А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Казалось, идет морской бой. Вахтенные матросы, потрясенные, застыли как вкопанные и молча глядели на командиров, чья тревога уступила место сильному страху.
— Нападение пиратов? — прошептал капитан. — Быть того не может!
— Как знать! — откликнулся лейтенант. — А вдруг это взбунтовались китайцы?
После первого сигнала не прошло еще и двух минут.
— Дайте команду приготовиться к бою и подходите прямиком к «Инду», — приказал Кристиан.
Лейтенант еще не успел отдать команду об изменении курса, как сама «Годавери» очутилась в катастрофической ситуации. Внутри судна раздался приглушенный взрыв, корабль дрогнул. Почти тотчас же клубы едкого и удушливого дыма вырвались из портиков и люков с полубака и образовали настоящую черную тучу.
Обезумевшие от ужаса полуодетые люди заметались по палубе с криками «Горим!». Началась неописуемая паника. Но дисциплина, к которой был приучен этот специально подобранный экипаж, вскоре взяла верх над безумным страхом.
Подбодренные присутствием офицеров, в храбрости и мастерстве которых команда «Годавери» нимало не сомневалась, моряки мужественно боролись с возникшей опасностью. Надо сказать, что хуже этой ситуации на море невозможно себе представить.
Заработали пожарные насосы, извергая потоки воды; бригада под командованием второго помощника проникла внутрь, чтобы обнаружить очаг возгорания и загасить его с помощью портативных огнетушителей. К сожалению, из-за того, что пожар вдруг разгорелся с немыслимой силой и грозил охватить всю носовую часть, первые попытки оказались безуспешными.
Ужасная догадка пронзила сердце капитана; густой дым, специфический запах… Это же эссенция минерального происхождения! Но когда и каким образом она могла появиться на корабле?! Должно быть, в Куктауне, когда грузили продовольствие… Не является ли неожиданный взрыв именно тогда, когда «Инду» понадобилась поддержка, результатом заговора, цель которого — помешать оказать помощь терпящему бедствие кораблю?
Однако, несмотря на эту катастрофу, «Годавери» продолжала подходить к «Инду». Шум приближался с каждой минутой. Должно быть, бой был ужасен. Выстрелы слышались беспрерывно; то стрекотали автоматы, то их заглушали пулеметные очереди, но все перекрывали истошные крики разъяренной толпы.
Несмотря на пожар, бесстрашный капитан «Годавери» во что бы то ни стало хотел состыковаться с «Индом». От успеха этого мероприятия зависело спасение обоих кораблей. Вот их уже разделяет всего двести метров. Капитан Кристиан маневрирует с целью мягко пристать к корме «Инда», но в это время раздается пушечный выстрел; снаряд попадает прямо в трубу «Годавери», и она разлетается на куски.
— Тысяча чертей! — закричал капитан вне себя от гнева. — Бандиты стреляют в нас! Неужели весь экипаж перебили?!
К сожалению, повреждения, нанесенные кораблю, не ограничились выводом из строя трубы. Вследствие ужасного удара почти до нуля упала тяга машин. Но времени на ремонт нет и к тому же бушующее под палубой пламя разгорается все сильнее. Корабельный винт едва-едва вращается, и вот уже «Инд» начинает отдаляться. Если судно так отходит от своего горящего собрата, не может быть сомнений — оно во власти бунтовщиков!
— Раз так, — рычит в гневе капитан, — мне остается пустить его на дно! Мои шлюпки подберут утопающих, но сделают это не без разбора!
Он тут же отдает приказ столкнуть суда, чтобы стержнем пробить «Инд» по ватерлинии, но корабль продолжает удаляться. Как будто дьявол подсказал злодеям единственно возможный в их положении выход, — три опознавательных огня судна погасли, и, влекомое паровыми двигателями, оно бесследно исчезло в темноте.
ГЛАВА 4
Меры предосторожности, не всегда обеспечивающие безопасность. — Несколько слов о потерпевших кораблекрушение моряках. — После пирушки. — Роковая неосторожность. — Вино и бренди, в которые подмешали наркотические вещества. — «Обычай велит немного всхрапнуть». — Китайский повар хочет покурить опиум. — Убийство вахтенного. — Тревога! — Китайцы вырвались. — Страшный крик. — Огонь! — Бойня в замкнутом пространстве. — Временное бессилие защитников «Инда». — Ужасная борьба. — Жестокость. — Гнусная измена. — Убийство офицеров. — Механик убит на посту. — Корабль во власти бунтовщиков. — После резни .
Как все существа с превалирующим лимфатическим элементом , китайцы обладают врожденной, органической невозмутимостью, которую ничто не может ни поколебать, ни нарушить. Они так бестрепетны, что нашим дипломатам впору им позавидовать, а их терпение может свести с ума даже монахов-бенедиктинцев.
Поставьте китайцев в самую сложную и непредвиденную ситуацию, провоцируйте их ненависть, скаредность, изумление, боль или радость, и вы будете потрясены, увидев перед собой все того же удивительного и невозмутимого человечка. Никакое физическое страдание, кажется, не властно растрогать китайца, а смерть никоим образом его не задевает; он умирает как будто засыпает, он возвращается в вечность, не заботясь о потустороннем, не жалея о прошлом. Но в то же время ничто человеческое ему не чуждо. Напротив! Просто у него все не так, как у других людей.
Подводя итог нашим размышлениям, следует отметить, что китаец в самой высокой степени наделен такими негативными качествами, как холодная жестокость, коварство, отсутствие моральных устоев .
Естественное дело, пассажиры «Инда» не избежали действия рокового закона, общего для большинства кули, этих отбросов гибнущего старого, пораженного гнилью китайского общества.
Капитан «Инда» с первого же дня, как мы видели, не поддаваясь иллюзорной безобидности пассажиров, предпринял все необходимые меры предосторожности. Имея дело с китайцами в течение долгого времени, он ничуть не обольщался при виде ни истинного или притворного добродушия кули, ни их строгого соблюдения предписанных на борту правил поведения.
Исходя из принципа, что китайцев следует опасаться всегда и везде, даже если эти опасения не имеют под собой реальной почвы, капитан, хотя поводов вроде бы и не было, довел до самой высшей стадии надзор за своими многочисленными пассажирами. Согласно образному выражению боцмана, он «держал глаз открытым» и того же требовал от подчиненных.
В тот день, когда младший офицер доложил, что после стоянки в Куктауне количество китайцев на борту возросло на двадцать три человека, недоверие капитана тоже возросло, если это возможно, а надзор стал еще бдительней. Однако ничто в поведении желтолицых, казалось бы, не оправдывало столь жестокого режима, и должно было произойти нечто действительно из ряда вон выходящее, чтобы толкнуть их на крайность.
Вполне возможно, таким толчком могло стать поведение потерпевших кораблекрушение моряков, подобранных на Буби-Айленде. Надо сказать, что первый помощник капитана с «Тагаля», маленького затонувшего в проливе Торреса пароходика, долгое время проживший среди китайцев, проявлял к ним безграничное презрение и достаточно грубо высказывался об их двуличии, ненависти к белым, вороватости, склонности к бунту и к пиратству. После его слов кто угодно стал бы относиться к китайцам, мягко говоря, с преувеличенным недоверием.
Как бы там ни было, но этот моряк, скучая от вынужденного безделья, взял себе за правило сопровождать дозоры, призванные проверять решетки и щиты. Он с видом знатока осматривал их, удовлетворенно покачивал головой, разглядывая расположение пулеметов, и на чистом китайском языке отпускал в адрес кули такие насмешки, что те без труда узнали в нем завсегдатая трущоб Макао.
Кроме того, сей господин, как специалист, осматривал корабль, везущий всю эту уйму людей, приходил в восторг от навигационных качеств судна, любовался его оборудованием и заявлял, что среди всего, когда-либо сходившего со стапелей корабельных верфей, это настоящее чудо. Такое поведение было вполне естественным для моряка и, кроме того, льстило законной гордости капитана.
Человек неизвестной национальности, полиглот, как бы по роду службы изучивший идиомы всех языков, он говорил по-французски с легким немецким акцентом, по-английски с интонациями, свойственными жителям Средиземноморья, а по-голландски изъяснялся так, как будто это был его родной язык. Китайским же он владел, на удивление кули, с редким для белых совершенством.
Что же касается его товарища по несчастью, механика, то это был американец безо всяких особых примет; крепко пил, жевал табак и, всюду выискивая куски древесины, что-то из них вырезал складным ножом. Жил он вместе со старшинским составом и время от времени захаживал в машинное отделение, как человек, тоскующий по запаху пара и угля…
Итак, накануне катастрофы все было спокойно. Сыны Поднебесной империи вели себя тихо; в урочное время курили опиум на палубе и со страстью, присущей их расе, играли в кубрике в азартные игры. Вечером перед самым заходом солнца «Годавери» подала обычные условные сигналы, указывающие маршрут. Сигналы приняты. Ничего нового. Счастливой вахты!
Опустилась ночь. Капитан «Инда» — с утра на ногах. После ужина в обществе первого помощника и офицера, потерпевшего кораблекрушение, его сильно клонит ко сну. Гостя тоже охватывает непреодолимая сонливость, и он, безостановочно зевая, уходит в свою каюту.
Может быть, впервые с момента отплытия первый помощник пренебрег своей ежевечерней обязанностью обойти дозором грузовые отсеки. Должно быть, он был не прав, когда, вместе с капитаном, причастился из нескольких запыленных бутылок, извлеченных из кладовки, от которой даже у старшего кока не было ключа. На этих широтах стояла такая жара, а старое бордоское имело такой изысканный аромат…
И что же? Разве сонливость потерпевшего кораблекрушение была притворством? Тогда почему он не уснул в ожидании своего товарища, который, стараясь быть незамеченным, прошмыгнул к нему в каюту? И о чем они так долго и тихо беседуют?
Спустя некоторое время механик ушел, пряча под бушлатом увесистый пакет. Он пришел в помещение, где размещался старшинский состав, там находились боцманы, не занятые на вахте. Принесенный пакет содержал несколько бутылок ужасного пойла под названием бренди, столь высоко ценимого моряками всех стран и на всех географических широтах — от Полярного круга до экватора.
Бренди, которое, казалось бы, не стоило пить в такую жару, да еще и в такое позднее время, было встречено с радостью. Откуда? Это никого не заботило. Лишь бы отведать сей благословенный напиток. Если начальство позволяет себе пропустить рюмочку, почему бы подчиненным не взять с него пример? Ничего дурного в этом нет.
Естественно, принесенному механиком бренди воздали должное, и попойка продолжалась допоздна. Но вот что странно: слывший любителем не только табака, но и спиртного, механик всякий раз, подымая, как это бывает с алкоголиками, бережно, двумя руками железную кварту, торопился поднести ее под подбородок и незаметно опорожнить содержимое за ворот шерстяной рубахи. Такой оригинальный способ выпивать свидетельствовал о некотором недоверии к содержимому «божественной бутылки». Однако боцманам «Инда» не было нужды присматриваться к тому, каким образом напивается новый товарищ. Несмотря на разительное сходство с серной кислотой, бренди было напитком, без труда вливавшимся в их луженые глотки.
Точно так же, как недавно капитан и его первый помощник, боцманы, потребив свою порцию алкоголя, заснули. Правда, казалась странной скорость, с которой моряки захмелели. Думается, чтобы погрузить их в такой глубокий сон, требовалось подмешать в огненный напиток изрядную дозу снотворного. Автор этой смеси, безусловно, преуспел, ибо храп младшего командного состава соперничал с грохотом машины.
Делая вид, что хочет проветриться после попойки, механик незаметно пробрался на палубу, якобы случайно столкнулся с поваром-китайцем, взятым на борт в Буби-Айленде, тихо сказал ему несколько слов и вернулся на прежнее место.
Китаец, выполнявший на офицерском камбузе функции мойщика посуды, пользовался полной свободой передвижения и мог, ни у кого не вызывая никаких подозрений, появляться в любой части корабля. После встречи с механиком он тут же завернул на темени свою косицу, а потом, слегка покачиваясь, отправился в направлении лестницы, ведущей со спардека в отсеки, где обитали кули. У ее подножия он столкнулся с вахтенным, вооруженным короткой пикой в руке.
— Что ты здесь делаешь? — кинул он поваренку, хорошо видному в свете фонаря.
— Хоцу кулить опиум, — ответил тот.
— Ступай на палубу, здесь запрещено ходить.
— У меня нет опиум. Хоцю плосить товалищ.
— Нет мне дела ни до твоего опиума, ни до твоего товарища. Проваливай, да побыстрей!
— Лазлеши только луку плотянуть челез лешотка. Я кликну, и товалищ давай опиум.
Клянча таким образом, китаец подошел вплотную к вахтенному. Тот перехватил свою пику за середину древка, намереваясь ударить его, но так, чтобы не ранить, а лишь оттолкнуть.
Бедняга матрос дорого заплатил за то, что нарушил инструкцию, предписывающую без пощады заколоть каждого, кто попытается проникнуть ночью в помещение, отведенное кули. Он не успел даже подать сигнал тревоги. Гибким движением с трудно ожидаемой от такой комичной мартышки ловкостью китаец выхватил из-за пояса нож и бросился на вахтенного. Как молния, сверкнуло отточенное лезвие — кок одним движением перерезал вахтенному горло чуть ли не до самых шейных позвонков. Несчастный, не успев издать ни единого крика, ни единого стона, рухнул, обливаясь кровью.
Убийца хладнокровно, словно только что отрубил голову курице, оттащив труп под лестницу, вытерев лезвие о свою робу, заткнул нож за пояс, достал из кармана ключ, открыл тяжелую панель и тихо сказал несколько слов по-китайски.
Изнутри потянуло тошнотворным запахом грязи, свойственным китайским кули, и послышалось приглушенное бормотание. В проеме панели показалось несколько полуголых рабочих с лицами, искаженными страхом и изумлением. Вскоре целая группа нерешительно топталась под фонарем.
Китаец, совершивший все это, поспешил подобрать пику убитого, а затем погасил фонарь, от которого было мало проку — глаза затворников привыкли к темноте.
С момента короткой беседы между злодеем и механиком прошло всего минут пять. Подчиняясь заранее полученному приказу, соблюдая во всех подробностях разработанный план, кули бесшумно выскальзывали из отсеков и скучивались на твиндеке, с тем чтобы сразу захватить весь корабль. Человек сто уже вырвались из заточения, когда близ большого люка раздался крик:
— Тревога! Китайцы разбегаются!
Матросы, лежавшие на баке, все как один вскочили и, схватив оружие, приготовились дать решительный отпор неприятелю, ринувшемуся на штурм верхней палубы. Везде мелькали желтые лица, все такие же нелепые, но теперь искаженные гневом, ненавистью и внушавшие страх. Полуголые, блестящие от грязи и пота, тела то и дело сбивались в плотные группы столь многочисленные, что под их натиском не могли устоять ни панели, ни переборки, ни обшивка. Чуть ли не на ходу азиаты строили баррикады, чтобы иметь возможность укрыться за ними от града летящих в них снарядов.
До появления капитана и первого помощника вахтенный офицер, приказав застопорить машины, попытался пробиться в центр корабля, к той части экипажа, которая была отрезана из-за столь внезапного нападения. Но он не успел сделать ни одного выстрела, как прибежал разбуженный первый помощник, сжимая в руке оружие, и принял командование над личным составом. Вот уже более двухсот китайцев прорвались на нос.
— Огонь! — закричал офицер, разряжая всю обойму.
Яркие вспышки осветили палубу. Толпа, беспощадно осыпаемая градом свинца, с криками заметалась. К тому времени главный артиллерист поднял уже на ноги своих людей и провел их в конец нижней палубы — подкрепление для главного канонира и пулеметчиков.
Хоть китайцы и действовали со всей возможной быстротой, им не удалось освободить всех своих соотечественников — помещения были сконструированы так, что возможность действовать одновременно имели лишь малочисленные группы людей; коридоры были довольно узки и разгорожены решетками, равно как лестницы, ведущие на нижнюю палубу и из трюма на твиндек. Оба унтер-офицера получили подробные инструкции на случай бунта и сейчас спешно их выполняли.
Раздался оглушительный грохот, извергая ураган свинца, застрекотали карабины и пулеметы. Пули расплющивались о прутья решеток, сыпались рикошетом, отскакивая от щитов, крушили все — дерево, металл, человеческие тела. Густой дым медленно стал просачиваться в люки, еще немного, и задыхающиеся солдаты вынуждены будут прекратить стрельбу. Видя, что в ход пошло оружие, китайцы как одержимые, испуская ужасные крики, кидались на решетки, падали и, сбивая друг друга с ног, метались по коридору, пытаясь удрать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43