А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

На фоне посеревшего неба четко виднелся силуэт часового, помещавшегося на единственной вышке, но он стоял к Вадиму спиной, знал, питекантроп, что вредно долго таращиться на пламя электросварки. Точно так же и бдительный Вилли стоял лицом к тайге, развернув туда же мордой верную псину. Прожектор на вышке давно уже озарял один и тот же участок колючей проволоки, луч не сдвинулся ни на миллиметр. Не было нужды особо нервничать – охрана не без оснований полагалась на «объемные» датчики, присобаченные к каждому столбу с той стороны проволоки. Штучки крохотные и стопроцентно надежные, подойдешь к столбу ближе чем на метр – мгновенно поднимут хай вселенский. А посему по территории лагеря можно было перемещаться, как тебе угодно, никто за тем, что происходит внутри, и не следил особо, сосредоточившись лишь на том, чтобы не допустить побега. Вадим, оценив шансы (каковые все были на его стороне), подумал не без превосходства: все же комендант герр фон Мерзенбург, если откровенно – совок совком. Многое творится у него под носом, о чем он знать не знает. Не зря молва гласит, что герр комендант – не более чем зачуханный советский интеллигент, совсем было собравшийся вымереть ввиду полной неспособности устроить судьбу в новой реальности, но кто-то из шантарского отделения «Экзотик-тура», вроде бы бывший однокашник, пожалел придурка и подыскал непыльную работенку. Во всяком случае, умный человек Доцент именно к этой версии склоняется, да и Вадим склонен ее придерживаться из-за собственных наблюдений и рассказов Катеньки.
Все, кажется, было в порядке, никак не должно оказаться поблизости зоркого наблюдателя за этим именно бараком. Вадим, прикинув в последний раз не особенно мудреную тактику, тихо спустился с крыльца и двинулся вперед, к соседнему бараку, держась так, чтобы его собственный барак остался меж ним и копошившимися у сортира придурками. В соседнем стояла мертвая тишина, словно там и не было ни единой живой души, свет не горел.
Пронзительно, как-то нелюдски шипела электросварка, вокруг то проявлялись, то исчезали черные тени. Овчарка вдруг дернула ушами, повернулась было в его сторону – Вадим замер, – но почти сразу же успокоилась, уселась в прежней понурой позе. Видно было, что ей чертовски скучно, никак не возьмет в толк, к чему эти полуночные бдения.
Вадим двинулся дальше. Выглянул из-за угла последнего барака. Ну, надо же…
Метрах в пятнадцати от него, по ту сторону проволоки, старательно возились еще три темных силуэта. Вспыхнул сильный фонарь, высветил толстый столб, кто-то сварливо стал поучать, как именно следует поставить, как повернуть, чтобы луч падал именно туда, куда надлежит. Остальные двое лениво отругивались без особой нужды, троица держалась с извечным равнодушием мастеровых, которых заставили возиться с занудной работой, в результатах коей лично не заинтересован подневольный исполнитель.
– Тяни, говорю!
Один потянул с деланным кряхтением – ага, толстый провод, уходивший в неизвестную темноту. Ему принялись помогать, и дело, в общем, помаленьку спорилось, хотя Вадим так и не понял, что они там затевают. Ну и хрен с ними. Быстрой пробежкой преодолел последние метров тридцать и оказался у высокой двустворчатой двери бывшего клуба – самого большого строения в лагере. Замер на несколько секунд, чутко прислушиваясь к окружающему, – дверь была темная, а вот стены беленые, кто-нибудь мог и заметить мелькнувший на их фоне человеческий силуэт.
Обошлось. И те, что возле сортира, и те, что возились с непонятным проводом, на окружающее не отвлекались, а часовой на вышке признаков жизни не подавал – если он там вообще пребывал. Мог и уйти дрыхнуть. Осторожненько, тихо, по сантиметру, Вадим приоткрыл высокую створку – почти не скрипела, зараза, – проскользнул внутрь. Постоял, пока глаза худо-бедно не привыкли к темноте.
У противоположной стены свалены в кучу длинные скамейки, справа смутно виднелась сцена, голая, как лунная поверхность, даже занавеса не было. Во времена, казавшиеся ныне чуть ли не сном (когда генсек представлялся вечным, как Кощей Бессмертный, а цены не менялись долгими годами), он угодил однажды в такой вот лагерь. Папенька, изволите ли видеть, возжелал вдруг, чтобы отпрыск не отрывался от коллектива. И пришлось битый месяц тянуть пионерскую лямку. Почти на такой же сцене он однажды и блистал в идиотском балахоне ку-клукс-клановца («без речей», как писали некогда в театральных программах) – тогда в Штатах случилась очередная заварушка, негры хлестались с национальной гвардией, и пионеров, как водилось, заставили отвечать наглядной агитацией на очередные происки империализма. Стоило возиться, если сейчас эти негры из третьего поколения безработных живут получше отечественного профессора? Одним словом:
Раз-два-три, пионеры мы!
Папу с мамой не боимся, писаем в штаны!
Направился в дальний угол, посветил фонариком, бдительно следя, чтобы луч не поднимался выше подоконника, сильно пнул нижний конец доски, которая только со стороны казалась накрепко приколоченной. Доска легко вылетела – поймал ее на лету, тихонько приставил к стене, открыв неглубокий проем, где обнаружилась металлическая рукоятка.
Когда Вадим с некоторым усилием отжал ее вниз до упора, слева, под ногами, явственно щелкнуло. Просунув ладонь в щель, он отвалил крышку люка, старательно установил доску на место, посветил вниз. Осторожненько спустился по нешироким деревянным ступенькам. С обратной стороны к люку была привинчена удобная ручка, стоило дернуть – и крышка встала на место, даже при дневном свете не сразу и найдешь, если не искать специально.
И он двинулся по обшитому широкими досками подземному ходу, узкому, но достаточно высокому, нагибаться приходилось лишь самую чуточку. Воздух был застоявшийся, затхлый, в ноздри лез влажный запашок сырости – доски, похоже, начали чуточку трухляветь.
«Деловой человек нигде не пропадет», – подумал он с некоторой гордостью. Правда, лично ему гордиться было нечем – старый друг Паша Мечников, занимавший немаленький пост в местном отделении «Экзотик-тура», как раз в свое время и надзирал за превращением бывшего пионерского лагеря в нечто по духу противоположное. А поскольку Паша с самого начала собирался (в традициях истого коммерсанта) делать бизнес в первую очередь на добрых приятелях, превратив их в клиентов, приготовил для посвященных лишнюю приманку-льготу: подземный ход плюс сговорчивые девочки из лагерной канцелярии. Строителям, понятно, начьхать. Что им велели, то они и сработали и тут же забыли. Герр комендант с присными, ясное дело, не в курсе. А людям приятно, всегда есть возможность скрасить суровые концлагерные будни. Паша и сам пару раз сюда сбегал от бдительной женушки, вовсю используя собственное изобретение…
Ход был недлинный, метров сорок. Поднявшись по ступенькам, Вадим нажал точно такую же рукоятку, чуть приподнял люк – вокруг тишина и темнота.
Вылез, опустил за собой крышку. И очутился в лагерной кухне. Все было продумано на совесть – здешний люк гораздо у2же того, что в клубе, всего полметра, со стороны предстает промежутком меж стеной и огромным шкафом для посуды, предусмотрительно приколоченным к стене. Никому и в голову не придет заподозрить неладное – ни охрана, ни комендант до сих пор не раскусили, а сволочная тетка Эльза то и дело швыряет за шкаф тряпки и прочий мусор, чем лишь способствует маскировке…
И – никого. А он-то побаивался, что опоздает. Опаздывала как раз Катенька по извечному женскому обыкновению. Выглянув в окно, Вадим констатировал, что в обиталище коменданта горит только одно окно и доносится какая-то классическая музыка – большой эстет наш герр комендант. А вот в бараке охраны наблюдается некое непонятное оживление, абсолютно не свойственное позднему часу. Горели все окна, то и дело в них промелькивали рослые фигуры, некоторые что-то носили, возле барака стоял небольшой автобус с заведенным мотором – не было тут допрежь такого автобуса. Оживление царило несуетливое, насквозь деловое, Вадим толком не разобрал доносившихся до него фраз, но тон у говоривших был определенно радостный. Кто-то даже громко и немелодично затянул песню. Послышался собачий лай – вроде бы незнакомый, за это время стал уже различать по голосам обеих овчарок… Какие-то новшества заводит герр комендант, не сидится ему спокойно.
Потом совсем рядом с кухней проехала автоцистерна – и этой машины раньше что-то не наблюдалось, питьевую воду привозили в другой, гораздо меньше, на базе «ГАЗ-53», а это, как нетрудно определить, сто тридцатый «зилок». Цистерна исчезла из поля зрения, но уехала недалеко, слышно было, как поблизости проскрипели тормоза, и мотор тут же умолк.
Потом в замке скрежетнул ключ, Вадим предосторожности ради бесшумно отпрянул за шкаф, но узнал Катеньку, проскользнувшую внутрь со сноровкой опытной подпольщицы. Она заперла за собой дверь, как и он давеча, постояла, привыкая к темноте, затем осторожно двинулась вперед, тихонько позвала:
– Ты тут уже?
Он медленно выдвинулся из-за шкафа, подняв перед собой руки в классическом стиле привидения. Катенька шарахнулась от неожиданности, но тут же фыркнула, подошла к шкафу и положила на стоявший с ним рядом стол явственно булькнувший сверток. Сверток был довольно объемистым, так что ночное свидание сулило массу приятного во всех смыслах.
– Что нового в Шантарске? – тихонько спросил он, помогая девушке разворачивать сверток.
– А что там может быть нового? – дернула она плечиком. – Работяги опять проспект перекрыли, пришлось объезжать огородами, пока им там лапшу на уши вешали. Говорят, Зайкин Филя снова едет подвигать попой. На центральном рынке по новой азеров лупят. Совершенно ничего нового.
– Тебя никто не засек?
– Если бы засек, сюда б давно уже ломились наши долбаные орангутаны, – резонно заметила она, ловко разделываясь с упаковками нехитрых закусок. – Слава богу, собирают вещички, а то никакого уже терпежу – этот козел по кличке Иоганн мне всю задницу исщипал. Жаловалась Мерзенбургу, только никакого толку, сам попытался мне в плавки залезть, а кому он нужен, совок зачуханный…
– Вещички собирают? Это зачем?
– А у них там, оказывается, что-то вроде пересменки, – сказала Катенька, с большой сноровкой извлекая пробку из бутылки. – Новые какие-то нагрянули, на смену. Ни одного знакомого фейса.
– То-то я и смотрю – суета…
– Ага. Мерзенбург бегает, как ошпаренный, морда отчего-то радостная, так и цветет. Бегал-бегал, уморился, пошел свои симфонии Шаляпина крутить. А те устраиваются. В общем, вроде ничего мальчики, хоть я и не присматривалась особенно…
Она что-то еще безмятежно щебетала, накрывая импровизированный достархан. Фройляйн особенным интеллектом никогда не блистала (разве что научилась безошибочно определять, какой штатовский президент какому номиналу на купюре соответствует), но в хозяйственной сметке ей никак нельзя было отказать – в три минуты сварганила на подстеленной газетке неплохой для этих мест натюрморт, симметрично поставила справа-слева от бутылки стаканчики, каковые тут же и наполнила. Потом, прекрасно ориентируясь в своих функциях, присела с ним рядом, закинула руки за голову и подначивающе потянулась. Впрочем, его и не требовалось особенно подначивать, господа гусары оголодали-с на жестких нарах…
Он хлопнул стаканчик, по-гусарски проигнорировав закуску, придвинулся поближе и расстегнул на девушке эсэсовскую рубашку сверху донизу. Грудки открылись на обозрение отнюдь не германские, весьма даже аппетитные. Было дело в Германии, давно тому, когда они с Пашей спьяну заказали немецких шлюх, вопреки предупреждениям бывалых людей. Оказалось, бывалые люди были правы – товарец прибыл такой, что до сих пор икается.
Катенька пыталась что-то там ворковать, но он положил ей руку на затылок и решительно пригнул светловолосую головку к нетерпеливо напрягшемуся инструменту. Девчонка сноровисто принялась за дело – понятно, конспирации ради без обычных блядских охов-стонов, якобы изображавших неподдельную страсть. Снаружи все еще бродили новоприбывшие, иногда шумно перекликались, что-то непонятное звякнуло так, словно с высоты сбросили связку металлических цепей.
Обстановка, конечно, была самая что ни на есть сюрреалистическая. Удачливый и процветающий господин бизнесмен, объездивший полсвета и испробовавший массу дорогостоящих забав, от таиландских эротических игрищ до плавания в полном одиночестве на айсберге у аргентинских берегов, куковал в сибирской глухомани, вставив за щеку рядовой шлюшке посреди кухонного хлама. Но, если копнуть глубже, эта-то здешняя зачуханность и возбуждала после всего испытанного. Как на кондитерской фабрике – тамошние работяги со стажем на сладкое и смотреть не могут, селедочку им подавай…
Кончив дело, она взялась было ластиться и ворковать что-то насчет того, что здесь ей чертовски надоело, и нельзя ли пристроить ее в его фирму секретаршей (хорошо хоть замуж не просилась, ума хватало), но Вадим положил ее на пол и выдал по полной программе, без особого изыска в позах, однако ж обстоятельно – и в классической «миссионерской» позе, и перевернувши. Одним словом, за свою сотню зеленых постарался получить по максимуму, после непривычно долгого воздержания буйная плоть никак не желала успокаиваться, так что напоследок произошел еще один сеанс игры на яшмовой флейте.
В общем, стороны расстались, довольные итогом встречи в низах: одна стала богаче на сотню баксов, второй – изгнал призрак спермотоксикоза. Пробираясь назад по пахнущему древесной гнильцой ходу, он не без злорадства вспомнил обожаемую женушку, имевшую обыкновение приставать с требованием мужской ласки в самые неподходящие моменты. Идеальная ситуация – и натрахался до одурения, и супруга в жизни не заподозрит, что муж сходил налево…
Когда он добрался до своего барака, ни у проволоки, ни у сортира уже не было работяг – кончили дело и убрались. Только у ворот имело место непонятное оживление, там кто-то, судя по крикам, качал права, орали в три голоса. На веранде, прислонившись к столбу в расслабленной позе, торчал Синий и, похоже, с живым интересом к этим воплям прислушивался.
– Что это там? – спросил Вадим, вытаскивая сигарету – картонная коробка с «Примой» стояла в кухне, и он прихватил пару пачек, благо никому не придет в голову считать.
– А это наша Маша разоряется, – охотно сообщил Синий. – Не выдержал-таки горячий восточный человек Диван-Беги, вдохновился моим примером и решил установить Машку раком. А та в шум и вопли, всю харю Дивану расцарапала, сейчас вертухаям жалится на притеснения… Где же это вы гуляете, мой друг? – он подошел вплотную и шумно втянул ноздрями воздух. – Сукой буду, несет от вас алкоголем и бабой…
– Да так, тут это… – промямлил Вадим.
– Понятно. Объяснил толково… Слушай, а посторонним туда не просочиться? Откуда ты грядешь?
– Да нет, в общем. Такая игра… – отчего-то не хотелось выдавать подземный ход, словно это его обесценивало.
– Понятно, – повторил Синий не без сожаления. – Ладно, каждый устраивается, как может, что тут скажешь… Ага, примолкли что-то. Не вернется Машка на нары, чует мое сердце, вот Визирь огорчится…
Василюк, действительно, в барак больше не вернулся.
Глава четвертая
Сюрприз на всю катушку
Он не то что открыл глаза – прямо-таки вскинулся на нарах, отчаянно моргая, разбуженный невероятной какофонией. Рядом ошалело ворочали головами Браток и Доцент.
Грохот происходил от опрокинутого бачка с питьевой водой, по которому что есть мочи лупил верзила в черной форме, надрываясь так, будто хотел сообщить о начале всеобщей ядерной войны. Он колотил по бачку какой-то длинной железякой, потом заорал, надсаживаясь:
– Подъем, козлы! Все на аппель!
Продравши, наконец, глаза, Вадим обнаружил, что эсэсовец абсолютно незнакомый – определенно из новых. От удивления и неожиданности даже не было желания и времени возмутиться как следует. Таких сюрпризов охрана здесь еще не выкидывала.
– Тебе делать нехрен, мудило? – громко возмутился Браток. – Охренел?
– Все на улицу! – орал эсэсовец как ни в чем не бывало. – До трех считаю! Раз, два…
– Два на ниточке, два на спирохете… – заворчал Браток.
Эсэсовец одним движением выдернул из кобуры огромный револьвер, оскалившись, махнул им в воздухе:
– Три! Ну, предупреждал…
Выскочил на веранду, исчез из виду, так что в поле зрения остававшихся в бараке была лишь рука с оружием, – и один за другим оглушительно захлопали выстрелы. Кто-то завопил истошным голосом – глаза моментально стало щипать, потом резать, словно в лицо кинули пригоршню песку, дыхание перехватило, градом покатились слезы. Бахнули еще два выстрела, охранник заорал:
1 2 3 4 5 6 7