А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Вопросы будут? — вставая, спросил он самым отвратительным голосом, какой Сэйбл приходилось слышать за всю ее жизнь.
Лицо ее было мертвенно-бледным, глаза, которые она подняла от кровавых останков на траве, — расширенными от ужаса. Спустя несколько мгновений они сузились в злые щелки, бледные щеки загорелись.
— Полагаю, вы извлекли громадное удовольствие из процедуры, произведенной на моих глазах, не так ли, Мак-Кракен? — с убийственным презрением спросила она.
От слуха Хантера не ускользнуло безукоризненное построение фразы, и он насмешливо поднял бровь.
— Процедура была очень проста. В следующий раз, женщина, ты повторишь ее без труда.
— Вряд ли.
— Ах вот как? Тогда ты высохнешь от голода, и нечем будет кормить ребенка.
Сэйбл не стала ставить Мак-Кракена в известность о том, что Маленькому Ястребу гораздо важнее было, чтоб от голода не высохла коза.
— Допустим, мы оба высохнем от голода. Вам будет жаль?
— Нисколько.
— Уж и не знаю, почему это меня не удивляет.
— Мы оказались здесь не по моему желанию, и нечего обвинять меня во всех смертных грехах! Ты с самого начала знала…
— Не читайте мне мораль, мистер Мак-Кракен, — отмахнулась Сэйбл. — Вы весьма красноречиво дали мне понять, как относитесь ко мне и к соглашению, которое мы с вами заключили. Что бы я ни сказала, что бы ни сделала, вы поворачиваете это против меня, так что мне не стоит и стараться обелить себя в ваших глазах. Даже если я погибну в пути, это будет не повод для жалости, а только лишнее неудобство! — Ее негодующий взгляд упал на кучку кроличьих потрохов. — И советую вам убрать за собой, мистер Мак-Кракен, поскольку я не нанималась к вам в прислуги.
Схватив тряпку, предназначенную для растирания лошадей, она устремилась прочь, но обернулась на полушаге и пропела:
— Мистер Мак-Кра-а-кен!
— Что? — буркнул тот, не поворачиваясь.
— Ваши зверушки горят!
— Вот дерьмо! — взревел Хантер.
Оказывается, за время их приятной беседы самодельный вертел прогорел насквозь, и кроличьи тушки свалились в костер. Схватив тряпку, он успел как раз вовремя, чтобы спасти из огня достаточно мяса для скудного ужина. В довершение ко всему Фиалковые Глаза захихикала из-за спины лошади. Положительно, она заслуживала трепки! И почему каждая стычка с ней заставляла его выглядеть грубияном? Усевшись рядом с костром, Хантер положил полуобугленные тушки на горячий камень, при этом проклиная сквозь зубы всех женщин с глазами цвета лаванды.
Немного позже Фиалковые Глаза привела от ручья всех своих животных. Хантер лежал у огня, жуя кусок кроличьего мяса. Сквозь полуопущенные ресницы он наблюдал, как она подоила и привязала козу, стреножила лошадь и мула. Вид у нее был совершенно измученный. Когда она собрала дневную порцию запачканных подгузников и снова пошла к ручью, в Хантере шевельнулось невольное сочувствие. Повернувшись так, чтобы видеть ее сквозь нечастые стволы, он на всякий случай передвинул револьвер на живот.
Желудку не слишком понравилось мясо, частично подгоревшее, частично полусырое. Выбросив остаток в ямку, где уже находились кроличьи кишки, Хантер схватился за кружку, думая: по крайней мере запью эту гадость кофе. В это время Фиалковые Глаза вернулась к костру. Торопливо украсив ближайший куст гирляндой из подгузников, она склонилась над огнем, согревая руки. Не обращая на нее внимания, Хантер налил в кружку хорошую порцию из весело булькающего котелка.
Сэйбл краем глаза наблюдала за тем, как он дует на горячую жидкость, как подносит кружку ко рту, как делает первый глоток. Неожиданно глаза его полезли на лоб.
— А черт! — Кофе вылетел изо рта Мак-Кракена длинной струей, зашипев в пламени костра. — Господи Иисусе, что это значит?
— Вы потребовали кофе, — объяснила Сэйбл, выпрямляясь с видом оскорбленного достоинства. — Я приготовила кофе.
— Ты приготовила деготь, женщина! — взревел Мак-Кракен, вскакивая и потрясая прихваченным ветошью котелком. — А еще точнее, жидкое дерьмо!
— Прошу вас, мистер Мак-Кракен, проследите за выражениями, которые вы…
— Если даже забыть о том, что кофе опускают в воду в тряпице, надо было взять его раз в десять меньше! — кричал тот, все больше распаляясь. — Ты, что же, вообще ничего не умеешь? Ни свежевать, ни потрошить, ни готовить? Ты не умеешь заботиться о домашних животных, ездишь верхом так медленно, что мы едва плетемся, но и это еще не все! Черт возьми, ты не умеешь даже приготовить кофе, а это уже уму непостижимо! На что, черт тебя возьми, ты пригодна, женщина?
Сэйбл напряглась изо всех сил, чтобы удержать град слез, и несколько раз подряд судорожно глотнула.
— Я пригодна на то, чтобы сделать ваш кошелек на тысячу долларов тяжелее.
— Знаю, знаю и день за днем пытаюсь с этим примириться! — Мак-Кракен пнул котелок ногой, и тот покатился, расплескивая содержимое. — Потому что этого недостаточно! Недостаточно, черт возьми!
Фиалковые Глаза съежилась, втянула голову в плечи и деревянным шагом прошла туда, где спал ее ребенок. Хантер яростно втоптал в землю останки кроликов, забросал ямку и плюхнулся на свое одеяло. С минуту он бормотал все известные ему проклятия, потом нашел бутылку виски и сделал хороший глоток. Желудок, и без того едва удерживающий съеденное, едва не выбросил фонтаном кроличье мясо.
Второй глоток пошел легче. Хантер не смотрел в направлении костра, но ему показалось, что оттуда донеслось сдавленное рыдание. Проклятие!
После первых судорожных всхлипываний слезы потекли беззвучно. Он был прав, разрази его гром! Она едва умела заботиться о себе и ребенке, как же можно было винить Мак-Кракена за его вспышку? Она была для него только обузой, а если открывала рот, то лишь для того, чтобы напомнить ему о сделке, заключенной путем мошенничества.
Чувствуя себя совершенно никчемной, Сэйбл подавила желание зарыдать во весь голос. Нашарив носовой платок, она высморкалась по возможности бесшумно. Маленький Ястреб безмятежно посасывал бычий пузырь, поглощая последнюю за день порцию козьего молока. Вот моя единственная радость, думала Сэйбл. Все время перед тем, как заснуть, она занималась ребенком, позволив ему вволю побарахтаться в теплой пещерке из одеял. Она покусывала его маленькие пальчики, щекотала животик, тискала и обнимала его, изливая на малыша единственное, чем была наделена в избытке, — любовь.
Глава 8
Хантер обернулся и позволил насмешливой улыбке приподнять уголки губ. Фиалковые Глаза трусила на своей лошадке шаг в шаг с ним, прямая, как ивовый прут. В ее позе не было ни грамма естественности, и это так же не вписывалось в образ скво, как и ее безукоризненно построенная речь. Разумеется, ей приходилось ездить верхом, но не по-мужски. Должно быть, она отбила себе всю задницу, подумал Хантер, сознавая при этом, каким сквернословом и занудой он становится в минуты хандры.
Фиалковые Глаза была слишком изнеженной, слишком хрупкой для женщины, прожившей всю жизнь среди дикой природы. Даже идея насчет монастыря, в котором ее держали вплоть до замужества, не выдерживала никакой критики. Допустим, тамошние миссионеры не свежевали дичь и даже не пили кофе, но они должны были понимать, что их воспитаннице рано или поздно придется готовить! Нет, монастыри можно было смело отбросить: там не жаловали белоручек, а Фиалковые Глаза понятия не имела о простейших вещах.
Вспомнив, как он обошелся с ней накануне, Хантер пожал плечами: он нанимался в проводники, а не в галантные кавалеры. Не то, чтобы ее красные, припухшие глаза совсем не вызывали в нем раскаяния, но не настолько, чтобы всерьез заниматься самобичеванием. После истории с кроликами Фиалковые Глаза погрузилась в очередное обиженное молчание, делая вид, что не замечает его присутствия. Само по, себе это было не ново, вот только утром, проснувшись, он нашел ее готовой пуститься в путь: ее вещи были аккуратно уложены, лошадь и мул оседланы и навьючены. И как только ей это удалось?
Теперь она ехала следом, так, что морда ее лошадки чуть ли не тыкалась в круп его коня. Неоправданная досада Хантера все росла, но с ней росло и тщетно подавляемое желание. Теперь он знал, что скрывается под тяжелыми складками шали: нежная кожа, восхитительные изгибы и округлости. Как оно прижималось к нему, это податливое тело! Как неописуемо сладок был вкус ее рта, как робки и неумелы прикосновения! Хантер честно старался выбросить эти воспоминания из головы, но добился лишь того, что ни о чем другом и думать не мог. Если эта женщина так волновала его, просто проходя мимо в своей бесформенной одежде, каково было бы прижаться к ней всем телом в постели, на белой простыне!
Вот только она принадлежала другому, эта женщина.
Плод, который он жаждал сорвать, был запретным.
Эта мысль подействовала на Хантера подобно ушату ледяной воды. Как он мог дотронуться до чужой жены? Только ничтожества вроде Ната Барлоу считали индианок добычей для всех желающих, Хантер же одинаково уважал женщин с любым цветом кожи. Это означало, что он обязан был уважать и права незнакомца, с которым Фиалковые Глаза делила ложе, которому позволяла ласкать свое чудесное тело, которому родила сына.
«Почему же она ответила на мой поцелуй?»
Этого он не мог объяснить, памятуя о ее антипатии к нему, которая проглядывалась в каждом жесте и взгляде, слышалась в каждом слове. Кроме того, существовало что-то еще, разбуженное звуком его имени. Это «что-то» заставило ее окаменеть в его руках, оттолкнуло их еще дальше друг от друга.
Хантер засмеялся тихим безрадостным смехом. Он нанялся в проводники к женщине-загадке!
Но почему это беспокоит его? Какая разница, кто она и откуда?
Задумавшись, Хантер чуть было не пропустил кое-что интересное. Он резко натянул поводья и повернул лошадь. Фиалковые Глаза остановилась тоже. Смерив ее взглядом, внешне совершенно бесстрастным, он вывел лошадь на открытую равнину, вдоль которой они двигались по тропе.
На небольшом взгорье он остановился вновь, достал из седельного мешка полевой бинокль и пристально оглядел равнину.
— Туда! — объявил он, вернувшись, махнул рукой на темнеющие вдали деревья и пустил лошадь в галоп.
Когда полоса растительности приблизилась, пришлось целую милю ехать вдоль нее, выискивая проход сквозь колючую чащу подлеска. Оказавшись в лесу, Хантер не замедлил хода. Ветки хлестали по лицу и плечам, но Фиалковые Глаза и не думала отставать, все так же держась на несколько шагов позади. Колыбель с ребенком она крепко прижимала к себе, накрыв для тепла полой накидки. Через некоторое время Хантер спешился, приказал: «Жди здесь!» — и бегом бросился прочь, в чащобу.
Сэйбл прикрыла рот, открывшийся для невольного встревоженного вопроса. Она не замедлила спешиться тоже, надеясь использовать передышку, чтобы как следует отдышаться. Привалившись к лошадиному боку, она ловила ртом воздух, боясь потерять сознание. Еще чуть-чуть такой гонки — и она попросту умрет на ходу или свалится от усталости с седла и сломает шею. Что на него нашло? И это после пятидневной дороги без единой приличной передышки! Мимо форта Керни они проскочили, не замедлив хода. Хочешь не хочешь, ей придется попросить мистера Хантера двигаться медленнее, не только потому, что она недосыпает сама, но и из-за ребенка, на котором начинает сказываться непрерывная тряска.
Кроме того, Сэйбл слишком мало ела. Ее запасы все еще оставались обильными, но они были однообразны и недостаточно питательны для такой жизни.
С усилием оторвав тело от лошадиного бока, Сэйбл опустила колыбель на землю и как следует потянулась, разминая затекшие мышцы. Во время дойки ей бросилось в глаза, что и коза, бедняжка, имела измученный вид. Вознаградив усталых животных небольшими порциями овса, она наполнила молоком бычий пузырь. Только тут ей пришло в голову, что Мак-Кракен на этот раз покинул ее с подозрительной поспешностью.
Подступившая было сонливость сразу улетучилась.
Хантер бесшумно двигался вверх по отлогому склону, вглядываясь в густую листву. Палец привычным жестом взвел курок, едва заметное клацанье потерялось в порыве ветра. Вытянувшись на холодной земле, Хантер некоторое время полз, ни на минуту не отрывая взгляда от бесплодной равнины, едва видимой сквозь кустарник. Оказавшись на гребне небольшого холма, он глянул поверх колючих макушек.
Ощущение, что кто-то едет следом за их маленьким отрядом, не оставляло его вот уже некоторое время, но было слишком слабым, чтобы всерьез тревожить. Лишь недавно он понял, что не ошибся, теперь же подозрения подтверждало оседающее облако пыли, без сомнения, поднятое копытами лошади. Оставалось дождаться движения или звука, чтобы понять, где именно находится верховой. В такие минуты в Хантере пробуждалось мастерство опытного разведчика, когда-то принесшее ему восхищение тех, чьи задания он выполнял.
Тишина, которую он слышал и припускал через себя, не несла ничего нового, кроме постоянного шороха ветра в полубезжизненной зимней листве. Пахло сухой травой, морозным воздухом, землей. Заметив, что плечи его напряженно сведены, Хантер заставил себя расслабиться.
Он напомнил себе, что находится сейчас не в тылу конфедератов. Совсем не обязательно, что по их следам двигался враг. Хантер сполз с гребня холма и вскоре поднялся на ноги. Однако он оставил курок взведенным и продолжал все так же пристально осматриваться в поисках неизвестных преследователей.
Рывок через открытую равнину был задуман как средство вывести их на чистую воду, заставить обнаружить свое присутствие. Хантер отлично знал местность. Годы и годы он передвигался по индейской территории беспрепятственно, так как между племенами давно уже было известно, что он никого не беспокоит и бьет только ту дичь, в которой нуждается, чтобы не умереть с голоду. Однако не каждое племя поддерживало отношения с остальными и следовало общим законам. Кое-кто мог усмотреть в его действиях святотатственное вторжение на священные земли. Священные земли! Такими они были до того времени, пока на них не позарилось американское правительство. Теперь это были просто земли, а жившие на них индейцы считались досадной помехой, устранение которой было вопросом времени.
Изначально Хантер намеревался ехать все время на юг, до земель пауни, а затем обойти воинственное племя с севера. Это был неплохой план, если только уберечь Фиалковые Глаза от любопытных, иначе рано или поздно пришлось бы схватиться с каким-нибудь похотливым ублюдком. Для тех, с кем привык общаться Хантер, она была лакомым кусочком, редким в такой глуши. Проклятие! Если бы только она согласилась отправиться вверх по реке на пароходе! Но она и слушать об этом не хотела, вбила себе в голову, что предпочитает ехать верхом через индейские земли. Глупая, идиотская затея! Не иначе, она скрывала не только свое имя, но и… что? Не важно, главное, чтобы ее видело как можно меньше народу.
Отмахнувшись от бессмысленных вопросов, Хантер еще раз скрупулезно осмотрел местность. Никакого движения. Казалось маловероятным, что преследователи ухитрились их опередить, но и эту возможность не стоило сбрасывать со счетов. Вернувшись туда, где оставил Фиалковые Глаза, он нашел ее в седле, полной терпеливого ожидания. Это подогрело остывшее было утреннее раздражение.
— У нас гости, — бросил он, ткнув револьвер в кобуру и снимая с седла винтовку, чтобы удостовериться в том, что она заряжена.
В первый момент Сэйбл испытала такой шок, что ахнула и забегала глазами по окружающей растительности.
— Где? Кто они?
— Думаю, это один человек, — ответил Мак-Кракен, хмурясь. — Я не знаю, кто он. Может быть, кто-то из твоего племени?
— Нет! — отрезала она поспешно, заработав этим недоверчивый взгляд.
Мак-Кракен вложил винтовку в чехол, приторочил его к луке седла и вскочил на лошадь.
— Ты уверена?
— Совершенно уверена! — заявила Сэйбл, вызывающе выставляя вперед подбородок.
— Я просто спросил, — пожал плечами Мак-Кракен. — Дело в том, что наш преследователь не слишком скрывается. Или он недостаточно ловок, или намеренно оповещает о своем приближении.
Услышав это, Сэйбл потеряла всякое желание огрызаться. Ее охватил такой страх, что она конвульсивно прижала к груди колыбель, словно стараясь прикрыть ребенка своим телом.
— Вы ведь не выдадите нас, не выдадите, мистер Мак-Кракен?!
— Какой лестный вопрос для мужчины, — заметил тот, мрачнея.
— Простите, но… — Сэйбл проглотила комок в горле, — вы ведь с самого начала не скрывали, сколько неудобств мы вам причиняем. Эта обуза может быть легко устранена, если вы нас вы…
— Перестань нести чушь, женщина! За кого ты меня принимаешь? Нет уж, закрой рот! — рявкнул Мак-Кракен, заметив, что она собирается и дальше развивать тему. — Что бы ты обо мне ни думала, какое бы у тебя ни создалось впечатление, я не из тех, кто бросит на произвол судьбы женщину с ребенком!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56