Я в аду. На мне кровь.
Тут до меня дошло. Как я мог не понять этого раньше? Как я мог оказаться таким тупицей? В тот раз еще, когда он мучился на маковом поле. Я посмотрел на Мика, и он, поняв, что я сам догадался, еле заметно кивнул.
– О господи, – воскликнул я. – Боже мой, Фил! Я ведь понятия не имел!
Пу тревожно вскрикнул. Мы приближались к новой стремнине, и внезапно все перестали работать шестами. Я встал, поднял свой шест, окунул его в воду и, несмотря на боль в руке, с силой оттолкнулся. А потом все вместе. Мы проскочили между гладкими валунами по кривой, и, когда я оглянулся, Фил был снова на ногах, решительно упираясь шестом.
Через какое-то время мы увидели еще одну деревню, на берегу лежал десяток вытащенных на сушу плотов и два местных жителя сидели у небольшого костра. Они в изумлении уставились на нас, но Пу не стал с ними разговаривать.
– Мон, – прошептал он, когда мы проплывали мимо поселка.
Меня заинтересовало, все ли люди на этой реке находятся под контролем Джека.
– У них есть телефоны? – спросил я. Пу рассмеялся:
– Ууу! Нет селефон для мон!
Теперь он выглядел более спокойным. Чем большее расстояние отделяло нас от Джека, тем больше я верил в наш успех; но окончательно успокоюсь я по крайней мере не раньше Чиангмая. Плавание, казалось, будет бесконечным, а состояние наших нервов превращало его в утомительное занятие. Часов через пять небо начало белеть, и вот мы уже плыли в предрассветном тумане.
Нам стали встречаться отдельные местные жители, торопившиеся по своим делам. Береговая жизнь набирала обороты. Местные улыбались или удивленно смотрели на нас, а чаще всего не обращали внимания. Джунгли впереди стали покрываться розовым румянцем, а вскоре взошло солнце, залившее реку красным светом.
Дальше вниз по течению активности стало еще больше. Мы проплыли мимо палаток военного лагеря. Пу сразу напрягся. Один вооруженный солдат стоял на берегу реки, наблюдая, как мы приближаемся к нему. Он прокричал что-то, и туман заглушил его слова, которые, как плоский камешек, скользнули над водой.
– Плохо! – Пу стал править к берегу. – Вы сказать ему я проводник турист, – сказал он через плечо.
– Почему?
– Он человек Джек. Джек платить армия здесь. Армия есть селефона.
Мы толкнулись плотом в берег, довольные уже тем, что по крайней мере можно размять ноги. Солдат выглядел озадаченным. Его товарищи разбивали невдалеке еще одну палатку, при этом они, по-видимому, заинтересовались нами гораздо меньше. Он задал Пу массу вопросов, и тот отвечал односложно.
Солдат повернулся к нам:
– Что вы здесь делать?
– Путешествуем, – ответил я жизнерадостно. – Туристы.
– Путешествуй? Нет путешествуй! Здесь нет путешествуй!
– Есть, – возразил я. – Лучший маршрут в Таиланде! Никаких туристов! Красота!
Солдат рявкнул на Пу, который постоянно отводил взгляд.
– Нет маршрут! – повторил он мне.
Тут я вспомнил, что у меня в бумажнике был квиток, выписанный агентством «Панда Трэвел». Я очень театрально все разыграл, когда вынул квитанцию и показал ее солдату, как будто это было мандатом, подписанным королем Сиама.
– «Панда Трэвел!» – торжественно произнес я. Он явно не умел читать по-английски, но делал вид, что умеет: щурился, разглядывал печать и проверил адрес в Чиангмае, который был вписан по-тайски.
– Чиангмай! – вставил я бойко.
– Чиангмай?
– Да, Чиангмай. «Панда Трэвел».
– «Панда Трэвел»?
– Да, – сказал я. Было интересно, сколько времени мы сможем повторять друг за другом.
– Спроси его, – предложил Мик Пу, – не продаст ли он нам парочку сигарет.
Пу спросил, и солдат рассмеялся. Он вытащил пачку местной марки, и Мик протянул ему банкноту. Чарли, Мик и я взяли каждый по штучке и выкурили, изобразив – возможно, слегка преувеличенно – наше блаженство, как будто солдат только что спас нам жизнь. Солдат снова рассмеялся. Мик купил у него пачку, и солдат тщательно припрятал деньги.
Однако он был не вполне удовлетворен. Он чувствовал подвох, но не мог нас раскусить. Мы, безусловно, были похожи на группу туристов: четверо людей с Запада и тайский проводник. И тем не менее даже я чувствовал, что-то с нами не так, а понять, в чем дело, не мог. Солдат вернул мне мою квитанцию от «Панда Трэвел» и пошел к плоту. Он начал возиться с завязками на нашей поклаже. Потом ему это надоело, и он снова повернулся ко мне. Я все еще курил.
– «Панда Трэвел»?
– Да, «Панда Трэвел».
Я изо всех сил старался сохранять беспечный вид. Поскольку я стоял у самой воды, мой взгляд случайно упал на реку. В розоватом утреннем свете я увидел в воде свое отражение. На меня таращилась изможденная физиономия с дикими безумными глазами. Это был человек, доведенный до последней степени отчаяния, – одним словом, до ручки.
Еле заметным жестом солдат нас отпустил. Пу осторожно спихнул плот обратно в воду, и мы наигранно беззаботно оттолкнулись от берега. Солдат глядел нам вслед, пока мы не скрылись за речным поворотом.
– Он свяжется с Джеком? – спросил я Пу.
– Может, да. Может, нет. Плыви.
Примерно через час Пу ловко подвел плот к берегу. Под деревьями нас ждал таец, неторопливо куривший сигарету с бесстрастным выражением лица.
Я заметил джип на обочине проселка. Выше по склону. Пока мы надевали обувь, таец помог Пу отвязать поклажу, и они вдвоем снесли рюкзаки к джипу. Затем Пу вернулся к плоту и столкнул его в реку. Плот качнулся и поплыл, но уже без нас.
Пу сидел на переднем сиденье, рядом с водителем и вещами, а мы вчетвером сзади, стараясь не смотреть друг на друга и еще не веря, что нам это удалось. Торжествовать раньше времени значит испытывать судьбу. Джип подпрыгивал и трясся по пыльной дороге, а через час мы выехали на шоссе, и машина пошла нормальным ходом.
Перед Чиангмаем мы притормозили и ждали, пока Пу договаривался с водителем грузовика, чтобы тот отвез нас в город. В конце концов мы залезли в кузов.
– Вы мне платить за работа, – сказал Пу серьезным тоном.
– Без вопросов, – ответил Мик. Он вытащил пачку банкнот и протянул деньги Пу. Тот взялся за рюкзаки и перекинул их к нам.
– Ууу! Пока, прощай! – ухмыльнулся Пу. Он вскочил в желтый джип и укатил тем же путем, каким мы сюда прибыли.
Грузовик повез нас окраинами Чиангмая. Солнце стояло высоко, начинало ощутимо припекать, и мы уже начинали скучать по прохладе джунглей. Мик раздал сигареты, и мы закурили.
– Эти рюкзаки… – начал Фил.
– Что такое?
– Они какие-то легкие.
Мы посмотрели на рюкзаки, расстегнули, и, хотя они были набиты нашей одеждой и нашими вещами, Фил был прав.
– У меня был тяжеленный рюкзак, – сказала Чарли.
Мик затянулся, выпустил дым по ветру на тарахтящего следом за грузовиком моторикшу и повернулся к нам.
– Нас подставили, – произнес он.
38
Нас действительно подставили. Позже мы подсчитали, что у каждого в рюкзаке было по пять килограммов, не меньше, первосортного морфина, который мы благополучно доставили в Чиангмай под самым носом у тайской армии. Конечно, идея использовать нас в трафике могла прийти в голову Пу, но почему-то за ним мне мерещилась тень Джека.
Джек позаботился о том, чтобы Пу рассказал нам о своем отъезде, прекрасно понимая, что мы постараемся найти проводника в деревне, как только Чарли избавится от своего недуга. Он знал, что у нас есть все шансы проскочить армейские патрули в нижнем течении реки. Несомненно, будь тот солдат более дотошным, нас бы поймали.
И сидели бы мы в чиангмайской тюрьме, надеясь на помощь Бразье-Армстронга, и все завертелось бы по новой. Джек отмазал бы своего помощника, а про нас, наверное, и вспоминать не стал бы.
Расскажи мы правду, нам бы никто не поверил.
Партия морфина, которую мы провезли вниз по реке, потянула бы в Чиангмае больше, чем на двадцать тысяч долларов, а на улицах Лондона или Нью-Йорка на ней можно было сделать около двадцати пяти миллионов баксов. Так мы превратились в контрабандистов, однако один из нас нес на себе вину гораздо более тяжкого преступления.
В ожидании самолета на Бангкок нам предстояло провести ночь в Чиангмае. Мы вернулись в наш отель, забрали чемоданы и сняли два двуспальных номера. Я не мог успокоиться, пока мы не окажемся в Лондоне. Чарли надо было показать врачу, но с этим приходилось подождать. Я решил остаться в номере Фила. Мик обещал присмотреть за Чарли, хотя большую часть времени мы все равно проводили вместе и из отеля не выходили.
Оставалось только гадать, что сделал бы Джек, найди он труп племянника до нашего отлета из Чиангмая. Если бы он пожелал расправиться с нами, нас могли бы убить еще на реке. Но изменилось бы его отношение, если бы он узнал, что мы убили его племянника? Я искренне надеялся, что он успеет перевести свое партизанское хозяйство в другой район до того, как случайно откроется страшная правда.
Организовать наш вылет оказалось нелегко. Я провел несколько тревожных часов на телефоне, пытаясь забронировать билеты. В конце концов мы обменяли наши билеты на прямой рейс Чиангмай – лондонский Хитроу, через Бангкок.
– Ты мне расскажешь об этом? – спросил я Фила, когда мы остались одни.
Он был бледен. Осторожно опустившись на край кровати, Фил положил руки на колени и уставился в стену.
Я попробовал еще раз:
– Тебе станет легче, Фил. Вот увидишь. Тебе надо поделиться.
– Ха!
– Что такое?
– Странно слышать это от тебя.
Я знал, что он благодарности от меня не ждет, но мне нужно было это сказать:
– Подозреваю, что я обязан тебе больше, чем когда-нибудь могу выразить словами.
– Все произошло почти мгновенно, – начал он бесстрастным голосом. – Когда ты выходил той ночью, мы, разумеется, пошли за тобой. Он выбил у тебя из руки нож, ударил, и ты потерял сознание. Совершенно. Просто лежал ничком в пыли. Он поднял твою голову за волосы и поднес нож. А я ему твоим ножом шею успел перерезать раньше, чем он тебе. Знаешь, как топор застревает в доске? Дергаешь, не вынуть?… Я так и не смог вытащить лезвие из его шеи, а он вскочил, споткнулся и ударился лицом о ступеньки. Уж лучше бы он поскорее умер, но он долго умирал. И кричать не мог – у него нож в горле был… Я не знал, что делать. Меня трясло и до сих пор трясет. Мик затащил его под хижину. Потом тебя отнес на циновку. Потом вернулся за мной. Он и порядок навел, прежде чем ты пришел в себя. Вот и все.
Хотя Фил сказал, что это всё, это была неправда. Теперь я понимал, что он имел в виду, когда говорил про ад. Он нарушил шестую заповедь – «не убий», выполняя пятую – «почитай отца своего», не по вере, а по зову крови и сложившихся обстоятельств.
Он внушал мне трепет.
Для Фила все это наше приключение обернулось не «Путем паломника» по ухабистой дороге соблазнов к вечному блаженству спасения, а отвесным нескончаемым падением в ад. Церковный староста за считанные минуты превратился в сознательного убийцу. Как он выберется из ада? Я даже не знал, это вообще реально? Если б я мог взять на свою душу его грех, я бы сделал это не раздумывая.
Но так не бывает.
– Я могу для тебя хоть что-нибудь сделать?
– Нет, папа. Ничего.
Мне хотелось плакать. Мой маленький мальчик, теперь я и тебя потерял. И ничего невозможно исправить. Я даже сказал Богу, в которого я не верю: ты же видел, как все случилось? Ты же не можешь его за это карать? Фил поставил кровные узы выше своих самых глубоких религиозных убеждений.
Если ты Бог, чего же здесь не понять?
Хотя побег из деревни и вымотал нас, мы были так взвинчены, что не могли уснуть. Мы с Миком и Чарли пили много, но не хмелели. Сидели в номере, курили, вздыхали. Говорили, но больше о пустяках и, чуть что, поглядывали на запертую дверь.
Так продолжалось, пока меня все это не достало, и я сказал Филу:
– Но почему, ради всего святого, ты не мог рассказать мне о том, что случилось? Почему ты мне не рассказал? Тогда я, возможно, понял бы, по крайней мере, почему ты так себя вел.
Мик ответил вместо него:
– Он защищал тебя.
– Защищал меня? Да он просто с ума сходил! Сходил с ума!
– Дэнни, – тихо сказал Мик. – Правда, у Фила была пара сомнительных моментов. Но с ума сходил ты.
Я вспомнил о духах, которых видел в деревне. Вспомнил про опиум, паранойю.
– Я?
– Да, ты. За Фила мы не боялись
– Главное, что выводило Фила из себя, – добавила Чарли, – он боялся, что, случись что, мы не сможем с тобой справиться.
Уже в бангкокском аэропорту Чарли сняла с себя амулет и вернула Мику.
– Мне он, правда, очень нравится, – сказала она, – но я хотела бы, чтобы он был у тебя.
Мик не взял.
– Почему?
– Давай договоримся, – сказал он, глотнув пива, – что ты вернешь его мне, как только примешься за старое.
Чарли поджала губы и наморщила лоб.
– Погоди отвечать, – продолжил Мик. – Подумай, неужели после всего, что случилось, я не заслужил права знать, придет тот день или нет, а если придет, то когда? Если не согласна, так и быть, можешь вернуть мне амулет.
– Насколько сильно ты пристрастилась? – спросил я. Я вообще понятия не имел о ее состоянии.
Чарли посмотрела на меня и надела амулет себе на шею. Я был готов обнять Мика.
Но сделки на том не закончились. Фил повернулся ко мне и сказал:
– Ты дал мне слово там, в джунглях. – Да?
– Да. Ты сказал, что будешь ходить со мной в церковь по воскресеньям. Целый год!
Я задумался. Конечно, я мог напомнить Филу, как Мик взвалил его на плечи и утащил из деревни, но сдержался.
– Ладно, буду ходить.
Фил выпятил губу, а потом фыркнул с явным удовлетворением. Он даже выпил со мной пива, чтобы скрепить договор.
Насчет зависти он был прав. Теперь я это усвоил. Я этим их всех разогнал: Шейлу, Фила, Чарли.
Детям, как я теперь понимал, пришлось уехать туда, куда я не мог за ними пробраться. А если и пробирался, то был вынужден играть по их правилам.
Я отправился за дочкой в джунгли. Почему бы не пойти за сыном в евангелическую церковь?
Не для того, чтобы вернуть его, – такая цель больше не стояла, а просто чтобы сказать: я здесь. С помощью Мика мне удалось выудить из него ответное обещание навещать нас раз в неделю.
Из аэропорта мы позвонили Шейле. Чарли и Фил разговаривали с ней по очереди. Потом и я поговорил немного. Мы говорили так, будто возвращаемся домой из отпуска.
– А ты? – спросила Шейла.
– Что я?
– Ты понимаешь?
– Да, понимаю. Нам нужно о многом поговорить, Шейла. Всем нам.
В воздухе, где-то между Бангкоком и Лондоном, пока Чарли спала рядом со мной, я тоже начал клевать носом. Мне снилось, что я плыву по зеленой реке на плоту, сделанном из частей нашего самолета.
39
Кажется, что это было совсем недавно. Цветок лотоса, распустившийся в свой срок под утренним солнцем. И жизнь, прожитая в другом воплощении.
Чарли дремлет, положив голову на мое плечо, рядом – плюшевый медвежонок. Ее волосы слегка колышатся от мягкого дуновения вентилятора. Одна рука лежит на коленях, другая закинута над головой, будто указывает вверх. Она снова приняла свою позу полета, ту, на которую я часами смотрел, когда она лежала в детской кроватке. На шее у нее висит амулет. Думаю, жертва Фила будет влиять на ее карму в большей степени, чем на его собственную.
Карма. Теперь я разговариваю как хиппи или как буддист? Я даже не знаю толком, что такое буддист, и вряд ли могу так себя называть. Меня не очень волнуют религиозные убеждения. Религия – это наркотик, такой же как виски или телек. Только цветом отличается.
Но я верю в духов и привидения. Потому что понял их суть. Они не с того света к нам приходят. Они живут среди нас, сидят у нас на плечах, на правой или левой руке. Мы их сами порождаем своими поступками. За мной постоянно бегал один мелкий дух. Разве что за рукав меня не тянул в тот день на маковом поле, пока я его не узнал. Этот дух пытался убедить меня, что я лишен сердца.
Фил сидит передо мной рядом с Миком. Я собираюсь сдержать слово и буду ходить в церковь каждое воскресенье целый год, несмотря ни на что. Даже если будет жутко. А конечно, будет неописуемо жутко. Но я буду ходить через эту жуть, потому что так я смогу вернуться к Филу, и если это каким-то образом облегчит его страдания, я не отступлю. Я даже свои чайные пакетики захвачу.
Ну а Мик, что мне о нем сказать? Человек, который пойдет с тобой в джунгли; человек, который в одночасье предоставит в твое распоряжение все свои средства. Перед ним я тоже испытываю трепет. Любой его поступок был совершенно безукоризнен. Великан, сражающийся на моей стороне. Но он изменился. В самолете я ни разу не заметил, чтобы он валял дурака или пукал. Изменение внешнее и, как я подозреваю, временное.
Я думаю о том, что сказала мне Чарли, и вижу, что желание Мика быть нужным мне ничем не отличается от моего желания быть нужным своим детям. Просто у него это лучше получается, чем у меня. Своими поступками он открыл для меня качества щедрости и доброты, об отсутствии которых в себе я до сих пор сожалею, – и подарил мне возможность называть его своим другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Тут до меня дошло. Как я мог не понять этого раньше? Как я мог оказаться таким тупицей? В тот раз еще, когда он мучился на маковом поле. Я посмотрел на Мика, и он, поняв, что я сам догадался, еле заметно кивнул.
– О господи, – воскликнул я. – Боже мой, Фил! Я ведь понятия не имел!
Пу тревожно вскрикнул. Мы приближались к новой стремнине, и внезапно все перестали работать шестами. Я встал, поднял свой шест, окунул его в воду и, несмотря на боль в руке, с силой оттолкнулся. А потом все вместе. Мы проскочили между гладкими валунами по кривой, и, когда я оглянулся, Фил был снова на ногах, решительно упираясь шестом.
Через какое-то время мы увидели еще одну деревню, на берегу лежал десяток вытащенных на сушу плотов и два местных жителя сидели у небольшого костра. Они в изумлении уставились на нас, но Пу не стал с ними разговаривать.
– Мон, – прошептал он, когда мы проплывали мимо поселка.
Меня заинтересовало, все ли люди на этой реке находятся под контролем Джека.
– У них есть телефоны? – спросил я. Пу рассмеялся:
– Ууу! Нет селефон для мон!
Теперь он выглядел более спокойным. Чем большее расстояние отделяло нас от Джека, тем больше я верил в наш успех; но окончательно успокоюсь я по крайней мере не раньше Чиангмая. Плавание, казалось, будет бесконечным, а состояние наших нервов превращало его в утомительное занятие. Часов через пять небо начало белеть, и вот мы уже плыли в предрассветном тумане.
Нам стали встречаться отдельные местные жители, торопившиеся по своим делам. Береговая жизнь набирала обороты. Местные улыбались или удивленно смотрели на нас, а чаще всего не обращали внимания. Джунгли впереди стали покрываться розовым румянцем, а вскоре взошло солнце, залившее реку красным светом.
Дальше вниз по течению активности стало еще больше. Мы проплыли мимо палаток военного лагеря. Пу сразу напрягся. Один вооруженный солдат стоял на берегу реки, наблюдая, как мы приближаемся к нему. Он прокричал что-то, и туман заглушил его слова, которые, как плоский камешек, скользнули над водой.
– Плохо! – Пу стал править к берегу. – Вы сказать ему я проводник турист, – сказал он через плечо.
– Почему?
– Он человек Джек. Джек платить армия здесь. Армия есть селефона.
Мы толкнулись плотом в берег, довольные уже тем, что по крайней мере можно размять ноги. Солдат выглядел озадаченным. Его товарищи разбивали невдалеке еще одну палатку, при этом они, по-видимому, заинтересовались нами гораздо меньше. Он задал Пу массу вопросов, и тот отвечал односложно.
Солдат повернулся к нам:
– Что вы здесь делать?
– Путешествуем, – ответил я жизнерадостно. – Туристы.
– Путешествуй? Нет путешествуй! Здесь нет путешествуй!
– Есть, – возразил я. – Лучший маршрут в Таиланде! Никаких туристов! Красота!
Солдат рявкнул на Пу, который постоянно отводил взгляд.
– Нет маршрут! – повторил он мне.
Тут я вспомнил, что у меня в бумажнике был квиток, выписанный агентством «Панда Трэвел». Я очень театрально все разыграл, когда вынул квитанцию и показал ее солдату, как будто это было мандатом, подписанным королем Сиама.
– «Панда Трэвел!» – торжественно произнес я. Он явно не умел читать по-английски, но делал вид, что умеет: щурился, разглядывал печать и проверил адрес в Чиангмае, который был вписан по-тайски.
– Чиангмай! – вставил я бойко.
– Чиангмай?
– Да, Чиангмай. «Панда Трэвел».
– «Панда Трэвел»?
– Да, – сказал я. Было интересно, сколько времени мы сможем повторять друг за другом.
– Спроси его, – предложил Мик Пу, – не продаст ли он нам парочку сигарет.
Пу спросил, и солдат рассмеялся. Он вытащил пачку местной марки, и Мик протянул ему банкноту. Чарли, Мик и я взяли каждый по штучке и выкурили, изобразив – возможно, слегка преувеличенно – наше блаженство, как будто солдат только что спас нам жизнь. Солдат снова рассмеялся. Мик купил у него пачку, и солдат тщательно припрятал деньги.
Однако он был не вполне удовлетворен. Он чувствовал подвох, но не мог нас раскусить. Мы, безусловно, были похожи на группу туристов: четверо людей с Запада и тайский проводник. И тем не менее даже я чувствовал, что-то с нами не так, а понять, в чем дело, не мог. Солдат вернул мне мою квитанцию от «Панда Трэвел» и пошел к плоту. Он начал возиться с завязками на нашей поклаже. Потом ему это надоело, и он снова повернулся ко мне. Я все еще курил.
– «Панда Трэвел»?
– Да, «Панда Трэвел».
Я изо всех сил старался сохранять беспечный вид. Поскольку я стоял у самой воды, мой взгляд случайно упал на реку. В розоватом утреннем свете я увидел в воде свое отражение. На меня таращилась изможденная физиономия с дикими безумными глазами. Это был человек, доведенный до последней степени отчаяния, – одним словом, до ручки.
Еле заметным жестом солдат нас отпустил. Пу осторожно спихнул плот обратно в воду, и мы наигранно беззаботно оттолкнулись от берега. Солдат глядел нам вслед, пока мы не скрылись за речным поворотом.
– Он свяжется с Джеком? – спросил я Пу.
– Может, да. Может, нет. Плыви.
Примерно через час Пу ловко подвел плот к берегу. Под деревьями нас ждал таец, неторопливо куривший сигарету с бесстрастным выражением лица.
Я заметил джип на обочине проселка. Выше по склону. Пока мы надевали обувь, таец помог Пу отвязать поклажу, и они вдвоем снесли рюкзаки к джипу. Затем Пу вернулся к плоту и столкнул его в реку. Плот качнулся и поплыл, но уже без нас.
Пу сидел на переднем сиденье, рядом с водителем и вещами, а мы вчетвером сзади, стараясь не смотреть друг на друга и еще не веря, что нам это удалось. Торжествовать раньше времени значит испытывать судьбу. Джип подпрыгивал и трясся по пыльной дороге, а через час мы выехали на шоссе, и машина пошла нормальным ходом.
Перед Чиангмаем мы притормозили и ждали, пока Пу договаривался с водителем грузовика, чтобы тот отвез нас в город. В конце концов мы залезли в кузов.
– Вы мне платить за работа, – сказал Пу серьезным тоном.
– Без вопросов, – ответил Мик. Он вытащил пачку банкнот и протянул деньги Пу. Тот взялся за рюкзаки и перекинул их к нам.
– Ууу! Пока, прощай! – ухмыльнулся Пу. Он вскочил в желтый джип и укатил тем же путем, каким мы сюда прибыли.
Грузовик повез нас окраинами Чиангмая. Солнце стояло высоко, начинало ощутимо припекать, и мы уже начинали скучать по прохладе джунглей. Мик раздал сигареты, и мы закурили.
– Эти рюкзаки… – начал Фил.
– Что такое?
– Они какие-то легкие.
Мы посмотрели на рюкзаки, расстегнули, и, хотя они были набиты нашей одеждой и нашими вещами, Фил был прав.
– У меня был тяжеленный рюкзак, – сказала Чарли.
Мик затянулся, выпустил дым по ветру на тарахтящего следом за грузовиком моторикшу и повернулся к нам.
– Нас подставили, – произнес он.
38
Нас действительно подставили. Позже мы подсчитали, что у каждого в рюкзаке было по пять килограммов, не меньше, первосортного морфина, который мы благополучно доставили в Чиангмай под самым носом у тайской армии. Конечно, идея использовать нас в трафике могла прийти в голову Пу, но почему-то за ним мне мерещилась тень Джека.
Джек позаботился о том, чтобы Пу рассказал нам о своем отъезде, прекрасно понимая, что мы постараемся найти проводника в деревне, как только Чарли избавится от своего недуга. Он знал, что у нас есть все шансы проскочить армейские патрули в нижнем течении реки. Несомненно, будь тот солдат более дотошным, нас бы поймали.
И сидели бы мы в чиангмайской тюрьме, надеясь на помощь Бразье-Армстронга, и все завертелось бы по новой. Джек отмазал бы своего помощника, а про нас, наверное, и вспоминать не стал бы.
Расскажи мы правду, нам бы никто не поверил.
Партия морфина, которую мы провезли вниз по реке, потянула бы в Чиангмае больше, чем на двадцать тысяч долларов, а на улицах Лондона или Нью-Йорка на ней можно было сделать около двадцати пяти миллионов баксов. Так мы превратились в контрабандистов, однако один из нас нес на себе вину гораздо более тяжкого преступления.
В ожидании самолета на Бангкок нам предстояло провести ночь в Чиангмае. Мы вернулись в наш отель, забрали чемоданы и сняли два двуспальных номера. Я не мог успокоиться, пока мы не окажемся в Лондоне. Чарли надо было показать врачу, но с этим приходилось подождать. Я решил остаться в номере Фила. Мик обещал присмотреть за Чарли, хотя большую часть времени мы все равно проводили вместе и из отеля не выходили.
Оставалось только гадать, что сделал бы Джек, найди он труп племянника до нашего отлета из Чиангмая. Если бы он пожелал расправиться с нами, нас могли бы убить еще на реке. Но изменилось бы его отношение, если бы он узнал, что мы убили его племянника? Я искренне надеялся, что он успеет перевести свое партизанское хозяйство в другой район до того, как случайно откроется страшная правда.
Организовать наш вылет оказалось нелегко. Я провел несколько тревожных часов на телефоне, пытаясь забронировать билеты. В конце концов мы обменяли наши билеты на прямой рейс Чиангмай – лондонский Хитроу, через Бангкок.
– Ты мне расскажешь об этом? – спросил я Фила, когда мы остались одни.
Он был бледен. Осторожно опустившись на край кровати, Фил положил руки на колени и уставился в стену.
Я попробовал еще раз:
– Тебе станет легче, Фил. Вот увидишь. Тебе надо поделиться.
– Ха!
– Что такое?
– Странно слышать это от тебя.
Я знал, что он благодарности от меня не ждет, но мне нужно было это сказать:
– Подозреваю, что я обязан тебе больше, чем когда-нибудь могу выразить словами.
– Все произошло почти мгновенно, – начал он бесстрастным голосом. – Когда ты выходил той ночью, мы, разумеется, пошли за тобой. Он выбил у тебя из руки нож, ударил, и ты потерял сознание. Совершенно. Просто лежал ничком в пыли. Он поднял твою голову за волосы и поднес нож. А я ему твоим ножом шею успел перерезать раньше, чем он тебе. Знаешь, как топор застревает в доске? Дергаешь, не вынуть?… Я так и не смог вытащить лезвие из его шеи, а он вскочил, споткнулся и ударился лицом о ступеньки. Уж лучше бы он поскорее умер, но он долго умирал. И кричать не мог – у него нож в горле был… Я не знал, что делать. Меня трясло и до сих пор трясет. Мик затащил его под хижину. Потом тебя отнес на циновку. Потом вернулся за мной. Он и порядок навел, прежде чем ты пришел в себя. Вот и все.
Хотя Фил сказал, что это всё, это была неправда. Теперь я понимал, что он имел в виду, когда говорил про ад. Он нарушил шестую заповедь – «не убий», выполняя пятую – «почитай отца своего», не по вере, а по зову крови и сложившихся обстоятельств.
Он внушал мне трепет.
Для Фила все это наше приключение обернулось не «Путем паломника» по ухабистой дороге соблазнов к вечному блаженству спасения, а отвесным нескончаемым падением в ад. Церковный староста за считанные минуты превратился в сознательного убийцу. Как он выберется из ада? Я даже не знал, это вообще реально? Если б я мог взять на свою душу его грех, я бы сделал это не раздумывая.
Но так не бывает.
– Я могу для тебя хоть что-нибудь сделать?
– Нет, папа. Ничего.
Мне хотелось плакать. Мой маленький мальчик, теперь я и тебя потерял. И ничего невозможно исправить. Я даже сказал Богу, в которого я не верю: ты же видел, как все случилось? Ты же не можешь его за это карать? Фил поставил кровные узы выше своих самых глубоких религиозных убеждений.
Если ты Бог, чего же здесь не понять?
Хотя побег из деревни и вымотал нас, мы были так взвинчены, что не могли уснуть. Мы с Миком и Чарли пили много, но не хмелели. Сидели в номере, курили, вздыхали. Говорили, но больше о пустяках и, чуть что, поглядывали на запертую дверь.
Так продолжалось, пока меня все это не достало, и я сказал Филу:
– Но почему, ради всего святого, ты не мог рассказать мне о том, что случилось? Почему ты мне не рассказал? Тогда я, возможно, понял бы, по крайней мере, почему ты так себя вел.
Мик ответил вместо него:
– Он защищал тебя.
– Защищал меня? Да он просто с ума сходил! Сходил с ума!
– Дэнни, – тихо сказал Мик. – Правда, у Фила была пара сомнительных моментов. Но с ума сходил ты.
Я вспомнил о духах, которых видел в деревне. Вспомнил про опиум, паранойю.
– Я?
– Да, ты. За Фила мы не боялись
– Главное, что выводило Фила из себя, – добавила Чарли, – он боялся, что, случись что, мы не сможем с тобой справиться.
Уже в бангкокском аэропорту Чарли сняла с себя амулет и вернула Мику.
– Мне он, правда, очень нравится, – сказала она, – но я хотела бы, чтобы он был у тебя.
Мик не взял.
– Почему?
– Давай договоримся, – сказал он, глотнув пива, – что ты вернешь его мне, как только примешься за старое.
Чарли поджала губы и наморщила лоб.
– Погоди отвечать, – продолжил Мик. – Подумай, неужели после всего, что случилось, я не заслужил права знать, придет тот день или нет, а если придет, то когда? Если не согласна, так и быть, можешь вернуть мне амулет.
– Насколько сильно ты пристрастилась? – спросил я. Я вообще понятия не имел о ее состоянии.
Чарли посмотрела на меня и надела амулет себе на шею. Я был готов обнять Мика.
Но сделки на том не закончились. Фил повернулся ко мне и сказал:
– Ты дал мне слово там, в джунглях. – Да?
– Да. Ты сказал, что будешь ходить со мной в церковь по воскресеньям. Целый год!
Я задумался. Конечно, я мог напомнить Филу, как Мик взвалил его на плечи и утащил из деревни, но сдержался.
– Ладно, буду ходить.
Фил выпятил губу, а потом фыркнул с явным удовлетворением. Он даже выпил со мной пива, чтобы скрепить договор.
Насчет зависти он был прав. Теперь я это усвоил. Я этим их всех разогнал: Шейлу, Фила, Чарли.
Детям, как я теперь понимал, пришлось уехать туда, куда я не мог за ними пробраться. А если и пробирался, то был вынужден играть по их правилам.
Я отправился за дочкой в джунгли. Почему бы не пойти за сыном в евангелическую церковь?
Не для того, чтобы вернуть его, – такая цель больше не стояла, а просто чтобы сказать: я здесь. С помощью Мика мне удалось выудить из него ответное обещание навещать нас раз в неделю.
Из аэропорта мы позвонили Шейле. Чарли и Фил разговаривали с ней по очереди. Потом и я поговорил немного. Мы говорили так, будто возвращаемся домой из отпуска.
– А ты? – спросила Шейла.
– Что я?
– Ты понимаешь?
– Да, понимаю. Нам нужно о многом поговорить, Шейла. Всем нам.
В воздухе, где-то между Бангкоком и Лондоном, пока Чарли спала рядом со мной, я тоже начал клевать носом. Мне снилось, что я плыву по зеленой реке на плоту, сделанном из частей нашего самолета.
39
Кажется, что это было совсем недавно. Цветок лотоса, распустившийся в свой срок под утренним солнцем. И жизнь, прожитая в другом воплощении.
Чарли дремлет, положив голову на мое плечо, рядом – плюшевый медвежонок. Ее волосы слегка колышатся от мягкого дуновения вентилятора. Одна рука лежит на коленях, другая закинута над головой, будто указывает вверх. Она снова приняла свою позу полета, ту, на которую я часами смотрел, когда она лежала в детской кроватке. На шее у нее висит амулет. Думаю, жертва Фила будет влиять на ее карму в большей степени, чем на его собственную.
Карма. Теперь я разговариваю как хиппи или как буддист? Я даже не знаю толком, что такое буддист, и вряд ли могу так себя называть. Меня не очень волнуют религиозные убеждения. Религия – это наркотик, такой же как виски или телек. Только цветом отличается.
Но я верю в духов и привидения. Потому что понял их суть. Они не с того света к нам приходят. Они живут среди нас, сидят у нас на плечах, на правой или левой руке. Мы их сами порождаем своими поступками. За мной постоянно бегал один мелкий дух. Разве что за рукав меня не тянул в тот день на маковом поле, пока я его не узнал. Этот дух пытался убедить меня, что я лишен сердца.
Фил сидит передо мной рядом с Миком. Я собираюсь сдержать слово и буду ходить в церковь каждое воскресенье целый год, несмотря ни на что. Даже если будет жутко. А конечно, будет неописуемо жутко. Но я буду ходить через эту жуть, потому что так я смогу вернуться к Филу, и если это каким-то образом облегчит его страдания, я не отступлю. Я даже свои чайные пакетики захвачу.
Ну а Мик, что мне о нем сказать? Человек, который пойдет с тобой в джунгли; человек, который в одночасье предоставит в твое распоряжение все свои средства. Перед ним я тоже испытываю трепет. Любой его поступок был совершенно безукоризнен. Великан, сражающийся на моей стороне. Но он изменился. В самолете я ни разу не заметил, чтобы он валял дурака или пукал. Изменение внешнее и, как я подозреваю, временное.
Я думаю о том, что сказала мне Чарли, и вижу, что желание Мика быть нужным мне ничем не отличается от моего желания быть нужным своим детям. Просто у него это лучше получается, чем у меня. Своими поступками он открыл для меня качества щедрости и доброты, об отсутствии которых в себе я до сих пор сожалею, – и подарил мне возможность называть его своим другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30