– Ничего, мадам, – тихо сказала она. – Не переживайте. Вам еще принесут цветы.
– Я не жду никаких цветов, – возразила Валентина. Она покачала головой, глядя на Яну. – Так, глупость. Я подумала, что эти цветы прислал другой человек, но почему он должен это делать… Не думаю, что он вообще обо мне вспомнит.
Яна немного постояла и пошла в гардеробную, чтобы выбрать для своей госпожи утренний капот и нижние юбки.
– Если он, мужчина, этого не сделает, мадам, – сказала она, – то я буду очень удивлена!
После обеда Валентина готовилась к прогулке в карете, когда ей доложили о приходе графа. В течение дня они еще не виделись, он с ней не завтракал и ничего не передавал, и она уже перестала его ждать.
У нее болела голова, и она приказала заложить легкий фаэтон, чтобы немного прокатиться в предместьях города.
Граф вошел сразу же за лакеем, доложившем о его приходе, на нем еще были плащ и перчатки, он снял их и бросил в руки лакея, затем обратился к жене:
– Вы куда-то собрались? Позвольте поинтересоваться, куда именно?
– Просто покататься, – объяснила ему Валентина. – Я устала, и у меня болит голова.
– Это понятно. Вчера вы вернулись очень поздно. – Он сел на диван и вытянул ноги. – Отмените свое решение и отошлите карету. Мне нужно с вами поговорить.
Она вызвала лакея и попросила его отослать карету.
– Сядьте. Меня раздражает, когда вы ходите по комнате взад-вперед.
Он явно был чем-то рассержен, лицо было бледно, а рот сжался в узкую щель. Валентина уселась напротив него, она сцепила руки, чтобы не было заметно, как они дрожат.
– И каких успехов вы добились вчера вечером с маршалом Мюратом?
– Я с ним ужинала. Он был очень любезен. Затем он уехал с императором, вот и все. Почему вы сердитесь, Тео? В чем дело?
– А после того, как уехал маршал, чем вы занимались почти до трех часов ночи? – Он не смотрел на нее, он смотрел на какую-то точку поверх ее головы, и в его отрывистых вопросах слышалось глубокое презрение.
– Я была с полковником Де Шавелем из Императорской Гвардии. Он привез меня домой. Тео, как я поняла, мне надо подружиться с французскими офицерами и докладывать обо всем, что я от них услышу. Разве не этого хочет от меня граф Потоцкий? Почему вы разговариваете со мной в таком тоне?
Он выпрямился и наконец-то взглянул ей прямо в глаза. Ее поразило выражение неприязни в его взгляде.
– Я никогда не считал вас особенно умной, дорогая, но все же я полагал, что вы не лишены природной сметливости, ею обладает большинство женщин, мне трудно поверить, что вы являетесь исключением. Неужели вы полагаете, что эту миссию будет лучше выполнить, поменяв маршала Франции на обычного. гвардейского полковника? Как вы думаете, с кем из них важнее сблизиться? Или, может быть, дело в том, кто из них понравился вам больше? Ну, разумеется, полковник! А вы знали, что я ждал вас почти до часу ночи?
– Яна мне говорила, – промолвила Валентина. – Она сказала, что вы не сердитесь.
– Нет, конечно. – Теперь в его голосе слышалась насмешка, а она боялась его насмешек гораздо больше, чем прямых оскорблений… – Я-то думал, что вы с пользой проводите время. Я думал, что вы с Мюратом.
– Я же говорила вам, что он уехал.
– Очень на него не похоже, думаю, что вы небыли достаточно активной. Однако завтра вечером у вас будет возможность исправить свою оплошность. Он ужинает у нас. И вы, моя дорогая, будете оказывать ему знаки внимания. Вы будете чрезвычайно любезной по отношению к этому выдающемуся человеку, и я позабочусь о том, чтобы никакие красавцы полковники вас не отвлекали от дела. Я все знаю про то, как вы провели прошлую ночь. Я могу даже сказать, сколько танцев вы протанцевали с этим кавалером. Надеюсь, вам было весело. И, к слову сказать, вы больше никогда не увидите его и не будете с ним разговаривать ни при каких обстоятельствах. Это вам понятно?
– Да, – тихо сказала она. – Мне это понятно. Но это предупреждение совершенно излишне. Вы оставили меня на балу совершенно одну, и полковник привез меня домой в моей собственной карете, вот и все. Если вас беспокоит моя репутация, то вам скорее следует опасаться кого-либо вроде Мюрата.
– Правда? – с издевательским смешком произнес он. – Боюсь, что вы меня не понимаете, дорогая моя. Меня меньше всего в данном случае заботит ваша репутация. А что касается того, чтобы опасаться Мюрата, то вы хоть представляете, насколько сложно было нам представить вас ему? Этот план был продуман еще несколько недель тому назад. От вас требовалось только поддерживать его интерес к себе, вместо того чтобы следовать собственным интересам и флиртовать с рядовым полковником, чья репутация, между прочим, гораздо хуже, чем у Мюрата! Потоцкий просто в ярости. Сегодня утром у меня был с ним очень неприятный разговор. Я сказал ему, что вы исправите свою ошибку, я дал ему слово! – И опять его холодные злые глаза устремились на нее, однако она все же собралась с духом и спросила:
– Тео, вы не говорите мне всей правды, разве не так? Что это за план, который вы продумали относительно Мюрата? Какую все-таки роль я должна во всем этом исполнять?
– Роль, которую исполняют женщины намного лучше вас, – сказал он. – Нам нужна информация на самом высоком уровне. От этой дуры Валевской толку никакого. Так что самым лучшим способом является подложить женщину к кому-либо вроде Мюрата, он много говорит и хвастает, особенно, когда пьян. И вы, моя дорогая Валентина, должны войти к нему в доверие. Если потребуется, позвольте себя соблазнить. И вы будете рассказывать мне обо всем, что увидите и услышите во время своих встреч. Я достаточно ясно выразился?
Она встала. Лицо ее было таким же бледным, как и кружева ее ворота.
– Да простит вас Бог, – сказала она. – Если бы мой отец был жив и узнал бы об этом, он бы вас убил!
– Ваш отец продал вас мне за высокий пост, – рассмеялся граф. – И не сомневайтесь, он продал бы вас и Мюрату, если бы предложили хорошую цену!
– Я этого не сделаю. – Ей показалось, что она произнесла эти слова очень спокойно, однако голос ее дрожал, и она была готова расплакаться. – Я не стану торговать собой, что бы вы или Потоцкий мне ни говорили. Ему должно быть стыдно!
– Вы слишком высокого мнения о собственной персоне, – медленно произнес он. – У женщины в этой жизни есть два предназначения – ублажать мужчину и дарить ему детей. Почему вы так высоко цените свое бесплодное тело? Послушайте меня, Валентина. Вы сделаете то, что вам говорят. Вы обворожите этого солдафона, будете с ним спать и в постели выжмите из него все, что можно, – любую информацию. И вы это сделаете. Можете рыдать и говорить о своей чести, если хотите. Но вы это сделаете.
– Нет. – Она произнесла это совершенно спокойно. – Ничто на свете не заставит меня это сделать.
– Нет, вы это сделаете, – сказал он. Он встал, и они оказались лицом к лицу. – У вас, дорогая моя, есть сестра, наполовину русская. Сегодня утром Потоцкий вспомнил о ней. Если вы откажетесь, ее арестуют и обвинят в шпионаже в пользу царя. Я сам прослежу, чтобы ее повесили и чтобы вы стояли у подножия виселицы. И это не пустые угрозы. Я предполагал, что вы начнете ломаться, и Потоцкий сказал мне, что если вы не выполните того, что от вас требуется, то жизнь вашей сестры Александры не будет стоить и медного гроша.
– Будьте вы прокляты! – бросила ему Валентина. Ужас и отвращение пересилили ее страх перед ним. Пять лет унижений, издевательств и слез при этой угрозе для сестры возмутили ее. Повесить Александру. Он сказал это, и он это сделает. Она инстинктивно подняла руку, чтобы ударить его, но затем опустила ее, совершенно убитая.
– Вот это правильно, – усмехнулся граф. – Если бы вы поддались импульсу, то я бы приказал вас высечь до полусмерти. А теперь идите к себе и успокойтесь.
– Нет! – Валентина отступила от него. – Не прикасайтесь ко мне!
Он подошел к ней и схватил ее за руки, она стала яростно вырываться, это его разозлило, и он выругался. Он схватил ее за запястья и вывернул ей руки, повернув ее лицом к двери в спальню. Он был очень силен, у него была просто железная хватка. От боли она закричала и попыталась вырваться из его рук, с силой толкающих ее к полуоткрытой двери в спальню, однако у нее хватало сил, чтобы сопротивляться ему. Он с такой силой толкнул ее внутрь, что она упала. Граф побелел от злости и с мгновение стоял, глядя на Валентину, пытавшуюся подняться с пола и с трудом переводившую дыхание. Ее платье было разорвано. Он повернулся, закрыл дверь и запер ее. Голос его прозвучал холодно и спокойно:
– Вы напомнили мне об одной кобылице, которая когда-то была у меня. Она обычно неплохо слушалась, но время от времени ее требовалось проучить, просто для того; чтобы она не забывала, кто ее господин. И, видит Бог, сейчас вы у меня тоже получите хороший урок на всю жизнь!
Через час граф вышел из покоев своей жены. В его кармане был ключ от ее комнаты. Он вызвал к себе дворецкого и приказал ему, чтобы никто не приближался к графине и не отвечал на ее звонок без его согласия. Любой, кто ослушается его приказа, получит тридцать плетей.
– А, мой дорогой Де Шавель. – Мюрат встал из-за письменного стола и протянул руку полковнику. Он пребывал в прекрасном расположении духа: сегодня утром из Германии прибыли новые лошади, и в данный момент он читал доклад об этом. Все это были превосходные животные числом в пятнадцать тысяч. Ничто так не любил Мюрат, как хорошего коня, не считая, конечно, хорошеньких женщин, – и он предвкушал, как завтра поедет самолично взглянуть на пополнение. – Садитесь, друг мой, – пригласил он. – Вы только посмотрите – пятнадцать тысяч лошадей для кавалерии, причем первоклассных, высотой в среднем в шестнадцать с половиной ладоней в холке, пяти – и семилеток. С такой кавалерией мы загоним русских в Черное море! Чем могу быть полезен?
– Послушайте мой доклад об этой польской обольстительнице, – сказал Де Шавель. – Если бы вы, сир, постарались, вместо этих лошадей подумали бы о ней!
Мюрат рассмеялся.
– Я сам знаю, о чем мне лучше думать, но вам не нужно ехидничать. Ваша беда в том, что вы пехотинец!
– Я служил и в кавалерии тоже, – напомнил ему Де Шавель. Связь его жены с Мюратом послужила причиной того, что Де Шавелю пришлось перейти из кавалерии в Императорскую Гвардию.
Мюрат сделал вид, что не понял намека. Он слишком хорошо помнил супругу Де Шавеля – чрезвычайно хорошенькая, веселая, как птичка, и добродетельная, как беспризорная кошка. Жаль, что он так близко принимает это к сердцу. Мюрат не понимал, почему женское целомудрие ценится столь высоко; если бы все дамы думали о своей добродетели, то мир стал бы ужасно скучным местом. Он переменил тему разговора.
– Вы говорили о польской обольстительнице. Это она и была?
– Да, уверен, что да, – сказал Де Шавель. – После того, как вы уехали, я провел с ней остаток вечера. Нет сомнения, что они захотят подсунуть ее вам, и это знакомство было частью их плана, поэтому и муж ее так внезапно скрылся, оставив ее на вас.
– Или скорее на вас, – улыбнулся Мюрат. – Держу пари, они не рассчитывали на ваше вмешательство! И как она вам? Как прошли испытания этой молодой кобылки? – Он откинулся и расхохотался своей шутке.
– Я ее не испытывал, – холодно ответил Де Шавель. – Моей задачей является помешать ей спать с вами, а не спать с ней самому. Я уверен в том, что ей поручили шпионить. Я также уверен в том, что она и сама не знает, что конкретно от нее требуется в отношении вас.
– Правда? – Кустистые брови Мюрата взметнулись вверх. – Невинная овечка? Как интересно! Знаете, вы, разведчики, всегда удивляли меня. Но как вам удалось обо всем этом узнать?
– У нас есть свои люди в польском правительстве, – сказал Де Шавель. – Наш агент в Данциге сообщил нам, что существует план внедрить в ближайшее окружение императора женщину, а ближайшее окружение – это вы, и уж, простите меня, вас выбрали как наиболее слабое звено. Он не знал, кто будет эта женщина, но знал, что вас познакомят во время приема в честь императора. И ведь так оно и было? Сам Потоцкий познакомил вас с этой девушкой.
– Да, правда. Он говорил, как она мной восхищается, – засмеялся Мюрат. – Он сказал, что это самая прекрасная женщина Польши, и я подумал; «Ага, старина Иоахим, они собираются сделать тебе подарок. Они понимают, как тебе скучно и одиноко вдали от своей очаровательной супруги, – упомянув имя Каролины Бонапарт, он преувеличенно содрогнулся, – и они нашли тебе этот польский бутон, чтобы внести весеннее настроение в твою зимнюю жизнь». А тут являетесь вы, проклятый полицейский, и уводите ее прямо из-под моего носа. Но, как я понимаю, не насовсем? – Он лукаво взглянул на Де Шавеля и выжидающе посмотрел на него.
– А почему бы не насовсем? Я даже предупредил ее, чтобы она не приближалась к вам.
– Это для ее безопасности или для моей? Только не говорите мне, что вы стали сентиментальным в отношении к женщинам, Де Шавель, я все равно в это не поверю.
– Вы прекрасно знаете, что я думаю о женщинах, – сказал Де Шавель. – И знаете, что мне они нужны только для одного, но это не связано с моими обязанностями. Я полагаю, что это девушка будет шпионить в том смысле, что станет собирать различные слухи и слушать разговоры, но я не думаю, чтобы она оказалась шлюхой. Возможно, конечно, что я и ошибаюсь. А кто не ошибается, хотя бы раз в жизни? – Он бросил на маршала насмешливый взгляд. – Мое официальное предупреждение, сир, не иметь с ней никаких дел. Она – польская шпионка.
– Но ее достойный супруг пригласил меня сегодня к себе на ужин, – сообщил Мюрат. – И там, разумеется, будут все эти угрюмые поляки, без конца твердящие о своих польских проблемах, они наводят такую тоску. Как я понимаю, это тоже часть заговора, чтобы свести меня с той дамой? Но должен признаться, она действительно обольстительна, а вы так не считаете?
– Нет, – сухо ответил полковник, – она на меня не произвела особого впечатления.
– Может быть, – пожал плечами Мюрат. Будучи известным обольстителем, Мюрат спокойно относился к репутации Де Шавеля. Когда-то над ним смеялись как над единственным в полку верным супругом, затем в этом смехе стали звучать и сочувственные, нотки, когда пошли слухи о неверности его жены Лилиан. Еще задолго до ее связи с Мюратом Де Шавель застал ее с одним из офицеров, и перемена в нем была разительной. Боль и разочарование сделали его жестоким и циничным, он с глубоким презрением стал относиться к женщинам, в то время как женщина, на которой он был женат, продолжала вести себя самым бесстыдным образом до тех пор, пока благополучно не умерла. Де Шавель никогда не говорил о ней, никто никогда не упоминал о ней при нем. Он вел отшельническую жизнь как один из главных руководителей разведки Императорской Армии, и мало кто знал, насколько часто он общается с Наполеоном и какие секреты императора ему известны. У него, разумеется, были женщины, но он относился к ним, как голодный к еде, моментально забывая о ней, утолив голод. Иногда Мюрату казалось, что он вступает в эти связи, чтобы наказать своих любовниц за то, что они уступили ему. Удивляло только их огромное количество.
– Вы не поднимете особрго скандала, если я все же приму приглашение графа? – спросил Мюрат. – Отказаться было бы невежливо.
– Лучше бы не ходить. Но я не могу вам помешать сделать это. По крайней мере вы знаете, чего вам опасаться, – ответил Де Шавель.
– Это проблема, – сказал Мюрат. – Тут всюду кишат русские шпионы, пытаясь разнюхать, каковы наши силы, – одного недавно изловили и повесили, поляки тоже шпионят – у них свои интересы, и от всего этого наши люди пребывают в постоянном напряжении. Скорее бы получить приказ на наступление. А как вы думаете, ведь император не собирается предоставлять Польше независимость?
– Да, не думаю, – согласился Де Шавель. Наполеон предполагает, победив русских, уравновесить мощь Пруссии и Австрии, но сомневаюсь, что он организует для этого третье королевство – польское. Разумеется, Великий Герцог об этом не знает. Эти поляки – народ коварный. Потоцкий не дурак. У него есть определенные надежды, которые так надеждами и останутся.
– Они хорошие воины, – заметил Мюрат. – Храбры, как львы, причем все как один. И у них очень красивые женщины. – Он вздохнул и подмигнул Де Шавелю. – Просто сердце кровью обливается при мысли о том, что этот лакомый кусочек так и пропадет, – сказал он. – Глаза, как васильки. Интересно, как она выглядит с распущенными волосами…
Де Шавель поднялся.
– Мне нужно идти. Вы позволите, сир?
– Да, конечно, идите. Ей года двадцать три, как вы думаете?
– Двадцать два, – ответил Де Шавель, подходя к двери. – Если вы все же решите туда пойти, расскажите мне завтра обо всем, что там будет происходить. Мне необходимо закончить доклад и в конце месяца необходимо отослать его Фуше в Париж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23