Тот поставил кастрюльку и чайник на стол и достал из кармана лекарство и шприц.
– Лин, – попросил он, – сходи к охране за тарелками. А я пока тут разберусь…
– А можно? – спросил с недоверием Лин. – Они, вроде, нас боялись.
– Я уже дал им понять, что вдвоём не сумеете справиться даже с мухой, – ответил ему врач. – Иди. Есть-то небось хочешь? – Лин кивнул. – Попроси тарелки, стаканы и ложки.
Лин вышел.
– Ну, как дела? – спросил Эдуард Гершелевич Пятого.
– В порядке, – ответил тот. – Я просто не знаю, как вас благодарить.
– Брось, это смешно, – отмахнулся врач. – Тем более, что здесь я занимаюсь не своим делом, пусть и успешно. Спина не беспокоит?
– Не очень, – Пятый с трудом сел, поправил подушку. Врач молча наблюдал за ним. – Я, по-моему, всё ещё наполовину в “тиме”…
– Почему?
– Лин меня стал будить, а я решил, что надо идти в зал. Он даже немного испугался. Голова неважно работает, всё как в тумане…
– Пройдёт, – пообещал врач. – Откинь одеяло, я сделаю… не больно было?
– Нет, – покачал головой Пятый. – По сравнению с плёткой это пустяк.
– Вы сколько лет на трёшке находитесь? – спросил Эдуард Гершелевич.
– Пять. Плюс-минус три месяца, – ответил Пятый.
– А сколько лет тебе?
– Получается, что двадцать пять. Лину на год меньше, стало быть двадцать четыре. Вообще это как посчитать… По другой версии мне уже сорок три.
– Это как же так получилось? – удивился Эдуард Гершелевич.
– А нам на момент рождения было по восемнадцать.
– Ничего не понимаю, – пожаловался врач.
– Да я тоже, – успокоил его Пятый. – Ваше начальство совершенно справедливо полагает, что мы – не рождённые, а созданные.
– Я про это слышал.
– Ну вот. Живём мы по двадцать с лишним лет – это конкретно с момента появления. А казус в том, что появились мы на свет уже взрослыми. Условно этот возраст и был обозначен, как восемнадцать. Теперь понятно?
– Но прожили-то вы по сколько? – спросил окончательно сбитый с толку врач. В это время в комнату вошёл нагруженный тарелками Лин.
– Ты чего человеку мозги пудришь? – спросил он. Пятый промолчал. – Двадцать пять ему, – сказал Лин. – А мне – двадцать четыре. Вот и всё. И нечего создавать проблему там, где её нет.
– Ладно, – сдался Пятый.
– Вы ешьте, – сказал врач. – А я вам пока кое-что расскажу. Это пригодится вам в будущем. Конечно, я не в силах дать вам советы на все случаи жизни, но всё же…
Вечер улетал прочь, а Лин с Пятым, покончив с ужином, всё ещё слушали пожилого врача. Как же они мало знали об этом мире! Его примитивное очарование пока ещё не прижилось в их душах, но одно они поняли чётко – выжить здесь можно. Оказывается, чтобы выйти на волю с того же самого предприятия, нужно прежде всего как-то нейтрализовать охрану (– Это мы сможем, – сказал Лин), а затем, добравшись до первого наземного этажа заблокировать двери остальных этажей, включив сигнализацию. Выйти за ворота сложнее, но тоже вполне реально: либо переодевшись в форму, либо на машине (Лин и Пятый переглянулись, в их взглядах появилась боль). Машиной управлять просто, объяснил врач. Можно завести её, соединив напрямую провода, что в рулевой колонке. Конечно, ещё лучше, когда есть ключ. Доехав до города, машину можно бросить, пересесть на какой-нибудь другой транспорт. В городе всегда можно найти еду и ночлег…
– Но мы не хотим бежать, – возразил Пятый, – мы уже решили, что…
– Зачем же оставаться в городе навсегда? – улыбнулся врач. – Никто не мешает вам потом вернуться обратно.
Лин и Пятый снова переглянулись. В глазах Лина стояло что-то похожее на безумную надежду на невесть что. Пятый подумал, что выражение это уже навсегда покинуло эти глаза, но – надо же! – оно появилось в них снова.
– Вот только как мы докажем там, – Пятый сделал ударение на слове “там”, – что мы уходим не на совсем? Им же не скажешь…
– Остаётся надеется лишь на то, что они поймут через некоторое время сами. Я говорю серьёзно, дорогие мои. Если то, что с вами происходит сейчас, будет идти такими же темпами и дальше – вы долго не подержитесь. Мне почему-то кажется, что ваши… друзья… рано или поздно одумаются и вернуться за вами. Не знаю, почему, но я в этом почти уверен. И мне было бы очень жаль, если бы вы… не дождались их.
– Мы подумаем над вашими словами, – проговорил Пятый, – но я не могу понять одного – зачем вы это делаете? Ведь всё, вами сказанное, идёт в разрез с планами ваших начальников. То, что мы понимаем, слушая вас, не вяжется с нашими представлениями о том, что от нас здесь хотят.
– Мне всё равно, что от вас хотят, – поморщился Эдуард Гершелевич. – А свою позицию относительно вас я легко могу объяснить. Что я вижу, когда вхожу в эту комнату? – вопросил он. – Секретных агентов США? Нет. Агрессивно настроенных пришельцев? Нет. Врага рода человеческого? Нет, и ещё раз нет! Я вижу двоих измученных до крайности, больных, полумёртвых мальчишек, которые попались в западню, явно не им предназначенную. Или я не прав?
– Отчасти правы, отчасти нет, – ответил Лин. – На счёт того, что вы видите… нас здесь держат потому, что мы и вправду учёные. Но область нашей работы столь специфична, что здесь ей невозможно найти какое-то ни было применение. Ну, сами посудите, где здесь работать инженерам биохимических и генетических процессов? Смешно, ей Богу… Да и ваши хозяева не вызывают у нас больших и тёплых чувств, скорее наоборот.
– А что касается западни, так тут вы не правы, – добавил Пятый. – Она была приготовлена для нас – и мы в неё попали. Причём по собственной же глупости. Теперь расплачиваемся.
– Пятый прав, – сказал Лин. – И не за что нас жалеть. Мы – большие дураки, раз уж на то пошло…
– Не знаю, – покачал головой Эдуард Гершелевич, – вам решать… Давайте я вас ещё немного просвещу, авось пригодится.
Лин и Пятый были готовы выслушивать то, что он говорил, хоть до утра, но врач вскорости заторопился домой, пообещав вернуться на следующий день и продолжить разговор.
…Они узнавали. Этот мир, доселе не виданный, представал перед ними через призму взглядов и представлений этого человека, он переставал быть совсем чужим и непонятным. Странно было узнать, например, про то, что за продукты надо платить, за то, чтобы на чём-то ехать – тоже. Это было удивительно. Можно иметь только одну жену, по крайней мере, в этой стране. Нельзя не приходить на работу, если тебе этого просто не хочется. Все вычисления производятся чуть ли не в ручную (Лин и Пятый недоумённо переглядываются, Лин выразительно крутит пальцем у виска…). Люди живут очень мало – от силы восемьдесят лет. Женщины живут дольше мужчин. В стране есть правительство, которое указывает, кому, что и в какие сроки надо делать. Нет, по-своему нельзя. Могут наказать. Как? Уволят с работы с “волчьим билетом”. Что это такое? А то, что больше ты работы не найдёшь. В смысле, хорошей… Что такое плохая работа? Мыть полы… Женщины не занимают руководящих постов, считается, что они не справятся с подобным. Почему? Женщины слабее и глупее… Я тоже считаю, что это – чушь, но это же не я придумал.
– Простите, – сказал как-то Пятый, – я не могу понять ещё одной вещи. Зачем столько условностей? Нет, я ничего такого в виду не имею, у нас тоже существует немало дурацких правил, возведённых в ранг законов, но я не могу понять, почему, к примеру, вы не имеете права сказать вашему начальнику, что вы думаете по тому или иному вопросу? Что в этом плохого?
– Только то, что существует правило “я – начальник, ты – дурак”, – ответил Эдуард Гершелевич. – И никак иначе. Считается, что раз он – начальник, то знает и понимает всё лучше, чем его подчинённые. Есть, конечно, подхалимы…
– У нас тоже, – поморщился Лин, – но дело не в этом. Я, к примеру, не с состоянии понять первопричину этого сумасшествия. В чём дело?
– Деньги, – коротко ответил врач. – Всё они, проклятые. Ответ на все вопросы.
– Понятно. В этом плане мы от вас не сильно отличаемся ответил Пятый, – а скажите, пожалуйста…
Прекрасные вечера и чудесные дни. Никаких допросов и побоев. Только спокойные, неспешные беседы вечерами, закаты и сон. Что ещё было нужно?…
* * *
– Слишком рано, – мрачно сказал Эдуард Гершелевич. – Он всё ещё болен.
– Он может вставать на ноги и этого вполне достаточно. Они вам так ничего и не сказали. План “откровенность за откровенность” провалился с треском. Я возвращаю их обратно. Сегодня же.
– Может, завтра?
– Сегодня.
– Поймите правильно, но не долеченная ангина в девяноста девяти процентах случаев даёт осложнения на сердце. Вы его убьёте.
– Это уже не ваша забота. Вы своё дело сделали.
– Я не призываю вас к тому, чтобы вы жалели его, но, как я понял, он вам нужен. Если вы отправите их обратно сейчас, он просто не выдержит нагрузки. Вам нужен ещё один труп для вскрытия?
– Повторяю, это не ваше дело. Чтобы совесть вас особо не мучила, могу сказать, что новый состав надсмотрщиков предупреждён о том, что этих двоих доводить до кончины не рекомендуется… Вы просили, чтобы я больше не ставил вас на подобную работу?
– Да, конечно. Я – человек сентиментальный, старый, – Эдуард Гершелевич вымученно улыбнулся. – Не скрою, мне их жаль. Знаете, как бродячих собак. Идёшь иной раз по улице…
– Не продолжайте. Я постараюсь, чтобы вас больше не привлекали к выполнению таких заданий. Возвращайтесь к своей работе и постарайтесь поскорее забыть о том, что вы здесь наблюдали. Чем скорее, тем лучше. Всего хорошего.
* * *
Снова машина. Дорога обратно. Они молчали, не в силах произнести ни слова от охватившего их отчаяния. К тому же они боялись говорить, могли лишь обмениваться скупыми, короткими мыслями. Когда их вели к двери, Пятый остановился и посмотрел на небо… словно стараясь запомнить, как оно выглядит, он будто хотел впитать небо в свою душу… конвоир подтолкнул его и он покорно, опустив глаза, пошёл вперёд. Теперь он не боялся – небо вернулось к нему. “Попрощался?”, – услышал Пятый у себя в голове голос Лина. “Нет, – ответил он, – наоборот”. Двери сомкнулись за их спинами.
Снова четвёртый подземный. Снова зал. Вот только…
– Ты гляди, Гришук, это к тебе клиенты пожаловали! – раздался голос за их спинами, когда они шли мимо дверей “тимов”. – В восьмёрку? – спросили конвоира.
– Туда, – подтвердил тот. – Кто принимает?
– Гриша примет, он там за главного, – ответили откуда-то из-за спин. – Может, этих пока в “тим” сунуть, чтоб под ногами не путались?
– Открывай, – распорядился конвоир. Щёлкнул замок. – Лежать, – приказал кто-то невидимый, – ишь, какие… левые, что ли?…
Люди ушли, голоса затихли.
– Лин, – тихонько позвал Пятый, – ты как?
– Пока нормально, – усмехнулся в ответ рыжий, – но ты не волнуйся, это мы скоро поправим…
– Слушай, где они таких набрали? – спросил Пятый, имея в виду новых надсмотрщиков. – Они же ни хрена не боятся!
– Это точно, – Лин зевнул, – давай пока поспим, что ли, а то скоро – в зал, чует моя душенька.
– Моя – тоже, – поморщился Пятый. – Мы попробуем бежать, Лин? Или не поверим и продолжим здесь загибаться, как раньше?
– Кому не поверим? – не понял Лин.
– Эдуарду. Он говорил, что у нас выйдет…
– Ты там, во дворе, только на небо смотрел? – спросил Лин. – Или и по сторонам тоже?
– По сторонам – тоже, – признался Пятый. – Там лес, рыжий. А в лесу всегда можно укрыться, я же знаю…
– Ты сравнил! То – Окист, а это… подумать страшно. Хотя, где наша не пропадала! Уж больно мне не хочется лезть в машину… нет, правда. Ты же знаешь, технику я люблю, но не такую, из-за которой гибнут люди. Я…
– Лин, остановись, – попросил Пятый. – Не начинай, и так тошно. Спи, пока есть время, ведь потом сам жалеть будешь…
– Буду, – согласился Лин, – а как же! Но сейчас я не хочу спать, я хорошо выспался там, где мы были, поэтому…
– Тихо, – предостерегающе сказал Пятый, – кто-то идёт.
Человек прошёл мимо двери и они, как по команде, облегчённо вздохнули.
– Пронесло, кажется, – прошептал Пятый.
– Всё отлично. Люблю новизну, – подытожил Лин.
И один, и второй прекрасно представляли, что несла эта новизна… Только думать об этом не хотелось. По крайней мере – пока не хотелось. Может, это было правильно, кто знает.
Седьмой год
Город
– Попробовать стоит. Всё равно, терять нам уже нечего, – Лин говорил тихо, едва слышно. В “тиме” сейчас царила тишина, все спали. – Ты помнишь, что нам советовал тот… забыл, как звали… а, вот – Эдуард Гершелевич.
– Помню… ты думаешь, получится? – в усталом голосе Пятого звучало безразличие. – По-моему, мы там просто ляжем, как и остальные.
– Какая разница – там или здесь?… Всё едино.
– Что верно, то верно. Я как подумаю, что придётся опять тащить этот ящик – мне дурно становится. Сил нет, понимаешь, рыжий? Нет сил. Совсем.
– Понимаю, у меня то же самое. Попробуем, была – не была. Может, получится.
– Когда? – Пятый немного оживился и Лин сразу же воспрял духом – последнее время его стало пугать состояние друга – отрешённое, заторможенное.
– Давай сегодня же, – решил Лин. – Ты помнишь, что мы видели на улице?
– Да, естественно… – Пятый задумался. – Значит, так… Двор, ворота, КПП… что ещё?… А, вот! Вышки эти, по углам. К ним подходить близко нельзя – засекут, станут стрелять. Попробуем через ворота, не мудрствуя лукаво. Главное – чтобы не пристрелили на выходе, а потом… прорвёмся, как этот учил.
– Хорошо. Допустим, мы поднялись наверх… а дальше?
– Посмотрим, что сейчас загадывать, – Пятый лёг и отвернулся к стене. – Спи, Лин, пока можно… скоро придут…
– Да знаю я, – Лин тоже лёг, стараясь не обращать внимания на холод. Уснули они мгновенно, усталость брала своё. Это продолжалось уже шесть лет, и за эти шесть лет они изменились очень сильно – как внешне, так и внутренне. Ими руководствовало теперь лишь одно – отчаяние. Иначе бы они и подумать не посмели о том, что решили сделать теперь.
* * *
– Подъём! – надсмотрщик по имени Никита, которого сотоварищи звали просто Кит, стоял у двери “тима”, не подозревая ничего дурного. Он даже удивиться не успел тому, что произошло дальше. На него, не успевшего ничего сообразить, с двух сторон бросились те самые странные “рабочие”, номера пятый и седьмой. Действовали они на редкость слаженно и организованно – через три секунды надсмотрщик, лёжа на полу, имел возможность услышать только быстро удаляющиеся шаги этих двоих. Пошевелиться он не мог, почему-то не получалось.
– Суки, – прохрипел он им вслед, – это вам отдельно зачтётся!…
Лин и Пятый беспрепятственно поднялись на первый наземный этаж – на лестнице не оказалось никого. Пока Пятый беспомощно озирался в поисках блокиратора, Лин успел выглянуть за дверь, ведущую на улицу. В караулке тоже не было людей – Лин и Пятый пока и предположить не могли, что этот пост временно снят. Пока им везло, но они даже не осознавали этого везенья. Пятый отыскал наконец нужную кнопку – где-то внизу раздался одновременный щелчок закрывшихся разом замков.
– Хреново, – Лин, отвернувшись от двери, посмотрел на Пятого. – Ни одной машины…
– И что дальше? – спросил Пятый. Он всё ещё стоял рядом с панелью управления, придерживая кнопку рукой. – Решили – значит надо делать…
– Как? – спросил Лин.
– Дай сообразить… Ты видишь охрану?
– Да, они сменяются… одни только что подошли, другие уходят…
– Пошли, самое время! – Пятый быстро подошёл к двери и выглянул наружу. – Так… Лин, по моей команде – бежим к воротам, выходим через них – и в лес. Понял?
– Не по дороге?…
– Нет. Надо уйти с открытого пространства, в лесу нас ловить будет значительно труднее, можно спрятаться… как-то пересидеть… Что скажешь?
– Пойдёт… так, эти выходят, – Лин вопросительно поглядел на Пятого.
– Давай!…
Такому рывку позавидовал бы любой спринтер. Охранники у ворот не успели вовремя сориентироваться – мимо них пронеслись какие-то тени, в мгновение ока выскочили за ворота и бросились к деревьям. Только через долгие пятнадцать секунд до охраны дошло, что что-то неладно.
– Побег! – истошно заорал кто-то. – Огонь! Чего рожаете!
Пятый и Лин неслись, не разбирая дороги, продираясь через кусты, едва успевая, а то и не успевая, отводить руками ветки, хлеставшие их по лицам. Звуки выстрелов за спинами становились всё дальше и глуше, он они уже не могли остановиться – их гнал вперёд вовсе не разум, нет, это был инстинкт, слепой, древний – беги, чтобы выжить. И не налети Пятый на какой-то корень, попавшийся ему на пути, не упади он после этого – они бы нипочём не остановились. Лин, поняв, что Пятого рядом нет, страшно перепугался. Битый час он бродил по кустам, тихонько окликая друга – кричать он боялся, ведь за ними, как он справедливо полагал, могли гнаться. Наконец Пятый откликнулся. Он сидел возле ствола какого-то дерева и держался обеими руками за голень правой ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
– Лин, – попросил он, – сходи к охране за тарелками. А я пока тут разберусь…
– А можно? – спросил с недоверием Лин. – Они, вроде, нас боялись.
– Я уже дал им понять, что вдвоём не сумеете справиться даже с мухой, – ответил ему врач. – Иди. Есть-то небось хочешь? – Лин кивнул. – Попроси тарелки, стаканы и ложки.
Лин вышел.
– Ну, как дела? – спросил Эдуард Гершелевич Пятого.
– В порядке, – ответил тот. – Я просто не знаю, как вас благодарить.
– Брось, это смешно, – отмахнулся врач. – Тем более, что здесь я занимаюсь не своим делом, пусть и успешно. Спина не беспокоит?
– Не очень, – Пятый с трудом сел, поправил подушку. Врач молча наблюдал за ним. – Я, по-моему, всё ещё наполовину в “тиме”…
– Почему?
– Лин меня стал будить, а я решил, что надо идти в зал. Он даже немного испугался. Голова неважно работает, всё как в тумане…
– Пройдёт, – пообещал врач. – Откинь одеяло, я сделаю… не больно было?
– Нет, – покачал головой Пятый. – По сравнению с плёткой это пустяк.
– Вы сколько лет на трёшке находитесь? – спросил Эдуард Гершелевич.
– Пять. Плюс-минус три месяца, – ответил Пятый.
– А сколько лет тебе?
– Получается, что двадцать пять. Лину на год меньше, стало быть двадцать четыре. Вообще это как посчитать… По другой версии мне уже сорок три.
– Это как же так получилось? – удивился Эдуард Гершелевич.
– А нам на момент рождения было по восемнадцать.
– Ничего не понимаю, – пожаловался врач.
– Да я тоже, – успокоил его Пятый. – Ваше начальство совершенно справедливо полагает, что мы – не рождённые, а созданные.
– Я про это слышал.
– Ну вот. Живём мы по двадцать с лишним лет – это конкретно с момента появления. А казус в том, что появились мы на свет уже взрослыми. Условно этот возраст и был обозначен, как восемнадцать. Теперь понятно?
– Но прожили-то вы по сколько? – спросил окончательно сбитый с толку врач. В это время в комнату вошёл нагруженный тарелками Лин.
– Ты чего человеку мозги пудришь? – спросил он. Пятый промолчал. – Двадцать пять ему, – сказал Лин. – А мне – двадцать четыре. Вот и всё. И нечего создавать проблему там, где её нет.
– Ладно, – сдался Пятый.
– Вы ешьте, – сказал врач. – А я вам пока кое-что расскажу. Это пригодится вам в будущем. Конечно, я не в силах дать вам советы на все случаи жизни, но всё же…
Вечер улетал прочь, а Лин с Пятым, покончив с ужином, всё ещё слушали пожилого врача. Как же они мало знали об этом мире! Его примитивное очарование пока ещё не прижилось в их душах, но одно они поняли чётко – выжить здесь можно. Оказывается, чтобы выйти на волю с того же самого предприятия, нужно прежде всего как-то нейтрализовать охрану (– Это мы сможем, – сказал Лин), а затем, добравшись до первого наземного этажа заблокировать двери остальных этажей, включив сигнализацию. Выйти за ворота сложнее, но тоже вполне реально: либо переодевшись в форму, либо на машине (Лин и Пятый переглянулись, в их взглядах появилась боль). Машиной управлять просто, объяснил врач. Можно завести её, соединив напрямую провода, что в рулевой колонке. Конечно, ещё лучше, когда есть ключ. Доехав до города, машину можно бросить, пересесть на какой-нибудь другой транспорт. В городе всегда можно найти еду и ночлег…
– Но мы не хотим бежать, – возразил Пятый, – мы уже решили, что…
– Зачем же оставаться в городе навсегда? – улыбнулся врач. – Никто не мешает вам потом вернуться обратно.
Лин и Пятый снова переглянулись. В глазах Лина стояло что-то похожее на безумную надежду на невесть что. Пятый подумал, что выражение это уже навсегда покинуло эти глаза, но – надо же! – оно появилось в них снова.
– Вот только как мы докажем там, – Пятый сделал ударение на слове “там”, – что мы уходим не на совсем? Им же не скажешь…
– Остаётся надеется лишь на то, что они поймут через некоторое время сами. Я говорю серьёзно, дорогие мои. Если то, что с вами происходит сейчас, будет идти такими же темпами и дальше – вы долго не подержитесь. Мне почему-то кажется, что ваши… друзья… рано или поздно одумаются и вернуться за вами. Не знаю, почему, но я в этом почти уверен. И мне было бы очень жаль, если бы вы… не дождались их.
– Мы подумаем над вашими словами, – проговорил Пятый, – но я не могу понять одного – зачем вы это делаете? Ведь всё, вами сказанное, идёт в разрез с планами ваших начальников. То, что мы понимаем, слушая вас, не вяжется с нашими представлениями о том, что от нас здесь хотят.
– Мне всё равно, что от вас хотят, – поморщился Эдуард Гершелевич. – А свою позицию относительно вас я легко могу объяснить. Что я вижу, когда вхожу в эту комнату? – вопросил он. – Секретных агентов США? Нет. Агрессивно настроенных пришельцев? Нет. Врага рода человеческого? Нет, и ещё раз нет! Я вижу двоих измученных до крайности, больных, полумёртвых мальчишек, которые попались в западню, явно не им предназначенную. Или я не прав?
– Отчасти правы, отчасти нет, – ответил Лин. – На счёт того, что вы видите… нас здесь держат потому, что мы и вправду учёные. Но область нашей работы столь специфична, что здесь ей невозможно найти какое-то ни было применение. Ну, сами посудите, где здесь работать инженерам биохимических и генетических процессов? Смешно, ей Богу… Да и ваши хозяева не вызывают у нас больших и тёплых чувств, скорее наоборот.
– А что касается западни, так тут вы не правы, – добавил Пятый. – Она была приготовлена для нас – и мы в неё попали. Причём по собственной же глупости. Теперь расплачиваемся.
– Пятый прав, – сказал Лин. – И не за что нас жалеть. Мы – большие дураки, раз уж на то пошло…
– Не знаю, – покачал головой Эдуард Гершелевич, – вам решать… Давайте я вас ещё немного просвещу, авось пригодится.
Лин и Пятый были готовы выслушивать то, что он говорил, хоть до утра, но врач вскорости заторопился домой, пообещав вернуться на следующий день и продолжить разговор.
…Они узнавали. Этот мир, доселе не виданный, представал перед ними через призму взглядов и представлений этого человека, он переставал быть совсем чужим и непонятным. Странно было узнать, например, про то, что за продукты надо платить, за то, чтобы на чём-то ехать – тоже. Это было удивительно. Можно иметь только одну жену, по крайней мере, в этой стране. Нельзя не приходить на работу, если тебе этого просто не хочется. Все вычисления производятся чуть ли не в ручную (Лин и Пятый недоумённо переглядываются, Лин выразительно крутит пальцем у виска…). Люди живут очень мало – от силы восемьдесят лет. Женщины живут дольше мужчин. В стране есть правительство, которое указывает, кому, что и в какие сроки надо делать. Нет, по-своему нельзя. Могут наказать. Как? Уволят с работы с “волчьим билетом”. Что это такое? А то, что больше ты работы не найдёшь. В смысле, хорошей… Что такое плохая работа? Мыть полы… Женщины не занимают руководящих постов, считается, что они не справятся с подобным. Почему? Женщины слабее и глупее… Я тоже считаю, что это – чушь, но это же не я придумал.
– Простите, – сказал как-то Пятый, – я не могу понять ещё одной вещи. Зачем столько условностей? Нет, я ничего такого в виду не имею, у нас тоже существует немало дурацких правил, возведённых в ранг законов, но я не могу понять, почему, к примеру, вы не имеете права сказать вашему начальнику, что вы думаете по тому или иному вопросу? Что в этом плохого?
– Только то, что существует правило “я – начальник, ты – дурак”, – ответил Эдуард Гершелевич. – И никак иначе. Считается, что раз он – начальник, то знает и понимает всё лучше, чем его подчинённые. Есть, конечно, подхалимы…
– У нас тоже, – поморщился Лин, – но дело не в этом. Я, к примеру, не с состоянии понять первопричину этого сумасшествия. В чём дело?
– Деньги, – коротко ответил врач. – Всё они, проклятые. Ответ на все вопросы.
– Понятно. В этом плане мы от вас не сильно отличаемся ответил Пятый, – а скажите, пожалуйста…
Прекрасные вечера и чудесные дни. Никаких допросов и побоев. Только спокойные, неспешные беседы вечерами, закаты и сон. Что ещё было нужно?…
* * *
– Слишком рано, – мрачно сказал Эдуард Гершелевич. – Он всё ещё болен.
– Он может вставать на ноги и этого вполне достаточно. Они вам так ничего и не сказали. План “откровенность за откровенность” провалился с треском. Я возвращаю их обратно. Сегодня же.
– Может, завтра?
– Сегодня.
– Поймите правильно, но не долеченная ангина в девяноста девяти процентах случаев даёт осложнения на сердце. Вы его убьёте.
– Это уже не ваша забота. Вы своё дело сделали.
– Я не призываю вас к тому, чтобы вы жалели его, но, как я понял, он вам нужен. Если вы отправите их обратно сейчас, он просто не выдержит нагрузки. Вам нужен ещё один труп для вскрытия?
– Повторяю, это не ваше дело. Чтобы совесть вас особо не мучила, могу сказать, что новый состав надсмотрщиков предупреждён о том, что этих двоих доводить до кончины не рекомендуется… Вы просили, чтобы я больше не ставил вас на подобную работу?
– Да, конечно. Я – человек сентиментальный, старый, – Эдуард Гершелевич вымученно улыбнулся. – Не скрою, мне их жаль. Знаете, как бродячих собак. Идёшь иной раз по улице…
– Не продолжайте. Я постараюсь, чтобы вас больше не привлекали к выполнению таких заданий. Возвращайтесь к своей работе и постарайтесь поскорее забыть о том, что вы здесь наблюдали. Чем скорее, тем лучше. Всего хорошего.
* * *
Снова машина. Дорога обратно. Они молчали, не в силах произнести ни слова от охватившего их отчаяния. К тому же они боялись говорить, могли лишь обмениваться скупыми, короткими мыслями. Когда их вели к двери, Пятый остановился и посмотрел на небо… словно стараясь запомнить, как оно выглядит, он будто хотел впитать небо в свою душу… конвоир подтолкнул его и он покорно, опустив глаза, пошёл вперёд. Теперь он не боялся – небо вернулось к нему. “Попрощался?”, – услышал Пятый у себя в голове голос Лина. “Нет, – ответил он, – наоборот”. Двери сомкнулись за их спинами.
Снова четвёртый подземный. Снова зал. Вот только…
– Ты гляди, Гришук, это к тебе клиенты пожаловали! – раздался голос за их спинами, когда они шли мимо дверей “тимов”. – В восьмёрку? – спросили конвоира.
– Туда, – подтвердил тот. – Кто принимает?
– Гриша примет, он там за главного, – ответили откуда-то из-за спин. – Может, этих пока в “тим” сунуть, чтоб под ногами не путались?
– Открывай, – распорядился конвоир. Щёлкнул замок. – Лежать, – приказал кто-то невидимый, – ишь, какие… левые, что ли?…
Люди ушли, голоса затихли.
– Лин, – тихонько позвал Пятый, – ты как?
– Пока нормально, – усмехнулся в ответ рыжий, – но ты не волнуйся, это мы скоро поправим…
– Слушай, где они таких набрали? – спросил Пятый, имея в виду новых надсмотрщиков. – Они же ни хрена не боятся!
– Это точно, – Лин зевнул, – давай пока поспим, что ли, а то скоро – в зал, чует моя душенька.
– Моя – тоже, – поморщился Пятый. – Мы попробуем бежать, Лин? Или не поверим и продолжим здесь загибаться, как раньше?
– Кому не поверим? – не понял Лин.
– Эдуарду. Он говорил, что у нас выйдет…
– Ты там, во дворе, только на небо смотрел? – спросил Лин. – Или и по сторонам тоже?
– По сторонам – тоже, – признался Пятый. – Там лес, рыжий. А в лесу всегда можно укрыться, я же знаю…
– Ты сравнил! То – Окист, а это… подумать страшно. Хотя, где наша не пропадала! Уж больно мне не хочется лезть в машину… нет, правда. Ты же знаешь, технику я люблю, но не такую, из-за которой гибнут люди. Я…
– Лин, остановись, – попросил Пятый. – Не начинай, и так тошно. Спи, пока есть время, ведь потом сам жалеть будешь…
– Буду, – согласился Лин, – а как же! Но сейчас я не хочу спать, я хорошо выспался там, где мы были, поэтому…
– Тихо, – предостерегающе сказал Пятый, – кто-то идёт.
Человек прошёл мимо двери и они, как по команде, облегчённо вздохнули.
– Пронесло, кажется, – прошептал Пятый.
– Всё отлично. Люблю новизну, – подытожил Лин.
И один, и второй прекрасно представляли, что несла эта новизна… Только думать об этом не хотелось. По крайней мере – пока не хотелось. Может, это было правильно, кто знает.
Седьмой год
Город
– Попробовать стоит. Всё равно, терять нам уже нечего, – Лин говорил тихо, едва слышно. В “тиме” сейчас царила тишина, все спали. – Ты помнишь, что нам советовал тот… забыл, как звали… а, вот – Эдуард Гершелевич.
– Помню… ты думаешь, получится? – в усталом голосе Пятого звучало безразличие. – По-моему, мы там просто ляжем, как и остальные.
– Какая разница – там или здесь?… Всё едино.
– Что верно, то верно. Я как подумаю, что придётся опять тащить этот ящик – мне дурно становится. Сил нет, понимаешь, рыжий? Нет сил. Совсем.
– Понимаю, у меня то же самое. Попробуем, была – не была. Может, получится.
– Когда? – Пятый немного оживился и Лин сразу же воспрял духом – последнее время его стало пугать состояние друга – отрешённое, заторможенное.
– Давай сегодня же, – решил Лин. – Ты помнишь, что мы видели на улице?
– Да, естественно… – Пятый задумался. – Значит, так… Двор, ворота, КПП… что ещё?… А, вот! Вышки эти, по углам. К ним подходить близко нельзя – засекут, станут стрелять. Попробуем через ворота, не мудрствуя лукаво. Главное – чтобы не пристрелили на выходе, а потом… прорвёмся, как этот учил.
– Хорошо. Допустим, мы поднялись наверх… а дальше?
– Посмотрим, что сейчас загадывать, – Пятый лёг и отвернулся к стене. – Спи, Лин, пока можно… скоро придут…
– Да знаю я, – Лин тоже лёг, стараясь не обращать внимания на холод. Уснули они мгновенно, усталость брала своё. Это продолжалось уже шесть лет, и за эти шесть лет они изменились очень сильно – как внешне, так и внутренне. Ими руководствовало теперь лишь одно – отчаяние. Иначе бы они и подумать не посмели о том, что решили сделать теперь.
* * *
– Подъём! – надсмотрщик по имени Никита, которого сотоварищи звали просто Кит, стоял у двери “тима”, не подозревая ничего дурного. Он даже удивиться не успел тому, что произошло дальше. На него, не успевшего ничего сообразить, с двух сторон бросились те самые странные “рабочие”, номера пятый и седьмой. Действовали они на редкость слаженно и организованно – через три секунды надсмотрщик, лёжа на полу, имел возможность услышать только быстро удаляющиеся шаги этих двоих. Пошевелиться он не мог, почему-то не получалось.
– Суки, – прохрипел он им вслед, – это вам отдельно зачтётся!…
Лин и Пятый беспрепятственно поднялись на первый наземный этаж – на лестнице не оказалось никого. Пока Пятый беспомощно озирался в поисках блокиратора, Лин успел выглянуть за дверь, ведущую на улицу. В караулке тоже не было людей – Лин и Пятый пока и предположить не могли, что этот пост временно снят. Пока им везло, но они даже не осознавали этого везенья. Пятый отыскал наконец нужную кнопку – где-то внизу раздался одновременный щелчок закрывшихся разом замков.
– Хреново, – Лин, отвернувшись от двери, посмотрел на Пятого. – Ни одной машины…
– И что дальше? – спросил Пятый. Он всё ещё стоял рядом с панелью управления, придерживая кнопку рукой. – Решили – значит надо делать…
– Как? – спросил Лин.
– Дай сообразить… Ты видишь охрану?
– Да, они сменяются… одни только что подошли, другие уходят…
– Пошли, самое время! – Пятый быстро подошёл к двери и выглянул наружу. – Так… Лин, по моей команде – бежим к воротам, выходим через них – и в лес. Понял?
– Не по дороге?…
– Нет. Надо уйти с открытого пространства, в лесу нас ловить будет значительно труднее, можно спрятаться… как-то пересидеть… Что скажешь?
– Пойдёт… так, эти выходят, – Лин вопросительно поглядел на Пятого.
– Давай!…
Такому рывку позавидовал бы любой спринтер. Охранники у ворот не успели вовремя сориентироваться – мимо них пронеслись какие-то тени, в мгновение ока выскочили за ворота и бросились к деревьям. Только через долгие пятнадцать секунд до охраны дошло, что что-то неладно.
– Побег! – истошно заорал кто-то. – Огонь! Чего рожаете!
Пятый и Лин неслись, не разбирая дороги, продираясь через кусты, едва успевая, а то и не успевая, отводить руками ветки, хлеставшие их по лицам. Звуки выстрелов за спинами становились всё дальше и глуше, он они уже не могли остановиться – их гнал вперёд вовсе не разум, нет, это был инстинкт, слепой, древний – беги, чтобы выжить. И не налети Пятый на какой-то корень, попавшийся ему на пути, не упади он после этого – они бы нипочём не остановились. Лин, поняв, что Пятого рядом нет, страшно перепугался. Битый час он бродил по кустам, тихонько окликая друга – кричать он боялся, ведь за ними, как он справедливо полагал, могли гнаться. Наконец Пятый откликнулся. Он сидел возле ствола какого-то дерева и держался обеими руками за голень правой ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14