А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Ах да! Твой счетчик…
— Называй его законным именем — шагомер.
— Твой шагомер…
— …Сказал мне, что я сделал тринадцать тысяч тридцать три шага. Один мой шаг составляет примерно семьдесят пять сантиметров, отсюда следует, что мы находимся в десяти тысячах метров к западу. Ведь ты допускаешь, что мой компас болтается не напрасно…
— Тогда у меня какое-то помрачение зрения…
— Почему?
— Еще бы, мое милое дитя, я совсем запутался. Направление в глубь страны должно привести нас к местности, прилегающей на востоке к реке Марони, на юге идущей вдоль золотых приисков Гармуа и Шовен, на западе вдоль прииска Лаланн, а на севере ограниченной линией от двух бавольниковnote 335 возле Маны к заливу Парамака.
— Браво! Твоя память безошибочна, мой друг.
— Безошибочна и точна, как великолепная карта Людовика Этропа, правительственного геометра.
— К чему ты клонишь?..
— А к тому, что мы с тобой не находимся в искомом месте.
— Но почему же?
— Очень просто. Мы рассчитываем найти заповедный уголок, нетронутую землю с большими деревьями, уединенными речками, девственной почвой, а попадаем в обжитой район, в самую сердцевину горных разработок.
— Ты прав. Мы находимся на золотом прииске.
— А! Я все-таки прав! Моя старая седая борода берет верх над твоими щегольскими усиками!
— Ты прав, повторяю, и все же мы находимся именно там, куда хотели попасть.
— Но тогда этот тип…
— Первый захватчик, пришлый чужак… Явление, впрочем, довольно распространенное. Колониальная юриспруденция его предусмотрела. На золотоносных землях старое правило «Владение требует документа» перевернуто вверх ногами. Имеющий документ выступает единственным владельцем.
— Что же нам делать?
— Продолжать разведку, познакомиться с этим или с другими собственниками «in partibus"note 336 золотых россыпей и поладить с ними полюбовно. Не тревожься! Берусь устроить все так, чтобы каждая сторона осталась довольна.
— Полностью полагаюсь на тебя, милое мое дитя, — заключил первый собеседник. — Пойдем вдоль этой речки с белой водой, куда-нибудь да выйдем!
— Вперед, мой славный друг, я следую за тобой!
По любезному тону этой беседы читатель, думаю, понял, что разделявшие в данный момент двух спутников разногласия не заключали ничего язвительного, их даже дискуссией трудно назвать, а тем более ссорой.
Старший из двоих — мы знаем, что у него седая борода, — мужчина лет сорока двух — сорока четырех, с живым взглядом и светлой кожей. Его мощная грудь глубоко вдыхала ароматный воздух гвианского леса; судя по всему, он не испытывал никаких неудобств. Пот струился по лицу, однако он продолжал идти с той уверенностью и проворством, которые указывали, что лесные маршруты для него — дело привычное. Его брюки из грубого голубого холста были заправлены в крепкие кожаные ботинки рыжеватого цвета, охотничья куртка засунута под лямку ружья, которое он нес на перевязи, а правая рука сжимала деревянную рукоятку короткого, слегка изогнутого мачете.
Рукава его промокшей от пота сорочки с расстегнутым воротом были завернуты выше локтя, голова прикрыта белым шлемом.
Он являлся надежным компаньоном, волевым, мужественным, полным искренности и сердечности. Изредка в лице мужчины мелькало выражение легкого галльского лукавстваnote 337, а акцент выдавал белого из метрополии.
Его спутник — высокий молодой человек, не старше двадцати трех лет. Тоже белый. Тонкие каштановые усики оттеняли верхнюю губу. В больших черных глазах виделся отблеск вороненой стали. Красивое лицо с правильными чертами несло отпечаток неукротимой отваги и решимости. Однако добрая улыбка, открывавшая ослепительно-белые зубы, смягчала это впечатление, усиленное беспокойным пристальным взглядом.
Одежда и снаряжение молодого человека говорили о его стремлении к элегантности и комфорту. Шлем из спрессованных побегов проса, покрытых белой фланелью, отличался необычайной легкостью. Желтая фуляровая сорочкаnote 338 свободно облегала широкую грудь. Крепкие ноги были обуты в шнурованные ботинки и мягкие обмотки с застежками по бокам.
Брюки из сурового полотна надежно защищали от колючек и режущих трав.
Отличное ружье «чокбор"note 339 работы Гинара, последнее слово огнестрельной техники, покоилось на плече. Свое мачете с превосходным лезвием и наборной рукоятью он нес в кожаных ножнах, подвешенных к поясу, на котором еще удерживалась револьверная кобура и патронташ.
С удивительной ловкостью юноша преодолевал хаотично загроможденную территорию золотого прииска. Одно удовольствие было наблюдать, как он перепрыгивал через траншеи и ямы, перемахивал через поверженные навзничь деревья, сновал вокруг пней и бугров. Несмотря на долгий переход и невыносимую жару, он казался таким же бодрым и свежим, как в самом начале.
Шестеро носильщиков сопровождали двух белых. Четверо негров и двое китайцев были тяжело нагружены провизией и горняцкими инструментами. По знаку старшего они расположились на поляне и принялись готовить трапезу.
Европейцы прошли еще несколько шагов и в ужасе остановились при виде безжизненного тела, распростертого в луже крови. Смятение длилось недолго. Повинуясь инстинкту осторожности, развитой беспокойной лесной жизнью, оба зарядили ружья и внимательно оглядели местность.
Не заметив ничего подозрительного, старший наклонился над неподвижным телом и с видом человека, которому многочисленные приключения дали кое-какой хирургический опыт, осмотрел зияющую под левой ключицей рану.
— Умер? — с беспокойством осведомился компаньон.
— Нет, но едва дышит.
— Бедняга! — с глубоким сочувствием вымолвил молодой человек.
— Мы не можем оставить его здесь в таком состоянии. Через несколько минут он окажется на солнцепеке. Прежде всего необходимо перенести раненого в тень. Засохший панакоко не спасет от солнечного удара. Постой-ка! — В голосе говорившего прозвучало удивление; он заметил цветок виктории, прикрепленный с противоположной стороны ствола над головой аймары. — А это что еще такое?
— Ей-богу, я знаю не больше, чем ты. Раненый человек — белый. Он в шахтерской одежде. Если бы я мог допустить, что индейцы способны напасть на человека нашей расы, то эти странные эмблемы — одна из их дьявольских выдумок.
— Возможно. Но нет времени проверить это предположение: больной требует неотложной помощи, надо торопиться.
— Не отнести ли его домой? Вероятно, это недалеко…
— Да, но сперва необходимо перевязать рану. Она кровоточит при каждом вздохе, хотя дыхание вот-вот иссякнет… Должно быть, задеты легкие. Эй, там! — крикнул мужчина неграм. — Требуются двое добровольцев с носилками! Двойная плата и двойной паек для тех, кто доставит этого белого в хижину!
Прибежали двое рослых молодцов атлетической комплекции.
— Не нужно денег, ничего не нужно, мы отнесем бедного муше… — сказал один из них.
— Он очень плох, — подхватил другой, — мы готовы отнести его бесплатно!
— Хорошо, друзья мои, — похвалил молодой человек. Его товарищ тем временем открывал маленькую портативную аптечку. — Благодарю, вы славные ребята, и я найду способ вознаградить вас.
— Странное дело, — заметил новоявленный хирург. — Я видел много ран, пока шатался по лесам, но никогда не попадалось ничего похожего на эту…
— Как так?
— Ну вот, представь, рана не от ножа, не от пули, не от стрелы… Стрела дырявит и разрывает тело. От ножа всегда четкий разрез. Пуля ранит глубоко и вызывает фиолетовые кровоподтеки вокруг поврежденного места… А в этом случае есть приметы всех трех ранений одновременно, и ни одного — в «чистом виде»… Тут и порез, как от ножа, и разрыв, как от стрелы, и глубина, как от пули. Не хватает лишь сильного кровоизлияния, какое причиняет пуля. И хоть мне никогда не встречались повреждения, нанесенные ударом бивня или клыка, я вполне мог бы приписать эту странную рану одному из тех длинных клыков, какими обладают некоторые животные.
— Но тебе ведь известно, что за исключением патиры и дикого кабана животные Американского континента не имеют клыков…
— Кто знает, кто знает…
За разговором спутник продолжал действовать. Он ловко наложил на разверстую рану пучок корпии, смоченной в карболовом растворе, поверх корпии — увлажненный компресс, затем плотно перевязал раненого. После чего поднес к его ноздрям флакон с нашатырным спиртом. Человек резко дернулся, приоткрыл глаза, пошевелил губами, как бы пытаясь что-то сказать, но не смог вымолвить ни слова.
Лишь слабый болезненный стон вырвался у него, когда двое черных носильщиков с большими предосторожностями перекладывали несчастного на походную койку.
Все тронулись в путь, европейцы шли впереди. Несколько минут процессия следовала вдоль русла реки, и вскоре открылось селение, описанное в предыдущей главе.
Насколько рабочие были спокойными и даже мрачными двадцать четыре часа тому назад, настолько шумно и беспорядочно вели они себя в тот момент, когда печальный кортеж вступил на площадь. У негров, а особенно у индусов, казалось, наступило помрачение, почти безумие. Китайцы метались и галдели, как стая перепуганных кур.
Причина этого гвалта, увы, объяснялась просто. Мужчины, смело отправившиеся на розыски вместе с приказчиком-голландцем… мгновенно обратились в бегство при виде безжизненного тела директора! Их паническое возвращение довело до предела смятение, уже царившее среди рабочих. Определенно это место проклято, если сам белый, несмотря на всесильные пит, охраняющие людей его расы, пал жертвой злодеяния.
Свой «законный» выпивон беглецы проглотили в два счета. Но волнение распалило их желудки, они жаждали добавки. Вытащили деньги из тайников и выкупили спиртное у китайцев. Оказалось мало. Граждане Поднебеснойnote 340 располагали еще несколькими бутылками, зарытыми в земляном полу их домиков. Новая сделка, за ней новое возлияние. Эти «кубышки» творили чудеса…
Несколько негров, упившихся до чертиков, пустились в пляс. В таком состоянии черные танцевали бы и на вулкане. Однако на золотом прииске нашелся только один барабан из кожи антилопы. Этого было слишком мало. Тогда притащили несколько жестяных ящиков из-под свиного топленого сала. Примитивные инструменты под градом ударов многих рук наполнили долину диким грохотом кошачьего концерта.
Все негры тотчас же в каком-то исступлении принялись дрыгать ногами, выводя замысловатые кренделя. Пот, смешанный с пеной и со слюной, струился по их разгоряченным телам. Запах мускуса, подобный тому, который издают стаи кайманов, разлился в воздухе. Жажда у этих бесноватых достигла крайней точки, стала непереносимой. Тогда с новым и настойчивым призывом обратились они к китайцам. Те заявили, что запасы исчерпаны. Индийский кули, плясавший со своими собратьями «танец тигра», поставил под сомнение отказ китайцев и попытался проникнуть в хижину поднебесных. Но Джон Чайнамен, найдя неуместным покушение на неприкосновенность своего жилища, обнажил нож. Индус замахнулся палкой. Заметим, кстати, что все индусы прекрасно владеют этим предметом. В их домишках всегда увидишь несколько узловатых дубинок, которыми они манипулируют с поразительной ловкостью и которые становятся в их руках весьма грозным оружием.
Китаец не успел воспользоваться ножом. Дубинка кули со свистом обрушилась на него, нож отлетел на десять шагов, бессильно повисла переломленная рука. Бросившийся на помощь товарищу второй китаец получил такой сокрушительный удар по голове, что покатился по земле кубарем.
Негры одобрительно заорали: «Браво!» Но китайцы ответили одним из тех оглушительных и ужасных воплей, которыми сопровождается захват джонок. Скромные грузчики превратились в безжалостных пиратов, бесчинствующих в океане от Желтого моря до залива Тонг-Кинг.
Возникла невообразимая свалка. Несколько минут ничего нельзя было различить в сутолоке и мелькании бронзовых тел, схватившихся с желтолицыми, похожими на пряничных, человечками. Трещали черепа, хрустели позвоночники, дубинки молниями летали в воздухе. Длинные косички поднебесных порхали, как хвосты бумажных змеев, захваченные порывом ветра, серебряные кольца звенели на медных лодыжках кули, носившихся в ураганном темпе. Живое тело рассекала сталь, оно лопалось под палочными ударами. Дубинка явно брала верх над ножом. Хотя полдесятка индусов с распоротыми животами истекали кровью, не меньше дюжины мертвых или тяжело раненных китайцев валялись на земле между пнями и корневищами.
Побоище завершилось впечатляюще. Здоровенный верзила, сухощавый, словно факир, чьи мускулы напоминали стальной трос, ухватил четырех китайцев за косички, связал их вместе, разоружил пленников и удерживал их, будто собак, на поводке.
— Гоните водку! — рычал он.
Бедняги тщетно испускали вопли, способные разжалобить и камни в долине.
— А, так вы не желаете… — верзила совсем обезумел от ярости, — ну, погодите же… Дайте огня! Привяжем их к дереву! Подогреем им пятки! Мастер Джон, будешь поджариваться на сковородке, пока не откроешь место, где прячешь тафию!
Однако мрачная угроза не осуществилась. В разгар этого бедламаnote 341 дверь продуктового склада каким-то образом оказалась открытой. Негры, индусы, китайцы, позабыв о распрях, ринулись туда. Покатились бочонки с сорванными крышками. Сухая треска усеяла землю и наполнила воздух острым соленым запахом. Такая же судьба постигла тару с куаком, мукой из маниоки. Словно в песке, грабители бродили по щиколотку в продуктах, рассчитанных на целый месяц. Заветной их целью, вполне понятно, была большая бочка тафии. Ее тут же выкатили наружу, установили на самодельной подставке из двух бревен и немедленно пробили в стенке отверстие с помощью бура.
Ароматный фонтан вырвался наружу и наполнил кувшины, кружки, котелки, консервные банки, глубокие сковородки…
Скоро весь прииск охватила алкогольная горячка. Приказчик даже не пытался с нею бороться. Напрасные усилия, да и, протестуя, он подвергал себя смертельной опасности.
Всеобщий кавардак, галдеж и танцы возобновились с удвоенным рвением. Китайцы — без сомнения, редчайший случай в истории эмиграции, — найдя повод для бесплатной выпивки и полагая, что несколько капель им не повредят, наклюкались до положения риз, как самые отъявленные пропойцы.
В этот момент двое белых вступили на поляну вместе с неграми, несущими раненого.
Словно ледяной душ пролился на разгоряченные головы. Только китайцы, опьяневшие, вероятно, впервые в жизни, продолжали свой разнузданный танец, перемежая его дикими вскриками, похожими на перезвон надтреснутых колоколов. Более дисциплинированные негры, не настолько отравленные алкоголем в силу давней к нему привычки, умолкли и разошлись по своим хижинам. Индийские кули тоже исчезли, как бронзовые призраки.
— О! О!.. — сказал белый юноша. — Сдается мне, что дела плохи… Или наоборот — слишком хороши…
— М-да, — поддержал старший, — похоже на то. Хозяин убит, и они вволю резвятся. Справедлива пословица: когда кошки на охоте, мыши танцуют.
— Прежде всего устроим нашего раненого в надежном месте. А! Вот, несомненно, его жилище. Там кровать. Отлично. Я устрою над нею бак с трубочкой, на подставке, чтобы из него все время лилась вода на рану.
— Хорошая идея! Мы пытаемся сделать невозможное, но, пока жизнь теплится, есть и надежда… В любом случае выполним свой долг.
Пока пришельцы, привыкшие ко всяким переделкам, «распутывали концы», к ним подошел приказчик и в нескольких словах с понятным волнением обрисовал обстановку на прииске.
Узнали они имя месье Дю Валлона, доселе им неизвестное. Они не решались судить о чьих-либо правах на владение золотой россыпью прииска «Удача», о котором раньше тоже не слышали. Голландец предложил свои услуги, заверив, что на него вполне можно положиться. Он высказал большое огорчение из-за несчастья, постигшего его патрона, и очень тревожился об опасности, которую таило в себе крайнее возбуждение рабочих.
— Нет ли у них повода, подлинного или мнимого, питать озлобление против хозяина?
— Никакого. Он всегда был требовательным, но справедливым, строго выполнял собственные обязательства.
— Хорошо. С этой стороны бояться за него не приходится. Пьяницы долакают водку, а затем, если не пожелают приступить к работе, их надо будет отправить в Кайенну. Найдутся у вас для этого деньги?
— Наличности очень мало, — ответил приказчик с некоторым колебанием. — Впрочем, большинство из них получило приличные авансы. Поскольку они работают только два месяца, то потратили еще немного.
— Ну, не важно… Я заплачу, и других заставим платить… В ожидании, пока месье Дю Валлон поправится, мы поступим, как найдем нужным…
Сооружение аппарата завершили. Вода тоненькой струйкой бежала на грудь раненого, который пришел в сознание и смотрел на своих спасителей с выражением благодарности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69