– Без всякой защиты.– Я хожу здесь повсюду уже три дня вместе с Кемалем, и до сих пор ничего не случилось.– Да, никто не посмеет приблизиться к тебе, пока рядом такой тигр, как я… – Кемаль перехватил взгляд Алекса и встряхнул головой. – Думаю, будет лучше, если я пойду. Я не могу не вмешиваться, к тому же не знаю, чью сторону лучше принять. А так как я всегда выигрываю в любом деле, то будет несправедливо, если я вообще приму чью-то сторону. – Он открыл дверь. – Всего хорошего. Увидимся завтра.– Он просто невозможен, – рассмеялась Кэтлин.– Этот мир создан для него. – Алекс попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривая. – Он действительно беспокоился, Кэтлин. Я волновался, даже когда ты уходила с ним, но то, что ты позволила себе сегодня, совсем уж плохо. Ты становишься слишком самоуверенной.– Возможно. – Она откинулась на спинку кресла. – Но я не могу все время сидеть здесь. Я должна что-то делать.– И что же ты делала?– Рассматривала таблички возле экспонатов в музее. Затем я пошла к директору, месье Модуху, и убедила его позволить мне пройти в запасники.– Неудивительно, что ты устала.– Там было несколько табличек, похожих на ту, что у Танцующего Ветра, но надписи на них ближе к греческому.– Ты ожидала встретить там разгадку?– Нет. – Она отпила глоток лимонада и сделала несколько круговых движений шеей, чтобы снять боль в мышцах. – В те времена, когда был создан Танцующий Ветер, существовало столько различных языков и культур. В музее тоже есть три нерасшифрованные таблички. В свое время Розетте Стоунз не удалось разгадать эти надписи. А я даже не знаю, с чего начать.– Ты уже начала.– Да, но этот путь отбрасывания бесполезных вариантов меня не слишком устраивает, Я показала директору несколько снимков с надписью, и он сказал, что эти буквы ему что-то отдаленно напоминают.– Подними голову, – вдруг решительно сказал Алекс. Он стоял рядом с ее креслом.– Что?Он не стал ждать, когда она подчинится ему. Его руки были уже у нее на затылке, а большими пальцами он медленно массировал ее шею.Она напряглась. Ее мускулы словно одеревенели.– Перестань, – резко сказал он. – Я лишь хочу помочь тебе. Закрой глаза и расслабься. – Подушечки его пальцев растирали связки на шее, и сладостная дрожь прошла по всему телу, как только напряжение оставило ее. – Но он не сказал тебе, где мог видеть их?Она закрыла глаза, чувствуя лишь удовольствие от прикосновения его пальцев, и даже не сразу вспомнила, о чем они говорили до этого.– Нет. Он сказал, что подумает об этом. Я обещала зайти к нему завтра.Его пальцы надавили на мышцы ее затылка.– Будет лучше, если в следующий раз, когда ты пойдешь в музей, ты возьмешь меня или Кемаля в качестве сопровождающих. – Его руки уже массировали мышцы возле ее ключиц, она чувствовала, как кровь быстрей побежала по жилам.– Когда я одна, мне гораздо легче сосредоточиться.– Но не когда ты уже мертвая.Эти слова нарушили ее сонное забытье, но не вывели до конца из состояния приятной расслабленности. Она чувствовала тепло и покалывание в области шеи и плеч.– Я знаю, опасность существует, но она очень невелика. На самом деле, скорее всего, мне ничего не грозит. Невозможно, чтобы человек, совсем не знавший меня, стремился к убийству… это лишено всякого смысла.– Кэтлин, черт побери, нельзя же быть такой глупой и безрассудной. Ледфорд выбирает для нападения как раз тот момент, когда жертва начинает чувствовать себя в безопасности. Я уже сталкивался с этим прежде. – Голос Алекса был мягким, убеждающим. Она чувствовала знакомый запах лайма в его лосьоне после бритья. – Я не стану ни во что вмешиваться, лишь позволь мне быть рядом.Ее мышцы уже отдохнули и расслабились, но она по-прежнему не двигалась. Она хотела, чтобы он продолжал касаться ее, чтобы его руки скользнули ниже, к ее груди, а губы его прижались к ее губам… Она вдруг резко отпрянула от него и вскочила на ноги. Боже, как она все же глупа! Она посмотрела ему в лицо.– Ну и хорош же ты, Алекс! Думаешь, я опять попадусь в твою ловушку?– О чем ты? – Он смотрел на нее невинным взором. – Я хотел только помочь тебе.– «Дай им то, что они хотят, и получишь то, что хочешь ты». Все тот же знакомый подход?– Да. А что в этом плохого? Тебе и сейчас этого хочется, сколько бы ты ни спорила против очевидного. Моя откровенность тебя устраивает?Кэтлин возмущенно отвернулась. 13 Машина плавно скользила по Королевскому мосту.– Мне не нравится это, – говорил Ганс, не отрывая взгляда от темных вод Сены за окном. – Ты дал слишком мало людей.– Трое – это более чем достаточно. – Ледфорд посмотрел на Ганса. – Мы хотим взорвать его, а не выкрадывать картины.– Никогда не думал, что тебе захочется посмотреть, как взлетит на воздух весь этот хлам.– Крылатая Богиня Победы – никакой не хлам, – сказал Ледфорд со снисходительной усмешкой. – Я должен дать тебе несколько уроков, ты абсолютный невежда.Ганс почувствовал глубокое облегчение. В последнее время Ледфорд был таким раздражительным. Можно было подумать, что их дружба ему окончательно наскучила. Но если Брайэн еще стремился воспитывать его, значит, не все потеряно. Появлялась надежда.– Да, я ничего не знаю об этом, но могу подучиться.– Мы еще дадим тебе шанс, – сказал Ледфорд, – как только закончится эта работа. – Он свернул направо и остановился у набережной Тюильри. – У тебя есть нож? Охрану у ворот нужно убрать тихо.Ганс кивнул.– Все будет хорошо, когда ты проникнешь во внутренний двор. Там охраны уже не будет.– Подкуп?Ледфорд кивнул и продолжал:– Кордоза и Брентер встретят тебя у стеклянной пирамиды во дворе Наполеона. У них взрывчатка. Тебе дается десять минут, чтобы сделать все и вернуться обратно.– Я знаю свою работу.Ганс выпрыгнул из машины и весело двинулся вниз по улице к главному входу.Охранник стоял спиной к улице, всматриваясь во внутренний двор, как будто слышал что-то. Было до смешного легко незаметно подкрасться к нему… Ганс перетащил тело охранника во двор, чтобы ничего не было заметно с улицы, и направился к стеклянной пирамиде.Брентер и Кордоза стояли возле пирамиды и, увидев Ганса, двинулись к нему.Хоп! Раздался неясный звук, и голова Кордозы вдруг раскололась пополам.Брентер вскрикнул и кинулся на землю. Слишком поздно. На его груди расцветало кровавое пятно.Боже, что происходит?Ганс дернулся в сторону и нащупал свой нож, и в это время следующая пуля ударила в стену радом с ним.Он ничего не мог понять. Ведь Брайэн говорил, что все предусмотрено…– Извини, мой мальчик.Ганс повернулся на этот голос. Ледфорд стоял с автоматом «ингрэм-10» в руках и нежно улыбался.– Этого не было в плане, – выговорил ошеломленный Ганс.Ледфорд кивнул.– Это предусматривалось. Никаких свидетелей. Один я.– Почему?– Часть замысла. Требовалось принести в жертву нескольких ягнят, и я почувствовал призвание выступить в роли жреца. В конце концов, ты всего лишь мой человек. – : Брайэн поднял «ингрэм», прицелился и послал очередь в тело Ганса.Ганс вскрикнул, дернулся и упал. Он лежал неподвижно, слыша звук шагов Брайэна по булыжнику, тот бежал к воротам.Он умирал. Брайэн убил его.Он должен умереть, потому что так захотел Ледфорд.И все же он был еще жив. Брайэн плохо сделал свою работу.Существует твердое правило: надо проверить результат, обязательно убедиться, что все кончено. Брайэн нарушил это правило. Ганс справился бы лучше…Истерический смех застревал в его горле, когда он полз к воротам. «Позволь мне сделать это, Брайэн. Я умею делать это лучше. Разреши мне убить себя ради тебя».Он полз очень медленно, оставляя кровавый след на булыжной мостовой. Если он выползет со двора, то сможет позвать кого-нибудь на помощь.Он должен выжить, черт побери. Потому что он не может умереть, пока жив Брайэн Ледфорд.Как всегда, после завтрака Алекс позвонил в отель «Хилтон», чтобы справиться о почте. Была лишь одна записка.Алекс бросил трубку и обернулся к Кэтлин.– Послание от Ирмака.– Что в нем?Он посмотрел в свой блокнот, лежащий возле телефона:– «У меня есть кое-что для тебя. Приходи к большой мечети Селима сегодня в десять утра». У нас меньше часа.– Я должна найти сумочку.– Поторопись. Нам еще надо поймать такси и отыскать нужное место. В Стамбуле пятьсот мечетей.– Никто не знает этого лучше меня, – сухо сказала Кэтлин. – Мы с Кемалем уже обошли не меньше половины. Говорят, что число «пятьсот» символизирует человека, находящегося в периоде расцвета и могущества. Возможно, нам повезет с водителем и мы сможем быстро отыскать это место.Мечеть Селима оказалась на другом конце Стамбула, они потратили почти час, пока добрались туда. Ирмак ожидал их снаружи, карикатурно смотрясь в своем наряде на фоне толпы европейских туристов. Алекс заметил, что его толстое коричневое лицо покрывает жирный пот.– Это для тебя, – торопливо проговорил Ирмак, – подарок.Алекс раздраженно глянул вниз на продолговатую коробку.– Тебе не удастся подкупить меня, Ирмак.– Это не от меня, от Ледфорда.Алекс почувствовал знакомый озноб, как тогда, когда увидел голубой кашемировый шарф на ступеньках дома Андреасов в Париже.– Ледфорд? Он здесь?– Я этого не знаю, – пробормотал Ирмак. – Я ничего не знаю. Оставь меня в покое.Он развернулся и, переваливаясь, заспешил прочь.– Подожди, – окликнул его Алекс. – Здесь находится…Но Ирмак уже смешался с толпой.Кэтлин стояла как зачарованная, уставившись на коробку. Алекс знал, что она тоже вспомнила голубой шарф, но уже другой, тот, который подбросили к ее двери в отеле.– Открой, – выговорила она хриплым голосом.Он развязал веревку и медленно открыл коробку. Там на тисненой бумаге лежал всего лишь один цветок черного тюльпана, изящный, будто сделанный из воска. Алекс взял карточку, оставленную рядом с цветком.– Нет, это не от Ледфорда, – сказал Алекс. – Это всего лишь обыкновенная карточка из магазина, которыми здесь сопровождаются букеты, предназначенные для туристов. – Он прочитал ей вслух: – «Распространено мнение, что тюльпаны происходят из Голландии, но это не так. Они были выведены в Турции и впервые доставлены во Францию ко двору Людовика XIV оттоманским послом. Луковицы тюльпа…– Нет!Алекс перевел взгляд с карточки на её лицо. Оно было мертвенно-белым, расширенные глаза смотрели на него с ужасом.– Ты что, не понимаешь? Черное – это цвет печали, траура. Черный цветок, принесенный во Францию.– Мой бог, – прошептал он.Коробка выскользнула из его рук. Черный тюльпан упал на мостовую и был раздавлен каблуком Алекса, бросившегося ловить такси, чтобы вернуться назад в коттедж.Черный цветок, принесенный во Францию.Вазаро!– Это могло быть лишь предупреждением, – говорил Алекс, набирая номер в Вазаро. – Все должно быть в порядке.– Зачем ему вредить кому-то в Вазаро. – Кэтлин сидела в кресле, прямая, как натянутая струна, и не отрывала взгляда от телефона. – Это лишено всякого смысла.– И все же я свяжусь с Джонатаном и предупрежу его…– Извините, месье, неполадки на линии, – голос оператора был равнодушным. – Пожалуйста, перезвоните еще раз.– Неполадки на линии, – как эхо повторил Алекс Кэтлин. Он снова быстро заговорил в трубку: – Есть еще телефон в аптеке в деревне, я не знаю номера, попробуйте соединить с ним.– Ничего не могу сделать, повреждение кабеля на всем участке. Прошу вас перезвонить поздней.Паника промелькнула в глазах Алекса, когда он положил трубку.– Телефонная связь с Вазаро прервана.– Как? – прошептала Кэтлин. – Что случилось? – По его лицу она пыталась понять, какая новая опасность надвинулась на них.Алекс избегал смотреть на нее, он искал свой паспорт во внутреннем кармане.– Возможно, ничего не случилось. Но я должен лететь в Вазаро.– Беги на улицу и лови такси. – Кэтлин схватила трубку телефона. – Я позвоню и закажу билеты для нас на первый же рейс в Ниццу.– Не забывай, что это может быть ловушкой для тебя.– С таким же успехом их замысел может состоять в том, чтобы вынудить тебя уехать и оставить меня здесь одну.Алекс уже успел подумать об этой возможности. Он мог поручить Кемалю охранять ее на время своего отсутствия» но он не мог бы свободно действовать в Вазаро, постоянно тревожась о Кэтлин.– Я еду, Алекс. – Голос Кэтлин дрожал. – Никто не сможет остановить меня. Это мое Вазаро.Алекс кивнул, направляясь к двери. Вазаро было смыслом ее существования, и у него не было права отговаривать ее.Боже, он чувствовал себя беспомощным. Единственная надежда у него была на Джонатана, он так решителен, надежен и может взять ситуацию в свои руки. Слава богу Джонатан все еще оставался в Вазаро.Челси и Джонатан потратили три часа, чтобы добраться до виноградника на холме, где Дженнингс назначил им встречу в доме своего старого приятеля.Во внешности Альберта Дженнингса было что-то похожее на старого семейного врача, его круглое мясистое лицо, уверенные, неторопливые движения вселяли спокойствие. За все время долгого пути сюда Дженнингс был неизменно приветлив с Андреасом и подчеркнуто вежлив с Челси. Казалось, это не более чем дружеская встреча земляков в чужой стране.– Почему бы вам не присесть здесь, миссис Бенедикт, – сказал Дженнингс, показывая на огромное кресло с резным изголовьем и белыми мягкими подушками, похожее на королевский трон. Он смотрел на виноградники в лучах послеполуденного солнца, черно-синие гроздья переливались золотистым сиянием. – Пора урожая. Чудесный вид. Во время Второй мировой войны я был во Франции и, когда впервые увидел эти холмы, поклялся непременно возвратиться сюда и, выйдя в отставку, поселиться где-нибудь в этой провинции. – Он улыбнулся. – Но времена меняются, не так ли? Теперь я хочу быть рядом с моими внуками. Вы должны понять меня, ведь у вас есть дочь.Челси слегка натянуто улыбнулась.– Да, у меня есть дочь. Ее зовут Мариза.Джонатан сидел рядом с ней, в соседнем кресле, изредка бросая на нее ободряющие взгляды.– Очаровательная девочка, Альберт, ты был бы в восторге от нее.Дженнингс тепло улыбнулся.– Я уверен в этом. Разве может быть другим ребенок знаменитой Челси Бенедикт.Она нервно стиснула руками подлокотники кресла.– Может быть, приступим к делу? Разве главная причина этой встречи не в знаменитой Челси Бенедикт? Не стесняйтесь, Дженнингс.Дженнингс улыбнулся и с облегчением кивнул.– Вы правы, я действительно хотел обсудить с Джонатаном вопросы, касающиеся ваших с ним отношений.Челси посмотрела на него с некоторым вызовом.– Вы были очень осторожны, и это правильно. У нас с Джонатаном деловые отношения, и они ограничиваются проведением этой рекламной кампании.– Не стоит, Альберт, – вмешался Джонатан, – наши отношения касаются только нас. Стоит ли тебе интересоваться ими?– Нет, его это тоже касается. – Челси резко повернулась к Джонатану. – И это понятно. Ты уже давно стал общественным достоянием.– Черт знает кем я стал, – проворчал Джонатан.– На самом деле я действительно предпринял эту поездку, чтобы обсудить будущее развитие… – Дженнингс прервался. – Ты был прав, миссис Бенедикт чрезвычайно скромна.– Мы собираемся пожениться, Альберт, – сказал Джонатан.– Нет! – Голос Челси был резким, и, поворачиваясь к Дженнингсу, она попыталась смягчить его. – Скажите же ему все! Чего вы ждете?Искра симпатии промелькнула в лице Дженнингса, когда он взглянул в ее лицо.– Вы должны понять, – обратился он к ней, – это всего лишь скучная обязанность, которую я на себя взял. Что же касается меня лично, то я отношусь к вам с благоговейным трепетом.– Вот и скажите ему все, что собирались.Дженнингс повернулся к Джонатану.– Это невозможно, мой друг. Всем известно прошлое миссис Бенедикт: развод, тюремное заключение. Избиратели не пойдут за тобой. Мы будем вынуждены отклонить твою кандидатуру.– И ты еще мог говорить что-то о своем благоговейном трепете, – возмущенно сказал Джонатан. – А ты знаешь, что это заточение было беззаконным, что, выйдя из него, она столько работала, что была удостоена степени бакалавра искусств Колумбийского университета? Она говорит па четырех языках, она… – Дженнингс хотел было вмешаться, но Джонатан не дал ему и рта раскрыть. – Она является опекуном дома для детей, ставших жертвами сексуальной агрессии, и в прошлом году пожертвовала в их пользу пятьсот тысяч долларов!Челси смотрела на него в совершенном изумлении. Она не могла понять, когда он сумел так много узнать о ней. Джонатан нежно улыбнулся ей в ответ.– Прости, что я развенчиваю твой жестокий звездный образ, который ты мне вечно пыталась навязать, но неужели и ты думала, что я не попытаюсь узнать все, что в моих силах, о женщине, которую люблю? – Его улыбка погасла, когда он обернулся к Дженнингсу. – И кроме того, всегда надо иметь под рукой боеприпасы, когда начинается перестрелка.Дженнингс печально покачал головой.– Каждая избирательная кампания всегда рассчитана на низший коэффициент общественного сознания. А в этой массе людей всегда существует множество предубеждений, что, несомненно, скажется на результатах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44