И решила начать все заново. Получается, что я прожила одну жизнь, а оказалось, что у меня есть шанс начать другую…
Мы, не торопясь, брели по улице. Вечер опустился на Дели, но город игнорировал этот факт, существуя по своим часам.
— Что-то давило снаружи. Будешь смеяться, но один простой эпизод не давал мне спокойно жить. Как все-таки нелепо устроено сознание… Большие драматические события могут не оставить никакого следа в памяти, пройти мимо и стать частью статистики.
— И что же тебя зацепило?
— Странно будет звучать, но это была стрельба в “Орбите”.
— Где?
— В “Орбите”. В Киеве есть такой наркобар. Одно время я там часто сидела.
— Я не знала, что ты “сидишь” на этом.
— Да, я “сидела”, сознательно и серьезно.
— Почему сознательно?
— Я была дура и считала, что недостатки — это часть моей человечности. Не знаю, как другие, но я жутко комплексовала на тему собственной… Даже не подберу слов, искусственности, что ли… У тебя такого не было?
— У меня? Нет… — Ли опустила глаза. — Хотя, если подумать… Может быть, и было, но я об этом не задумывалась. Все равно без пользы. На мой взгляд, это вещи, которые есть как нечто данное. Основание, фундамент. Что на нем выстроишь, уже другой вопрос. Даже если фундамент кривой, это надо учесть.
— Любопытные ассоциации у тебя. Строительные.
— Ну, где-то жизнь вообще похожа на большую стройку. Кто-то сравнивает с дорогой, кто-то вообще ни с чем не сравнивает, смысла не ищет… Мне, например, кажется, что сравнивать жизнь с дорогой неверно.
— Почему?
— Потому что дорога — это то, что остается позади. Человек, который считает жизнь дорогой, не копит опыта. Он проходит мимо, оставляет за спиной и плохое, и хорошее. Такая схема мышления выглядит довольно поверхностной.
— А строитель?
— Строитель мыслит иначе. Он выкладывает кирпичики опыта в стену, поднимаясь все выше. Иногда кирпичики укладываются плохо, может быть, плохие кирпичи попались или что-то такое произошло. Строитель учитывает и это. Плохой опыт, это тоже опыт. Его нельзя игнорировать.
— Ты Дмитруса Красса не читала?
— Этого новомодного психолога? Читала, — Ли выразительно фыркнула. — Мало того, что он компилятор, он претендует на идеологию. Основная тема, на которой он паразитирует, — сиюминутная жизнь. Ну, про то, как надо жить и ни о чем не думать. Особенно он предостерегает от попыток анализа неудачи. Мол, переживание отрицательных эмоций заново только укрепляет отрицательную установку психики современного человека.
— Я читала…
— Ну, тогда ты меня понимаешь. Меня не сильно волнуют идеологи сиюминутной жизни. Так что там произошло в “Орбите”?
— По идее ничего особенного, в бар ворвались несколько человек и открыли пальбу. И действовали они так… В общем, на психов они не походили. Я сумела уйти. Их обложили и долго выкуривали. Понимаешь, у меня сложилось впечатление, что у них была цель. А по той информации, которую раздобыл Лорд, это были психи. Но тронутые себя так не ведут. На террористов тоже не похоже. Требований никаких, следов тоже. Просто пришли люди, устроили бойню и погибли. Глупость.
— А почему тебя это так трогает?
— Потому что мне показалось, что они искали именно меня. Но как-то неотчетливо, несерьезно… И информации о них никакой, ты знаешь Лорда, он выкопает все, что сможет. У него такой пунктик. Тогда получалось, что им нужна была я, но это желание у них оформилось едва ли не на пустом месте. Почему-то этот вопрос сидел в моей голове все время.
— А сейчас ты что делаешь?
— Может быть, я ищу ответ на этот вопрос. Хотя теперь это уже не принципиально. Эта проблема вытянула меня со дна. Мне почудилось, что в этом покушении было что-то от предназначения.
— Твоего?
— Ну да! Это, вероятно, глупо или нагло, но что-то в этом есть.
Где-то за стеной света от фонарей на небе сияли звезды.
— Ты мне обещала рассказать про Лорда, — обратилась я к Ли.
Та в это время раскручивала молодого немца, который, в принципе, уже был готов практически на все, но ночной прыжок с моста с резинкой, привязанной к ногам, был для него, на данном этапе развития отношений с Ли, немного слишком.
— Сейчас, момент, — отозвалась Ли, прижимаясь к немцу всем телом и что-то нежно шепча ему на ухо.
Я посмотрела на небо. Как мы выбрались за город, я помнила с трудом. Вспоминалась какая-то машина, набитая битком, чьи-то нежные пальцы, кажется, кто-то целовал мне шею. Судя по всему, это была группа любителей прыгать с мостов. Я постаралась припомнить, как же называется резинка, что цеплялась к ногам этих сдвинутых, но в голову лезло лишь название музыкального инструмента “банджо”.
На мосту были только мы, инструктор и еще парочка девушек, которые были для прыжков слишком пьяны. Все остальные болтались где-то несколькими десятками метров ниже, весело крича и взвизгивая.
Немец, наконец, тряхнул головой.
— Да! — закричала Ли. — Он решился, мой герой!
Герой был бледен, но после таких слов отступать было некуда.
Флегматичный инструктор умело связал ему ноги и прикрепил резинку. (Как, черт возьми, она называется?)
Довольная Ли выплясывала рядом что-то напоминающее танец живота. Получалось очень неплохо.
— Когда прыгнешь, следи за тем, чтобы… — начал инструктор, но Ли его перебила.
— Ему не надо, он прыгнет, потому что он герой! И не дай бог, он передумает, я вас в масле сварю. Прыгай! Прыгай, мой Зигфрид!
Она простерла руки к немцу, который стоял на парапете ни живой, ни мертвый. Потом она подошла ближе, взобралась на приступку и прижалась грудью к его коленям. Потерлась. Мурлыкнула… И немец провалился в темноту. Его крик, постепенно удаляясь, исчезал в ночном воздухе.
— Давай, давай, мой Зигфрид! — закричала вниз Ли, перевесившись через бордюр так, что у флегматичного инструктора глаза уподобились блюдцам. — Твоя Брунгильда тебя ждет! Эгей!
Она помахала рукой кому-то там внизу, треснула по физиономии инструктора, который неудачно задумал поддержать ее за талию, и подошла ко мне.
— Да, весело, — констатировала Ли. — Весело, но слегка скучно становится. Пошли отсюда.
— А этот? — я махнула рукой в сторону обрыва.
— Ничего страшного, повисит-повисит, кровь от одного места к голове вернется… И все будет у него хорошо. Пусть я останусь его фантазией. Так интересней.
Мы пошли вдоль дороги, ярко освещенной фонарями.
— Не заблудимся?
— Ты шутишь? Первая же попутка — наша. Гарантию даю.
— Так что там с Лордом?
— С Лордом все в порядке.
— И в чем тут подвох?
— Подвох простой. Ты когда-нибудь Лорда видела?
— Ну, как и каждый…
— Я имею в виду вживую.
— Нет.
— Правильно, — кивнула Ли. — Только с экрана. Как и все остальные.
— Что ты хочешь сказать?
— То, что Марта была очень юморной женщиной. На самом деле она не доверяла никому. Не то, чтобы она не доверяла нам… Просто она не доверяла нас. Не могла доверить нас никому из людей. Доверила только Лорду. Он ИскИн.
— Ого… — только и сказала я.
— Попутка! — крикнула Ли и запрыгала на месте.
Поднимающиеся откуда-то со дна пузырьки горячего воздуха, насыщенного дурманящими мозг благовониями, гладили тело миллионами ласковых ладошек. Пробегая по коже, они заставляли ее покрываться мурашками от удовольствия, а потом, достигнув поверхности воды, лопались с удовлетворенным шипением. Было хорошо.
Мы с Ли лениво плавали в большом бассейне с морской водой. Я перевернулась на спину, раскинула руки в стороны и закачалась на легких волнах под тихий разговор двух стихий.
— А что ты тут делаешь? — сквозь шум донесся голос Ли. — Извини, что спрашиваю, просто мало ли… Иногда полезно знать, чем будет заниматься твоя подруга, чтобы случайно не перейти никому дорогу… Сама понимаешь…
— Уточни, — отозвалась я, понимая важность вопроса. — В Дели? В Индии? В этом центре?
— Ну, в Дели, в Индии…
— Работаю, — я задумалась. — Ты что-нибудь слышала о “Калиюге”?
— В смысле религии или?..
— В смысле организации.
— Совсем немного.
— Ну, раз немного, то мы с тобой не пересечемся. Я связана как раз с этой организацией.
— И скандал с ядерными отходами — твоя работа?
— А что, уже есть скандал?
— Еще какой! — Ли плеснула в меня водой. — Некоторые газеты раздули шумиху вокруг планов правительства ввозить и складировать ядерные отходы на территории Индии. Кто-то начал, остальные подхватили. Вытащили на свет какого-то политика, связанного с этим. Какие-то документы из канцелярии, едва ли не президента. Сейчас идет расследование, каким образом эти документы вообще попали в руки прессы… Скандал кошмарный! Президент отмалчивается, в парламенте драки…
— Удивительно… Потрясающая роскошь… А что тут делаешь ты? — спросила я, рассматривая потолок.
Купол над бассейном был усыпан звездами. Полная имитация ночного неба. По желанию можно установить Луну и планеты…
— Ну, — Ли примолкла, а потом вдруг оказалась рядом. Я не повернула головы. — Ты про Джаву Сингха слышала?
Ее губы были настолько близко, что я ощущала ее дыхание на своей шее, чувствовала, как она двигается под водой.
— Слышала.
— Много.
— Достаточно. Значит, мальчик все-таки решил слить информацию.
— Кто?
— Мальчик. Я узнала о толстом Джаве от одного мальчика. И от одного мертвеца. Ну, что ж… Передавай Сингху привет, если получится не убивать его сразу.
— Передам, — серьезно сказала Ли. — От кого?
— От Садабада Кархаи.
— Кто это?
— Один… человек. Знаешь, Ли, хорошо, что мы все-таки встретились.
Я изогнулась и ушла под воду, мельком увидела стройные, сильные ноги своей подруги, равномерно двигающиеся под водой, кустик ее черных волос на лобке. Она засмеялась, закрываясь от брызг.
Справка.
Объект: История Антиглобализма.
Источник: Общий Информационный Канал
Выборка Begin
Нынешняя глобализация, неолиберализм как всемирная система — все это следует понимать как новую войну для захвата территорий.
Окончание Третьей мировой войны, или “холодной войны”, не означает, что мир преодолел бипо-лярность и стал стабилен под властью победителя. В результате этой войны, несомненно, был один побежденный, но трудно сказать, кто оказался победителем. … Дело в том, что поражение “империи зла” (цитата из Рейгана и Тетчер) значило открытие новых рынков без нового хозяина. Поэтому нужно было начинать борьбу за захват позиций, то есть завоевать их.
…окончание “холодной войны” поставило международные отношения в другие рамки, в которых новая борьба за эти новые рынки и территории вызвала следующую мировую войну, Четвертую.
Широкие территории, богатства и, главное, квалифицированная рабочая сила мира, где только что закончилась “холодная война”, ожидали своего нового хозяина…
Но место для владельца мира только одно, а пре-тендентов немало. И для достижения этой цели развязывается новая война, на этот раз среди тех, кто провозгласил себя “империей добра”.
Если Третья мировая война происходила между капитализмом и социализмом и шла по разным сценариям и с различной степенью интенсивности, Четвертая мировая война ведется сейчас между крупными финансовыми центрами с повсеместным сценарием, и интенсивность ее остра и постоянна.
Одной из первых потерь в этой новой войне оказался национальный рынок. Удар оказался таким мощным и окончательным, что у государств уже нет силы, необходимой для противостояния действию международных рынков, попирающих интересы граждан и правительств…
Если во времена Третьей мировой войны атомные бомбы выполняли задачу навязывания другому своей воли, его запугивания, при Четвертой мировой конфронтации с финансовыми бомбами происходит уже нечто совершенно иное. Это оружие служит для нападения на территории (государства), уничтожая материальную базу национальной независимости, и делает эти территории безлюдными. Это необходимо, чтобы избавиться от всех тех, кто бесполезен для новой рыночной экономики (например, от коренных народов).
Но, кроме всего этого и одновременно с этим, финансовые центры берутся за восстановление государств и реорганизуют их согласно новой логике мирового рынка.
“Новый мировой порядок” — превращение всего мира в один единый рынок. Страны являются магазинами его отделов с управляющими в виде правительств. В гигантском мировом гипермаркете свободно перемещаются товары, но не люди. Каждый день крупные финансовые центры навязывают свои законы странам и группам стран во всем мире. Реструктурируют и перераспределяют их жителей. И когда эта операция закончена, сталкиваются с тем, что многие из людей оказываются “излишними”.
Прогресс крупных транснациональных корпораций не предполагает прогресса развитых стран. Наоборот, чем больше зарабатывают финансовые гиганты, тем больше обостряется проблема бедности в так называемых богатых странах.
Одна из неолиберальных басен заключается в утверждении, что экономический рост неизбежно приводит к лучшему распределению богатства и к росту занятости, Но это не так. Точно так же, как рост политической власти короля не приносит как последствие роста политической власти .его вассалов.
Субкоманданте Маркос. “Семь деталей мировой головоломки”.
Вопрос: То есть вы считаете, что если антиглобалисты будут в кровь избивать полицейских и раскурочивать магазины, то сразу наступит царство всеобщей справедливости?
Ответ: Было бы лучше, если бы люди были стадом послушных овец? Когда молодежи не дают свободы выбора, она выходит на улицы выражать свой гнев, потому что не хочет жить в таком мире.
Субкоманданте Маркос. Из интервью.
(Внимание, источник не надежен!) # End
В аналитическом отделе было тихо. Джамаль уехал на какую-то пресс-конференцию в Дели, работники спокойно занимались текущими делами, некоторые дремали в креслах, кто-то что-то обсуждал.
Я перескакивала с сайта на сайт в Интернете, не задерживаясь нигде особо долго. Новостные каналы сменяли друг друга, выпадали окошки, назойливая реклама, глупые персональные “хомяки”, форумы, чаты, энциклопедии. Фактически Интернет не изменился за сотню с лишним лет. Оставаясь едва ли не самой прогрессивной информационной средой, он придерживался нескольких основных форм, принятых еще в первые десятилетия его существования. Конечно, развитие языков программирования, ориентированных на Сеть, сильно изменило эти формы, что-то стало удобней, что-то — красивей, но чат — это чат, а форум — это форум. На принципиальном уровне не произошло никакого качественного скачка. Рост идет только вширь, но никак не вверх. Возможно, это является отражением событий, происходящих во внешнем, Большом, мире. Или, наоборот, Интернет — символ той исторической ветки, по которой пошла человеческая цивилизация. Развивать инфотехнологию, компьютеры, бытовую электронику, делать жизнь удобной, простой, быстрой. Закрыть любые перспективы на исследование дальнего космоса под этикеткой обывательского вопроса “какая от него польза?”, свести философскую мысль к рассуждениям о “равенстве и общечеловеческих ценностях”, приняв Фукуяму, поделить мир на Золотые, Серебряные и прочие миллиарды. Жить быстро. Жить вширь. Удобно, легко, стремительно. Этой самой стремительностью жизни подменить прогресс.
Интернет. Отличный показатель, новые языки программирования меняют внешний вид, меняют скорость подачи информации, меняют одежку, но оставляют суть предмета. Видимость прогресса, симуляция развития, но на деле лишь проработка уже пройденных достижений.
Появление Искусственного Интеллекта вполне можно было предсказать, учитывая темпы развития технологии. Просто очень умный компьютер. Искусственное может продуцировать не только мысль, но и эмоции. Отлично, но что дальше?
Повсеместное внедрение ИскИнов повлечет за собой новый виток проблем и конфликтов этико-морального свойства, которые будут с той или иной скоростью решены посредством юристов к удовольствию глав корпораций. Все то же самое, что было с клонированием человека. Клонировать — да. Улучшать — нет. Практическая евгеника — бесперспективное направление науки. Почему? Ответ лежит на поверхности. Усовершенствование человека должно иметь какую-то цель. Иначе в жертву физическому совершенству будет принесена значительная часть производства потребления. А это немало. Одна фармацевтика может стать убыточной областью буквально при жизни одного поколения. И таких отраслей, паразитирующих на слабостях человеческого тела, масса.
С такими экономическими потерями можно было бы смириться, будь практическая евгеника дверью к новым достижениям и целям. Но Сверхчеловеку не к чему стремиться в мире, который не растет в высоту. В такой реальности массовый Сверхчеловек избыточен, так как неугоден власть предержащему меньшинству.
На одном из поворотных моментов истории цивилизация пошла по пути, где есть лишь один массовый стандарт для человека — винтик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Мы, не торопясь, брели по улице. Вечер опустился на Дели, но город игнорировал этот факт, существуя по своим часам.
— Что-то давило снаружи. Будешь смеяться, но один простой эпизод не давал мне спокойно жить. Как все-таки нелепо устроено сознание… Большие драматические события могут не оставить никакого следа в памяти, пройти мимо и стать частью статистики.
— И что же тебя зацепило?
— Странно будет звучать, но это была стрельба в “Орбите”.
— Где?
— В “Орбите”. В Киеве есть такой наркобар. Одно время я там часто сидела.
— Я не знала, что ты “сидишь” на этом.
— Да, я “сидела”, сознательно и серьезно.
— Почему сознательно?
— Я была дура и считала, что недостатки — это часть моей человечности. Не знаю, как другие, но я жутко комплексовала на тему собственной… Даже не подберу слов, искусственности, что ли… У тебя такого не было?
— У меня? Нет… — Ли опустила глаза. — Хотя, если подумать… Может быть, и было, но я об этом не задумывалась. Все равно без пользы. На мой взгляд, это вещи, которые есть как нечто данное. Основание, фундамент. Что на нем выстроишь, уже другой вопрос. Даже если фундамент кривой, это надо учесть.
— Любопытные ассоциации у тебя. Строительные.
— Ну, где-то жизнь вообще похожа на большую стройку. Кто-то сравнивает с дорогой, кто-то вообще ни с чем не сравнивает, смысла не ищет… Мне, например, кажется, что сравнивать жизнь с дорогой неверно.
— Почему?
— Потому что дорога — это то, что остается позади. Человек, который считает жизнь дорогой, не копит опыта. Он проходит мимо, оставляет за спиной и плохое, и хорошее. Такая схема мышления выглядит довольно поверхностной.
— А строитель?
— Строитель мыслит иначе. Он выкладывает кирпичики опыта в стену, поднимаясь все выше. Иногда кирпичики укладываются плохо, может быть, плохие кирпичи попались или что-то такое произошло. Строитель учитывает и это. Плохой опыт, это тоже опыт. Его нельзя игнорировать.
— Ты Дмитруса Красса не читала?
— Этого новомодного психолога? Читала, — Ли выразительно фыркнула. — Мало того, что он компилятор, он претендует на идеологию. Основная тема, на которой он паразитирует, — сиюминутная жизнь. Ну, про то, как надо жить и ни о чем не думать. Особенно он предостерегает от попыток анализа неудачи. Мол, переживание отрицательных эмоций заново только укрепляет отрицательную установку психики современного человека.
— Я читала…
— Ну, тогда ты меня понимаешь. Меня не сильно волнуют идеологи сиюминутной жизни. Так что там произошло в “Орбите”?
— По идее ничего особенного, в бар ворвались несколько человек и открыли пальбу. И действовали они так… В общем, на психов они не походили. Я сумела уйти. Их обложили и долго выкуривали. Понимаешь, у меня сложилось впечатление, что у них была цель. А по той информации, которую раздобыл Лорд, это были психи. Но тронутые себя так не ведут. На террористов тоже не похоже. Требований никаких, следов тоже. Просто пришли люди, устроили бойню и погибли. Глупость.
— А почему тебя это так трогает?
— Потому что мне показалось, что они искали именно меня. Но как-то неотчетливо, несерьезно… И информации о них никакой, ты знаешь Лорда, он выкопает все, что сможет. У него такой пунктик. Тогда получалось, что им нужна была я, но это желание у них оформилось едва ли не на пустом месте. Почему-то этот вопрос сидел в моей голове все время.
— А сейчас ты что делаешь?
— Может быть, я ищу ответ на этот вопрос. Хотя теперь это уже не принципиально. Эта проблема вытянула меня со дна. Мне почудилось, что в этом покушении было что-то от предназначения.
— Твоего?
— Ну да! Это, вероятно, глупо или нагло, но что-то в этом есть.
Где-то за стеной света от фонарей на небе сияли звезды.
— Ты мне обещала рассказать про Лорда, — обратилась я к Ли.
Та в это время раскручивала молодого немца, который, в принципе, уже был готов практически на все, но ночной прыжок с моста с резинкой, привязанной к ногам, был для него, на данном этапе развития отношений с Ли, немного слишком.
— Сейчас, момент, — отозвалась Ли, прижимаясь к немцу всем телом и что-то нежно шепча ему на ухо.
Я посмотрела на небо. Как мы выбрались за город, я помнила с трудом. Вспоминалась какая-то машина, набитая битком, чьи-то нежные пальцы, кажется, кто-то целовал мне шею. Судя по всему, это была группа любителей прыгать с мостов. Я постаралась припомнить, как же называется резинка, что цеплялась к ногам этих сдвинутых, но в голову лезло лишь название музыкального инструмента “банджо”.
На мосту были только мы, инструктор и еще парочка девушек, которые были для прыжков слишком пьяны. Все остальные болтались где-то несколькими десятками метров ниже, весело крича и взвизгивая.
Немец, наконец, тряхнул головой.
— Да! — закричала Ли. — Он решился, мой герой!
Герой был бледен, но после таких слов отступать было некуда.
Флегматичный инструктор умело связал ему ноги и прикрепил резинку. (Как, черт возьми, она называется?)
Довольная Ли выплясывала рядом что-то напоминающее танец живота. Получалось очень неплохо.
— Когда прыгнешь, следи за тем, чтобы… — начал инструктор, но Ли его перебила.
— Ему не надо, он прыгнет, потому что он герой! И не дай бог, он передумает, я вас в масле сварю. Прыгай! Прыгай, мой Зигфрид!
Она простерла руки к немцу, который стоял на парапете ни живой, ни мертвый. Потом она подошла ближе, взобралась на приступку и прижалась грудью к его коленям. Потерлась. Мурлыкнула… И немец провалился в темноту. Его крик, постепенно удаляясь, исчезал в ночном воздухе.
— Давай, давай, мой Зигфрид! — закричала вниз Ли, перевесившись через бордюр так, что у флегматичного инструктора глаза уподобились блюдцам. — Твоя Брунгильда тебя ждет! Эгей!
Она помахала рукой кому-то там внизу, треснула по физиономии инструктора, который неудачно задумал поддержать ее за талию, и подошла ко мне.
— Да, весело, — констатировала Ли. — Весело, но слегка скучно становится. Пошли отсюда.
— А этот? — я махнула рукой в сторону обрыва.
— Ничего страшного, повисит-повисит, кровь от одного места к голове вернется… И все будет у него хорошо. Пусть я останусь его фантазией. Так интересней.
Мы пошли вдоль дороги, ярко освещенной фонарями.
— Не заблудимся?
— Ты шутишь? Первая же попутка — наша. Гарантию даю.
— Так что там с Лордом?
— С Лордом все в порядке.
— И в чем тут подвох?
— Подвох простой. Ты когда-нибудь Лорда видела?
— Ну, как и каждый…
— Я имею в виду вживую.
— Нет.
— Правильно, — кивнула Ли. — Только с экрана. Как и все остальные.
— Что ты хочешь сказать?
— То, что Марта была очень юморной женщиной. На самом деле она не доверяла никому. Не то, чтобы она не доверяла нам… Просто она не доверяла нас. Не могла доверить нас никому из людей. Доверила только Лорду. Он ИскИн.
— Ого… — только и сказала я.
— Попутка! — крикнула Ли и запрыгала на месте.
Поднимающиеся откуда-то со дна пузырьки горячего воздуха, насыщенного дурманящими мозг благовониями, гладили тело миллионами ласковых ладошек. Пробегая по коже, они заставляли ее покрываться мурашками от удовольствия, а потом, достигнув поверхности воды, лопались с удовлетворенным шипением. Было хорошо.
Мы с Ли лениво плавали в большом бассейне с морской водой. Я перевернулась на спину, раскинула руки в стороны и закачалась на легких волнах под тихий разговор двух стихий.
— А что ты тут делаешь? — сквозь шум донесся голос Ли. — Извини, что спрашиваю, просто мало ли… Иногда полезно знать, чем будет заниматься твоя подруга, чтобы случайно не перейти никому дорогу… Сама понимаешь…
— Уточни, — отозвалась я, понимая важность вопроса. — В Дели? В Индии? В этом центре?
— Ну, в Дели, в Индии…
— Работаю, — я задумалась. — Ты что-нибудь слышала о “Калиюге”?
— В смысле религии или?..
— В смысле организации.
— Совсем немного.
— Ну, раз немного, то мы с тобой не пересечемся. Я связана как раз с этой организацией.
— И скандал с ядерными отходами — твоя работа?
— А что, уже есть скандал?
— Еще какой! — Ли плеснула в меня водой. — Некоторые газеты раздули шумиху вокруг планов правительства ввозить и складировать ядерные отходы на территории Индии. Кто-то начал, остальные подхватили. Вытащили на свет какого-то политика, связанного с этим. Какие-то документы из канцелярии, едва ли не президента. Сейчас идет расследование, каким образом эти документы вообще попали в руки прессы… Скандал кошмарный! Президент отмалчивается, в парламенте драки…
— Удивительно… Потрясающая роскошь… А что тут делаешь ты? — спросила я, рассматривая потолок.
Купол над бассейном был усыпан звездами. Полная имитация ночного неба. По желанию можно установить Луну и планеты…
— Ну, — Ли примолкла, а потом вдруг оказалась рядом. Я не повернула головы. — Ты про Джаву Сингха слышала?
Ее губы были настолько близко, что я ощущала ее дыхание на своей шее, чувствовала, как она двигается под водой.
— Слышала.
— Много.
— Достаточно. Значит, мальчик все-таки решил слить информацию.
— Кто?
— Мальчик. Я узнала о толстом Джаве от одного мальчика. И от одного мертвеца. Ну, что ж… Передавай Сингху привет, если получится не убивать его сразу.
— Передам, — серьезно сказала Ли. — От кого?
— От Садабада Кархаи.
— Кто это?
— Один… человек. Знаешь, Ли, хорошо, что мы все-таки встретились.
Я изогнулась и ушла под воду, мельком увидела стройные, сильные ноги своей подруги, равномерно двигающиеся под водой, кустик ее черных волос на лобке. Она засмеялась, закрываясь от брызг.
Справка.
Объект: История Антиглобализма.
Источник: Общий Информационный Канал
Выборка Begin
Нынешняя глобализация, неолиберализм как всемирная система — все это следует понимать как новую войну для захвата территорий.
Окончание Третьей мировой войны, или “холодной войны”, не означает, что мир преодолел бипо-лярность и стал стабилен под властью победителя. В результате этой войны, несомненно, был один побежденный, но трудно сказать, кто оказался победителем. … Дело в том, что поражение “империи зла” (цитата из Рейгана и Тетчер) значило открытие новых рынков без нового хозяина. Поэтому нужно было начинать борьбу за захват позиций, то есть завоевать их.
…окончание “холодной войны” поставило международные отношения в другие рамки, в которых новая борьба за эти новые рынки и территории вызвала следующую мировую войну, Четвертую.
Широкие территории, богатства и, главное, квалифицированная рабочая сила мира, где только что закончилась “холодная война”, ожидали своего нового хозяина…
Но место для владельца мира только одно, а пре-тендентов немало. И для достижения этой цели развязывается новая война, на этот раз среди тех, кто провозгласил себя “империей добра”.
Если Третья мировая война происходила между капитализмом и социализмом и шла по разным сценариям и с различной степенью интенсивности, Четвертая мировая война ведется сейчас между крупными финансовыми центрами с повсеместным сценарием, и интенсивность ее остра и постоянна.
Одной из первых потерь в этой новой войне оказался национальный рынок. Удар оказался таким мощным и окончательным, что у государств уже нет силы, необходимой для противостояния действию международных рынков, попирающих интересы граждан и правительств…
Если во времена Третьей мировой войны атомные бомбы выполняли задачу навязывания другому своей воли, его запугивания, при Четвертой мировой конфронтации с финансовыми бомбами происходит уже нечто совершенно иное. Это оружие служит для нападения на территории (государства), уничтожая материальную базу национальной независимости, и делает эти территории безлюдными. Это необходимо, чтобы избавиться от всех тех, кто бесполезен для новой рыночной экономики (например, от коренных народов).
Но, кроме всего этого и одновременно с этим, финансовые центры берутся за восстановление государств и реорганизуют их согласно новой логике мирового рынка.
“Новый мировой порядок” — превращение всего мира в один единый рынок. Страны являются магазинами его отделов с управляющими в виде правительств. В гигантском мировом гипермаркете свободно перемещаются товары, но не люди. Каждый день крупные финансовые центры навязывают свои законы странам и группам стран во всем мире. Реструктурируют и перераспределяют их жителей. И когда эта операция закончена, сталкиваются с тем, что многие из людей оказываются “излишними”.
Прогресс крупных транснациональных корпораций не предполагает прогресса развитых стран. Наоборот, чем больше зарабатывают финансовые гиганты, тем больше обостряется проблема бедности в так называемых богатых странах.
Одна из неолиберальных басен заключается в утверждении, что экономический рост неизбежно приводит к лучшему распределению богатства и к росту занятости, Но это не так. Точно так же, как рост политической власти короля не приносит как последствие роста политической власти .его вассалов.
Субкоманданте Маркос. “Семь деталей мировой головоломки”.
Вопрос: То есть вы считаете, что если антиглобалисты будут в кровь избивать полицейских и раскурочивать магазины, то сразу наступит царство всеобщей справедливости?
Ответ: Было бы лучше, если бы люди были стадом послушных овец? Когда молодежи не дают свободы выбора, она выходит на улицы выражать свой гнев, потому что не хочет жить в таком мире.
Субкоманданте Маркос. Из интервью.
(Внимание, источник не надежен!) # End
В аналитическом отделе было тихо. Джамаль уехал на какую-то пресс-конференцию в Дели, работники спокойно занимались текущими делами, некоторые дремали в креслах, кто-то что-то обсуждал.
Я перескакивала с сайта на сайт в Интернете, не задерживаясь нигде особо долго. Новостные каналы сменяли друг друга, выпадали окошки, назойливая реклама, глупые персональные “хомяки”, форумы, чаты, энциклопедии. Фактически Интернет не изменился за сотню с лишним лет. Оставаясь едва ли не самой прогрессивной информационной средой, он придерживался нескольких основных форм, принятых еще в первые десятилетия его существования. Конечно, развитие языков программирования, ориентированных на Сеть, сильно изменило эти формы, что-то стало удобней, что-то — красивей, но чат — это чат, а форум — это форум. На принципиальном уровне не произошло никакого качественного скачка. Рост идет только вширь, но никак не вверх. Возможно, это является отражением событий, происходящих во внешнем, Большом, мире. Или, наоборот, Интернет — символ той исторической ветки, по которой пошла человеческая цивилизация. Развивать инфотехнологию, компьютеры, бытовую электронику, делать жизнь удобной, простой, быстрой. Закрыть любые перспективы на исследование дальнего космоса под этикеткой обывательского вопроса “какая от него польза?”, свести философскую мысль к рассуждениям о “равенстве и общечеловеческих ценностях”, приняв Фукуяму, поделить мир на Золотые, Серебряные и прочие миллиарды. Жить быстро. Жить вширь. Удобно, легко, стремительно. Этой самой стремительностью жизни подменить прогресс.
Интернет. Отличный показатель, новые языки программирования меняют внешний вид, меняют скорость подачи информации, меняют одежку, но оставляют суть предмета. Видимость прогресса, симуляция развития, но на деле лишь проработка уже пройденных достижений.
Появление Искусственного Интеллекта вполне можно было предсказать, учитывая темпы развития технологии. Просто очень умный компьютер. Искусственное может продуцировать не только мысль, но и эмоции. Отлично, но что дальше?
Повсеместное внедрение ИскИнов повлечет за собой новый виток проблем и конфликтов этико-морального свойства, которые будут с той или иной скоростью решены посредством юристов к удовольствию глав корпораций. Все то же самое, что было с клонированием человека. Клонировать — да. Улучшать — нет. Практическая евгеника — бесперспективное направление науки. Почему? Ответ лежит на поверхности. Усовершенствование человека должно иметь какую-то цель. Иначе в жертву физическому совершенству будет принесена значительная часть производства потребления. А это немало. Одна фармацевтика может стать убыточной областью буквально при жизни одного поколения. И таких отраслей, паразитирующих на слабостях человеческого тела, масса.
С такими экономическими потерями можно было бы смириться, будь практическая евгеника дверью к новым достижениям и целям. Но Сверхчеловеку не к чему стремиться в мире, который не растет в высоту. В такой реальности массовый Сверхчеловек избыточен, так как неугоден власть предержащему меньшинству.
На одном из поворотных моментов истории цивилизация пошла по пути, где есть лишь один массовый стандарт для человека — винтик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33