Если мы не верим, что он примет наши условия, может, и отпускать его не стоило?
– Может, и не стоило, – согласилась Кристина.
– Он свободен, – сказал Гарет, – по справедливому решению суда. Но это нападение…
– Имело свои причины и, в конце концов, ничего не меняет, – заверил его Кейн.
Энтрери спрятал кинжал, а Гарет увлек Кристину и Дугальда обратно в зал.
– Я пропустил что-то интересное? – раздался вдруг донельзя знакомый голос.
– Полагаю, это он меня сторговал? – уточнил Энтрери у монаха.
– Твой друг-дроу умеет убеждать, у него всегда козырь в рукаве, – подтвердил тот.
– Вот уж точно.
* * *
Вскоре Энтрери шел бок о бок с Джарлаксом по булыжной мостовой, совсем не чувствуя себя свободным. Из башни Гарета он, конечно, вышел. Но не все темницы сделаны из камня и железных решеток, подумал он и нащупал волшебную флейту, заткнутую сзади за ремень. Чем стал для него этот инструмент – тюрьмой или ключом от тюремного замка, Энтрери так и не решил.
Солнце быстро садилось за горами по ту сторону маленького озера, за приятелями бежали длинные тени. Уже чувствовалось холодное дыхание вечернего ветра.
– Пока вы тут ходите, песни поете, как будто сам черт вам не брат, – заголосил кто-то позади них.
Джарлакс обернулся, а Энтрери недовольно скривился.
– Я буду сидеть, ворчать и пыхтеть, жизни нисколько не рад? Нет, я лучше напьюсь, от пуза нажрусь и девчонку щипну за зад! А-ха-ха! – закончил Атрогейт. – Эй-эй! Черная лысина! Погоди-ка, а то моим коротким ножкам за тобой не угнаться! Обнимать я тебя, конечно, не стану, но спасибо, что вытащил меня из этой дыры!
– Ушам своим не верю, – чуть слышно процедил Энтрери.
– Он нам полезен, – сказал Джарлакс. – Сильный как бык, не унывает.
– И выносить его можно с трудом.
– В последнее время ему не слишком-то весело было из-за дел с Цитаделью. Пусть радуется.
– А я-то надеялся, ты меня выручил, обменяв на него, – довольно громко сказал Энтрери, подождав, когда Атрогейт подойдет совсем близко.
– А-ха-ха! – разразился тот громовым хохотом. Убийца подумал, что оскорбить или обидеть толстокожего дворфа просто невозможно.
– Артемис, ты несправедлив. – Джарлакс с притворной горечью прикрыл глаза. – Я никогда не бросаю друзей.
Энтрери хмыкнул.
– Поверь, когда я узнал, что Нелликт забрал Калийю прямо из ее комнаты в Воротах Ваасы и Цитадель… – начал дроу и оборвал себя на полуслове, заметив, как глаза приятеля расширяются от ужаса. – Знаешь, добраться до логова Нелликта было непросто, – добавил он.
– Где она?
– В полном порядке, вон в той таверне, в хорошем номере, – ответил дроу. – Я никогда не бросаю друзей.
– Ее забрал Нелликт?
– Угу-угу, – вмешался Атрогейт. – А твой лысый черномазый дружок забрал у Нелликта башку и поставил ее перед троном Гарета, вот так-то. А-ха-ха! Хотел бы я посмотреть, как Кристина скривилась!
Энтрери пристально поглядел на Джарлакса, а тот, отвесив поклон, сказал:
– Твоя дама тебя ждет. Под страхом смертной казни мы трое должны покинуть земли Бладстоуна в течение десяти суток, но свободный денек, я думаю, у нас все же есть. Может, уговоришь Калийю ехать с нами.
Энтрери растерянно молчал. Когда он заставил Джарлакса уйти через портал, то думал, что больше никогда его не увидит, однако последние события: неожиданное освобождение, появление дворфа, вести о Калийе – накрыли его с головой, как океанская волна. Теперь она откатывалась, как будто увлекая и его за собой.
– Ступай к ней, – тихо и серьезно сказал Джарлакс. – Она обрадуется.
– И пока ты будешь с ней развлекаться, я, пожалуй, пойду поскорей надираться! – провозгласил Атрогейт и разразился идиотским смехом.
Энтрери метнул в Джарлакса острый взгляд, а тот сделал приглашающий жест в сторону таверны.
* * *
Джарлакс с Атрогейтом подождали, пока Энтрери поднимется по лестнице в «Последний привал», самую лучшую гостиницу Бладстоун-Виллиджа, где предлагали чистые комнаты, хорошее эльфийское вино и красивый вид на Белое Дерево со всех балконов.
И Атрогейта, и Джарлакса в городе знали. Один прославился своими подвигами на севере и мастерским владением кистенями, а второй был дроу, и этого оказалось вполне достаточно!
Однако сегодня все встречные поглядывали на них с подозрением.
– Похоже, новость о том, что Гарет нас помиловал, сюда пока не дошла, – заметил Джарлакс, усаживаясь на стул в дальнем углу обеденного зала.
– Ничего себе «помиловал»! – воскликнул Атрогейт. – Хотя я не прочь убраться из Бладстоуна. Особенно учитывая, что Цитадель наверняка захочет отплатить за Нелликта.
– Это точно, – согласился дроу и повернулся к служанке, чтобы скрыть улыбку.
Им едва успели принести первый заказ – Джарлаксу вино, а дворфу мед, – как в дверях таверны неожиданно появились старые знакомые темного эльфа.
– Кажется, я еще никогда не видел у тебя такой изумленной рожи, – глядя на него, сказал дворф.
– Поверь мне, это случается очень редко, – отозвался Джарлакс, не отводя взгляда от сестер-драконов.
– Чего, завел зазнобу, да? – подмигнул Атрогейт и разразился хохотом, когда женщины направились к их столику.
– Сударыни Ильнезара и Тазмикелла, – представил Джарлакс, вежливо вставая при их приближении. – Я надеялся повидаться с вами в Гелиогабалусе по пути к южной границе королевства.
У столика стояло только три стула. Тазмикелла заняла свободный и жестом предложила Джарлаксу сесть. Ильнезара поглядела на Атрогейта.
– Нам надо поговорить с Джарлаксом, – сказала она.
– А-ха-ха! Что ж, а я послушаю. Вряд ли ему удастся вас развеселить, так, может, я…
Не дав договорить, Ильнезара одной рукой ухватила его за грудки и рывком подняла.
Атрогейт поперхнулся и задрыгал ногами в воздухе.
– Вот это да! – вскричал он. – Ну и ручки у дамочки, правда, эльф? А-ха-ха!
Ильнезара вперила в него гневный взор. Похоже, ее ничуть не заботило, что все взгляды в таверне были прикованы к ней, – ведь не каждый день увидишь изящную красавицу, без видимых усилий держащую на весу в вытянутой руке дворфа весом в двести фунтов, да еще и в доспехах.
– Знаешь, красотка, ты, может, и хлебнула зелья, чтобы прибавить себе силенок, – сказал Атрогейт, – но лучше будь умницей и поставь меня. Баба должна знать свое место.
Джарлакс настороженно замер.
– Как скажешь, – согласилась Ильнезара и, поискав глазами свободное пространство, швырнула дворфа через весь зал так, что он полетел к стенке, увлекая за собой мебель.
Приземлившись, дворф тут же в ярости вскочил, но вдруг покачнулся и рухнул.
Ильнезара, даже не взглянув на него, опустилась на его стул.
– Не убивай его, пожалуйста, – попросил Джарлакс. – Он мне дорого обошелся.
– Ты уходишь от нас, – сказала Тазмикелла.
– Ничего другого мне не остается. Ваш король Гарет ясно дал мне понять, что настал предел его гостеприимству.
– Но ты, конечно, ни в чем не виноват.
– Твоя издевка весьма уместна.
– Нам от тебя кое-что нужно, – вмешалась Ильнезара.
– Сударыня, вы получали это от меня много раз, – обиженно ответил Джарлакс, в то же время пристально следя за ее лицом, – все-таки шутить с драконами опасно.
К счастью, Ильнезара улыбнулась.
– Мы знаем, что они у тебя, – поспешила сказать Тазмикелла, не давая сестре и дроу увести разговор в сторону. – Нам нужны оба камня, и из башни Герминикля, и из замка.
– И больше тот, что из замка, – добавила Ильнезара.
– Уршула бы обрадовался, – заметил Джарлакс. – А все-таки этот король-колдун был не дурак.
– Ты признаешь, что они у тебя?
– Камни, вырезанные в форме черепов, – кивнул Джарлакс. – Один человеческий, другой драконий. Вы знали о них, когда отправляли меня в Ваасу.
– Так ты их достал? – нетерпеливо спросила Ильнезара.
– Да, оба.
– Давай же сюда.
– И не вздумай торговаться, – предупредила Тазмикелла.
– У меня их нет.
Сестры тревожно переглянулись и с недоверием уставились на дроу.
Атрогейту между тем удалось встать на колени. Тряхнув косматой головой, он поднялся на ноги и, качаясь, сделал шаг к столу.
– Мне пришлось просить помощи старых друзей, чтобы уйти от короля Гарета, – пояснил дроу и обратился к Ильнезаре: – Ты же владеешь приемами магии провидения. Что тебе стоит сотворить заклинание и выяснить, правду я говорю или нет?
– Тот Джарлакс, которого я знала, не смог бы так легко расстаться со столь ценными вещами, – заметила Ильнезара, но все же последовала его совету и принялась за осуществление заклинания.
– Просто ты ничего не знаешь о Бреган Д'эрт.
– Д'эрт? Разве не так ты назвал замок? – поинтересовалась Тазмикелла.
– Точно. Это группа независимых… предпринимателей из Мензоберранзана, моего родного города. Я их вызвал, чтобы скрыться от Гарета, и просил помочь освободить Калийю из Цитадели Убийц.
– Мы слышали, что ты принес Гарету голову Нелликта, – сказала Тазмикелла.
Вдруг Атрогейт, по-бычьи пригнув голову, с разбегу бросился на Ильнезару. Она, не глядя, выставила ладонь, и он, упершись в нее лбом, остановился как вкопанный, будто врезался в каменную стену. Женщина обернулась и дунула на него. Атрогейта подбросило в воздух, он перевернулся и шлепнулся пузом на пол. Поднявшись на четвереньки, дворф уставился на нее со смешанным чувством восторга и недоумения, не подозревая, конечно, кто она такая на самом деле.
– Эх, мне бы такую девчонку, – мечтательно проговорил он и снова рухнул замертво.
– Это обошлось мне недешево, – продолжал Джарлакс, когда все успокоились. – Но бросить Калийю на верную смерть я не мог, кроме того, мне нужно было обменять на что-то моего друга… друзей, – поправился он, мельком глянув на Атрогейта, – чтобы вызволить их из темницы Гарета.
– Ты что, отдал камни своим приятелям из Подземья? – воскликнула Тазмикелла.
– А что бы я с ними делал? Подземье же – самое место для подобных вещиц. Здесь, в Верхнем Мире, от них будут одни неприятности.
– В Подземье от них тоже будут одни неприятности, – заметила Ильнезара.
– Оно и к лучшему, – ответил Джарлакс, поднимая бокал.
Тазмикелла вопросительно посмотрела на сестру, и та, чуть помедлив, кивнула, подтверждая, что он не лжет.
– Ладно, мы это еще выясним, – сказала Тазмикелла.
Но Джарлакс слушал ее вполуха, потому что некто вдруг вклинился в его мысли.
– Именно этого я от вас и ожидал, – проговорил он, вставая и касаясь шляпы. – А теперь прошу простить меня, срочное дело.
– Мы тебя еще не отпустили, – заметила Тазмикелла.
– Сударыни, пожалуйста, позвольте мне откланяться.
– Мастер Кейн приказал нам унести вас из страны, – сказала Ильнезара. – Вылетим на рассвете.
– Значит, до утра.
Тазмикелла рукой преградила ему дорогу, и Джарлакс с мольбой посмотрел на ее сестру.
– Пропусти его, – попросила Ильнезара. Тазмикелла смерила дроу взглядом разгневанного дракона, но руку все же опустила.
– Позаботься о нем, – на ходу указал дроу служанке на Атрогейта. – Как придет в себя, усади и дай столько выпивки, сколько потребует, ему нужно залечить раны. – И он бросил девушке мешочек с монетами.
* * *
Ее волосы бились по спине, влажное от пота тело поблескивало в тусклом свете свечей. Изогнувшись дугой, Калийа запрокинула лицо, грудь ее тяжело вздымалась, с губ срывались тихие стоны.
Энтрери смотрел на нее снизу, стараясь навеки запечатлеть этот образ в памяти. Она была его отдохновением, его островком покоя. С ней он мог ненадолго забыть о своей злости. Он был зол на Джарлакса, который использовал его в своих целях, но еще больше разозлился из-за того, что оказался обязанным дроу своей свободой, – меньше всего ему хотелось быть у него в долгу. Снова придется странствовать, снова с Джарлаксом, да еще, похоже, с несносным Атрогейтом.
И с Калийей, подумал он, проведя ладонью от ее шеи к животу. Он надеялся, что она станет его якорем, его бухтой, благодаря ей он соберется с силами и, в конце концов, придумает, как навсегда избавиться от Джарлакса.
Только так ли уж сильно он этого хочет?
Бедняга совсем запутался. Он бросил взгляд на кучу своих вещей, где среди одежды и прочего лежала флейта Идалии. Это все она виновата, она заставила его распахнуть сердце в надежде на то, что жизнь может стать чем-то большим, чем просто существованием.
Он никак не мог с этим смириться, но все же чувствовал признательность.
Раньше все было определенно. А теперь – путаные чувства, странная смесь любви и ненависти, отчаянных желаний и холодной сдержанности, дружбы и стремления к одиночеству. Все невнятно и неясно.
Однако, взглянув на свою любимую, он мысленно осекся. Вот она, теплая, живая. Впервые в жизни он принадлежал женщине безраздельно.
Калийа опустила голову и пронзительно посмотрела ему в глаза. Закусив губу, она дышала коротко и часто. Потом напряглась, как тетива, и рывком запрокинула голову назад.
Прикрыв веки, он полностью отдался подхватившему его приливу. Он чувствовал, как расслабилось ее тело, и открыл глаза, думая, что она сейчас ляжет ему на грудь.
Но вместо этого увидел, что она возвышается над ним, сжимая в руке кинжал, целясь прямо в сердце.
Спасения не было – не увернешься, не спрячешься. Он мог хотя бы заслониться рукой, но не стал, потому что вдруг в это мгновение ему стало пронзительно ясно, что все надежды рухнули и нет никакой бухты, все ложь, ничто в жизни его больше не держит. Какой смысл искать спасения?
Этот удар был пострашнее удара клинком.
ЧАСТЬ 3
ДОРОГА ДОМОЙ
Главная цель самоосмысления – создание ясного, честного образа самого себя. На этом пути нужно отбросить ложные покровы и стать лицом к лицу с правдой – даже если признавать собственные ошибки больно. Сталкиваясь с непоследовательностью, мы пытаемся закрыть на нее глаза, ведь всем нам хочется быть цельными и последовательными.
Но на пути самоосмысления нет места такому уклонению от правды. Человеку, ставшему на эту дорогу, просто необходимо признать свои ошибки, принять их и двигаться дальше с желанием стать лучше.
Существует множество причин, по которым мы обманываем самих себя. Как правило, мы делаем это, чтобы потешить самолюбие, но бывает, и оттого, что боимся.
Ибо иногда, как я понял недавно, мы боимся питать надежды, поскольку надежда предполагает ожидание, а на смену ожиданию может прийти разочарование.
И потому я снова спрашиваю себя напрямую – по крайней мере, мне кажется, что я не пытаюсь уклониться от правды, – почему я чувствую странное сродство с человеком, отринувшим почти все, что есть для меня драгоценного в жизни, с Артемисом Энтрери? Почему мысли о нем вообще приходят мне в голову? И отчего я не убил его, когда мог это сделать? Что именно помешало мне нанести последний удар?
Вплоть до недавнего времени, пока я наконец не разрешил этот вопрос, я часто спрашивал себя: а не стал бы я таким же, как Артемис Энтрери, не сбеги я в свое время из Мензоберранзана? Быть может, все нарастающий гнев заставил бы меня вступить на тот же путь, что и он, на путь безжалостного убийцы? И вполне допустимо, что в стремлении к телесному совершенству я потерял бы душу и спрятался бы, как в раковину, в холодную жизнь без чувств и страстей. Вероятно, если отсутствует страсть, нет места и самоисследованию, а при таком отношении к себе я и впрямь потерял бы душу, останься я в городе своего детства.
И лишь сейчас, когда я сбросил, наконец, груз вины, так долго тяготивший меня, я могу с полной уверенностью утверждать, что не стал бы подобием Артемиса Энтрери, даже если бы остался в Мензоберранзане. Скорее, обратив весь свой гнев вовне, а не внутрь, сделав ярость своим доспехом, я мог бы стать похожим на Закнафейна. Не могу сказать, что желал бы такой жизни, как прожил он, да и вряд ли я смог бы долго терпеть такое существование, но пройти путь Энтрери я хотел бы еще меньше.
Итак, теперь меня это больше не тревожит, мы с Энтрери вовсе непохожи в том смысле, в каком я боялся. И тем не менее, я продолжаю думать о нем, причем часто. Видимо, оттого, что питаю надежды.
Забавная штука – реальность. Правда – вовсе не такая определенная и неизменная вещь, как нам того хотелось бы; восприятием нашим руководит эгоизм, а восприятие находит себе подтверждение. Например, неприятное отражение в зеркале можно приукрасить, получше причесав волосы.
Итак, верно, что мы манипулируем реальностью. Мы можем уговаривать, вводить в заблуждение. Можем заставить окружающих видеть нас в нужном свете. Можно спрятать эгоизм за показной щедростью, замаскировать под великодушие страстное желание быть любимым и уважаемым, скрыть нетерпеливое желание под нежной улыбкой, чтобы сломить нерешительность робкой возлюбленной. Мир не только мираж, зачастую он просто обман. Ведь история пишется победителями, и потому складывается впечатление, что детей, погибших под копытами коней победоносной армии, как будто не существовало вовсе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Может, и не стоило, – согласилась Кристина.
– Он свободен, – сказал Гарет, – по справедливому решению суда. Но это нападение…
– Имело свои причины и, в конце концов, ничего не меняет, – заверил его Кейн.
Энтрери спрятал кинжал, а Гарет увлек Кристину и Дугальда обратно в зал.
– Я пропустил что-то интересное? – раздался вдруг донельзя знакомый голос.
– Полагаю, это он меня сторговал? – уточнил Энтрери у монаха.
– Твой друг-дроу умеет убеждать, у него всегда козырь в рукаве, – подтвердил тот.
– Вот уж точно.
* * *
Вскоре Энтрери шел бок о бок с Джарлаксом по булыжной мостовой, совсем не чувствуя себя свободным. Из башни Гарета он, конечно, вышел. Но не все темницы сделаны из камня и железных решеток, подумал он и нащупал волшебную флейту, заткнутую сзади за ремень. Чем стал для него этот инструмент – тюрьмой или ключом от тюремного замка, Энтрери так и не решил.
Солнце быстро садилось за горами по ту сторону маленького озера, за приятелями бежали длинные тени. Уже чувствовалось холодное дыхание вечернего ветра.
– Пока вы тут ходите, песни поете, как будто сам черт вам не брат, – заголосил кто-то позади них.
Джарлакс обернулся, а Энтрери недовольно скривился.
– Я буду сидеть, ворчать и пыхтеть, жизни нисколько не рад? Нет, я лучше напьюсь, от пуза нажрусь и девчонку щипну за зад! А-ха-ха! – закончил Атрогейт. – Эй-эй! Черная лысина! Погоди-ка, а то моим коротким ножкам за тобой не угнаться! Обнимать я тебя, конечно, не стану, но спасибо, что вытащил меня из этой дыры!
– Ушам своим не верю, – чуть слышно процедил Энтрери.
– Он нам полезен, – сказал Джарлакс. – Сильный как бык, не унывает.
– И выносить его можно с трудом.
– В последнее время ему не слишком-то весело было из-за дел с Цитаделью. Пусть радуется.
– А я-то надеялся, ты меня выручил, обменяв на него, – довольно громко сказал Энтрери, подождав, когда Атрогейт подойдет совсем близко.
– А-ха-ха! – разразился тот громовым хохотом. Убийца подумал, что оскорбить или обидеть толстокожего дворфа просто невозможно.
– Артемис, ты несправедлив. – Джарлакс с притворной горечью прикрыл глаза. – Я никогда не бросаю друзей.
Энтрери хмыкнул.
– Поверь, когда я узнал, что Нелликт забрал Калийю прямо из ее комнаты в Воротах Ваасы и Цитадель… – начал дроу и оборвал себя на полуслове, заметив, как глаза приятеля расширяются от ужаса. – Знаешь, добраться до логова Нелликта было непросто, – добавил он.
– Где она?
– В полном порядке, вон в той таверне, в хорошем номере, – ответил дроу. – Я никогда не бросаю друзей.
– Ее забрал Нелликт?
– Угу-угу, – вмешался Атрогейт. – А твой лысый черномазый дружок забрал у Нелликта башку и поставил ее перед троном Гарета, вот так-то. А-ха-ха! Хотел бы я посмотреть, как Кристина скривилась!
Энтрери пристально поглядел на Джарлакса, а тот, отвесив поклон, сказал:
– Твоя дама тебя ждет. Под страхом смертной казни мы трое должны покинуть земли Бладстоуна в течение десяти суток, но свободный денек, я думаю, у нас все же есть. Может, уговоришь Калийю ехать с нами.
Энтрери растерянно молчал. Когда он заставил Джарлакса уйти через портал, то думал, что больше никогда его не увидит, однако последние события: неожиданное освобождение, появление дворфа, вести о Калийе – накрыли его с головой, как океанская волна. Теперь она откатывалась, как будто увлекая и его за собой.
– Ступай к ней, – тихо и серьезно сказал Джарлакс. – Она обрадуется.
– И пока ты будешь с ней развлекаться, я, пожалуй, пойду поскорей надираться! – провозгласил Атрогейт и разразился идиотским смехом.
Энтрери метнул в Джарлакса острый взгляд, а тот сделал приглашающий жест в сторону таверны.
* * *
Джарлакс с Атрогейтом подождали, пока Энтрери поднимется по лестнице в «Последний привал», самую лучшую гостиницу Бладстоун-Виллиджа, где предлагали чистые комнаты, хорошее эльфийское вино и красивый вид на Белое Дерево со всех балконов.
И Атрогейта, и Джарлакса в городе знали. Один прославился своими подвигами на севере и мастерским владением кистенями, а второй был дроу, и этого оказалось вполне достаточно!
Однако сегодня все встречные поглядывали на них с подозрением.
– Похоже, новость о том, что Гарет нас помиловал, сюда пока не дошла, – заметил Джарлакс, усаживаясь на стул в дальнем углу обеденного зала.
– Ничего себе «помиловал»! – воскликнул Атрогейт. – Хотя я не прочь убраться из Бладстоуна. Особенно учитывая, что Цитадель наверняка захочет отплатить за Нелликта.
– Это точно, – согласился дроу и повернулся к служанке, чтобы скрыть улыбку.
Им едва успели принести первый заказ – Джарлаксу вино, а дворфу мед, – как в дверях таверны неожиданно появились старые знакомые темного эльфа.
– Кажется, я еще никогда не видел у тебя такой изумленной рожи, – глядя на него, сказал дворф.
– Поверь мне, это случается очень редко, – отозвался Джарлакс, не отводя взгляда от сестер-драконов.
– Чего, завел зазнобу, да? – подмигнул Атрогейт и разразился хохотом, когда женщины направились к их столику.
– Сударыни Ильнезара и Тазмикелла, – представил Джарлакс, вежливо вставая при их приближении. – Я надеялся повидаться с вами в Гелиогабалусе по пути к южной границе королевства.
У столика стояло только три стула. Тазмикелла заняла свободный и жестом предложила Джарлаксу сесть. Ильнезара поглядела на Атрогейта.
– Нам надо поговорить с Джарлаксом, – сказала она.
– А-ха-ха! Что ж, а я послушаю. Вряд ли ему удастся вас развеселить, так, может, я…
Не дав договорить, Ильнезара одной рукой ухватила его за грудки и рывком подняла.
Атрогейт поперхнулся и задрыгал ногами в воздухе.
– Вот это да! – вскричал он. – Ну и ручки у дамочки, правда, эльф? А-ха-ха!
Ильнезара вперила в него гневный взор. Похоже, ее ничуть не заботило, что все взгляды в таверне были прикованы к ней, – ведь не каждый день увидишь изящную красавицу, без видимых усилий держащую на весу в вытянутой руке дворфа весом в двести фунтов, да еще и в доспехах.
– Знаешь, красотка, ты, может, и хлебнула зелья, чтобы прибавить себе силенок, – сказал Атрогейт, – но лучше будь умницей и поставь меня. Баба должна знать свое место.
Джарлакс настороженно замер.
– Как скажешь, – согласилась Ильнезара и, поискав глазами свободное пространство, швырнула дворфа через весь зал так, что он полетел к стенке, увлекая за собой мебель.
Приземлившись, дворф тут же в ярости вскочил, но вдруг покачнулся и рухнул.
Ильнезара, даже не взглянув на него, опустилась на его стул.
– Не убивай его, пожалуйста, – попросил Джарлакс. – Он мне дорого обошелся.
– Ты уходишь от нас, – сказала Тазмикелла.
– Ничего другого мне не остается. Ваш король Гарет ясно дал мне понять, что настал предел его гостеприимству.
– Но ты, конечно, ни в чем не виноват.
– Твоя издевка весьма уместна.
– Нам от тебя кое-что нужно, – вмешалась Ильнезара.
– Сударыня, вы получали это от меня много раз, – обиженно ответил Джарлакс, в то же время пристально следя за ее лицом, – все-таки шутить с драконами опасно.
К счастью, Ильнезара улыбнулась.
– Мы знаем, что они у тебя, – поспешила сказать Тазмикелла, не давая сестре и дроу увести разговор в сторону. – Нам нужны оба камня, и из башни Герминикля, и из замка.
– И больше тот, что из замка, – добавила Ильнезара.
– Уршула бы обрадовался, – заметил Джарлакс. – А все-таки этот король-колдун был не дурак.
– Ты признаешь, что они у тебя?
– Камни, вырезанные в форме черепов, – кивнул Джарлакс. – Один человеческий, другой драконий. Вы знали о них, когда отправляли меня в Ваасу.
– Так ты их достал? – нетерпеливо спросила Ильнезара.
– Да, оба.
– Давай же сюда.
– И не вздумай торговаться, – предупредила Тазмикелла.
– У меня их нет.
Сестры тревожно переглянулись и с недоверием уставились на дроу.
Атрогейту между тем удалось встать на колени. Тряхнув косматой головой, он поднялся на ноги и, качаясь, сделал шаг к столу.
– Мне пришлось просить помощи старых друзей, чтобы уйти от короля Гарета, – пояснил дроу и обратился к Ильнезаре: – Ты же владеешь приемами магии провидения. Что тебе стоит сотворить заклинание и выяснить, правду я говорю или нет?
– Тот Джарлакс, которого я знала, не смог бы так легко расстаться со столь ценными вещами, – заметила Ильнезара, но все же последовала его совету и принялась за осуществление заклинания.
– Просто ты ничего не знаешь о Бреган Д'эрт.
– Д'эрт? Разве не так ты назвал замок? – поинтересовалась Тазмикелла.
– Точно. Это группа независимых… предпринимателей из Мензоберранзана, моего родного города. Я их вызвал, чтобы скрыться от Гарета, и просил помочь освободить Калийю из Цитадели Убийц.
– Мы слышали, что ты принес Гарету голову Нелликта, – сказала Тазмикелла.
Вдруг Атрогейт, по-бычьи пригнув голову, с разбегу бросился на Ильнезару. Она, не глядя, выставила ладонь, и он, упершись в нее лбом, остановился как вкопанный, будто врезался в каменную стену. Женщина обернулась и дунула на него. Атрогейта подбросило в воздух, он перевернулся и шлепнулся пузом на пол. Поднявшись на четвереньки, дворф уставился на нее со смешанным чувством восторга и недоумения, не подозревая, конечно, кто она такая на самом деле.
– Эх, мне бы такую девчонку, – мечтательно проговорил он и снова рухнул замертво.
– Это обошлось мне недешево, – продолжал Джарлакс, когда все успокоились. – Но бросить Калийю на верную смерть я не мог, кроме того, мне нужно было обменять на что-то моего друга… друзей, – поправился он, мельком глянув на Атрогейта, – чтобы вызволить их из темницы Гарета.
– Ты что, отдал камни своим приятелям из Подземья? – воскликнула Тазмикелла.
– А что бы я с ними делал? Подземье же – самое место для подобных вещиц. Здесь, в Верхнем Мире, от них будут одни неприятности.
– В Подземье от них тоже будут одни неприятности, – заметила Ильнезара.
– Оно и к лучшему, – ответил Джарлакс, поднимая бокал.
Тазмикелла вопросительно посмотрела на сестру, и та, чуть помедлив, кивнула, подтверждая, что он не лжет.
– Ладно, мы это еще выясним, – сказала Тазмикелла.
Но Джарлакс слушал ее вполуха, потому что некто вдруг вклинился в его мысли.
– Именно этого я от вас и ожидал, – проговорил он, вставая и касаясь шляпы. – А теперь прошу простить меня, срочное дело.
– Мы тебя еще не отпустили, – заметила Тазмикелла.
– Сударыни, пожалуйста, позвольте мне откланяться.
– Мастер Кейн приказал нам унести вас из страны, – сказала Ильнезара. – Вылетим на рассвете.
– Значит, до утра.
Тазмикелла рукой преградила ему дорогу, и Джарлакс с мольбой посмотрел на ее сестру.
– Пропусти его, – попросила Ильнезара. Тазмикелла смерила дроу взглядом разгневанного дракона, но руку все же опустила.
– Позаботься о нем, – на ходу указал дроу служанке на Атрогейта. – Как придет в себя, усади и дай столько выпивки, сколько потребует, ему нужно залечить раны. – И он бросил девушке мешочек с монетами.
* * *
Ее волосы бились по спине, влажное от пота тело поблескивало в тусклом свете свечей. Изогнувшись дугой, Калийа запрокинула лицо, грудь ее тяжело вздымалась, с губ срывались тихие стоны.
Энтрери смотрел на нее снизу, стараясь навеки запечатлеть этот образ в памяти. Она была его отдохновением, его островком покоя. С ней он мог ненадолго забыть о своей злости. Он был зол на Джарлакса, который использовал его в своих целях, но еще больше разозлился из-за того, что оказался обязанным дроу своей свободой, – меньше всего ему хотелось быть у него в долгу. Снова придется странствовать, снова с Джарлаксом, да еще, похоже, с несносным Атрогейтом.
И с Калийей, подумал он, проведя ладонью от ее шеи к животу. Он надеялся, что она станет его якорем, его бухтой, благодаря ей он соберется с силами и, в конце концов, придумает, как навсегда избавиться от Джарлакса.
Только так ли уж сильно он этого хочет?
Бедняга совсем запутался. Он бросил взгляд на кучу своих вещей, где среди одежды и прочего лежала флейта Идалии. Это все она виновата, она заставила его распахнуть сердце в надежде на то, что жизнь может стать чем-то большим, чем просто существованием.
Он никак не мог с этим смириться, но все же чувствовал признательность.
Раньше все было определенно. А теперь – путаные чувства, странная смесь любви и ненависти, отчаянных желаний и холодной сдержанности, дружбы и стремления к одиночеству. Все невнятно и неясно.
Однако, взглянув на свою любимую, он мысленно осекся. Вот она, теплая, живая. Впервые в жизни он принадлежал женщине безраздельно.
Калийа опустила голову и пронзительно посмотрела ему в глаза. Закусив губу, она дышала коротко и часто. Потом напряглась, как тетива, и рывком запрокинула голову назад.
Прикрыв веки, он полностью отдался подхватившему его приливу. Он чувствовал, как расслабилось ее тело, и открыл глаза, думая, что она сейчас ляжет ему на грудь.
Но вместо этого увидел, что она возвышается над ним, сжимая в руке кинжал, целясь прямо в сердце.
Спасения не было – не увернешься, не спрячешься. Он мог хотя бы заслониться рукой, но не стал, потому что вдруг в это мгновение ему стало пронзительно ясно, что все надежды рухнули и нет никакой бухты, все ложь, ничто в жизни его больше не держит. Какой смысл искать спасения?
Этот удар был пострашнее удара клинком.
ЧАСТЬ 3
ДОРОГА ДОМОЙ
Главная цель самоосмысления – создание ясного, честного образа самого себя. На этом пути нужно отбросить ложные покровы и стать лицом к лицу с правдой – даже если признавать собственные ошибки больно. Сталкиваясь с непоследовательностью, мы пытаемся закрыть на нее глаза, ведь всем нам хочется быть цельными и последовательными.
Но на пути самоосмысления нет места такому уклонению от правды. Человеку, ставшему на эту дорогу, просто необходимо признать свои ошибки, принять их и двигаться дальше с желанием стать лучше.
Существует множество причин, по которым мы обманываем самих себя. Как правило, мы делаем это, чтобы потешить самолюбие, но бывает, и оттого, что боимся.
Ибо иногда, как я понял недавно, мы боимся питать надежды, поскольку надежда предполагает ожидание, а на смену ожиданию может прийти разочарование.
И потому я снова спрашиваю себя напрямую – по крайней мере, мне кажется, что я не пытаюсь уклониться от правды, – почему я чувствую странное сродство с человеком, отринувшим почти все, что есть для меня драгоценного в жизни, с Артемисом Энтрери? Почему мысли о нем вообще приходят мне в голову? И отчего я не убил его, когда мог это сделать? Что именно помешало мне нанести последний удар?
Вплоть до недавнего времени, пока я наконец не разрешил этот вопрос, я часто спрашивал себя: а не стал бы я таким же, как Артемис Энтрери, не сбеги я в свое время из Мензоберранзана? Быть может, все нарастающий гнев заставил бы меня вступить на тот же путь, что и он, на путь безжалостного убийцы? И вполне допустимо, что в стремлении к телесному совершенству я потерял бы душу и спрятался бы, как в раковину, в холодную жизнь без чувств и страстей. Вероятно, если отсутствует страсть, нет места и самоисследованию, а при таком отношении к себе я и впрямь потерял бы душу, останься я в городе своего детства.
И лишь сейчас, когда я сбросил, наконец, груз вины, так долго тяготивший меня, я могу с полной уверенностью утверждать, что не стал бы подобием Артемиса Энтрери, даже если бы остался в Мензоберранзане. Скорее, обратив весь свой гнев вовне, а не внутрь, сделав ярость своим доспехом, я мог бы стать похожим на Закнафейна. Не могу сказать, что желал бы такой жизни, как прожил он, да и вряд ли я смог бы долго терпеть такое существование, но пройти путь Энтрери я хотел бы еще меньше.
Итак, теперь меня это больше не тревожит, мы с Энтрери вовсе непохожи в том смысле, в каком я боялся. И тем не менее, я продолжаю думать о нем, причем часто. Видимо, оттого, что питаю надежды.
Забавная штука – реальность. Правда – вовсе не такая определенная и неизменная вещь, как нам того хотелось бы; восприятием нашим руководит эгоизм, а восприятие находит себе подтверждение. Например, неприятное отражение в зеркале можно приукрасить, получше причесав волосы.
Итак, верно, что мы манипулируем реальностью. Мы можем уговаривать, вводить в заблуждение. Можем заставить окружающих видеть нас в нужном свете. Можно спрятать эгоизм за показной щедростью, замаскировать под великодушие страстное желание быть любимым и уважаемым, скрыть нетерпеливое желание под нежной улыбкой, чтобы сломить нерешительность робкой возлюбленной. Мир не только мираж, зачастую он просто обман. Ведь история пишется победителями, и потому складывается впечатление, что детей, погибших под копытами коней победоносной армии, как будто не существовало вовсе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38