А потом уж стыдно было обратно признаваться. Простите, люди добрые!
Мужики зашумели. Ратники заулыбались. А кузнец Никодим, как только Настасья с колен поднялась, со всего маху влепил ей такую затрещину, что девица отлетела метра на три в кусты и там зарыдала, то ли от боли, то ли совесть ее замучила.
«Бей бабу молотом, будет баба золотом», – всплыла в памяти у Забубённого народная мудрость. Да, эмансипацией в здешних местах не пахло. Но тут уж он вступился за свою обидчицу, воспитание не позволило промолчать, невзирая на помятые ребра.
– Да ладно тебе, Никодим, убьешь сестрицу. Ты полегче, грабли-то свои не распускай. Она, получается, вроде девушка честная оказалась.
– To мое дело, – огрызнулся кузнец и промямлил: – Ты извини, паря, зря мы тебя помяли.
– Вот это точно, – радостно подхватил Забубённый и повернулся к воеводе: – Ну что, ваша честь, герр Путята, теперь сами видали, – я чист перед законом. Можно наручники с меня снимать и из камеры выпускать. На свободу, как говорится, с чистой совестью.
Народ одобрительно зашумел. Путята подал знак, и черноусый ратник быстро и аккуратно разрезал острым ножом сыромятный ремешок, крепко стянувший запястья механика. Забубённый с радостью замахал затекшими руками.
– Отдашь ему, Никодим, за оскорбление деньгу али имущество равноценное, – вынес приговор воевода, – столько, сколько он сам захочет. А если после того он захочет сестру твою второй женой взять или наложницей, тоже отдашь. Заслужила.
Никодим, скривившись, наклонил голову в знак подчинения. Воевода замолк на мгновение и продолжил, усмехнувшись:
– Да только он не захочет.
Григорий бросил взгляд на длинноволосую Настасью, рыдавшую в кустах. Далее с подбитым глазом она чем-то напоминала Клаудию Шифер. «Ничего девчонка, – подумал Григорий, в котором шевельнулась жалость к своей обидчице, – глупая просто. Молодая еще, пугливая».
– Да уж, – подтвердил механик и вспомнил про удар дубиной по ребрам, – денег возьму, если дадите, это справедливо. Долларов сто нормально будет за моральный ущерб. А Настасья пусть пока в девках походит.
Суд закончился, и мужики разошлись. Никодим увел заплаканную Настасью домой, сказав, чтоб зашел за данью положенной попозже. И Григорий, обрадованный счастливым исходом, совсем уже было засобирался домой, но тут воевода неожиданно заговорил снова.
– С девками разобрались, теперь поговорим о делах наших ратных.
– Каких таких делах? – тревожно спросил Григорий, потирая шишку на голове и поглядывая на ратников. Сбежать было невозможно. Несмотря на свою гордую неподвижность, эти ниндзя зарубили бы мгновенно.
– Бабы – это твое дело, – хитро прищурившись, перешел вдруг на доверительный тон воевода, – ноты скажи мне, что ты тут пел про город странный, коего тут и в помине нет. Да про море-окиян, до которого рукой подать…
– А что тут странного, – не понял Григорий, – все так и есть. До залива пятнадцать минут на маршрутке.
Воевода закивал, как бы соглашаясь, но произнес:
– А то, человече, что до моря теплого ходу отсюда тридцать ден без сна и роздыху, через земли половецкие. А до моря холодного и того больше.
Забубённый присвистнул.
– Это куда же меня занесло? За Урал, что ли. Тут рядом есть большие города?
– А ты не знаешь?
Григорий отрицательно мотнул головой.
– Теперь, воевода, я ни за что не поручусь: кто я, где я, и что вообще здесь происходит. Видно, какая-то метаморфоза с пространством и временем в Юнтоловском заказнике случилась.
Воевода встал, шагнул вперед и оказался рядом с Забубённым. Лицом к лицу. Усмехнулся.
– Память, что ли, тебе мужики отшибли?
Григорий почесал шишку и кивнул в сторону ближайших ратников.
– Да, похоже. Только не деревенские махальщики, а вот эти мужики, в кольчугах.
– Ну, ты на них не серчай. Они свое дело знают. Без вины жизни не лишат. Тебя они легонько пристукнули, чтоб не шумел до времени. Пока не разберемся.
– Ну и что, разобрались же, – Забубённый сделал осторожный шаг в сторону, – я чист. В общем, мне пора домой.
Путята ухмыльнулся в густые усы и положил руку на плечо механика. Рука у воеводы была железной.
– Вот что, парень, – проговорил он, – непонятен ты мне. Шатаешься по лесам в одеже странной. Людей обходишь. Говоришь то понятно, то не по-нашенски. Словами заморскими бросаешься, опять же. Кто ты, мне пока неведомо. А я воевода, потому ведать должен. Сейчас темные времена настают.
Забубённый понял, что главный приговор еще впереди.
– Короче, с нами поедешь в Чернигов. По дороге разберем, что за птица.
– Если я правильно понял, – уточнил Забубённый, – вариантов у меня немного.
Путята как бы невзначай погладил ножны своего меча.
– Мне с тобой сейчас возиться некогда. Тороплюсь. Князь наш Мстислав ждать не любит, ему поход готовить надобно. Меня дожидается. Скорый суд, если упрямиться будешь, хоть сейчас проведем. У Никодима, знакомца твоего, кузня есть. Пытнем тебя каленым железом, враз расскажешь нам правду-матушку. Если враг – в кипятке сварим или на кол посадим. Ну, а если наш человек, – отпустим. А полезным будешь, может, еще и награду получишь.
Григорий засомневался. Если принять место действия на веру, то в сложившихся обстоятельствах вариантов и в самом деле было немного: пытка, кол, кипяток или дальняя дорога. Забубённый решил, что у него окончательно съехала крыша. Отпускать его домой никто не собирался. Да и где он, дом-то: за лесом, или, в самом деле, занесло честного механика каким-то ветром в Древнюю Русь. Хорошо, хоть не в Древний Китай. По-китайски-то он не понимает, там с голоду бы умер, пока язык выучил, а с этими кое-как общаться можно. Значит, придется ему задержаться в этом странном мире богатырей да селянок. Ну что ж, по-любому выходила дальняя дорога. Может быть, по пути удастся выяснить, что происходит. Или назад дорогу отыскать.
– Не надо пытать, начальник, – решил Григорий, вздохнув. – Я с вами по доброй воле поеду. На кол сесть никогда не поздно. Так что поехали в ваш городок, по дороге допросите. Только вот я коней боюсь.
Воевода молча взглянул ему в глаза. Взгляд Путяты был прост и понятен: «Либо на коня, либо на кол, выбирай».
– В детстве с зебры упал в зоопарке, и с тех пор к лошадям подойти боюсь, – поправился Григорий. – Но я постараюсь. Ведь не сложнее, чем мотоциклом управлять, да?
– Это какой конь попадется, – ответил воевода. – Но ты не боись, паря, мы тебе клячу смирную дадим. Эй, Данила, отведи этого к Савраске, что копья везет. Она и его стащит заодно. Да остальным скажи, что выступаем через время малое. Пусть сбираются.
Данилой оказался черноусый ратник, стоявший при допросе слева от Григория. Он радостно хлопнул механика по плечу и показал рукой вперед, мол, «иди, руки за спину, шаг вправо, шаг влево и сам понимаешь, что с тобой будет». Григорий повернулся и пошел немного впереди черноусого Данилы к обширному полю, на котором под присмотром нескольких бойцов паслись кони. Немного поотстав, за ними тронулись еще трое воинов из отряда.
Руки были свободны, ноги тоже. «А может, деру дать, – пронеслось в голове у полоненного механика. – Сейчас припущу по полю и в лес, а там ищи-свищи». Но, внимательно осмотрев окрестности, Забубённый временно отказался от побега. До леса было далеко, не добежать. Ратники Путяты, вскочив на коней, быстро догнали бы его и порубали в мелкий винегрет. Да и в лесу, если добежит, тоже догнали бы. Они же привычные, да и проводники из местных нашлись бы сразу. Сусанины чертовы. Эта сволочь, Никодим, наверняка не упустил бы случая поквитаться. (Кстати, денег за несправедливый мордобой так и не принес. Зажал, значит, сволочь.) А если гоняться по полям лень, то и стрелу ведь можно пустить вдогонку. Она летает быстро.
Нет, бежать рано. Если все происходящее не глюк и не рассосется само собой в ближайшие часы, то придется задержаться, осмотреться да пообвыкнуть в местном временном промежутке. А там глядишь, и придет на ум что-нибудь, типа чертежей машины времени, чтоб обратно смыться на свой родной автосервис.
ГЛАВА 3
Первый конник
Приблизившись к пастбищу, Данила обогнал Григория и первым подошел к группе боевых коней, рядом с которыми прохаживались несколько ратников. Ратники при ближайшем рассмотрении больше походили на отроков, как называли в древности вполне созревших для тяжелой физической работы подростков. Судя по всему, сообразил Григорий, этот молодняк старшие витязи заставляли пасти коней, таскать тяжести и делать всякую черную работу, которую сами делать не хотели. В общем, местные деды припахали салаг. Забубённый решил, что дедовщина стара как мир. Армия, она и в Древней Руси армия. Видимо, если копнуть глубже и отвлечься от расовых различий, законы людские везде одинаковы. А человек вообще не меняется в своей жизни. Если бы у него не было зеркала, то он бы и не узнал, что стареет.
Данила поманил пальцем одного из отроков, широкоплечего детину, ростом не ниже Григория, который и сам мог сойти здесь за богатыря.
– Внимай, Изяслав.
Детина отошел от коней и приблизился к ним.
– Этот неизвестный муж с нами в Чернигов поедет. – Он, не стесняясь, указал пальцем на механика-новатора. – Воевода велит стеречь его как зеницу ока. Если что, ты в ответе будешь. А Черняй и Митяй тебе послужат подмогой.
Широкоплечий Изяслав молча кивнул. На его скуластом лице отразилось служебное рвение. «Сообразительный отрок, хотя и туповат на вид», – составлял мнение о своих новых конвойных Забубённый.
– Идти далече, так что усадите его на Савраску, что везет копья. Руки не связывай, если что, руби голову. Воевода велит так. Вот только свезет ли Савраска столько? – шутливо поинтересовался у отрока Данила.
Изяслав бросил взгляд через плечо на здоровенную белую лошадь, что паслась в десяти шагах, смерил взглядом Григория и тоже усмехнулся. А затем выдал свое заключение.
– Тяжело, конечно, ей будет. Старовата. Но Савраска кобыла смирная да тяговитая. Свезет.
– Послушай, Изя, а сколько в ней лошадиных сил? – поинтересовался Забубённый, не выдержав такого оскорбительного обсуждения своих параметров. – А бензину до Чернигова хватит?
Отрок не смутился.
– Хватит. Тут уж недалече осталось, если поспешать.
– Ну, ты меня успокоил… паря, – начал заводиться Забубённый, которому надоело быть чужим среди своих. – Только я на конях никогда не ездил, так что проведи вводный инструктаж.
Изяслав нисколько не обиделся.
– Ну, вы тут грузите этого, – отдал последние указания Данила, – да сами собирайтесь, выступаем скоро. А я пойду ратников остальных разбужу, а то проспят воители.
«Да, – окончательно уверился Григорий, – дедовщина в древнерусской армии процветает. Интересно, а кольчуги с мечами дедам тоже молодняк полирует»?
– Тебя как кличут-то? – незлобиво поинтересовался у своего подконвойного отрок Изяслав.
Немного обалдев от такого хамства со стороны молодежи – Забубённый был как минимум вдвое старше, механик все же ответил:
– Это твою кобылу кличут, а у меня имя есть. Для тебя я Григорий Иванович Забубённый.
На это заявление о суверенитете отрок отозвался целой речью, гордой, длинной, но вполне понятной:
– По отчеству я только своих родителей зову да уважаемых людей. А ты пока неизвестно еще что за птица. Может, порешить тебя придется али на кол посадить. Как выйдет. Так что, извиняй, будем звать тебя покуда для простоты Григорием.
– И на том спасибо, – отозвался Забубённый, обезоруженный убийственной логикой юнца и напоминанием про вездесущий кол. – Показывай свою Савраску.
– И то дело. – Изяслав повернулся и кликнул двух других отроков на всякий случай, а Забубённому указал на здоровенную старую кобылу. – Вот она, твоя лошадь.
Приблизившись вплотную, отрок ласково погладил кобылу по лохматому загривку. Савраска даже ухом не повела, продолжая щипать траву.
– А она не глуховата? – поинтересовался Забубённый, с сомнением осматривая свой гужевой транспорт.
Лошадь только издали казалась белой, а на самом деле была обыкновенной серой масти. С жидкой гривой и кривыми от постоянных перегрузок ногами. Это был явно не арабский скакун и не орловский рысак. Больше всего эта кляча походила на недокормленного тамбовского тяжеловоза. Да и лет ей, судя по всему, было не мало. Кобыла давно вошла в пенсионный возраст, того и гляди, околеет на ходу. Впрочем, для первого раза лучше не придумаешь.
– Есть маненько, – ответил отрок. – Да это ничего, она и так дорогу до Чернигова знает. Уж сколько лет по ней ходит взад-вперед.
– Ходит? – уточнил Григорий. – Это хорошо. А какую максимальную скорость развивает это чудо природы?
– Ты, паря, и взаправду не нашенский, что ли? – подивился отрок речам механика-новатора.
Забубённый вовремя спохватился и решил впредь использовать только местную терминологию, разучивая ее на ходу. Благо кругом были сплошь носители языка, а гениальный механик был склонен к изучению иностранных языков.
– Да нет, – быстро поправился он. – Я хотел спросить, как быстро ходит этот коник?
– Да не шибко, – успокоил Изяслав. – Все время сзади в обозе идет. Но с норовом. Если вдруг взбрыкнет и сбросит, сразу в сторону откатывайся. Упадешь под копыта, – затопчет. Кобыла хоть и старая, а весу в ней много. Да и тяжести на себе тянет.
Забубённый кивнул и почему-то вспомнил не к месту очередную народную мудрость: «Старый конь борозды не портит».
В этот момент два других отрока, Черняй и Митяй, приволокли к Савраске связку копий, замотанных в суровую тряпицу так, чтобы сверток свешивался с двух сторон и не мешал ходу. Пыхтя от натуги, они водрузили военный груз на Савраску. Приняв его, бедная лошадь осела почти на полметра, но как ни в чем не бывало продолжала пощипывать травку. Григорий с сомнением воззрился на отрока Изю.
– Так ты говоришь, что она и меня выдержит?
– Сдюжит, не боись. Савраска наша кобыла сильная. Полезай давай на нее, а то вон ратники старшие уже на подходе. Скоро двинемся.
Забубённый бросил косой взгляд на приближавшийся отряд во главе с воеводой и снова уставился на Савраску.
– А седло? А стремена? А уздечка?
– Седла Савраске не положено. Она людей не возит, – доступно объяснил отрок. – А управлять ею не надо. Она дорогу знает. Сама пойдет. Полезай, короче, а то свяжем и бросим как мешок через холку.
Бравый механик понял, что настал момент истины. Ощущение было таким же, когда ты не уверен в себе, но сдаешь на права. А рядом сидит недовольный жизнью гаишник, которому ты не дал взятку. И от него зависит, быть или не быть тебе драйвером.
Короче, хуже не бывает.
Григорий осторожно приблизился к Савраске и зашел с правого бока. Лошадь не выказывала пока никаких агрессивных намерений. Механик осмелел и положил руку на широкую спину, которая посередине разделялась мощным обтянутым кожей хребтом. Поискал по забывчивости стремена, но опять не нашел. Ощущения стали острее. Теперь он словно стоял в самолете перед открытой дверью, смотрел на бесконечно далекую землю и думал о том, что парашют может не раскрыться, а ему надо прыгать.
– Поспешай, Григорий, – окликнул его сзади воевода, который успел приблизиться со всем отрядом к месту действия и теперь, сидя в седле, наблюдал за ковбойскими трюками Забубённого.
И механик решился. Он подтянулся, двумя руками уцепившись за выпиравший хребет животного, изо всех сил оттолкнулся ногой от связки копий и прыгнул вверх. Земля ушла из-под ног: парашют все не раскрывался. Покачавшись на хребте туда-сюда, Забубённый решил, наконец, принять вертикальное положение, но не удержался, соскользнул и рухнул вниз головой с другой стороны Савраски. Животное даже не шелохнулось, лишь коротко покосилось глазом на злополучного седока, помешавшего ему жевать траву.
Со всех сторон послышался здоровый смех ратников.
– Нет, это не половец. Те с конями за раз управляются, – раздался голос Данилы.
– Да, похоже, – согласился с ним воевода. – Эй, паря, давай влезай быстрее. Негоже князя заставлять ждать, он ведь и осерчать может. А мне моя буйна головушка еще не надоела.
Григорий сразу вспомнил про вездесущий кол, и ловкости у него значительно прибавилось. Он поднялся, обошел лошадь и снова попытался на нее взобраться. С третьей попытки он водрузил свое измученное тело на хребет Савраски, лихо обхватив ее округлые бока ногами, словно потомок Буденного, и упершись подошвами в связки копий. Хотя бравый командарм вряд ли согласился бы ездить без седла, ибо мог в пути отбить себе все самое дорогое. Забубённый тоже об этом подумал, но выхода не было, оставалось надеяться на тихоходность серой лошадки.
– Ну, чего стоим-то, – поинтересовался окрыленный успехом Григорий. – Уж вечер близится, а до Чернигова вашего сколько дней пути?
– Сколь надо, – туманно ответил воевода и, повернув коня к лесу, приказал остальным:
1 2 3 4 5
Мужики зашумели. Ратники заулыбались. А кузнец Никодим, как только Настасья с колен поднялась, со всего маху влепил ей такую затрещину, что девица отлетела метра на три в кусты и там зарыдала, то ли от боли, то ли совесть ее замучила.
«Бей бабу молотом, будет баба золотом», – всплыла в памяти у Забубённого народная мудрость. Да, эмансипацией в здешних местах не пахло. Но тут уж он вступился за свою обидчицу, воспитание не позволило промолчать, невзирая на помятые ребра.
– Да ладно тебе, Никодим, убьешь сестрицу. Ты полегче, грабли-то свои не распускай. Она, получается, вроде девушка честная оказалась.
– To мое дело, – огрызнулся кузнец и промямлил: – Ты извини, паря, зря мы тебя помяли.
– Вот это точно, – радостно подхватил Забубённый и повернулся к воеводе: – Ну что, ваша честь, герр Путята, теперь сами видали, – я чист перед законом. Можно наручники с меня снимать и из камеры выпускать. На свободу, как говорится, с чистой совестью.
Народ одобрительно зашумел. Путята подал знак, и черноусый ратник быстро и аккуратно разрезал острым ножом сыромятный ремешок, крепко стянувший запястья механика. Забубённый с радостью замахал затекшими руками.
– Отдашь ему, Никодим, за оскорбление деньгу али имущество равноценное, – вынес приговор воевода, – столько, сколько он сам захочет. А если после того он захочет сестру твою второй женой взять или наложницей, тоже отдашь. Заслужила.
Никодим, скривившись, наклонил голову в знак подчинения. Воевода замолк на мгновение и продолжил, усмехнувшись:
– Да только он не захочет.
Григорий бросил взгляд на длинноволосую Настасью, рыдавшую в кустах. Далее с подбитым глазом она чем-то напоминала Клаудию Шифер. «Ничего девчонка, – подумал Григорий, в котором шевельнулась жалость к своей обидчице, – глупая просто. Молодая еще, пугливая».
– Да уж, – подтвердил механик и вспомнил про удар дубиной по ребрам, – денег возьму, если дадите, это справедливо. Долларов сто нормально будет за моральный ущерб. А Настасья пусть пока в девках походит.
Суд закончился, и мужики разошлись. Никодим увел заплаканную Настасью домой, сказав, чтоб зашел за данью положенной попозже. И Григорий, обрадованный счастливым исходом, совсем уже было засобирался домой, но тут воевода неожиданно заговорил снова.
– С девками разобрались, теперь поговорим о делах наших ратных.
– Каких таких делах? – тревожно спросил Григорий, потирая шишку на голове и поглядывая на ратников. Сбежать было невозможно. Несмотря на свою гордую неподвижность, эти ниндзя зарубили бы мгновенно.
– Бабы – это твое дело, – хитро прищурившись, перешел вдруг на доверительный тон воевода, – ноты скажи мне, что ты тут пел про город странный, коего тут и в помине нет. Да про море-окиян, до которого рукой подать…
– А что тут странного, – не понял Григорий, – все так и есть. До залива пятнадцать минут на маршрутке.
Воевода закивал, как бы соглашаясь, но произнес:
– А то, человече, что до моря теплого ходу отсюда тридцать ден без сна и роздыху, через земли половецкие. А до моря холодного и того больше.
Забубённый присвистнул.
– Это куда же меня занесло? За Урал, что ли. Тут рядом есть большие города?
– А ты не знаешь?
Григорий отрицательно мотнул головой.
– Теперь, воевода, я ни за что не поручусь: кто я, где я, и что вообще здесь происходит. Видно, какая-то метаморфоза с пространством и временем в Юнтоловском заказнике случилась.
Воевода встал, шагнул вперед и оказался рядом с Забубённым. Лицом к лицу. Усмехнулся.
– Память, что ли, тебе мужики отшибли?
Григорий почесал шишку и кивнул в сторону ближайших ратников.
– Да, похоже. Только не деревенские махальщики, а вот эти мужики, в кольчугах.
– Ну, ты на них не серчай. Они свое дело знают. Без вины жизни не лишат. Тебя они легонько пристукнули, чтоб не шумел до времени. Пока не разберемся.
– Ну и что, разобрались же, – Забубённый сделал осторожный шаг в сторону, – я чист. В общем, мне пора домой.
Путята ухмыльнулся в густые усы и положил руку на плечо механика. Рука у воеводы была железной.
– Вот что, парень, – проговорил он, – непонятен ты мне. Шатаешься по лесам в одеже странной. Людей обходишь. Говоришь то понятно, то не по-нашенски. Словами заморскими бросаешься, опять же. Кто ты, мне пока неведомо. А я воевода, потому ведать должен. Сейчас темные времена настают.
Забубённый понял, что главный приговор еще впереди.
– Короче, с нами поедешь в Чернигов. По дороге разберем, что за птица.
– Если я правильно понял, – уточнил Забубённый, – вариантов у меня немного.
Путята как бы невзначай погладил ножны своего меча.
– Мне с тобой сейчас возиться некогда. Тороплюсь. Князь наш Мстислав ждать не любит, ему поход готовить надобно. Меня дожидается. Скорый суд, если упрямиться будешь, хоть сейчас проведем. У Никодима, знакомца твоего, кузня есть. Пытнем тебя каленым железом, враз расскажешь нам правду-матушку. Если враг – в кипятке сварим или на кол посадим. Ну, а если наш человек, – отпустим. А полезным будешь, может, еще и награду получишь.
Григорий засомневался. Если принять место действия на веру, то в сложившихся обстоятельствах вариантов и в самом деле было немного: пытка, кол, кипяток или дальняя дорога. Забубённый решил, что у него окончательно съехала крыша. Отпускать его домой никто не собирался. Да и где он, дом-то: за лесом, или, в самом деле, занесло честного механика каким-то ветром в Древнюю Русь. Хорошо, хоть не в Древний Китай. По-китайски-то он не понимает, там с голоду бы умер, пока язык выучил, а с этими кое-как общаться можно. Значит, придется ему задержаться в этом странном мире богатырей да селянок. Ну что ж, по-любому выходила дальняя дорога. Может быть, по пути удастся выяснить, что происходит. Или назад дорогу отыскать.
– Не надо пытать, начальник, – решил Григорий, вздохнув. – Я с вами по доброй воле поеду. На кол сесть никогда не поздно. Так что поехали в ваш городок, по дороге допросите. Только вот я коней боюсь.
Воевода молча взглянул ему в глаза. Взгляд Путяты был прост и понятен: «Либо на коня, либо на кол, выбирай».
– В детстве с зебры упал в зоопарке, и с тех пор к лошадям подойти боюсь, – поправился Григорий. – Но я постараюсь. Ведь не сложнее, чем мотоциклом управлять, да?
– Это какой конь попадется, – ответил воевода. – Но ты не боись, паря, мы тебе клячу смирную дадим. Эй, Данила, отведи этого к Савраске, что копья везет. Она и его стащит заодно. Да остальным скажи, что выступаем через время малое. Пусть сбираются.
Данилой оказался черноусый ратник, стоявший при допросе слева от Григория. Он радостно хлопнул механика по плечу и показал рукой вперед, мол, «иди, руки за спину, шаг вправо, шаг влево и сам понимаешь, что с тобой будет». Григорий повернулся и пошел немного впереди черноусого Данилы к обширному полю, на котором под присмотром нескольких бойцов паслись кони. Немного поотстав, за ними тронулись еще трое воинов из отряда.
Руки были свободны, ноги тоже. «А может, деру дать, – пронеслось в голове у полоненного механика. – Сейчас припущу по полю и в лес, а там ищи-свищи». Но, внимательно осмотрев окрестности, Забубённый временно отказался от побега. До леса было далеко, не добежать. Ратники Путяты, вскочив на коней, быстро догнали бы его и порубали в мелкий винегрет. Да и в лесу, если добежит, тоже догнали бы. Они же привычные, да и проводники из местных нашлись бы сразу. Сусанины чертовы. Эта сволочь, Никодим, наверняка не упустил бы случая поквитаться. (Кстати, денег за несправедливый мордобой так и не принес. Зажал, значит, сволочь.) А если гоняться по полям лень, то и стрелу ведь можно пустить вдогонку. Она летает быстро.
Нет, бежать рано. Если все происходящее не глюк и не рассосется само собой в ближайшие часы, то придется задержаться, осмотреться да пообвыкнуть в местном временном промежутке. А там глядишь, и придет на ум что-нибудь, типа чертежей машины времени, чтоб обратно смыться на свой родной автосервис.
ГЛАВА 3
Первый конник
Приблизившись к пастбищу, Данила обогнал Григория и первым подошел к группе боевых коней, рядом с которыми прохаживались несколько ратников. Ратники при ближайшем рассмотрении больше походили на отроков, как называли в древности вполне созревших для тяжелой физической работы подростков. Судя по всему, сообразил Григорий, этот молодняк старшие витязи заставляли пасти коней, таскать тяжести и делать всякую черную работу, которую сами делать не хотели. В общем, местные деды припахали салаг. Забубённый решил, что дедовщина стара как мир. Армия, она и в Древней Руси армия. Видимо, если копнуть глубже и отвлечься от расовых различий, законы людские везде одинаковы. А человек вообще не меняется в своей жизни. Если бы у него не было зеркала, то он бы и не узнал, что стареет.
Данила поманил пальцем одного из отроков, широкоплечего детину, ростом не ниже Григория, который и сам мог сойти здесь за богатыря.
– Внимай, Изяслав.
Детина отошел от коней и приблизился к ним.
– Этот неизвестный муж с нами в Чернигов поедет. – Он, не стесняясь, указал пальцем на механика-новатора. – Воевода велит стеречь его как зеницу ока. Если что, ты в ответе будешь. А Черняй и Митяй тебе послужат подмогой.
Широкоплечий Изяслав молча кивнул. На его скуластом лице отразилось служебное рвение. «Сообразительный отрок, хотя и туповат на вид», – составлял мнение о своих новых конвойных Забубённый.
– Идти далече, так что усадите его на Савраску, что везет копья. Руки не связывай, если что, руби голову. Воевода велит так. Вот только свезет ли Савраска столько? – шутливо поинтересовался у отрока Данила.
Изяслав бросил взгляд через плечо на здоровенную белую лошадь, что паслась в десяти шагах, смерил взглядом Григория и тоже усмехнулся. А затем выдал свое заключение.
– Тяжело, конечно, ей будет. Старовата. Но Савраска кобыла смирная да тяговитая. Свезет.
– Послушай, Изя, а сколько в ней лошадиных сил? – поинтересовался Забубённый, не выдержав такого оскорбительного обсуждения своих параметров. – А бензину до Чернигова хватит?
Отрок не смутился.
– Хватит. Тут уж недалече осталось, если поспешать.
– Ну, ты меня успокоил… паря, – начал заводиться Забубённый, которому надоело быть чужим среди своих. – Только я на конях никогда не ездил, так что проведи вводный инструктаж.
Изяслав нисколько не обиделся.
– Ну, вы тут грузите этого, – отдал последние указания Данила, – да сами собирайтесь, выступаем скоро. А я пойду ратников остальных разбужу, а то проспят воители.
«Да, – окончательно уверился Григорий, – дедовщина в древнерусской армии процветает. Интересно, а кольчуги с мечами дедам тоже молодняк полирует»?
– Тебя как кличут-то? – незлобиво поинтересовался у своего подконвойного отрок Изяслав.
Немного обалдев от такого хамства со стороны молодежи – Забубённый был как минимум вдвое старше, механик все же ответил:
– Это твою кобылу кличут, а у меня имя есть. Для тебя я Григорий Иванович Забубённый.
На это заявление о суверенитете отрок отозвался целой речью, гордой, длинной, но вполне понятной:
– По отчеству я только своих родителей зову да уважаемых людей. А ты пока неизвестно еще что за птица. Может, порешить тебя придется али на кол посадить. Как выйдет. Так что, извиняй, будем звать тебя покуда для простоты Григорием.
– И на том спасибо, – отозвался Забубённый, обезоруженный убийственной логикой юнца и напоминанием про вездесущий кол. – Показывай свою Савраску.
– И то дело. – Изяслав повернулся и кликнул двух других отроков на всякий случай, а Забубённому указал на здоровенную старую кобылу. – Вот она, твоя лошадь.
Приблизившись вплотную, отрок ласково погладил кобылу по лохматому загривку. Савраска даже ухом не повела, продолжая щипать траву.
– А она не глуховата? – поинтересовался Забубённый, с сомнением осматривая свой гужевой транспорт.
Лошадь только издали казалась белой, а на самом деле была обыкновенной серой масти. С жидкой гривой и кривыми от постоянных перегрузок ногами. Это был явно не арабский скакун и не орловский рысак. Больше всего эта кляча походила на недокормленного тамбовского тяжеловоза. Да и лет ей, судя по всему, было не мало. Кобыла давно вошла в пенсионный возраст, того и гляди, околеет на ходу. Впрочем, для первого раза лучше не придумаешь.
– Есть маненько, – ответил отрок. – Да это ничего, она и так дорогу до Чернигова знает. Уж сколько лет по ней ходит взад-вперед.
– Ходит? – уточнил Григорий. – Это хорошо. А какую максимальную скорость развивает это чудо природы?
– Ты, паря, и взаправду не нашенский, что ли? – подивился отрок речам механика-новатора.
Забубённый вовремя спохватился и решил впредь использовать только местную терминологию, разучивая ее на ходу. Благо кругом были сплошь носители языка, а гениальный механик был склонен к изучению иностранных языков.
– Да нет, – быстро поправился он. – Я хотел спросить, как быстро ходит этот коник?
– Да не шибко, – успокоил Изяслав. – Все время сзади в обозе идет. Но с норовом. Если вдруг взбрыкнет и сбросит, сразу в сторону откатывайся. Упадешь под копыта, – затопчет. Кобыла хоть и старая, а весу в ней много. Да и тяжести на себе тянет.
Забубённый кивнул и почему-то вспомнил не к месту очередную народную мудрость: «Старый конь борозды не портит».
В этот момент два других отрока, Черняй и Митяй, приволокли к Савраске связку копий, замотанных в суровую тряпицу так, чтобы сверток свешивался с двух сторон и не мешал ходу. Пыхтя от натуги, они водрузили военный груз на Савраску. Приняв его, бедная лошадь осела почти на полметра, но как ни в чем не бывало продолжала пощипывать травку. Григорий с сомнением воззрился на отрока Изю.
– Так ты говоришь, что она и меня выдержит?
– Сдюжит, не боись. Савраска наша кобыла сильная. Полезай давай на нее, а то вон ратники старшие уже на подходе. Скоро двинемся.
Забубённый бросил косой взгляд на приближавшийся отряд во главе с воеводой и снова уставился на Савраску.
– А седло? А стремена? А уздечка?
– Седла Савраске не положено. Она людей не возит, – доступно объяснил отрок. – А управлять ею не надо. Она дорогу знает. Сама пойдет. Полезай, короче, а то свяжем и бросим как мешок через холку.
Бравый механик понял, что настал момент истины. Ощущение было таким же, когда ты не уверен в себе, но сдаешь на права. А рядом сидит недовольный жизнью гаишник, которому ты не дал взятку. И от него зависит, быть или не быть тебе драйвером.
Короче, хуже не бывает.
Григорий осторожно приблизился к Савраске и зашел с правого бока. Лошадь не выказывала пока никаких агрессивных намерений. Механик осмелел и положил руку на широкую спину, которая посередине разделялась мощным обтянутым кожей хребтом. Поискал по забывчивости стремена, но опять не нашел. Ощущения стали острее. Теперь он словно стоял в самолете перед открытой дверью, смотрел на бесконечно далекую землю и думал о том, что парашют может не раскрыться, а ему надо прыгать.
– Поспешай, Григорий, – окликнул его сзади воевода, который успел приблизиться со всем отрядом к месту действия и теперь, сидя в седле, наблюдал за ковбойскими трюками Забубённого.
И механик решился. Он подтянулся, двумя руками уцепившись за выпиравший хребет животного, изо всех сил оттолкнулся ногой от связки копий и прыгнул вверх. Земля ушла из-под ног: парашют все не раскрывался. Покачавшись на хребте туда-сюда, Забубённый решил, наконец, принять вертикальное положение, но не удержался, соскользнул и рухнул вниз головой с другой стороны Савраски. Животное даже не шелохнулось, лишь коротко покосилось глазом на злополучного седока, помешавшего ему жевать траву.
Со всех сторон послышался здоровый смех ратников.
– Нет, это не половец. Те с конями за раз управляются, – раздался голос Данилы.
– Да, похоже, – согласился с ним воевода. – Эй, паря, давай влезай быстрее. Негоже князя заставлять ждать, он ведь и осерчать может. А мне моя буйна головушка еще не надоела.
Григорий сразу вспомнил про вездесущий кол, и ловкости у него значительно прибавилось. Он поднялся, обошел лошадь и снова попытался на нее взобраться. С третьей попытки он водрузил свое измученное тело на хребет Савраски, лихо обхватив ее округлые бока ногами, словно потомок Буденного, и упершись подошвами в связки копий. Хотя бравый командарм вряд ли согласился бы ездить без седла, ибо мог в пути отбить себе все самое дорогое. Забубённый тоже об этом подумал, но выхода не было, оставалось надеяться на тихоходность серой лошадки.
– Ну, чего стоим-то, – поинтересовался окрыленный успехом Григорий. – Уж вечер близится, а до Чернигова вашего сколько дней пути?
– Сколь надо, – туманно ответил воевода и, повернув коня к лесу, приказал остальным:
1 2 3 4 5