А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

У
вас, милый Флателанд, особый дар отбрасывать черные тени!
Пастор непроизвольно сделал шаг в сторону - неловкое, очень смешное
движение, как у начинающего танцора. Наша смешливая Эбба не выдержала и
громко расхохоталась.
На бледных щеках Флателанда вспыхнули два темно-красных пятна. Его черные
глазки зажглись ветхозаветным гневом. В этот миг он выглядел просто
великолепно.
- Кто поносит слугу Господа, оскверняет и самого Всемогущего! - грянул
его необыкновенный голос. - И это не останется безнаказанным, нет, не
останется! И как сказано в Псалме Давида: Излей на них ярость Твою, и
пламень гнева Твоего да обымет их, жилище их да будет пусто, и в шатрах их
да не будет живущих! Псалом шестьдесят восемь, стих двадцать пять - двадцать
шесть! Он повернулся и двинулся восвояси. Но через несколько секунд снова
остановился и крикнул, тыча пальцем в небо:
- Господь не оставит нас! Он поможет мне найти пути и средства, чтобы
изгнать вас отсюда! Засим он продолжал свой путь. Танкред смотрел ему вслед
с живым интересом.
- Я думал, такие образы встречаются только в школьной литературе, -
сказал он серьезно и даже задумчиво. - А вот, живой человек... Я весьма
обеспокоен.
- Между тем, - вздохнув, подытожил Арне, - это было второе предупреждение
за двадцать четыре часа. Моя популярность в народе катастрофически падает...
Глава девятая. ТАЙНА СТАРОГО ЧЕРДАКА
Арне и Моника отправились с пляжа домой.
Я понимал, что им нужно побыть наедине - хотя бы затем, чтобы выяснить
отношения, однако, меня мучила неизвестность. Вдруг они помирятся? Арне
казался спокойным, но в его взгляде мне померещилась твердость, особая
собранность воли, как бывает, если решаешься на определенный шаг. А
Моника... она по-прежнему избегала моего взгляда. Я больше не мог спокойно
валяться и сел.
Эбба тоже сидела, задумчиво созерцая собственные ногти на ногах - они
были покрыты ярко-красным лаком.
- Карстен, скажи, этот Флателанд - состоятельный человек? - вдруг
спросила Эбба, как мне показалось, совсем невпопад.
"При чем тут Флателанд?", - подумал я и вздохнул.
Карстен ответил:
- Ну, я думаю, денежки у него есть. Он отнюдь не чужд и земных радостей,
насколько я могу судить... А что?
- Он сказал, что ссудил деньгами этого Дорума, чтобы тот выкупил дом. Но
мне что-то не верится, что этот пастор занимается чистой
благотворительностью. Очень уж он красноречив! И вообще, мне не верится,
будто человек в наши дни станет развивать такую бурную деятельность
исключительно из благочестивых побуждений. И держался он слишком нелепо...
Нет, по-моему, у этого пастора рыльце в пушку, Арне прав!
- Ну-ка, выкладывай, фру Шерлок Холмс! - Танкред обнял жену, подобравшись
к ней сзади, пока она рассуждала.
- Вот ты смеешься, - язвительно проговорила Эбба, тычась ему в щеку
очаровательным сморщенным носиком, - а почему? Сам растерялся, вот что! Не
отпирайся! Не то - укушу! И соблазню обнаженным телом!
Танкред расплылся в широкой и неожиданно глуповатой улыбке. Откровенно
говоря, я почувствовал к ним настоящую зависть: если бы Моника также сидела
со мной, и я мог свободно, при всех, ее обнимать и выслушивать эдакий милый
вздор! Да, я, пожалуй, впервые в жизни позавидовал женатому человеку. Я
взглянул на Карстена. Ха! Представитель богемы был тоже смущен, и не меньше
меня... Уж не влюбился ли он, в самом деле?
- Танкред! - нарочито громко сказал Йерн, - не мешай человеку! Уймись,
дай послушать!
- Правильно! - поддержал его я. - Нечего разводить тут Содом и Гоморру!
Он специально тебя отвлекает, Эбба, чтоб ты не подавила его интеллектом.
- Сейчас я подавлю его кулаками! - взвизгнула Эбба. - Он меня щекочет!
Негодяй!
Она дубасила Танкреда, а тот хохотал, завалившись на спину и брыкаясь.
Нет, это было решительно невыносимо! Мы с Карстеном отправились купаться.
Когда мы вернулись, они утихли, и Эбба возобновила свои рассуждения:
- Флателанд явно смутился, когда Арне спросил, а не сам ли он
заинтересован в этом деле. Значит, Дорум нужен пастору только как прикрытие,
как человек, имеющий моральные права на дом предков...
- Но послушай, - перебил ее я, - этот пастор не такой дурачок. Он же
должен понимать, что сумма-то слишком маленькая и Арне не вернет дом за
такие деньги!
- Вот тут-то и зарыта собака! Смотри; с одной стороны, пастору хочется
получить этот дом, он мог бы там прекрасно разместиться со своей общиной, но
с другой стороны, он скуп и не хочет тратить лишних денег. Что из этого
следует?
- Что?
- А то, что он придумал пугнуть Арне привидениями! Кому выгодно, чтобы
Арне отсюда уехал? Флателанду! Мотив ясен. Этот пастор в курсе всех местных
дел, и он придумал весьма недурной способ избавиться от конкурента - мы все
свидетели! Задействован, так сказать, местный колорит. И вот, если
предположить, что моя версия верна, наш пастор рассуждает так: я нагнал на
них страху, теперь попробую сам поговорить с ними... И он запускает пробный
шар. Но пастор недооценивает наши крепкие нервы!
- Милая моя! - покачал головой Карстен, - твоя версия имеет одно слабое
звено: в ней начисто отметается вопрос "как, каким образом?". Пастор -
нормальный человек из плоти и крови. Он при всем желании не смог бы пройти
сквозь стену. Как ты объяснишь вашу историю с комодом? Или то, что случилось
сегодня ночью?
- Нет, почему же... Я признаю/это выглядит довольно внушительно, можно
сказать, загадочно. Но знаешь ли, друг мой, я уже видела своими глазами, как
одну даму уложили в длинный черный ящик, потом распилили у всех на глазах, а
потом она оказалась целой и невредимой!
Сам понимаешь, это было в цирке. Но выглядело не менее загадочно!
- А к нам гостья! - сказал я.
На сей раз к нам шла Лиззи. На ней было коротенькое платье без рукавов с
узором из разноцветных бабочек. Она помахала нам тоненькой, детской рукой и
стала спускаться по тропинке. Карстен просиял. А я подумал, что все-таки
есть какая-то противоестественность в браке столь прелестного юного существа
со странным и неприятным стариком.
- Я так и думала, что вы тут купаетесь! - сказала Лиззи, забираясь к нам.
- Можно, я побуду с вами?
- Конечно! - ответил я. - Будете купаться? И не пора ли нам, кстати,
перейти на "ты"?
- С удовольствием, Пауль. Если никто не против...
- Никто! - заверила Эбба. - Во-первых, никто не хочет считать себя
старым, а во-вторых - мы всегда тебе рады!
- Правильно, - сказал Танкред. - Ну, как там твой муж?
- Он отправился в Лиллезунд. - Лиззи уселась рядом с Йерном. - А я не
люблю быть одна в доме. Он приедет нескоро, только вечером...
- Купаться будешь? - спросил Йерн. - Вода холодная.
- Нет, я так посижу... Вообще-то, я хотела с вами поговорить... сказать
одну вещь. Точнее, попросить... Я нашла ключ от чердака! И теперь вот
мучаюсь... Меня распирает от любопытства, и потом, я ведь имею право
знать... Я ведь тоже живу в этом доме! Я хочу знать... Но я... ужасная
трусиха. Как только представлю, что я войду туда одна... Нет, у меня просто
сердце останавливается!
- Хочешь, чтобы мы пошли с тобой? - Карстен внимательно посмотрел ей в
лицо.
- Обязательно! - быстро ответил ему Танкред и вскочил. - Непременно! Во
всяком случае, Лиззи, я с тобой, Я тоже умираю от любопытства и горю
желанием взглянуть на ваш чердак... Эбба, пойдешь?
- А как же? - Эбба уже собирала вещи. - Обожаю старые чердаки...
Мне показалось, в своем рвении они готовы на все, и я, не слишком,
впрочем, уверенно, проговорил:
- А вам не кажется, что это как-то некрасиво? И с юридической точки
зрения... А если хозяин вернется?
- Нет, нет! - перебила меня Лиззи. - Я же говорю: он придет только
вечером! И потом, это же я вас прошу мне помочь! А я ведь, в конце концов,
тоже хозяйка... Пауль, пойми меня правильно! У меня нет никакого недоверия к
мужу, наоборот, я его очень уважаю! Может быть, даже слишком сильно уважаю!
Но меня беспокоит: почему такие тайны? Я буду вам очень благодарна! Карстен,
я плохо поступаю?
- Нет, я не вижу тут ничего плохого, - отвечал Йерн, натягивая брюки. -
На твоем месте я поступил бы также. А на своем месте я скажу тебе вот что: я
тоже хочу знать, что он от тебя прячет.
Что мне оставалось? Да и впрямь было любопытно взглянуть на этот
таинственный чердак. Я накинул халат и мы двинулись к дому.
- Может, Арне и Моника тоже пойдут с нами? - сказала Эбба. - Намечается
настоящая экспедиция.
Но Арне и Моника изволили куда-то удалиться. Мне стало совсем не по себе.
Теперь я был рад, что можно отправиться вместе со всеми и не терзаться тут
от неизвестности. Мы оделись, оставили им записку и двинулись в путь.
Эбба шла со мной рядом, а остальные немного позади.
- По-моему, она смертельно боится мужа, - тихо сказала мне Эбба. -
Помнишь, у Агаты Кристи, кажется, "Коттедж Соловей"... Там одна женщина
вышла замуж за человека, про которого никто ничего не знал. И вот ее
начинают мучить разные подозрения. Смутные подозрения, что с ним что-то
неладно. И вдруг она обнаружила в ящике старые газетные вырезки. Оказалось,
он был убийцей. Некоторые преступники действительно хранят подобные
напоминания...
- Бог с тобой, что ты говоришь! - воскликнул я. - Мне и самому этот тип
неприятен, но до такого я бы все-таки не додумался!
И тут мне припомнился мой страшный сон, сегодняшний ночной кошмар:
конский труп с оскаленными зубами, золотой медальон на Монике, и Пале с
блестящим, как металл лицом. Эти картины с необычайной четкостью вставали
перед моими глазами.
- О чем задумался, Пауль? Что-то вспомнил?
- Да, я сегодня видел очень неприятный сон, и там присутствовал Пале...
Может, ты объяснишь, что бы это значило? Ты ведь занималась Фрейдом.
- Давай, попробуем. Расскажи подробно. Я рассказал. Разумеется, не во
всех деталях, но обстоятельно.
- Обычно бывает довольно трудно истолковывать сны, - заметила она для
начала, - если не знаешь преамбулы, так называемого анамнеза пациента. Но в
данном случае все, на редкость, просто. Этот сон насыщен элементарными
символами. Возьми себя в руки и слушай спокойно. Золотой медальон - символ
женской сексуальности. Он представляет Монику как объект сексуального
влечения. Во сне ты открываешь медальон и видишь там вздыбленного коня,
жеребца - правильно?
- Не знаю, жеребца или кобылу - я не заметил.
- Уверяю тебя, это был жеребец, - ее слова звучали деловито и
категорично, не хватало только белого халата и очков в роговой оправе,
впрочем, я и так почувствовал себя будто под микроскопом. - Итак, это символ
мужской сексуальности, в данном случае он символизирует Арне; собственно, в
медальоне она и носит его портрет...
- Но я не знал! Откуда мне знать? - запротестовал я, но было уже слишком
поздно.
- Твое подсознание это знает! Иными словами, ты увидел, что Арне -
возлюбленный Моники, как оно и есть на самом деле. Но твой сон показывает,
что ты сам в нее влюблен: открывая медальон, ты надеешься увидеть там СВОЙ
портрет, правда? Ты хочешь, чтобы она стала твоей. Ты хочешь избавиться от
соперника - и вот ты видишь этого жеребца мертвым. Символ все тот же,
значит, на самом деле ты увидел труп Арне. Твой сон означает желание смерти.
- Нет, с тобой просто сойдешь с ума! И потом, непонятно: причем же тут
Пале?
- Появление Пале тоже очень оправдано. Здесь почти точный повтор
вчерашнего эпизода в конюшне, верно? Этот Пале ассоциируется у тебя с
испугом лошади, поэтому он воплощает страх. Он и сам тебе неприятен, и вы
все говорите, что в нем есть нечто таинственное, мефистофельское. Когда во
сне делаешь что-нибудь запретное, про что ты сам знаешь, что это нехорошо,
обязательно становится страшно. Обычно, возникает какая-то фигура, которой
боишься. Персонифицированный страх. Вспомни: когда ты был мальчиком - как
что-нибудь натворишь, обязательно в твоем сознании возникает злой "бука" или
какое-то страшилище, которое тебя схватит и утащит...
- Да ничего подобного! У меня были разумные, добрые родители, и я в
детстве ничего не боялся! И никто меня не пугал, и вообще не наказывал! И
давай прекратим. Ты тут такого наговорила - волосы дыбом! Обвиняешь меня во
всех смертных грехах, во всех пороках... Противно, ей-Богу!
Эбба расхохоталась:
- Пауль, милый, не драматизируй! Каждый нормальный человек во сне
нарушает этические запреты, мы все - дикие звери, когда спим. Иначе мы сошли
бы сума! Сон - это естественный выброс, вентиляция психики, только и всего.
Чем дурнее сон, тем цивилизованнее и сдержаннее может быть человек, когда
проснется...
Слушая ее разглагольствования, я давал себе клятву. никому не
рассказывать своих снов! Никогда больше! И уж во всяком случае, никаким
психологам! И чем теперь это все кончится?
Эбба, разумеется, читала мои мысли:
- Пауль, не надо себя винить. Во-первых, я никому не скажу, о чем мы с
тобой говорили. Это первая заповедь медика и психолога, чтобы ты знал. А
во-вторых, если б ты не доверился мне, то я не сказала бы тебе одну важную
вещь: ты нравишься Монике.
- Насколько я знаю, она относится ко мне по-дружески... а ты думаешь?
- Я не думаю, а знаю. И тут не надо быть психологом. Мое женское чутье
лучше обычного психоанализа. Она весьма и весьма к тебе неравнодушна, можешь
мне поверить.
- И что же мне делать, Эбба? Ведь Арне мой друг...
- И даже если во сне ты готов его убить, то на самом деле ты не хотел бы
лишиться его дружбы? Все правильно. Да, я думаю, Арне не слишком бы это
понравилось. Он даже не понимает, насколько он сам бестолков с женщинами! Не
в обиду ему будет сказано: он, как и многие быстро разбогатевшие люди,
уверен, что деньги дадут ему все! Вся его энергия направлена на прибыль и на
собственный престиж. Он обаятелен, но... Короче, с Моникой он промахнулся,
это я тебе точно говорю. Ей нужен душевный контакт и поддержка, чего он ей
дать не может, понимаешь? Она с ним порвет, я уверена. Так что тебе надо
только чуть-чуть подождать. Терпение, Пауль, терпение. Нет, точно,
когда-нибудь я стану старой сводней!
За разговорами я не заметил, как мы отмахали весь путь и теперь входили в
знакомую аллею под сводами высоких мощных деревьев. Солнце пробивалось
сквозь крышу из плотных листьев, воздух светился и переливался, мы шли
словно по дну зеленого аквариума. Две желтые крупные бабочки мелькали перед
моими глазами, все было тихо, природу объял сладкий полуденный сон.
Мы с Эббой замедлили шаг, и остальные догнали нас. Карстен сказал:
- Вот здесь в прошлый раз наша лошадь перепугалась и встала!
- Значит, там твой дом?
Танкред обращался к Лиззи, но она не ответила.
- Господи! Опять этот тип! - прошептала Лиззи, встревоженно глядя вперед.
На крыльце мы увидели мужскую фигуру. Видимо, гость постучал в дверь и
теперь ждал, поглядывая на окна. Возможно, если бы не реакция Лиззи, я не
сразу узнал бы Рейна, но человек на крыльце обернулся в нашу сторону, и я,
как в бинокль, увидел его смазанные, мертвые глаза...
- Ну что ему нужно? - чуть слышно выдохнула Лиззи. - Мужа нет дома. Пусть
он уйдет!
- Но я бы хотел с ним поговорить! - сухо сказал Танкред и прибавил шагу.
- Пойдемте скорей! Ах, ты, черт!
К большой досаде Танкреда и к моей собственной радости, Рейн не стремился
общаться с нами. Он сразу же повернулся и быстро пошел в противоположную
сторону, когда мы подошли к крыльцу, он уже скрылся за углом.
- Этот господин держится подозрительно, - заметила Эбба, - отчего это он
удирает от людей? Ой, смотрите, кто там?
В кустах у дороги мелькнула тень: какой-то зверь выскочил на дорогу и
стремглав пересек ее.
- Кто это такой шустрый? Неужели собака? - спросил я.
- Какая собака - кошка? Большая кошка! Вон! Вон она! И Карстен взмахнул
рукой. Действительно, чуть подальше дорогу еще раз пересекла большая черная
кошка и помчалась вслед Рейну. Надо признать, она была очень большая и очень
пушистая, и я невольно вспомнил слова Арне, когда он описывал свою
неожиданную гостью в желтой комнате: "чудовищный зверь, огромный и косматый,
как медведь".
- Слушайте, - сказал я, - а это не тот ли котище, который является в
"пиратском гнезде"? Такая зверюга вполне могла справиться с маленьким псом.
Помнишь, Карстен, какие на нем были раны?
Карстен молча кивнул, а Танкред глубокомысленно заметил:
- Вполне возможно. Во всяком случае, роскошный экземпляр, и вполне
совпадает с описаниями очевидцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23