А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


И вот справа, вдоль дороги показалась большая деревня. Она открывалась стоящими в глубине тремя каменными строениями. Я узнал скромную пагоду, больницу и школу. Но было и четвертое, и над ним развевался красный флаг с желтой звездой, а перед входом стоял зеленый армейский джип. Все оказалось не так просто, как я думал. Я затормозил.
– Это и есть Банхин, – сказала мне Сьюзан.
– А вон там – машина военного патруля, – ответил я.
– Вижу. И что ты собираешься делать?
– Не за тем я забрался в такую даль, чтобы поворачивать назад.
– И я тоже.
Я быстро проехал военный пост, свернул в ухоженный садик перед пагодой и завел мотоцикл за здание, надеясь, что нас не видно с дороги и из дома военного патруля. Заглушил мотор и слез с мотоцикла.
– Каким образом ты хочешь наводить справки о Тран Ван Вине? – спросила меня Сьюзан.
– Скажем, что мы канадские военные историки. Немного говорим по-французски. Ищем ветеранов новогоднего наступления и сражения при Куангчи. Действуй по обстоятельствам. Ты же мастерица дурить голову.
Мы достали из седельных сумок рюкзаки и фотоаппараты. Сьюзан вошла в пагоду. Я – за ней. Внутри никого не оказалось. В керамических вазах стояли новогодние цветущие ветви. В глубине лишенного окон зала находился небольшой алтарь( на котором горели благовонные палочки. Сьюзан подошла к алтарю, зажгла палочку и бросила на блюдо несколько донгов. Господи, я бы дал сколько угодно – только бы все прошло хорошо.
Я ждал ее у выхода.
– Сегодня последний день праздника Тет, – напомнила Сьюзан. – Четвертый день года Быка. Мы в Банхин. Остается найти Тран Ван Вина и вернуться домой.
Мы вышли из пагоды и направились в деревню.

Глава 43

Деревня Банхин была совсем не похожа на тропические и субтропические поселения на побережье. Здесь не было пальм, зато в изобилии росли сосны и огромные лиственные деревья. И этим холодным февральским днем расцветали заросли рододендронов.
С востока деревню ограничивал круто поднимающийся склон, с севера и юга – рисовые поля и узкая однорядная дорога, по которой мы приехали с гор.
Дома в основном из грубо отесанных сосновых бревен, а крыши – из тростника и бамбуковых листьев. У каждого дома огород. Кое-где в огородах еще остались с войны лазы в бомбоубежища.
Неужели бомбили даже такую удаленную долину? Но я вспомнил, что писал брату Тран Ван Вин: из дома сообщали, что по этой дороге шли грузовики с ранеными, а навстречу им – колонны с пополнением и боеприпасами. У меня в голове сложилась целостная картина тылового обеспечения войны: эта убогая дорога начиналась у китайской границы, откуда и прибывала большая часть военного снаряжения, затем извивалась вдоль лаосской границы вплоть до того места, где начиналась разветвленная сеть троп Хо Ши Мина. В этой деревне все, кто был старше тридцати, наверняка не забыли американскую авиацию.
В деревне было полно детей и взрослых самого разного возраста. Видимо, в последний день Тета все еще оставались дома. На нас смотрели во все глаза, как таращились бы в сельском американском поселке, если бы на его улицу занесло двух вьетнамцев в традиционных черных шелковых «пижамах» и конических соломенных шляпах.
Мы подошли к центру – грязной, не больше теннисного корта, покрытой красным суглинком площади. Вокруг стояли дома и открытый павильон, где располагался маленький продуктовый рынок. За легкими, наподобие пикниковых, столиками сидели люди – ели, пили, разговаривали. Когда мы проходили мимо, они бросали свои занятия и поднимали на нас глаза.
Я так и знал, что главные трудности начнутся в этой маленькой деревушке. А военный патруль на дороге только добавлял проблем.
В центре площади возвышалась простая бетонная плита примерно десять футов длиной и шесть высотой. Она была установлена на другой, которая лежала на земле. Та, что стояла вертикально, была выкрашена в белый цвет. И по белому бежали красные буквы. У основания горели благовонные палочки и в вазах алели новогодние цветы. Мы подошли к памятнику и остановились перед ним.
Красными буквами были выведены имена. Они рядами шли сверху вниз, но одна, верхняя, строчка была крупнее остальных.
– "В память о тех, кто сражался за воссоединение Родины в войне с американцами. 1954 – 1975", – перевела Сьюзан. – Это те, кто пропал без вести. Их здесь много, в том числе Тран Кван Ли. Вот он. – Она показала рукой.
Я заметил среди пропавших без вести много других по фамилии Тран. Мы вдвоем читали надписи, но Тран Ван Вина не встретили. Пока все шло хорошо.
– Погибшие должны быть на другой стороне, – предположил я.
Мы обошли памятник. Вся его поверхность была покрыта красными буквами. Они выглядели так, словно их подновили только вчера.
На площади собралась толпа человек в сто, и они потихоньку приближались к нам. Я обратил внимание, что у многих стариков не хватало руки или ноги.
Имена погибших располагались в хронологическом порядке, как на Стене в Вашингтоне. Мы понятия не имели, когда мог погибнуть Тран Ван Вин, но не раньше февраля 68-го года. Я начал с этого момента, а Сьюзан принялась читать с конца – апреля 1975-го.
Я затаил дыхание и шел от строки к строке.
– Пока нет, – пробормотала Сьюзан.
– У меня тоже. – Но я подсознательно не хотел наткнуться на имя этого человека и мог машинально его не заметить. Хотя всякий раз, когда попадался очередной Тран, у меня слегка екало сердце.
Теперь люди стояли прямо за нашими спинами. Мне казалось странным читать имена погибших и пропавших без вести из этой деревни и знать, что в этом повинны мои соотечественники. И не исключено, что я сам. Хотя, с другой стороны, у меня была своя Стена. И к тому же я был канадцем.
Мы продолжали читать.
– Здесь много женщин и детей, – шепнула мне Сьюзан. – И еще мужчины, которые погибли не на фронте, а в тылу. Наверное, во время бомбежек.
Я не ответил.
Мы встретились с ней на середине списка и перепроверили друг друга.
– Его здесь нет, – сказал я.
– Но значит ли это, что он жив?
– Готов поспорить, что любой, кто стоит за нашей спиной, может ответить на этот вопрос.
Глядя на рукописные буквы на грубом бетоне, я невольно вспомнил отполированный гранит Стены в Вашингтоне. Но в сущности между двумя этими памятниками не было никакой разницы.
– Итак, мы – канадцы. Готова? – спросил я Сьюзан.
– Oui.
Мы повернулись и посмотрели в лица стоявших за нами людей. В сельских районах Южного Вьетнама мы возбуждали легкое любопытство. Здесь же вызвали сильнейший интерес. И не исключено, что нам пришлось бы столкнуться с враждебностью, если бы жители узнали, что мы американцы. Я не мог ничего прочитать в глазах крестьян, но это сборище мне отнюдь не напоминало комитет по организации нашей почетной встречи.
– Bonjour, – произнес я.
Кто-то что-то пробормотал, но ни один человек не улыбнулся, и мне пришло в голову, что рядом с Дьенбьенфу у людей могла сохраниться неприязнь к французам. Ong die... grande-pere.
– Мы канадцы, – заявил я.
Мне показалось, что в толпе поубавилось напряженности. Или я только этого хотел?
Сьюзан тоже поздоровалась, сказала, что мы приехали из Дьенбьенфу, и попросила разрешения сфотографировать памятник. Никто как будто не возражал. Она отошла на шаг и сделала снимок плиты с именами погибших.
Вперед вышел мужчина среднего возраста в черных шерстяных брюках и оранжевом свитере. Он что-то сказал мне по-французски, но я совершенно не понял. Ясно было одно: его интересовало все, что угодно, но только не то, попала ли ручка моей тетушки на стол моего дядюшки.
Сьюзан ответила. Они обменялись несколькими фразами. Вьетнамец говорил по-французски лучше, чем она, Сьюзан сказала несколько корявых слов по-вьетнамски. Это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Толпа приблизилась к нам еще на шаг.
Недолго ждать, сейчас появятся солдаты, потребуют наши паспорта и обнаружат, что мы не канадцы. Я больше не чувствовал себя Джеймсом Бондом. Скорее Индианой Джонсом в фильме под названием «Деревня Судьбы» Фильм Стивена Спилберга называется «Индиана Джонс и храм Судьбы».

.
Сьюзан наплела, что мы военные историки, занимаемся la guerre americaine Американской войной (фр.).

, но ей и наполовину не поверили. В конце концов она заговорила свободнее, и я разобрал имя Тран Ван Вина.
Стоит произнести имя человека в маленьком вьетнамском или в маленьком канзасском местечке, и это неизменно вызывает легкую оторопь.
Наступила долгая пауза. Вьетнамец переводил взгляд с меня на Сьюзан. Я затаил дыхание. Но вот он кивнул и сказал:
– Да, он остался в живых.
Теперь я знал, что забрался в такую даль не для того, чтобы навестить чью-то могилу. Я приехал в Банхин и получил ответ: Тран Ван Вин жив.
Сьюзан покосилась на меня и улыбнулась. И снова заговорила на ломаном вьетнамском, время от времени вставляя французские слова. Кажется, что-то наклевывалось.
Наконец вьетнамец произнес волшебное слово:
– Allons Идемте (фр.).

, – и мы последовали за ним сквозь расступавшуюся перед нами толпу.
Миновали крытый рынок; вьетнамец остановился у доски с деревенским бюллетенем под прозрачным плексигласом и показал две выцветшие черно-белые фотографии. На них были сняты двое американцев в летных комбинезонах с поднятыми руками, а вокруг вооруженные допотопными винтовками со скользящими затворами крестьяне в «пижамах». Рядом на доске хватило бы места, чтобы запечатлеть меня и Сьюзан в тех же, что и летчики, позах.
– Les pilotes Americains Американские летчики (фр.).

, – объяснил вьетнамец. Мы со Сьюзан переглянулись.
Узкая тенистая тропинка привела нас к подножию склона, где было несколько холмиков, в которых я узнал захоронения. За ними стояли деревянные дома.
Мы шли за нашим провожатым к рубленному из сосновых бревен дому под крышей из ветвей и пальмовых листьев.
Вьетнамец вошел внутрь и подал нам знак подождать. Через несколько минут он снова показался на пороге и пригласил войти. А сам объяснял по-французски, что тут как chez Tran У Транов (фр.).

.
Мы оказались в доме, который состоял из одной-единственной комнаты. Пол был из красной утрамбованной глины. Стекла едва пропускали сумрачный свет. И я почувствовал в сыром воздухе запах горевшего где-то угля.
Когда мои глаза привыкли к полумраку, я различил вдоль стен сложенные подвесные койки и одеяла на них, а на полу плетеные бамбуковые корзины и коробки. В середине комнаты на черной циновке стоял низкий стол без стульев.
В дальнем углу размещалась мазаная глиняная кухонная плита, в топке которой мерцали тлеющие угли. Справа от нее у стены на небольшом алтаре горели благовонные палочки и стояли фотографии в рамках. А еще правее на стене висел плакат с изображением Хо Ши Мина, вьетнамский флаг и наградные грамоты под стеклом.
Я огляделся и убедился, что в доме никого не было.
– Он сказал, что это дом Тран Ван Вина и его надо ждать здесь, – перевела мне Сьюзан.
Мне не понравилось, что меня заперли в четырех стенах, однако жаловаться было поздно. Так или иначе, наше путешествие подошло к концу.
– А он не сказал, где здесь бар с напитками? – спросил я.
– Нет. Но разрешил мне курить. – Сьюзан подошла к очагу, сняла рюкзак, села на коврик и щелкнула зажигалкой.
Я тоже снял свой рюкзак и поставил рядом с ее. Крыша у дальней стены была на высоте всего шести футов. Я кое-чему научился у вьетконговцев и теперь достал из-за пояса пистолет и вместе с двумя запасными обоймами сунул между слоями на скате.
– Неплохая мысль, – похвалила меня Сьюзан. – Я подумала, что мы сумеем отговориться от чего угодно, но только не от оружия, если его у нас найдут.
Я не стал комментировать ее непомерно оптимистическое высказывание и вместо этого спросил:
– Что ты сказала этому малому?
– Его зовут Хием, – объяснила она. – Он здесь сельский учитель. С твоей подачи я сказала ему, что мы канадцы, военные историки, приехали из Дьенбьенфу, изучаем американскую войну. Еще сказала, будто в Дьенбьенфу нам посоветовали осмотреть здешний монумент. Сама придумала.
– У тебя на это большой талант.
– А еще – будто слышала, что в долине На живет много ветеранов войны. Но нас особенно интересуют те, кто участвовал в новогоднем наступлении шестьдесят восьмого года и в боях за Куангчи. – Сьюзан затянулась и продолжила: – Однако этот Хием не мог назвать никого, кроме себя. Сам он воевал в Хюэ. Я притворилась, что расстроена, и сказала, будто слышала в Дьенбьенфу о Тран Ван Вине – храбром солдате, который был ранен в Куангчи. – Она подняла на меня глаза. – Я больше не хотела болтаться там на площади и решила идти напролом.
– И что, мистер Хием клюнул?
– Кто его знает. Вроде бы и не очень. Но почувствовал гордость, что о Банхин хорошо отзываются в Дьенбьенфу. Сам он тоже из Транов и нашему Вину какая-то дальняя родня.
– На этом памятнике много погибших и пропавших без вести людей по фамилии Тран. Хорошо, что мы с тобой канадцы.
Сьюзан попыталась улыбнуться.
– Надеюсь, что он все же мне поверил.
– Не обозлился, скорее всего поверил. Когда в следующий раз получим задание во Вьетнаме, прикинемся швейцарцами.
Сьюзан закурила новую сигарету.
– Нет уж, пришлешь мне отсюда открытку. А я побуду где-нибудь еще.
– Ты все отлично сделала, – похвалил я ее. – И если мистер Хием побежал за солдатами, это не твоя вина.
– Спасибо.
– А что, Тран Ван Вин живет здесь или приехал на праздник? – спросил я.
– Хием сказал, что это его дом и он живет здесь все время.
– А где же он сейчас?
– Вроде бы отправился провожать родственников.
– Значит, вернется в хорошем настроении. Когда его ждать?
– Когда придет автобус из Дьенбьенфу.
Я посмотрел на изображение дядюшки Хо.
– Как ты полагаешь, это ловушка?
– А ты?
– У вас, канадцев, дурная манера отвечать вопросом на вопрос.
Сьюзан вымучила улыбку и снова закурила.
А я подошел к алтарю и в проникающем из окон тусклом свете стал рассматривать фотографии. На всех снимках были изображены молодые мужчины и женщины – от двадцати до двадцати пяти лет.
– Похоже, здесь не доживают до старости, – предположил я.
Сьюзан тоже посмотрела на снимки.
– Вьетнамцы ставят на алтарь фотографии покойных в расцвете лет, до какого бы возраста они ни дожили.
– Вот как! Значит, если бы я был буддистом и умер сегодня, им пришлось бы ставить фотографии, которые сделала ты?
Она улыбнулась:
– Пожалуй, позвонили бы твоей матери и попросили прислать что-нибудь из более юного возраста. Семейный алтарь, – добавила она, – это скорее не буддизм, а поклонение предкам. Отсюда и путаница. Вьетнамцы, которые не исповедуют католицизм, а называют себя буддистами, часто практикуют древние верования. Плюс конфуцианство и даосизм Одна из китайских религий. Возникла во II в. н. э. Канонической основой послужил трактат Лао-цзы. В начале V в. разработаны теология и ритуал. Сохранился до середины XX в., главным образом как синкретическая народная религия.

. Здесь это называют «тройной религией».
– А я уже насчитал четыре.
– Я же тебе сказала, что все это очень запутано. Но ты католик. Так что тебе не о чем беспокоиться.
Я посмотрел на маленькие фотографии – многие изображенные на отпечатках мужчины носили форму. Не оставалось сомнений, что один из них – Тран Кван Ли. Он хоть и считался без вести пропавшим, но после того, как тридцать раз пропустил Тет и не приезжал на праздник, родные наверняка решили, что он погиб.
У нас еще было время образумиться.
– Если подсуетимся, через пять минут будем на нашем «БМВ», – сказал я Сьюзан.
Она ответила сразу, ничуть не колеблясь:
– Понятия не имею, кто войдет через эту дверь. Но мы оба понимаем, что не двинемся с места, пока кого-нибудь не увидим.
Я кивнул.
– Как ты хочешь повести наш разговор с Тран Ван Вином? – спросила она.
– Прежде всего это мой разговор, а не наш. А повести я его собираюсь напрямую. Именно так я обращаюсь со свидетелями в Штатах. Можно дурачить подозреваемых, но со свидетелями следует говорить откровенно.
– И даже объявить, что нас направило американское правительство?
– Ну, не до такой степени. Да, мы американцы, но нас послали родственники убитого, которые хотят, чтобы свершилось правосудие.
– Мы не знаем имени убитого.
– Тран Ван Вин знает. Он взял его бумажник. Сьюзан, говорить буду я. И думать тоже. А ты переводи. Бьет?
Мы встретились взглядами, и она кивнула.
Время шло.
Я поднял на Сьюзан глаза. Наступил момент истины: то, что до этого казалось абстрактным, обернулось реальностью. Тран Ван Вин оказался жив, и, что бы он ни сказал, нам придется решать совершенно новые проблемы.
Сьюзан встала, подошла ко мне и обняла.
– Я тебя обманывала и могу еще сделать нечто такое, что тебе не понравится. Но независимо от того, что произойдет, я тебя люблю.
Я не успел ответить. Позади послышался шум.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79