для затравки выиграть партию я не мог, как и не стоило обыгрывать его в сухую.
Закатив еще один легкий шар, чиновник, вполне довольный собой, сел на скамью, видимо, считая, что выигрыш у него уже в кармане. Я, чтобы не терять партнера, дал ему возможность подняться до шести шаров, после чего как бы случайно кончил партию.
– Где же ты, мужичок, так научился играть? – спросил он, рассчитываясь за партию.
– Я, ваше благородие, всего-то третий раз в жизни подхожу к столу, просто, видать, подфартило.
– Подфартило, говоришь? А не сыграть ли нам опять на все? У тебя теперь целых три рубля, выиграешь, будет шесть.
– Боязно, ваше благородие, а ну как проиграю!
– Волков бояться, в лес не ходить!
– Ну, если только так. Ладно, давай, ваше благородие, скатаем еще партийку.
Чиновник явно стремился поправить мое финансовое положение и сам лез в проигрыш. Теперь первым снова бил я и, как в первый раз, послал свояка в угол, не разбивая всю пирамиду. Однако на этот раз мне не повезло, шар в лузу не вошел, и второй удар был за соперником. Подставок не было, и он лихо жахнул толстой стороной по куче шаров. Понятно, чем это вскоре кончилось. Проиграв шесть рублей, чиновник занервничал. Однако придраться было не к чему, и он нехотя рассчитался.
– Везет тебе что-то, братец, может еще партию, опять на все?
– Стоит ли, ваше благородие, вы сегодня явно не в удара, опять проиграете, – благоразумно посоветовал я.
Однако предупреждение произвело на него обратное действие. Он вспылил:
– Тебе-то что за дело, если и проиграю! Кто ты такой, чтобы меня учить! Не лезь со свиным рылом в калашный ряд!
Такое грубое и высокомерное отношение к простому человеку мне сильно не понравилось, и я без слова выставил выигранные деньги на кон.
Теперь первым бил он и ударил так, что шар вылетел за борт. Это означало штрафное очко. Потому партию он проиграл не только в сухую, но еще и остался в минусе. Наша становящаяся шумной баталия привлекла немногочисленных зрителей, и мой соперник окончательно потерял голову. Проигрыш им каждой следующей партии был кратен предыдущему, и спустя четверть часа на кону стояло уже семьдесят два рубля, деньги по тем временам достаточно солидные. Рассчитываясь, чиновник долго копался в портмоне, или будет вернее сказать, «портмонете», как называли его в том 1901 году.
– Ва-банк! – с нескрываемой злостью сказал он, стукая толстой стороной кия в пол. – Я тебе покажу, как нужно играть!
– Пожалуйте, – согласился я, складывая мятые бумажки в одну пачку, – позвольте ваши деньги.
– Ты что, мерзавец, мне, благородному человеку, на слово не веришь!
– Боюсь, что у вас может не оказаться наличности, а я в долг с незнакомыми людьми не играю, – хладнокровно заявил я.
– Вот ты как заговорил! А в полицию не хочешь, паспорт проверить?!
В полицию я не хотел, как и драться с тремя половыми, которые были явно на стороне постоянного клиента, потому согласился:
– Хорошо, сыграем последнюю партию.
Я снял свой теплый крестьянский армяк, под которым была вполне цивильная (если не считать отсутствие под сюртуком рубашки) одежда. Увидев сшитое по фигуре платье, чиновник понял, что ошибся с определением моего социального статуса, и сразу сбавил тон:
– Вы не сомневайтесь, я смогу расплатиться.
Он вынул свое портмоне и поковырялся в его тощих недрах.
– Впрочем, ва-банк все-таки не хватает, давайте сыграем по четвертному?
Забирать у него последнее мне не хотелось, и я предложил другой вариант:
– Сыграем по рублю, если выиграете, то поднимем ставку, а нет, разойдемся по-хорошему. Могу дать вам фору три шара.
Такое унизительное предложение непременно отверг бы любой стоящий игрок, но чиновник от отчаянья согласился и проиграл.
– Что же, ваше счастье, – грустно сказал он, отдавая мне канареечную бумажку. – В другой раз непременно отыграюсь.
От греха подальше я решил в трактире не оставаться, оделся и ушел. Анны Ивановны опять не оказалось дома, и визит откладывался на неопределенное время. Меня это особенно не огорчило, теперь, когда появились какие-то деньги, я мог продержаться и без посторонней помощи.
Первым делом мне нужно был раздобыть приличное платье. В Москве, чтобы слиться с большинством жителей, лучше всего было одеться мещанином средней руки. Что я и сделал: купил в магазине подержанного платья соответствующую образу верхнюю одежду. После чего зашел в обувную лавку и приобрел слегка ношенные хромовые сапоги. На всю экипировку ушло около сорока рублей, так что на оставшиеся тридцать я вполне мог продержаться несколько дней.
После магазинов первым делом я полноценно пообедал в чистом трактире. За хлопотами и длинными пешими прогулками прошел целый день. Ноги гудели, хотелось покоя и отдыха, но мне нужно было сходить в ночлежку, вернуть армяк и долг. Об утреннем инциденте со смотрителем Иваном Ивановичем я уже забыл и вспомнил о нем только тогда, когда увидел самого мастодонта. Удивительное дело, как люди рабской ментальности уважают силу и легко относятся к своей чести. Даже признаков неудовольствия не выказал этот мелкий тиран.
Когда я вошел в ночлежку, он сразу не узнал меня и попробовал грозно привстать со своего стула, но когда разглядел, распустился приветливой улыбкой.
– Опять к нам, господин хороший?
– Я на минуту, Евсей вернулся?
– Как же-с, отдыхает. Проходите, будьте благоразумны, мы чистым гостям всегда рады!
Я вошел в клоповник. Там уже собралось большинство его обитателей. Мое появление привлекло внимание, но, узнав давешнего лекаря, возчики продолжили свои занятия, Евсей сидел на своем тряпье возле больного земляка. Я прошел к ним в угол:
– Ну, как Пантелей? – спросил я своего вчерашнего благодетеля.
– Жар вроде как спал, и на вид получше.
– Я принес армяк, – сказал я, передавая ему кроме одежды бутылку водки и пакет с закуской. – Спасибо тебе, вчера ты меня очень выручил.
– Пустое, – смутившись, ответил он, принимая угощение. – Слышал, наших возчиков-то потянули в полицию? Да, брат, неладно получилось.
– Что случилось?
– Душегубами оказались, бабу какую-то хотели убить и ограбить. Околоточный приходил об них расспрашивал. Может, видел их, они возле нас спали?
– Нет, не запомнил. Я утром у рыжего мужика рубль одалживал, сможешь ему передать?
– Понятное дело, а ты что, не останешься с нами магарыч распить? Оставайся. Переночуешь, чего тебе мыкаться на ночь глядя.
Однако даже мысль о ночных зверствах клопов привела меня в содрогание.
– Нет, не смогу, срочные дела. Полечу еще Пантелея и побегу.
– Жаль, очень ты мне по сердцу пришелся.
– Ты мне тоже. Как решу свои дела, надеюсь, еще увидимся.
– Даст Бог…
Желая скорее уйти из этого гнусного помещения на свежий воздух, я присел возле больного крестьянина и принялся за свои пассы. Мужик лежал молча, только благодарно улыбался.
– Ну, вот и все, – сказал я, – но все-таки лучше тебе в больницу лечь.
– Мы уж как-нибудь тут, чего людей зря беспокоить. Спасибо тебе, господин, очень ты меня облегчил.
Мы распрощались, и я вышел наружу. Воздух, пахнущий печным дымом, конским навозом и еще чем-то деревенским, никак не подходящим большому городу, был тих и морозен. Мне предстояло найти себе пристанище, и я направился в сторону Кремля.
«Найду комнату и сразу завалюсь спать», – мечтал я. Дешевых гостиниц в этом районе было много, можно было даже подыскать комнату с пансионом, но я пока не знал, чем займусь в ближайшие дни, и не мог строить планы на будущее. Вчера слишком внезапно кончилось мое обучение и затворничество, я по-прежнему психологически пребывал в средних веках, и новая жизнь с полицией, электричеством, конками и трамваями казалась шумной и суетливой.
За себя я не боялся, В доме Анны Ивановны осталось письмо моего предка в банк, па которому я мог получить любые суммы из накопленного за сто лет состояния. Меня занимало другое – где разыскать моих «нанимателей». Никаких связей с этой организацией, кроме контактов с «древним молодым человеком», теперь то ли раненым, то ли убитым, у меня не было.
– У вас есть свободные номера? – спросил я ночного швейцара, стоящего в дверях постоялого двора.
– Пожалуйте, у нас все есть, – поклонился он и пропустил меня в холл.
Я подошел к стойке и спросил комнату на ночь Пожилой служащий цепким, профессиональным взглядом оценил мои внешние кондиции и, точно определив уровень благосостояния, предложил:
– Комната – два рубля. Пожалуйте паспорт.
– У меня его с собой нет,
– Тогда два с полтиною. Деньги вперед-с.
Я без слова выложил требуемую сумму и получил ключ от номера. Служащий сам проводил меня, подождал, пока я отопру дверь и, кивнув, ушел, Я вошел в небольшую комнату с одной кроватью и столиком у окна, быстро разделся и рухнул в постель.
Ночью никто меня не тревожил, и я спокойно проспал до позднего утра.

Глава 5

Анна Ивановна наконец оказалась дома. Она сначала меня не узнала, а, разглядев, зарыдала и бросилась на грудь.
– Нет больше с нами нашего голубчика, сиротами оставил! – причитала она, орошая мою грудь горькими слезами.
Я как мог успокоил добрую женщину, и мы сели за стол помянуть Илью Ильича. Бывший хозяин, вернее будет сказать, наниматель Анны Ивановны Илья Ильич Поспелов был одноклассником моего предка. Человеком он был, бесспорно, замечательным, жил на широкую ногу, занимался частным сыском и, когда к тому принудили обстоятельства, приютил меня в своём доме. Позже между нами случилось некоторое охлаждение: пока я после ранения был без сознания, а потом долго лечился в его доме, он увел у меня девушку. Меня это, кстати, напрягало значительно меньше, чем его, и отношения наши несколько испортились.
Когда я только поселился в его доме, на меня было совершено покушение. Убийца стрелял из чердачного окна соседнего особняка, но попал не в меня, а в специально выставленную нами куклу. Мне удалось его задержать. Не разобравшись, что это не просто неудалая шестерка крести, а один из пиковых тузов преступного мира, мы с Поспеловым его раскрутили и на признание, и на выкуп. Илья Ильич на время оставил его у себя в подвале без присмотра. Киллер от него сбежал и отомстил меткой пулей. Вторая пуля предназначалась мне, но ему опять не повезло, я оказался проворней.
– Нет больше таких людей! – причитала его бывшая домоправительница, разливая по рюмкам любимую водку покойного. – Помянем его, Алеша, пусть земля будет ему, голубчику, пухом.
– И что теперь с Таней? – спросил я о своей бывшей девушке, собиравшейся выйти замуж за Поспелова.
– А что с ней могло статься? Поплакала, да и пошла служить в театр, актрисою. Илья Ильич оставил ей столько денег, что на весь век хватит. Вот она и решила покрасоваться перед белым светом. А мне наш голубчик этот дом отписал и пансион. Никого не забыл, никого не обидел…
Она опять заплакала.
– А что Аарон Моисеевич и Ольга? – отвлекая ее от грустных мыслей, спросил я о своих приятелях. Они, как и я, были из нашего времени, и составили мне компанию в этом последнем путешествии.
– Живы, здоровы, в Париж уехали к какой-то дуре.
– В Париж, к дуре? – не понял я. – В каком смысле?
– Ну, не совсем к дуре, – начала вспоминать Анна Ивановна, – Олюшка хотела пойти в этот, как его, салон, к какой-то маркизе Дуре.
Я уже так насобачился понимать тонкости народного языка, что довольно легко перевел:
– К маркизе Помпадур?
– Точно, так она и говорила. Так ты ее тоже знаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32