Однажды я отправился на рынок и встретил там старуху, которую звали так же, как и меня, — Сирет. Нас обоих это смешило. Не поверишь, как ничтожно мало нужно бедным людям, чтобы на душе у них полегчало!
Я уверял, что Сирет — мужское имя, а она твердила, что оно женское… Кроме того, мы оба не были уверены в том, что старая Сирет — не моя мать. Ведь я никогда не знал своей матери, а Сирет не могла припомнить, скольких младенцев произвела на свет и подбросила на ступени добрым людям…
— Забавно, — согласился Конан, который на самом деле не представлял себе, как низко нужно пасть, чтобы отказаться от собственного дитяти или не знать своих предков до десятого, двенадцатого, а то и двадцатого колена.
— Итак, я встретил Сирет, — продолжал болтать старик, — и та сказала мне: «Что-то скверно ты стал выглядеть. Должно быть, мальчик мой, ты счастлив. Расскажи-ка мне, кто эта женщина, в чьих объятиях ты забываешь сон и пищу?» Я рассмеялся и начал рассказывать о Рьенадрэ, а старуха вдруг нахмурилась и предложила мне подсыпать женщине в питье порошок правды. «Сдается мне, что-то неладное в этой твоей красавице и ее тайнах. Узнал бы ты, какой секрет она хранит, мой мальчик. Боюсь, что этот секрет может тебе навредить. Возьми, а деньги отдашь потом». — И она вручила мне сверточек, а там был белый порошок.
В тот же вечер я насыпал моей Рьенадрэ этот порошок в бокал вина, а та выпила и даже не заметила, что я подмешал ей зелья. Наступила ночь, и мы вновь легли в одну постель, и снова я погрузился в неземное блаженство, обнимая гибкое и полное тело моей возлюбленной.
И вдруг я поцарапал ладонь. Я открыл глаза и не поверил тому, что увидел. Все тело моей красавицы покрыла жесткая змеиная чешуя! Лицо ее оставалось по-прежнему прекрасным, но тело превратилось в удавье. И знаешь, киммериец, она все еще оставалась красивой. Я хочу сказать, что никогда прежде не встречал такой роскошной змеи…
Она обвивала меня сонными кольцами, и пестрый узор украшал ее шкуру. Чешуйки блестели в полумраке, свет единственной масляной лампы, горевшей в помещении, играл на них, так что Рьенадрэ казалась одетой в платье, сплошь затканное драгоценными камнями.
Я любовался ею и не мог отвести взгляда. А ее губы шевелились, веки трепетали, щеки жаждали моих прикосновений, волосы извивались, точно живые змейки, на голове. А потом она открыла глаза, свои удивительные желтые глаза, в которых переливался огонь, и при виде моего лица все поняла.
— Ты открыл мою тайну, Сирет, — прошептала она, и мне показалось, что я слышу угрожающее змеиное шипение.
— Прости, — прошептал я в ответ. — Я не знал… Ты прекрасна! Клянусь всеми богами, я люблю тебя — я люблю тебя так, как не любил ни одну женщину на земле!
— Я не женщина, — сказала Рьенадрэ. — Ты мог бы догадаться об этом и раньше, но страсть сделала тебя слепым, и только какое-то колдовское снадобье сумело открыть твой взор. Несчастный! Еще до рассвета превращение будет завершено, и я уползу прочь, чтобы никогда больше не превратиться в человека. В своем стремлении к правде — для чего она только нужна вам, людям? — ты погубил нашу любовь! Глупец! Зачем тебе было знать, какую тайну я скрываю от тебя? Разве плохо тебе было в моих объятиях? Разве тебе мешало то, что ты подозревал во мне нечто иное, нежели обычная женщина? Ах, глупый Сирет! Однако давай же используем оставшиеся нам часы и предадимся любви в последний раз!
Наутро все случилось точь-в-точь так, как предсказывала Рьенадрэ. Превращение закончилось. Огромный, прекрасный удав спустился с моего ложа и быстро заскользил прочь. Она проползла по улицам нашего города, скрываясь в канавах. Те немногие, кто встречал ее, в ужасе шарахались в сторону, и никто не попытался остановить ее или, не дай боги, причинить ей вред. Рьенадрэ уползла, и больше никогда я не встречал ее.
Старик всхлипнул. Конан смотрел на него удивленно. Только теперь, выслушав удивительную историю о несчастной любви, он внутренне поверил в то, что этот жалкий обломок человека когда-то был мужчиной, молодым, красивым и полным сил.
— Продолжай, — попросил киммериец.
— История закончена, — молвил Сирет.
— Не верю! — воскликнул Конан. — Ты был убедителен, когда говорил о своей страсти к Рьенадрэ. Неужели ты не попытался отыскать ее, вернуть ей прежнее обличье?
— Ты переоцениваешь жителей Десинады, — произнес старик. — Мы способны любить и страдать, но немногие из нас в силах оторваться от насиженного места, каким бы скверным оно ни было, и отправиться в путь.
— И все же что-то подсказывает мне, что ты это сделал, — настаивал киммериец. — Когда ты расскажешь мне все, я, так и быть, поведаю тебе о своем интересе ко всей этой повести.
— Будь по-твоему. Да, на несколько лет я покидал Десинаду, и это едва не стоило мне жизни. Повсюду я разыскивал мою змею. Я потратил большие деньги, выкупив удава из зверинца в Аренджуне, однако оказалось, что это самая обыкновенная змея, и мне пришлось продать ее обратно в тот же зверинец — но за полцены. Однажды я чуть не погиб, пытаясь заглянуть в глаза змее, встреченной в пустыне. Ах, киммериец, сколько глупостей способен натворить влюбленный человек, особенно если он в отчаянии!
И вот однажды — это было в туранских степях — я повстречал человека, который назвался шаманом, колдуном. Этот человек действительно много знал. Мы разговорились с ним за чашей кислого молока, которое воняло еще отвратительнее, чем войлочные сапоги, пропитанные потом. Шаман выслушал мою историю и вдруг нахмурился.
— Я слыхал о людях-змеях, — сказал он. — Это небольшое племя. Обычно они служат силам зла, ведь повелителем змей считается Сет — страшное божество Луксура.
— Никогда не поверю, что моя Рьенадрэ служила злу или была рабыней Сета, — возразил я.
— Возможно, я и ошибаюсь. Вот что рассказывали мне о людях-змеях. Послушай, не перебивая и не возражая. Кто знает, может быть, мой рассказ поможет тебе в поисках твоей возлюбленной, — произнес шаман. Он был мудрым человеком, этот туранец! Я стал слушать. Вот что он рассказал мне.
Племя людей-змей невелико. Много веков они подчинялись Сету, который умело управлял их шейной природой и склонял их ко злу. Часто они творили его волю, вызывая любовь смертных, а затем приводя их к гибели или заставляя совершать преступления во имя Сета. Но имелось одно исключение. Это исключение из общего правила приверженности всей змеиной породы Сету выиграл в кости один из владык людей-змей.
Этот владыка — его имя Вьендрэ — как-то раз вызвал самого Сета на поединок. Сет явился и уселся за стол, установленный в подземном чертоге в Луксуре. На кону была судьба всего племени, но владыка Вьендрэ хорошо знал, что делает. Он принес стаканчик с костями, которые купил у рыночного жулика. Одна сторона этих костяшек была тяжелее остальных, так что знающий этот нехитрый секрет всегда мог выиграть у простофили. Сет ожидал, что его соперник применит магию, и проверил кости несколько раз, но никакого волшебного вмешательства, естественно, не обнаружил. Великому богу зла, отцу лжи, не пришло в голову, что его противник воспользуется таким обыкновенным, пошлым приемом, каким рыночный жулик обманывает обывателей.
И вот владыка Сет попался! Владыка Вьендрэ выиграл у него в кости.
— Чего ты хочешь? — пророкотал Сет. — Мы ставили на кон исключение, которое я должен сделать для твоего змеиного племени! Говори же, чего ты добивался!
— Я хочу, чтобы каждый из людей-змей мог превращаться в человека и быть свободным от необходимости подчиняться тебе, отец зла и лжи, в том случае, если его настигает настоящая любовь.
— Это случается крайне редко, — сказал Сет. — Хорошо, я буду выпускать из своей власти тех из твоих соплеменников, кто полюбит по-настоящему. Это все?
— Да.
— Но если эта любовь будет предана, твои соплеменники, ставшие исключением из общего правила, превратятся в настоящих змей и никогда уже не сделаются людьми!
— Согласен, — кивнул владыка Вьендрэ. Он боялся прогневать владыку Сета.
Я думаю, продолжал шаман, что Рьенадрэ была из этого племени. Желтые глаза указывали на ее принадлежность к народу людей-змей, а тот факт, что она оставалась человеком и была к тебе добра, говорит об истинности вашей любви. Но ты предал вашу любовь, и ее постигло проклятие… Ты никогда не встретишь ее. Не трать времени на поиски, тебе не вернуть Рьенадрэ, разве что ты сразишься с самим владыкой Сетом. Но думаю, что тебе это не под силу.
Итак, я вернулся домой, в Десинаду, и вот живу здесь — опозоренный и несчастный. Не было дня, чтобы я не вспомнил о том, что предал единственную любовь своей жизни…
Так закончил повествование старый Сирет.
— А теперь я скажу тебе, для чего расспрашивал тебя так подробно, — проговорил Конан, прерывая его горестное молчание. — Дело в том, что тот человек, которого я выслеживаю, принадлежит к племени людей-змей. У него желтые глаза, переливающиеся как пламя, и он творит зло по воле Сета — в чем я теперь не сомневаюсь.
— Выследи его, — зашептал Сирет, — и перед тем, как убить, спроси, не встречал ли он Рьенадрэ.
— Но ведь ты уже глубокий старик, — возразил Конан. — Даже если твоя возлюбленная еще жива, даже если она сможет превратиться обратно в человека — что ты будешь делать с нею? Плакать на ее груди? Клянусь Кромом, ни одна женщина не заслужила этого, старикашка!
Сирет всхлипнул в темноте.
Берлис выбрался из Розовых Чертогов только на пятый день. Лоскуток упал из окна почти сразу же после того, как за человеком-змеем закрылась дверь.
Впрочем, Конану не потребовался этот знак — он сам увидел, как гибкий стройный мужчина выходит в переулок и спокойно пускается в путь. Он шел не торопясь, уверенно и весело, как человек, у которого легко на душе.
Покинув лачугу старика Сирета, Конан двинулся следом за убийцей. Лошади у того не было. Он покинул Десинаду пешком и зашагал на запад. Как и предполагал киммериец, Берлис держал путь в Нумалию. Что ж, с большими деньгами там можно прожить припеваючи. Только человеку-змею это не удастся. Киммериец позаботится об этом.
Убедившись в правильности всех своих первоначальных догадок, Конан вернулся в респектабельную часть Десимады и забрал лошадку из конюшни.
— Мы уж думали, господин, ты сгинул в трущобах, — сказал ему конюх, явно недовольный появлением хозяина лошадки.
— Я неплохо провел там время, что правда, то правда, — согласился Конан, — однако теперь я здесь. Оседлай мою лошадь, да поживей! За все заплачено, если ты еще помнишь такие мелочи.
— Ну… — протянул конюх.
Конан невзначай шевельнул плечом так, что рукоять меча глянула прямо на конюха. Тот понял намек и подчинился так поспешно, словно его подогнали кнутом. Копан отдал ему медяк, чтобы утешить, — еще бы! бедняга уже воображал себя хозяином лошади, чей владелец пропал без вести! — и вскочил в седло.
Он нагнал Берлиса в нескольких милях к западу от Десинады. Местность была пустынной. Человек-змей, заслышав за спиной стук копыт, остановился, обнажил меч и приготовился к схватке. Он ни на мгновение не сомневался в том, что настигают его отнюдь не с добрыми намерениями.
На всем скаку Конан нанес ему удар мечом, целя в правую руку. Берлис оказался на удивление быстр. Впрочем, чему тут удивляться — ведь вся их змеиная порода такова. Конан понял, что встретил достойного противника. Однако спешиваться и уравнивать шансы он не намеревался. Берлис не заботился о поединке чести, когда убивал беззащитную девушку, чтобы завладеть сокровищем ее семьи.
Новая атака киммерийца оказалась более успешной. Меч противника был выбит. Берлис отпрыгнул в сторону и крикнул:
— Кто ты?
Конан не ответил, разворачивая коня и готовясь к третьему удару, который должен был стать для его врага смертельным.
— За что ты преследуешь меня? — снова крикнул Берлис. — Я не сделал тебе худого!
Конан молча погнал лошадь прямо на него. Берлис отскочил и метнулся в сторону. Конан настигал его.
Лошадь, обученная боевым приемам, поднялась на дыбы и занесла тяжелые, подкованные копыта над головой жертвы. Берлис снова увернулся.
— За что ты хочешь убить меня? — опять закричал Берлис.
Конан наконец наехал на него лошадью и сбил с ног. Берлис оказался на земле. Быстро отталкиваясь от каменистой почвы руками и ногами, он отполз в сторону — «совсем как паук», — подумал Конан брезгливо, — и избежал смертельного удара по голове.
Конан наклонился с седла и ударил его мечом по плечу. Брызнула кровь. Поверженный противник взвыл от боли и повалился ничком, лицом вниз.
Конан спрыгнул с лошади и навалился коленом на шею Берлиса. Легко же оказалось одолеть его, как только он лишился оружия! Только теперь киммериец заговорил с ним:
— Меня зовут Конан. А тебя зовут Берлис.
— Да, — хрипло выдавил человек-змей. — Ты делаешь мне больно… За что ты хотел меня убить?
— Я не хотел тебя убить, — сказал Конан. — Я тебя убью.
— Кто ты?
— Я же тебе сказал — я Конан из Киммерии. Несколько дней назад я разговаривал с девушкой по имени Оризия. Это имя говорит тебе о чем-нибудь?
— Оризия? — Конан ощутил, как содрогнулось тело, прижатое его коленом к земле. Кровь продолжала вытекать на землю и пачкала одежду варвара, но он не обращал на это внимания. — Оризия? — повторил Берлис. — Но это невозможно… Она ведь…
— Мертва? — перебил Конан. — Ты думаешь, что убил ее?
— Я знаю! — горячо произнес Берлис. — Ты не мог ее видеть! Я сам положил в могилу ее остывшее тело!
— А я был в этой могиле и касался ее застывшего тела! Клянусь Кромом, негодяй, ты задушил девушку, которая виновата лишь в том, что полюбила первого встречного!
— Меня невозможно не полюбить, — самодовольно произнес Берлис. Странная самонадеянность, если учесть, в каком положении оказался человек-змей!
— Не для меня, — лаконично отозвался Конан. — Ненавижу подлецов, которые используют женщин, а потом, ограбив их, убивают.
— Ну да? А разве ты сам не таков? — осведомился Берлис.
Конан чуть ослабил хватку и перевернул побежденного на спину. Глаза у него оказались в точности такими, как описывала Оризия. В их глубине то вспыхивал, то угасал огонь.
— Где сокровища? — спросил Конан негромко, но угрожающе.
— А ты освободишь меня?
— Освобожу, — сказал Конан. — Освобожу землю от ползучей гадины — вот что я сделаю!
— Будь ты проклят! — выкрикнул Берлис, теряя силы, и Конан с силой пронзил его мечом.
Глаза умирающего распахнулись и загорелись адским красным огнем, а затем будто подернулись пеплом и погасли.
Конан быстро сунул руку за пазуху человеку-змею и, вытащив оттуда сверток, бросил на землю. Ткань развернулась сама собой, и взору изумленного варвара предстала целая гора самоцветов.
Они горели в солнечных лучах, как живые, они переливались и сверкали. Здесь были красные, синие, зеленые камни, превосходно ограненные и отшлифованные. Никогда в жизни Конан не видел такой красоты. Он ощутил прилив восторга, и горло у него перехватило.
— Успел… — шепнули мертвые уста Берлиса. Конан повернулся к телу, готовясь нанести еще несколько ударов, если потребуется. Киммериец был уверен в том, что нет такого существа, демона ли, человека ли, которого нельзя утихомирить ударом доброго холодного железа.
Но убивать Берлиса вторично не потребовалось. Прямо на глазах он превращался в змею. Одежда его сморщилась, превращаясь в чешуйки. Конан понял, что имел в виду угасающий дух Берлиса: еще несколько мгновений — и Конан ничего не смог бы достать из-за пазухи убитого, поскольку не стало бы одежды, и драгоценности оказались бы погребены внутри змеиного тела.
Конан плюнул на змею и оттолкнул ее ногой.
Но необратимая метаморфоза начала происходить и с сокровищами. Они потускнели, затем как бы сморщились — и вот уже перед киммерийцем оказалась гора глиняных черепков. Еще миг — и они рассыпались прахом.
— Мертвечина! — с отвращением проговорил Конан, вытирая свой меч о землю. Он снова сел в седло и двинулся дальше на запад, не оборачиваясь туда, где осталась лежать горстка глины и дохлая змея.
Сканирование текста: Каринэ
WWW.CIMMERIA.RU

1 2 3 4 5