А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Но какой смысл описывать невероятное изобилие, невиданное богатство гемм и драгоценностей, рассыпанных по белому кашемиру, если знаешь тайну открытий господина Синтеза! Верно заметил химик — должно быть, все это наносное, внешнее, пускание пыли в глаза индусам, уже не представляющим себе господина без подобающих его рангу украшений, знаков богатства и могущества.
Кстати сказать, судя по их одновременно и восторженным и почтительным лицам, Мэтр раньше не пользовался таким авторитетом, не был так обожествляем, как в эту минуту. Теперь он был всесильный, непререкаемый начальник, в которого как бы переселилась душа древних сатрапов Визапура, Голконды или Пунаха , перед которым все трепещет, все самоуничтожается.
Не успели эти мысли молниеносно пронестись в головах обоих европейцев, как они оцепенели, раскрыв рты от удивления и восторга. Юная девушка, виденная ими раньше только мельком и издали (вольности по отношению к пассажирам с кормы были строжайше запрещены), вслед за Мэтром появилась на пороге и заняла свое место по левую руку от старика.
Одетая в простое белое платье со шлейфом, без единого украшения, кроме своей ослепительной красоты и кроме весны своих восемнадцати лет, она двинулась вперед скользящим шагом, заставлявшим волноваться ее платье, и нежным, как поцелуй, взглядом лаская корабль, атолл, море, волны которого, поднимая бриллиантовую водяную пыль, разбивались вдали о скалы.
Белокурая, словно русалка из скандинавских легенд, она не совершила непростительной ошибки и не прибегла к ухищрениям, известным под омерзительно банальным названием «парикмахерского искусства»; ее лоб, чистый, как лепесток лотоса, обрамляли расчесанные на пробор золотые пряди, а на грудь спускались тяжелые косы, подобные тем, которыми поэт наградил свою Офелию . Эту роскошную шевелюру осенял скрепленный диадемой белый шелковый шарф из такой тонкой ткани, что он казался сотканным из паутинок бабьего лета…
Ее увлажнившиеся ласковые глаза с чудесными сапфировыми отблесками растроганно остановились на дедушке, а ее пурпурные губки цвета спелого граната раскрылись в невинной и нежной улыбке.
Застывшие под ружьем сипаи, выстроившиеся в шеренги матросы, обсыпанные порохом канониры, измазанные углем машинисты — все смотрели на эту пару в молчании, полном восторга и почтения, как будто созерцали внезапно явившиеся перед ними божества.
Два ассистента с непокрытыми головами оцепенели под натянутым на корме матерчатым тентом, поддавшись очарованию, как и все остальные. Но волнение, охватившее юного господина Артура, оказалось хоть и сильным, но скоротечным. Будучи человеком, стяжавшим славу во время ритмизованных скачек под звуки пианино в буржуазных салонах, несмотря на намечающееся брюшко и ярко выраженную лысину, наш молодой человек еще не отказался от желания нравиться. Уверенный в том, что никто, кроме него, в данный момент не является носителем светских традиций, он решил незамедлительно их продемонстрировать.
Так как господин зоолог и его коллега были одни, кто надел черные фраки, взгляд юной девушки на мгновение задержался на одном, представляющем собой тип слегка модернизированного средневекового алхимика, и на другом, как две капли воды походившем на свадебного шафера.
Свято уверенный в неотразимости своих манер «светского льва», господин зоолог церемонно приветствовал проходящих, очертив цилиндром дугу слева направо и отвесив утонченнейший поклон опытного шаркуна.
— Ну и придурок этот парень! — прошептал себе в бороду Алексис Фармак, оценивая со свойственной химику точностью нелепость ситуации.
Но дедушка и внучка уже прошли мимо них. Чары сразу же развеялись. На смену тишине, которая встретила появление героев праздника, пришли иные звуки — грохот артиллерии, голоса фанфар, раскатистые крики «ура!».
Кортеж тронулся в путь. Следом за стариком и девушкой два индуса-бхили несли большие зонтики, далее шел знаменосец с белым стягом, за ним — два ассистента, для которых было оставлено место на втором корабле. Капитан Кристиан находился несколько в стороне от процессии.
С вошедшим в пословицу проворством сипаи поставили трап и натянули поручни на мостике, связующем атолл с островком. Господин Синтез медленно прошествовал по мостику и ступил на риф, сопровождаемый лишь внучкой и двумя индусами-бхили.
Старик своими мощными руками принял у знаменосца белый стяг, чье древко заканчивалось острым штырем, и одним ударом вонзил его в мадрепоровую почву. Затем, гордо выпрямившись во весь рост, с глазами, мечущими молнии, с вдохновенным видом, он простер вперед руку и звучным голосом заговорил:
— Повинуясь моей, и только моей, воле, силы природы принялись за работу, и из пучины вод морских восстала суша! Теперь по моему слову эта бесплодная земля будет населена живыми организмами! Здесь возникнет жизнь, как возникла она когда-то на Земле. Народятся виды, преобразуются и погибнут, чтобы вновь возродиться, преобразоваться и снова погибнуть. Так из примитивной монеры появится человек, человек Синтеза. Здесь свершится мое Великое Дело!
И когда порыв морского ветра развернул знамя, в середине белого полотнища, на плотной бархатистой ткани ослепительно, ярче солнца засверкала вытканная черными бриллиантами надпись: «Et ego creator».
Два француза остолбенели. Лишь девиз господина Синтеза помог им оценить всю широту размаха его предприятия.
— Далеко нас заведут эти три слова, — сдавленным голосом пробормотал зоолог.
ГЛАВА 5
Затворничество Мэтра. — Состояние Земли перед появлением жизни. — Что могут содержать в себе корабли водоизмещением в пятнадцать сотен тонн. — Лаборатория господина Синтеза. — Строительство купола. — Химик-архитектор. — Витраж. — Алексис Фармак — самый занятый из всех членов командного состава. — Господин зоолог бьет баклуши. — Снисходительный счастливец. — Злопыхательство. — Небьющееся стекло. — Конкурент доктора Фауста. — Беленькая, как парафин. — Зависть. — Наследница. — У старика — гангрена. — Сочтены ли дни господина Синтеза?
Всю следующую неделю после торжественного введения во владение земельной собственностью жизнь господина Синтеза можно было охарактеризовать двумя словами: строжайшее затворничество.
По причинам, которые никто не мог объяснить, всем было заказано приближаться к Мэтру, за исключением капитана Кристиана, имевшего право входить к хозяину и днем и ночью. Но, несмотря на это обстоятельство, работы шли своим чередом и подвигались вперед с поразительной быстротой.
Маленький континент подготовили в указанный срок, но работы еще было немало; прежде чем внедрить в целинную землю примитивные организмы, когда-то первыми возникшие на нашей планете, прежде чем повторить, хоть и в очень маленьких, но верных пропорциях, феномен медленного преобразования, проистекавший в течение долгой череды веков, важно было воссоздать со всей возможной точностью условия и среду, необходимые для этих преобразований.
Общеизвестно, что сперва, находясь еще в газообразном состоянии, Земля, как сегодня Солнце, прошла период непомерного раскаливания. Затем, постепенно конденсируясь, она стала охлаждаться и из газообразной сделалась жидкой.
Охлаждение, шедшее от поверхности к ядру, образовало твердь. Однако отвердение не было полным, ибо вокруг Земли продолжал сохраняться газовый ореол атмосфера. Первоначально атмосфера эта отнюдь не была, как ныне, пригодной для дыхания, так как в испарениях содержались все виды минералов, которые по мере охлаждения падали на земную кору.
Судя по тому, что жизнь зародилась в виде простейших организмов, атмосфера тогда и близко не походила на сегодняшнюю. Наполненная водными парами, не до конца избавившись от насыщавших ее, газов (в частности, от углекислого газа), пронизанная электрическими разрядами, она смахивала на гигантскую лабораторию, где постепенно появлялись примитивнейшие существа.
Жизнедеятельность вновь появившихся элементарных организмов, поставленных в другие условия развития, не могла быть полностью подобна их сегодняшнему существованию. Следовательно, господин Синтез непременно должен был воспроизвести среду, в которой происходила эволюция. Вот почему он приказал безотлагательно превратить атолл в задуманную им лабораторию.
Так как построение этого гигантского аппарата входило в компетенцию химика, наблюдение за строительством и пуском Мэтр поручил Алексису Фармаку. Ему, несмотря на неограниченные полномочия исполнителя, был тем не менее предложен разработанный во всех деталях план, оставалось лишь строго его выполнять.
Оказалось, что совершенно новые обязанности, возложенные на бывшего профессора взрывчатых наук, ни в коей мере не помешали ему с первых же шагов зарекомендовать себя необыкновенно практичным зодчим.
На кораблях с лихвой были припасены все необходимые для строительства материалы. Легко себе представить, сколько можно загрузить на судно водоизмещением в пятнадцать сотен тонн! А их у господина Синтеза было целых четыре, к тому же нагруженных до отказа!
Именно на «Ганге» прибыло все необходимое для создания лаборатории. Капитан Кристиан — человек в экспедиции универсальный — дал приказ разгружать трюмы корабля по мере необходимости.
Лаборатория, не имеющая себе подобных ни по своему предназначению, ни по своим размерам, должна была опираться на наружное коралловое кольцо, образующее атолл, и покрывать всю внутреннюю часть лагуны так, чтобы полностью отгородить ее от внешнего мира.
Несущая конструкция, хоть и легкая, но, учитывая ее громадные размеры, весьма прочная, состояла из трубок оцинкованного железа, длиною всего три метра, дугообразной формы. Трубки эти соединялись между собой, легко ввинчиваясь друг в друга, пока не стопорились с помощью фланца , препятствовавшего дальнейшему скольжению. Кроме того, соединение подстраховывали два болта. Все монтировалось так, чтобы ни во время ведения работ, ни впоследствии не возникло ни одного разъема.
Не вдаваясь здесь в технические подробности строительства куполов, не упоминая ни о прочности материалов, ни о способах их применения, ни о путях достижения устойчивого равновесия, скажем только, что создание купола представляет немалые трудности, хотя в данном случае и менее значительные, поскольку камень заменили металлом. К тому же Алексис Фармак имел незаменимого помощника в лице капитана перед этим человеком склонялись все препятствия.
Что касается техники исполнения, то она была предельно облегчена благодаря участию китайских кули и матросов с кораблей, а также наличию на судах необходимых материалов.
Бригада из пятидесяти китайцев получила приказ пробурить в коралловом кольце ряд скважин метровой глубины в метре друг от друга. Эти скважины должны были служить гнездами для железных опор будущего основания меридионального каркаса купола. Несмотря на необычайную крепость коралловой скалы, работы выполнили с такой быстротой, что уже через два дня по всей окружности зияли триста пятнадцать отверстий, в которые были вставлены и зацементированы вертикальные опоры.
В данный момент строящаяся лаборатория являла собой зрелище довольно странное: частокол железных штырей высотой полтора метра, к которым крепился второй, третий и так далее ряд дугообразных трубок. Благодаря фланцу они точно садились на свое место, оставалось лишь затянуть болты.
Еще один слой — и меридианы каркаса достигнут четырех с половиной метров в высоту. Однако здесь возникли трудности. Если продолжать наращивать трубки, вся конструкция, не успев взмыть вверх, тут же и обрушится под тяжестью все новых и новых секций арки.
Во избежание такого поворота дел следовало скомпенсировать силу тяжести свода. С этой целью извлекли со склада большое количество прямых метровых металлических прутков с отверстиями на концах, равными ширине меридианных трубок. По мере наращивания каркаса, прутками стягивали соседние колена арочных дуг в местах соединения дугообразных трубок друг с другом. Таким образом, триста пятнадцать меридианов оказались крепко связанными параллелями, что позволило и превратить все строение в целостный блок.
Эта операция, кажущаяся легкой только на первый взгляд, закончилась без каких бы то ни было происшествий, достойных упоминания. Кули с удивительной быстротой, но при этом сохраняя полную бестрепетность небьющейся китайской вазы, воздвигли весь громадный металлический частокол с необыкновенной сноровкой и ловкостью.
Кстати сказать, все составные части купола изначально были так хорошо подогнаны друг к другу, что их оставалось только составлять и затягивать болтами. Наиболее сложным оказался их подъем с помощью канатов. Но и эта операция единственная, требующая приложения некоторой силы, — выполнялась более чем достаточными по численности бригадами и не вызвала каких-либо осложнений.
Когда каркас полностью собрали, прежде чем приступить к монтажу стеклянного покрытия, Алексис Фармак, действуя, как всегда, согласно плану Мэтра, приступил к установке некоторых аппаратов, назначение которых должно было выясниться лишь впоследствии.
Многочисленные медные стержни пяти сантиметров в сечении и длиной в пять, семь и десять метров с размещенными на концах сферами более тридцати сантиметров в диаметре были установлены под куполом на фарфоровые изоляторы. Они размещались на разной высоте и были снабжены проводами, покрытыми гуттаперчевой изоляцией .
Задействовано было и большое количество трубок из вулканизированного каучука , чтобы впоследствии установить коммуникации между аппаратурой, расположенной внутри, и многочисленными аппаратами, установленными снаружи.
Затем китайцы, успевшие побывать и водолазами, и строителями, превратились в стекольщиков-витражистов . Из трюмов всех судов безостановочно извлекались ящики, наполненные тысячами и тысячами кусков листового стекла. Задача состояла в том, чтобы превратить громадное сооружение в некую разновидность теплицы.
Химик пользовался теми методами, к которым прибегают строители оранжерей, с той только разницей, что каждое стеклышко промазывали быстро сохнущей герметизирующей замазкой, вскоре становившейся такой же твердой, как само стекло.
Эта операция (от нее зависела водонепроницаемость купола) исполнялась с крайней тщательностью. Рабочие трудились под неусыпным вниманием бригадиров. Сам Алексис Фармак, желая удостовериться, что работы производятся со всей возможной тщательностью, собственной персоной несколько раз в день влезал на купол.
Достойнейший химик, принимая — и совершенно справедливо — свои задачи всерьез, стал таким образом самым занятым человеком из всего командного состава. Дни для него пролетали с такой скоростью, что он почти полностью потерял чувство времени.
А его коллега-зоолог? Тот бил баклуши и для человека, который с самого детства с головой ушел в учебу, вел себя по меньшей мере странно. Вот уже две недели для юного господина Артура часы тянулись нескончаемо; он ни разу не открыл книги, не написал ни единого слова.
Все видели, как зоолог с меланхолическим видом слоняется из каюты в лабораторию и обратно или долгими часами полулежит в качалке и наблюдает, как трудятся рабочие. Даже его прекрасный аппетит был уже не тот, что несказанно огорчало корабельного кока, большого мастера своего дела, который очень любил, когда его талантам отдавалось должное настоящими гурманами. (Господин Синтез, хоть и не питался, как обычные смертные, тщательно подбирал поваров, а его хлебосольный стол бы столь же обильным, сколь и разнообразным.)
В конце концов молодой профессор почти перестал спать, его свежий цвет лица поблек, под глазами образовались круги, брюшко опало.
Так как с первого же момента господин Артур вызвал живейшую неприязнь у всего командного состава, раздражив и капитана, и его помощников, и даже механиков своим высокомерием и чванством, своей претензией на роль всезнайки и остроумца, его вежливо, но неуклонно избегали, и таким образом он находился в полной изоляции — не с кем было даже перекинуться словом.
Однако само по себе одиночество не могло быть причиной столь разительных перемен, во всяком случае, оно не должно было отбить у него тягу к знаниям. Здесь крылась какая-то загадка, впрочем, загадка, пожалуй, никого не интересующая.
Между тем юный господин Артур, устав качаться в шезлонге и слоняться по палубе как неприкаянный, подался на атолл — якобы вблизи посмотреть на ход работ, а на самом же деле, чтобы сбежать от своего мучительного одиночества.
В душе Алексис Фармак был человек добрый. Если не нападать впрямую на его научные убеждения и не делать ядовитых намеков на его пристрастие к взрывчатым веществам, то он оставался склонным к всепрощению и ни на кого не держал зла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43