— Вот в этом-то и состоит главное неудобство тайной связи. Шарлотта, существует множество причин, по которым наши теперешние отношения не могут продолжаться бесконечно.
Она молча смотрела на него, не говоря ни слова. В этот момент Бакстер готов был променять все секреты философского камня на возможность прочесть мысли, прячущиеся за выражением ее глаз. Она бросила взгляд за его плечо и улыбнулась.
Гамильтон нарушил молчание легким покашливанием.
— Бакстер? Нам пора идти.
— Черт побери. — Бакстер оглянулся. Позади него стояли Гамильтон и Ариэл. Оставалось только надеяться, что они не слышали их разговор. — Да, уже время. Мы должны уходить.
— Бакстер. — Шарлотта снова дотронулась до его руки. — Помни, ты обещал нанести мне визит сегодня вечером.
— Да-да, я заезду к тебе по дороге домой и расскажу, как все прошло. — Он коротко кивнул Ариэл и, повернувшись, стал пробираться через толпу к выходу.
Гамильтон насмешливо вскинул бровь, затем с галантной учтивостью склонился поочередно над ручками Шарлотты и Ариэл. Девушки в ответ присели в реверансе.
Бакстер чуть не застонал, увидев это.
Гамильтон откинулся на зеленые бархатные подушки сиденья своей щегольской кареты и принялся разглядывать Бакстера.
— Почему ты прямо не попросишь ее выйти за тебя замуж?
— О чем, черт побери, ты говоришь? — буркнул Бакстер.
— Я слышал часть вашего разговора и пришел к заключению: ты пытался убедить Шарлотту, что законный брак обладает большими преимуществами, чем случайная связь. Зачем, скажи на милость, ходить вокруг да около?
— Мои отношения с мисс Аркендейл тебя не касаются.
Гамильтон лениво вертел в руках трость.
— Как скажешь.
— Более того, если ты еще раз осмелишься произнести слово связь вместе с ее именем, я обещаю тебе, что ты лишишься не только своего состояния, но и не досчитаешься передних зубов.
— Все это так серьезно?
— Предлагаю переменить тему.
Гамильтон покачал головой:
— Может быть, ты человек ученый, братец, но во всем, что касается женщин, безнадежно глуп. Тебе бы следовало побольше читать Шелли и Байрона и поменьше заниматься химией.
— Поздно пытаться изменить мой характер. Да и незачем.
— Почему ты так говоришь? Совершенно очевидно, что Шарлотта питает к тебе нежные чувства.
При этих словах у Бакстера затеплилась надежда, и он сам на себя разозлился.
— Ты так думаешь?
— Даже не сомневайся в этом.
— Я ей, может, и небезразличен, но вряд ли она согласится выйти за меня замуж.
— Тогда тебе остается убедить ее, что с ее стороны это будет единственно правильное решение.
Бакстер сердито насупился.
— Именно это я и пытался сделать несколько минут назад, но ты мне помешал. Гамильтон хитро усмехнулся:
— Отец говорил, что мне есть чему поучиться у тебя. Но, возможно, и ты можешь брать у меня уроки. Не стесняйся спрашивать у меня совета, когда возникнет необходимость.
— Если ты еще не забыл, нас ждут более неотложные дела.
— Я не забыл.
— Ты взял с собой пистолеты?
— Да, конечно. — Гамильтон похлопал себя по карману верхнего сюртука. — Целых два. А ты?
— Я мало практиковался в свое время — стрелок из меня никудышный. Поэтому я предпочитаю различные инструменты.
— Какие именно?
Бакстер вынул из кармана стеклянный пузырек и протянул его Гамильтону:
— Вот такие.
Гамильтон с любопытством осмотрел пузырек.
— Что это?
— Что-то вроде мгновенной вспышки. Разобьешь стекло, и будет небольшая, но очень яркая вспышка. Свет держится две-три минуты и может ослепить противника. Если ее держать рядом с горючими материалами, например лучинами для растопки, то от нее может вспыхнуть огонь.
— Чертовски здорово придумано. А где ты это взял?
— Сам сделал в лаборатории.
Гамильтон загадочно улыбнулся:
— Наверное, мне следовало внимательнее читать «Беседы о химии». Когда все будет позади, может, ты покажешь мне самые интересные из твоих опытов?
— Согласен, — ответил Бакстер и неуверенно прибавил:
— Мне уже давно никто не ассистировал.
Гамильтон ухмыльнулся:
— Мне стало интересно, уж не унаследовал ли я от отца любовь к наукам?
Бакстер, угрюмо размышлявший над своим безрадостным будущим, добавил:
— А вот я прихожу к выводу, что унаследовал от него страсть не только к наукам, чего не предполагал ранее.
Глава 18
Шарлотта пила лимонад, рассматривая толпу в бальном зале. Ариэл вальсировала с очередным кавалером, у которого был какой-то глупо-восторженный вид. Лицо девушки светилось от удовольствия, и Шарлотта улыбнулась Розалинде, которая подошла и встала рядом с ней.
— Леди Тренглосс, я бы хотела поблагодарить вас за то, что вы сделали для Ариэл. Наша матушка была бы счастлива, что моя сестра имеет возможность участвовать в развлечениях светского сезона.
— Я сама получила огромное удовольствие. Видите ли, мне давно не приходилось выводить в свет юную леди — с тех пор как повзрослела моя племянница. Я уже и забыла, как это весело. — Розалинда обмахивалась шелковым веером с изящной росписью. — Ариэл — очаровательная девушка. Она привлекает к себе множество поклонников.
Шарлотта вздохнула:
— Боюсь, большинство из них сразу исчезнут как только узнают, что моя помолвка с вашим племянником расторгнута. Признаюсь, все это меня очень тревожило с самого начала, но Ариэл уверяла что ей все равно, хотя бы даже все они разом испарились, когда узнают правду.
— Она не по летам рассудительна. — Розалинда многозначительно покосилась на Шарлотту. — Мне кажется, моя дорогая, это ваша заслуга.
— Вовсе нет. Она всегда была очень практичной молодой особой. Ариэл считает сезон чем-то вроде театра. Когда пьеса закончится и занавес упадет, она вернется к своим обычным занятиям.
Шарлотте оставалось только надеяться, что все сложится именно так. Ариэл ведь еще очень молода. Пускай она не по годам рассудительна в свои девятнадцать — жизнь все равно становится скучной, когда тебе больше не присылают приглашений и букетов. Хорошо еще, что Ариэл за время ее первого знакомства с обществом никто не успел разбить сердце.
А что до ее сердца, подумала Шарлотта, то у нее одна надежда: когда она вновь вернется к своей работе, рана ее постепенно заживет. Но девушка знала и другое: сколько бы новых клиенток она ни приобрела, сколько бы ни ждало ее интересных расследований, она никогда не сможет забыть своего любовника с глазами алхимика. Другого Бакстера у нее не будет.
Розалинда бросила на нее испытующий взгляд.
— Поскольку уж мы заговорили об этом, я скажу, что тоже благодарна вам.
— Если вы имеете в виду расследование, уверяю вас, что затеяла его для собственных целей.
— Нет, я говорю не о расследовании убийства. — Розалинда с треском сложила веер. — Скажу откровенно, я начала всерьез беспокоиться за Бакстера, когда он вернулся из Италии три года тому назад. Он и раньше-то был слишком мрачным и серьезным для своих лет. Даже будучи ребенком, отличался завидным самообладанием и сдержанностью. И всегда держит определенную дистанцию между собой и окружающими.
— Наблюдает за вами и оценивает вас точно так же, как результаты химического опыта?
— Именно так. — Розалинда поежилась. — Иногда это бывает довольно неприятно. Но после того ужасного случая в Италии он совершенно исчез из общества, почти никогда не вылезает из своей берлоги, которую зовет лабораторией. Я уже стала опасаться, что он совсем впал в меланхолию.
Меланхолию?
— Видите ли, у него есть к этому определенная склонность.
Шарлотта нахмурилась.
— Я и не знала об этом. Все говорили, что его родители были очаровательной парой, их отличал беззаботный и веселый нрав.
— Иногда чересчур беззаботный, — тихо промолвила Розалинда. — За сильную страсть надо платить. Не говоря уже о репутации.
— Понимаю. Я сама не раз замечала, что человек сильных страстей часто имеет темные и светлые стороны характера. Как будто природа намеревалась привести в равновесие его темперамент, а в результате получились крайности.
— Вы очень наблюдательны, моя дорогая. Именно так все и случилось с родителями Бакстера. У Эшертона, несмотря на весь его недюжинный ум и любовь к жизненным удовольствиям, был довольно тяжелый характер. Он обладал определенной склонностью к безрассудным поступкам. Это просто чудо, что ему удалось дожить до столь преклонного возраста. А что касается моей сестры…
— Что же? — живо подхватила Шарлотта.
— Она была красива, умна и очень своенравна. Жизнь в ней била ключом. Она превыше всего ценила свою независимость и частенько позволяла себе эксцентричные выходки. Все, кто знал ее, были от нее без ума, даже когда она вела себя возмутительно. И только ее семья и близкие друзья знали о том, что у нее часто случаются периоды мрачной меланхолии.
— Выходит, Бакстер вынужден был стать алхимиком в силу обстоятельств, — промолвила Шарлотта.
— Алхимиком? Что вы имеете в виду?
— По-моему, он считает себя продуктом смешения взрывчатых веществ. И поэтому ему ничего другого не остается, как только научиться контролировать внутренний огонь, который может привести к взрыву.
Розалинда удивленно вскинула брови.
— Интересная аналогия. Могу только добавить, что встреча с вами — лучшее, что случилось с Бакстером за последние годы.
Шарлотта от неожиданности чуть не выронила бокал с лимонадом.
— Леди Тренглосс, это очень любезно с вашей стороны, но, по-моему, вы несколько преувеличиваете.
— Нет, это чистая правда. Мне кажется, вы понимаете его и умеете ладить с ним, как никто другой.
— Помилуйте, не такой уж он загадочный.
— Ошибаетесь, но не в этом дело. Простите мне мое любопытство, но я хотела бы задать вам очень личный вопрос.
Шарлотта тревожно взглянула на нее:
— Я вас слушаю.
— Поскольку это трудно сформулировать в более деликатной форме, я спрошу напрямик: скажите, Бакстер не предлагал вам узаконить ваши отношения?
— Нет. — Шарлотта тяжело вздохнула. — Не предлагал.
«А совсем недавно заявил, что возможность длительной связи между нами также исключается».
Их страстные отношения стали для него помехой. Шарлотте показалось, что яркий свет свечей в зале померк на мгновение.
Но у нее и без того есть о чем беспокоиться. Сегодня она не заснет, пока не дождется Бакстера.
Бакстер поднял над головой свечу и осмотрел комнату, в которой они находились вдвоем с Гамильтоном. Заметив нетронутый слой пыли на полу, он промолвил:
— Сюда уже несколько лет не ступала ничья нога.
Все вокруг выглядит так, словно они зашли в заброшенный дом. Толстые стены и массивные доски пола приглушали звуки, доносившиеся из игорного притона на первом этаже.
Верхний этаж «Зеленого стола» представлял собой совсем другую реальность: серый, призрачный мир, в котором только колдун может чувствовать себя как дома.
— Это уже четвертая комната, — сказал Гамильтон. — Мне кажется, в любую секунду здесь может появиться привидение.
— Только любитель романтической поэзии или готических романов может представить себе подобное.
— Правда? Я вот имею склонность и к поэзии, и к романам, — весело заметил Гамильтон.
Бакстер с подозрением покосился на него:
— По-моему, тебя все это ужасно забавляет.
— Это первое захватывающее приключение за последние несколько месяцев. — Гамильтон ухмыльнулся. — И кто бы мог подумать, что я окажусь здесь вместе с тобой?
— Я прекрасно понимаю: ты считаешь меня скучнейшим занудой, Эшертон, но не забудь, что еще несколько лет твое наследство будет под моим контролем.
— Вечно ты портишь мне настроение.
Бакстер повернулся к выходу.
— Идем. Время поджимает, а нам осталось обследовать еще одну комнату на этаже. — Окинув напоследок взглядом пыльное помещение, Бакстер вышел в коридор.
— Я пойду за тобой, братец. — Гамильтон вслед за ним осторожно выскользнул в холл.
Бакстер направился к закрытой двери в конце коридора. Старый, потертый ковер, покрывавший пол, заглушал его шаги.
— Вот здесь мы точно что-нибудь обнаружим. — Он остановился напротив центральной двери.
— Почему ты так решил?
— Эта комната расположена как раз над той, где ты и твои друзья устроили свой тайный клуб.
Гамильтон с любопытством осмотрел дверь.
— Ну и что?
— Ты говоришь, ваш маг появлялся без предупреждения. Только что его не было — и через мгновение он стоит среди вас.
— Думаешь, он спускался к нам именно отсюда?
— Как я уже говорил Шарлотте, в этом доме когда-то был бордель. В таких заведениях всегда имеются потайные комнаты и скрытые отверстия для подглядывания.
— Боже милостивый! — Гамильтон смотрел на него с нескрываемым изумлением. — Неужели ты обсуждаешь подобные темы с мисс Аркендейл?
— Шарлотта — женщина разносторонних и необычных интересов, — ответил Бакстер, внимательно разглядывая дверную ручку. На ее металлической поверхности не было пыли — она поблескивала в тусклом свете свечи. Кто-то входил сюда совсем недавно.
— Если обсуждение борделей является в твоем понимании истинно светской темой для разговора, тогда мне становится ясно, почему тебе никогда особенно не везло с женщинами, Бакстер, — заметил Гамильтон, поворачивая дверную ручку. — Надо мне как следует взяться за твои манеры. — Он ухмыльнулся, открыл дверь и переступил порог.
Бакстер скорее почувствовал, чем услышал громыхание скрытых дверных механизмов.
— Гамильтон, постой.
— В чем дело? — Гамильтон взял у него свечу и шагнул вперед. Он оглянулся через плечо на Бакстера, который медлил на пороге. — Эта комната пуста, как и все остальные. Не понимаю, почему… Бакстер, дверь!
Бакстер почувствовал движение у себя над головой. Он взглянул вверх и увидел железный заслон. Словно меч, вытянутый из ножен, он стремительно опускался из отверстия в перемычке двери. Бакстер понял: как только он упадет на место, то наглухо закроет комнату.
У него была только одна секунда на раздумье — либо отступить в холл, либо присоединиться к Гамильтону.
— Черт побери. — Он пригнулся и бросился через порог.
С тяжелым скрежетом железная дверь ударилась в пол.
— О черт! — Гамильтон уставился на железную стену на месте двери. — Мы в ловушке.
Наступила зловещая тишина.
Бакстер выпрямился. Осмотревшись, он понял, что Гамильтон прав. Единственное окно закрыто железными ставнями.
— Очевидно, когда открывается дверь, срабатывает скрытый механизм, который опускает заслон, — пробормотал Бакстер. — Здорово придумано. По-видимому, хозяин этой комнаты знает, как остановить гильотину, которая грозит порубить его на кусочки, словно баранью ножку, каждый раз, как он переступает порог. Наверное, снаружи имеется скрытая ручка.
Гамильтон обернулся к нему.
— Бакстер, как ты можешь говорить об этом как о задачке, которую надо решить с помощью дедукции? Мы же заперты, как в клетке.
— Возможно, — бросил Бакстер, продолжая осматриваться.
В отличие от других помещений на этаже эта комната была обставлена роскошно: кровать, накрытая тяжелым покрывалом, огромный платяной шкаф, массивный стол и китайская ширма. Там же, у стены, имелся камин.
Бакстер принялся расхаживать взад и вперед и вдруг добавил:
— А возможно, и нет.
— Что, черт возьми, это значит? Должен заметить, Бакстер, сейчас не время для загадок.
— Дай мне подумать.
— Ты мог бы остаться в холле, — буркнул Гамильтон. — Зачем вошел сюда, когда увидел, что заслон опускается? Теперь мы оба заперты в ловушке. Если бы ты остался снаружи, то по крайней мере хотя бы один из нас был свободен.
— Тот, кто спроектировал эту комнату с сюрпризом, наверняка догадался на всякий случай оставить для себя запасной выход, — рассеянно промолвил Бакстер.
Он поднял свечу над головой и тотчас увидел на столе записку — сложенный и запечатанный листок бумаги.
— Даже если отсюда есть выход, как мы его найдем? — спросил Гамильтон. — Мы можем тут сидеть, пока не умрем от голода, никто не услышит нас сквозь эти толстенные стены.
Бакстер не отвечал. Его внимание привлекло письмо. Он подошел к столу.
— Что это? — долетел до него голос Гамильтона.
— Записка. — Бакстер поставил свечу на стол взял в руки письмо и взглянул на печать. На ней была та же загадочная эмблема алхимиков, что и в акварельном альбоме Друсиллы Гескетт, — треугольник внутри круга. — Полагаю, это от нашего шарлатана.
Гамильтон поспешно шагнул к нему.
— О чем в ней говорится?
Бакстер сломал печать и развернул листок. На странице всего одна фраза:
Тот, кого судьба обманула при рождении, должен ее изменить.
— Что это значит? — спросил Гамильтон.
— Это значит, что нас здесь ждали. — Бакстер смял листок в кулаке. — Идем. Нам надо спешить.
— Да, не хотелось бы здесь задерживаться. — Гамильтон прищурился. — А как ты собираешься выбраться отсюда? Вряд ли мы с тобой пролезем через каминную трубу.
Бакстер хотел было сказать ему, что скрытый выход, по всей вероятности, находится в платяном шкафу, и тут внезапно почувствовал знакомый запах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Она молча смотрела на него, не говоря ни слова. В этот момент Бакстер готов был променять все секреты философского камня на возможность прочесть мысли, прячущиеся за выражением ее глаз. Она бросила взгляд за его плечо и улыбнулась.
Гамильтон нарушил молчание легким покашливанием.
— Бакстер? Нам пора идти.
— Черт побери. — Бакстер оглянулся. Позади него стояли Гамильтон и Ариэл. Оставалось только надеяться, что они не слышали их разговор. — Да, уже время. Мы должны уходить.
— Бакстер. — Шарлотта снова дотронулась до его руки. — Помни, ты обещал нанести мне визит сегодня вечером.
— Да-да, я заезду к тебе по дороге домой и расскажу, как все прошло. — Он коротко кивнул Ариэл и, повернувшись, стал пробираться через толпу к выходу.
Гамильтон насмешливо вскинул бровь, затем с галантной учтивостью склонился поочередно над ручками Шарлотты и Ариэл. Девушки в ответ присели в реверансе.
Бакстер чуть не застонал, увидев это.
Гамильтон откинулся на зеленые бархатные подушки сиденья своей щегольской кареты и принялся разглядывать Бакстера.
— Почему ты прямо не попросишь ее выйти за тебя замуж?
— О чем, черт побери, ты говоришь? — буркнул Бакстер.
— Я слышал часть вашего разговора и пришел к заключению: ты пытался убедить Шарлотту, что законный брак обладает большими преимуществами, чем случайная связь. Зачем, скажи на милость, ходить вокруг да около?
— Мои отношения с мисс Аркендейл тебя не касаются.
Гамильтон лениво вертел в руках трость.
— Как скажешь.
— Более того, если ты еще раз осмелишься произнести слово связь вместе с ее именем, я обещаю тебе, что ты лишишься не только своего состояния, но и не досчитаешься передних зубов.
— Все это так серьезно?
— Предлагаю переменить тему.
Гамильтон покачал головой:
— Может быть, ты человек ученый, братец, но во всем, что касается женщин, безнадежно глуп. Тебе бы следовало побольше читать Шелли и Байрона и поменьше заниматься химией.
— Поздно пытаться изменить мой характер. Да и незачем.
— Почему ты так говоришь? Совершенно очевидно, что Шарлотта питает к тебе нежные чувства.
При этих словах у Бакстера затеплилась надежда, и он сам на себя разозлился.
— Ты так думаешь?
— Даже не сомневайся в этом.
— Я ей, может, и небезразличен, но вряд ли она согласится выйти за меня замуж.
— Тогда тебе остается убедить ее, что с ее стороны это будет единственно правильное решение.
Бакстер сердито насупился.
— Именно это я и пытался сделать несколько минут назад, но ты мне помешал. Гамильтон хитро усмехнулся:
— Отец говорил, что мне есть чему поучиться у тебя. Но, возможно, и ты можешь брать у меня уроки. Не стесняйся спрашивать у меня совета, когда возникнет необходимость.
— Если ты еще не забыл, нас ждут более неотложные дела.
— Я не забыл.
— Ты взял с собой пистолеты?
— Да, конечно. — Гамильтон похлопал себя по карману верхнего сюртука. — Целых два. А ты?
— Я мало практиковался в свое время — стрелок из меня никудышный. Поэтому я предпочитаю различные инструменты.
— Какие именно?
Бакстер вынул из кармана стеклянный пузырек и протянул его Гамильтону:
— Вот такие.
Гамильтон с любопытством осмотрел пузырек.
— Что это?
— Что-то вроде мгновенной вспышки. Разобьешь стекло, и будет небольшая, но очень яркая вспышка. Свет держится две-три минуты и может ослепить противника. Если ее держать рядом с горючими материалами, например лучинами для растопки, то от нее может вспыхнуть огонь.
— Чертовски здорово придумано. А где ты это взял?
— Сам сделал в лаборатории.
Гамильтон загадочно улыбнулся:
— Наверное, мне следовало внимательнее читать «Беседы о химии». Когда все будет позади, может, ты покажешь мне самые интересные из твоих опытов?
— Согласен, — ответил Бакстер и неуверенно прибавил:
— Мне уже давно никто не ассистировал.
Гамильтон ухмыльнулся:
— Мне стало интересно, уж не унаследовал ли я от отца любовь к наукам?
Бакстер, угрюмо размышлявший над своим безрадостным будущим, добавил:
— А вот я прихожу к выводу, что унаследовал от него страсть не только к наукам, чего не предполагал ранее.
Глава 18
Шарлотта пила лимонад, рассматривая толпу в бальном зале. Ариэл вальсировала с очередным кавалером, у которого был какой-то глупо-восторженный вид. Лицо девушки светилось от удовольствия, и Шарлотта улыбнулась Розалинде, которая подошла и встала рядом с ней.
— Леди Тренглосс, я бы хотела поблагодарить вас за то, что вы сделали для Ариэл. Наша матушка была бы счастлива, что моя сестра имеет возможность участвовать в развлечениях светского сезона.
— Я сама получила огромное удовольствие. Видите ли, мне давно не приходилось выводить в свет юную леди — с тех пор как повзрослела моя племянница. Я уже и забыла, как это весело. — Розалинда обмахивалась шелковым веером с изящной росписью. — Ариэл — очаровательная девушка. Она привлекает к себе множество поклонников.
Шарлотта вздохнула:
— Боюсь, большинство из них сразу исчезнут как только узнают, что моя помолвка с вашим племянником расторгнута. Признаюсь, все это меня очень тревожило с самого начала, но Ариэл уверяла что ей все равно, хотя бы даже все они разом испарились, когда узнают правду.
— Она не по летам рассудительна. — Розалинда многозначительно покосилась на Шарлотту. — Мне кажется, моя дорогая, это ваша заслуга.
— Вовсе нет. Она всегда была очень практичной молодой особой. Ариэл считает сезон чем-то вроде театра. Когда пьеса закончится и занавес упадет, она вернется к своим обычным занятиям.
Шарлотте оставалось только надеяться, что все сложится именно так. Ариэл ведь еще очень молода. Пускай она не по годам рассудительна в свои девятнадцать — жизнь все равно становится скучной, когда тебе больше не присылают приглашений и букетов. Хорошо еще, что Ариэл за время ее первого знакомства с обществом никто не успел разбить сердце.
А что до ее сердца, подумала Шарлотта, то у нее одна надежда: когда она вновь вернется к своей работе, рана ее постепенно заживет. Но девушка знала и другое: сколько бы новых клиенток она ни приобрела, сколько бы ни ждало ее интересных расследований, она никогда не сможет забыть своего любовника с глазами алхимика. Другого Бакстера у нее не будет.
Розалинда бросила на нее испытующий взгляд.
— Поскольку уж мы заговорили об этом, я скажу, что тоже благодарна вам.
— Если вы имеете в виду расследование, уверяю вас, что затеяла его для собственных целей.
— Нет, я говорю не о расследовании убийства. — Розалинда с треском сложила веер. — Скажу откровенно, я начала всерьез беспокоиться за Бакстера, когда он вернулся из Италии три года тому назад. Он и раньше-то был слишком мрачным и серьезным для своих лет. Даже будучи ребенком, отличался завидным самообладанием и сдержанностью. И всегда держит определенную дистанцию между собой и окружающими.
— Наблюдает за вами и оценивает вас точно так же, как результаты химического опыта?
— Именно так. — Розалинда поежилась. — Иногда это бывает довольно неприятно. Но после того ужасного случая в Италии он совершенно исчез из общества, почти никогда не вылезает из своей берлоги, которую зовет лабораторией. Я уже стала опасаться, что он совсем впал в меланхолию.
Меланхолию?
— Видите ли, у него есть к этому определенная склонность.
Шарлотта нахмурилась.
— Я и не знала об этом. Все говорили, что его родители были очаровательной парой, их отличал беззаботный и веселый нрав.
— Иногда чересчур беззаботный, — тихо промолвила Розалинда. — За сильную страсть надо платить. Не говоря уже о репутации.
— Понимаю. Я сама не раз замечала, что человек сильных страстей часто имеет темные и светлые стороны характера. Как будто природа намеревалась привести в равновесие его темперамент, а в результате получились крайности.
— Вы очень наблюдательны, моя дорогая. Именно так все и случилось с родителями Бакстера. У Эшертона, несмотря на весь его недюжинный ум и любовь к жизненным удовольствиям, был довольно тяжелый характер. Он обладал определенной склонностью к безрассудным поступкам. Это просто чудо, что ему удалось дожить до столь преклонного возраста. А что касается моей сестры…
— Что же? — живо подхватила Шарлотта.
— Она была красива, умна и очень своенравна. Жизнь в ней била ключом. Она превыше всего ценила свою независимость и частенько позволяла себе эксцентричные выходки. Все, кто знал ее, были от нее без ума, даже когда она вела себя возмутительно. И только ее семья и близкие друзья знали о том, что у нее часто случаются периоды мрачной меланхолии.
— Выходит, Бакстер вынужден был стать алхимиком в силу обстоятельств, — промолвила Шарлотта.
— Алхимиком? Что вы имеете в виду?
— По-моему, он считает себя продуктом смешения взрывчатых веществ. И поэтому ему ничего другого не остается, как только научиться контролировать внутренний огонь, который может привести к взрыву.
Розалинда удивленно вскинула брови.
— Интересная аналогия. Могу только добавить, что встреча с вами — лучшее, что случилось с Бакстером за последние годы.
Шарлотта от неожиданности чуть не выронила бокал с лимонадом.
— Леди Тренглосс, это очень любезно с вашей стороны, но, по-моему, вы несколько преувеличиваете.
— Нет, это чистая правда. Мне кажется, вы понимаете его и умеете ладить с ним, как никто другой.
— Помилуйте, не такой уж он загадочный.
— Ошибаетесь, но не в этом дело. Простите мне мое любопытство, но я хотела бы задать вам очень личный вопрос.
Шарлотта тревожно взглянула на нее:
— Я вас слушаю.
— Поскольку это трудно сформулировать в более деликатной форме, я спрошу напрямик: скажите, Бакстер не предлагал вам узаконить ваши отношения?
— Нет. — Шарлотта тяжело вздохнула. — Не предлагал.
«А совсем недавно заявил, что возможность длительной связи между нами также исключается».
Их страстные отношения стали для него помехой. Шарлотте показалось, что яркий свет свечей в зале померк на мгновение.
Но у нее и без того есть о чем беспокоиться. Сегодня она не заснет, пока не дождется Бакстера.
Бакстер поднял над головой свечу и осмотрел комнату, в которой они находились вдвоем с Гамильтоном. Заметив нетронутый слой пыли на полу, он промолвил:
— Сюда уже несколько лет не ступала ничья нога.
Все вокруг выглядит так, словно они зашли в заброшенный дом. Толстые стены и массивные доски пола приглушали звуки, доносившиеся из игорного притона на первом этаже.
Верхний этаж «Зеленого стола» представлял собой совсем другую реальность: серый, призрачный мир, в котором только колдун может чувствовать себя как дома.
— Это уже четвертая комната, — сказал Гамильтон. — Мне кажется, в любую секунду здесь может появиться привидение.
— Только любитель романтической поэзии или готических романов может представить себе подобное.
— Правда? Я вот имею склонность и к поэзии, и к романам, — весело заметил Гамильтон.
Бакстер с подозрением покосился на него:
— По-моему, тебя все это ужасно забавляет.
— Это первое захватывающее приключение за последние несколько месяцев. — Гамильтон ухмыльнулся. — И кто бы мог подумать, что я окажусь здесь вместе с тобой?
— Я прекрасно понимаю: ты считаешь меня скучнейшим занудой, Эшертон, но не забудь, что еще несколько лет твое наследство будет под моим контролем.
— Вечно ты портишь мне настроение.
Бакстер повернулся к выходу.
— Идем. Время поджимает, а нам осталось обследовать еще одну комнату на этаже. — Окинув напоследок взглядом пыльное помещение, Бакстер вышел в коридор.
— Я пойду за тобой, братец. — Гамильтон вслед за ним осторожно выскользнул в холл.
Бакстер направился к закрытой двери в конце коридора. Старый, потертый ковер, покрывавший пол, заглушал его шаги.
— Вот здесь мы точно что-нибудь обнаружим. — Он остановился напротив центральной двери.
— Почему ты так решил?
— Эта комната расположена как раз над той, где ты и твои друзья устроили свой тайный клуб.
Гамильтон с любопытством осмотрел дверь.
— Ну и что?
— Ты говоришь, ваш маг появлялся без предупреждения. Только что его не было — и через мгновение он стоит среди вас.
— Думаешь, он спускался к нам именно отсюда?
— Как я уже говорил Шарлотте, в этом доме когда-то был бордель. В таких заведениях всегда имеются потайные комнаты и скрытые отверстия для подглядывания.
— Боже милостивый! — Гамильтон смотрел на него с нескрываемым изумлением. — Неужели ты обсуждаешь подобные темы с мисс Аркендейл?
— Шарлотта — женщина разносторонних и необычных интересов, — ответил Бакстер, внимательно разглядывая дверную ручку. На ее металлической поверхности не было пыли — она поблескивала в тусклом свете свечи. Кто-то входил сюда совсем недавно.
— Если обсуждение борделей является в твоем понимании истинно светской темой для разговора, тогда мне становится ясно, почему тебе никогда особенно не везло с женщинами, Бакстер, — заметил Гамильтон, поворачивая дверную ручку. — Надо мне как следует взяться за твои манеры. — Он ухмыльнулся, открыл дверь и переступил порог.
Бакстер скорее почувствовал, чем услышал громыхание скрытых дверных механизмов.
— Гамильтон, постой.
— В чем дело? — Гамильтон взял у него свечу и шагнул вперед. Он оглянулся через плечо на Бакстера, который медлил на пороге. — Эта комната пуста, как и все остальные. Не понимаю, почему… Бакстер, дверь!
Бакстер почувствовал движение у себя над головой. Он взглянул вверх и увидел железный заслон. Словно меч, вытянутый из ножен, он стремительно опускался из отверстия в перемычке двери. Бакстер понял: как только он упадет на место, то наглухо закроет комнату.
У него была только одна секунда на раздумье — либо отступить в холл, либо присоединиться к Гамильтону.
— Черт побери. — Он пригнулся и бросился через порог.
С тяжелым скрежетом железная дверь ударилась в пол.
— О черт! — Гамильтон уставился на железную стену на месте двери. — Мы в ловушке.
Наступила зловещая тишина.
Бакстер выпрямился. Осмотревшись, он понял, что Гамильтон прав. Единственное окно закрыто железными ставнями.
— Очевидно, когда открывается дверь, срабатывает скрытый механизм, который опускает заслон, — пробормотал Бакстер. — Здорово придумано. По-видимому, хозяин этой комнаты знает, как остановить гильотину, которая грозит порубить его на кусочки, словно баранью ножку, каждый раз, как он переступает порог. Наверное, снаружи имеется скрытая ручка.
Гамильтон обернулся к нему.
— Бакстер, как ты можешь говорить об этом как о задачке, которую надо решить с помощью дедукции? Мы же заперты, как в клетке.
— Возможно, — бросил Бакстер, продолжая осматриваться.
В отличие от других помещений на этаже эта комната была обставлена роскошно: кровать, накрытая тяжелым покрывалом, огромный платяной шкаф, массивный стол и китайская ширма. Там же, у стены, имелся камин.
Бакстер принялся расхаживать взад и вперед и вдруг добавил:
— А возможно, и нет.
— Что, черт возьми, это значит? Должен заметить, Бакстер, сейчас не время для загадок.
— Дай мне подумать.
— Ты мог бы остаться в холле, — буркнул Гамильтон. — Зачем вошел сюда, когда увидел, что заслон опускается? Теперь мы оба заперты в ловушке. Если бы ты остался снаружи, то по крайней мере хотя бы один из нас был свободен.
— Тот, кто спроектировал эту комнату с сюрпризом, наверняка догадался на всякий случай оставить для себя запасной выход, — рассеянно промолвил Бакстер.
Он поднял свечу над головой и тотчас увидел на столе записку — сложенный и запечатанный листок бумаги.
— Даже если отсюда есть выход, как мы его найдем? — спросил Гамильтон. — Мы можем тут сидеть, пока не умрем от голода, никто не услышит нас сквозь эти толстенные стены.
Бакстер не отвечал. Его внимание привлекло письмо. Он подошел к столу.
— Что это? — долетел до него голос Гамильтона.
— Записка. — Бакстер поставил свечу на стол взял в руки письмо и взглянул на печать. На ней была та же загадочная эмблема алхимиков, что и в акварельном альбоме Друсиллы Гескетт, — треугольник внутри круга. — Полагаю, это от нашего шарлатана.
Гамильтон поспешно шагнул к нему.
— О чем в ней говорится?
Бакстер сломал печать и развернул листок. На странице всего одна фраза:
Тот, кого судьба обманула при рождении, должен ее изменить.
— Что это значит? — спросил Гамильтон.
— Это значит, что нас здесь ждали. — Бакстер смял листок в кулаке. — Идем. Нам надо спешить.
— Да, не хотелось бы здесь задерживаться. — Гамильтон прищурился. — А как ты собираешься выбраться отсюда? Вряд ли мы с тобой пролезем через каминную трубу.
Бакстер хотел было сказать ему, что скрытый выход, по всей вероятности, находится в платяном шкафу, и тут внезапно почувствовал знакомый запах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33