Отчего же не занять Прибалтику прямо сейчас, если орден
так ослаб, как о том сказывает хитроумный старик?
То, что Друцкие и Лисьины получат от этого приобретения явную
выгоду, Андрея не смущало. Став князем, обретя ответственность за
судьбы нескольких тысяч людей, он быстро усвоил, что любые деяния во
благо государства неотделимы от выгоды людей, страну населяющих.
Безопасность рубежей - это мир и покой в домах. Новые земли и дороги -
это богатство в семьях. Возвышение православия - это единение народа в
лоне общей церкви. Подвиги, не приносящие пользы, смысла не имеют. Да,
конечно, пролитая ради уничтожения ордена кровь принесет изрядный
прибыток великолукским и псковским помещикам. Но она же подарит России
новые торговые пути, безопасность сотням тысяч живущих в порубежье
семей, обогатит казну новыми податями, отодвинет границы на запад,
спасая от набегов исконные русские земли. Разве ради этого не стоит
обнажить клинок, принести некоторые жертвы, выказать свою волю и
решительность?
А коли кто-то от этого лишним серебром разживется - так ведь
только старательнее за нужное дело бороться станет. Чай, стране на
пользу, а не во вред потрудятся.
- Ляхов бить - это вам не нефть государеву разворовывать, -
пробормотал Зверев, наливая в неглубокую ношву холодную талую воду, и
провел над ней рукой, бормоча заговор Стречи на неодолимый сон.
Жидкость застыла ровной зеркальной поверхностью, словно замерзла.
Андрей поднял ее, пристраивая вертикально между свечами, зажег от
восковых свечей сальные, потушил канделябры.
Безусловно, выход к Балтике России был необходим. И шанс для
такого успеха, вроде бы, появился отличный. Но иметь возможность
заглянуть в будущее и не подстраховаться, не проверить результат -
глупость не меньшая, нежели опасность упустить удобный шанс для
победы.
Князь прикрыл глаза, успокаиваясь и сосредотачиваясь, негромко и
нараспев призвал одну из сильнейших богинь мира:
- Мара, воительница, вечная правительница, твоя власть над живыми
и мертвыми, над ушедшими и нерожденными. Из окна черного забери витязя
нерожденного, освети путь живой, будущий день-деньской, каковой через…
три года случится.
Три года показались Андрею достаточным сроком, чтобы понять: как
пойдет война, каковы будут ее результаты, чем рискует Россия и что
выигрывает.
Князь Сакульский открыл глаза и увидел перед собой обрамленную
серой деревянной рамочкой темноту. Полную, абсолютную, непроглядную -
особенно на фоне белых свитков на полке и сверкающих позолотой
канделябров. Словно в ношве открылась бездонная дыра.
Всего несколько лет назад Андрей подумал бы, что сделал что-то не
так, но многократные тренировки, особенно во время вынужденного
безделья, придали ему уверенность в своих силах. Он знал: все сделано
правильно, никаких ошибок нет. Зеркало Белеса действует, показывая ему
грядущее. Осталось только понять, что именно.
- Будем проще, - сосредоточил он свой взгляд на нижней части
черной поверхности. Там, в самом низу, светлела тонкая полоска.
Значит, среди тех дней вокруг князя было светло.
Всего пара минут понадобилось зеркалу, чтобы вернуться на добрый
год назад - Андрей невольно зажмурился, когда по глазам внезапно
ударил яркий свет, а когда снова открыл, то увидел себя в седле, рядом
с холопами в тегиляях. Они неспешно двигались по широкому затоптанному
тракту. Дальше, впереди, легко узнавалась татарская конница: стеганые
халаты, мохнатые шапки, круглые щиты и саадаки на крупах лошадей,
копья у стремян. Холопы тоже ехали с рогатинами, при оружии - но без
брони. Стало быть, битвы в ближайшие дни не намечалось. Хотя рать,
понятно, находилась в походе.
Леса вокруг казались прореженными: листва уж облетела, а уцелевшая
- пожухла, завяла и почти не заполняла кроны. Осень: черные поля,
размокшая дорога, полегшая трава на заставленных копнами лугах.
Колонна двигалась мимо одинокого хутора, огороженного не частоколом, а
плотной жердяной стеной. Полуоткрытые, перекошенные створки ворот, за
ними - бельмо затянутого пузырем окна. Чуть в стороне чернела крыша
хлева, чердак которого плотно был забит коричневым сеном. По другую
сторону тянулась топкая болотина - травянистая, но не заросшая даже
кустами. Только редкие корявые березки пытались удержаться на
разбросанных тут и там островерхих кочках. Людей видно не было. То ли
от татар спрятались, то ли татарам уже попались.
Болотина оборвалась, отрезанная от густого березняка прямой и
ровной, похожей на дренажную канаву, речушкой. Лес подступал почти к
самому тракту, по краю опушенный ивовыми зарослями. На ветках
болталось множество сухих стеблей - словно повозка с сеном проехала
слишком близко и ободрала свой мохнатый бок. Возничий либо не заметил,
либо поленился собирать потерянные пучки.
- На барщине, видать, работал, - себе под нос пробормотал Андрей.
- Чужого добра не жалко.
Скакун князя мерно двигался мимо кустов, всадник смотрел вперед -
но отсюда, из Зазеркалья Андрей заметил в тени кустарника какое-то
шевеление, пару раз явственно блеснула сталь. Он вскинул руку, открыл
рот - но предупредить ратников не успел: кустарник вдруг полыхнул алым
пищальным залпом, выбитый из стволов дым почти коснулся его плена и…
И зеркало снова стало черным.
- Вот тебе и пророчество, - сглотнул Зверев и пальцами погасил обе
свечи одновременно. Взмахнул ладонью, пробуждая воду от сна,
повернулся боком, чтобы поток не залил его рубашку.
Получалось… Что же получалось? Получалось… Получалось, что, если
России нужен выход к Балтийскому морю, то одним из тех, кто отдаст
ради этого свою жизнь - будет он сам.
Подстрекатель
Москва встретила князей седыми куполами, на которых золотились
православные кресты, тысячами дымов, угрюмой замерзшей стражей,
лошадьми в попонах, розвальнями и каретами, темно-бурым снегом на
улицах, румяными купчихами в красных платках и пухлыми от тулупов
горожанами с заиндевевшими бородами.
- Ты и вправду кудесник, Андрей Васильевич, - натянув за
Литовскими воротами поводья, кивнул спутнику князь Друцкий. - Уж не
чаял я снова в седло подняться, ан опосля зелья твого юным отроком
себя чую. Поедем ко мне во дворец, дорогим гостем будешь! Баньку велю
стопить, погреба разорим ради славного пира.
- Благодарствую, Юрий Семенович, - приложил руку к груди Зверев. -
Но я уж год к себе на подворье не заглядывал. Может, лучше ты ко мне?
Баньку велю стопить, погреб разорим ради такого случая.
- Дык ведь и я тут с прошлого лета не бывал, - усмехнулся старик.
- Ладно, лукавить не будем, на пару дней расстанемся. До визита послов
ливонских еще добрый месяц. Успеем урядиться, как сподручнее
действовать в деле общем. До встречи, Андрей Васильевич!
- И тебе доброго здравия, Юрий Семенович…
Князья раскланялись и разъехались. Нарядная свита в малиновых и
синих зипунах, в крытых атласом полушубках, в меховых налатниках
распалась надвое и втянулась в огороженные частоколом узкие улицы.
Воевать Андрей пока что не собирался, а потому взял с собой всего
пятерых холопов, без оружия - сабли, кистени и щиты в расчет,
разумеется, не шли. Равно как и пищали с припасом, и бердыши, что
ехали на заводных. Брони на плечах и рогатин у стремени нет - значит,
путники мирные, как иначе?
Едва впереди показался шпиль Храма Преображения, на душе появилось
беспокойство: а ну, случилось что? Пожар, разбой, или того хуже -
приказчик ворьем оказался? В ратных походах среди служилых людей самая
известная страшилка была о том, как возвращается боярин с войны, а
приказчик его оброк собрал, добро хозяйское продал, да с казною и
сбежал. Крестьяне без присмотра барщину забросили, ремесленники в иные
края подались. Приходит воин из похода лишь с копьем и саблей, а
вместо поместья - разор и нищета. Поля заросли, дом развалился,
погреба пусты, смердов и в помине не осталось.
В реальности такого, конечно, не произойдет. В домах ведь семьи
остаются: жена и дети, родители старые, родичи далекие. Они разора не
допустят. А вот на подворьях, где приказчики месяцами без догляда
работают - там всякое случается. Иные соблазна не выдерживают, воруют.
Кто по чуть-чуть таскает, а кто - со всею казною и в бега.
Но нет, дворец впереди открылся опрятный и красивый. Окна сверкали
слюдой, в тыне виднелись новенькие колья взамен подгнивших, створки
ворот украшали два красных льва, угрожающе поднявших лапы, сверху над
ними появилась крытая резным тесом, изогнутая крыша с ликом Андрея
Первозванного и небольшой луковкой. Когда же ворота распахнулись,
пропуская князя внутрь, Зверев и вовсе ахнул: двор оказался гладко
выложен лиственницей! Дерево на свету уже успело потемнеть, однако
было видно, что работа окончена совсем недавно.
Князь спешился, пошел по кругу, время от времени притоптывая.
Пахом тоже громко присвистнул, кашлянул:
- Лихо, княже. Ровно на царском дворе.
- На царском дворе мостовая из дубовых плашек, - негромко поправил
его Андрей. - Здесь же, скорее, паркет получается.
Дверь дворца распахнулась, и наружу выскочил Еремей в одной
косоворотке, выпущенной поверх полотняных штанов, и в войлочных
тапочках с острыми носками. На ходу он то надевал, то сдергивал
мятую-перемятую красную суконную шапку. Ныне, войдя к Андрею в
доверие, он стал приказчиком, серебром распоряжался немалым, а по виду
- как был ярыгой, так и остался. Дорогая одежда на нем сидела как-то
косо, вечно мялась, седые патлы торчали клочьями, короткая курчавая
бородка от самого подбородка задиристо торчала вперед, но спина при
этом вечно оказывалась сгорбленной.
- Я вот так поразмыслил, - чуть не раздирая шапку, промямлил
ярыга. - На дворе как осень аль весна, так слякоть и грязь - ни
пройти, ни проехать, ни в сапогах чистых ступить, сколько соломы у
крыльца ни кидай. Опять же, после дождя тяжко. Ну, и дозволил себе… Я
у князя Воротынского так видел, как письмо твое, княже, два года тому
относил. Мостовая, она тяжко и дорого выходит. Хлопотно сие больно,
землю всю ровнять, засыпать, трамбовать, выкладывать… А здесь смерды
лаги кинули, хворосту, веток, щепы мы набросали на пол-локтя, дабы
сырость от земли не поднималась, да доской сверху и покрыли. Хоть
малым детям в черевичках круглый год ходить, хоть гостям в сапогах с
самоцветами, хоть на карете заезжай - все едино ни соринки не
прилипнет. Щелочки тут оставлены, так то дабы вода стекала, не
застаивалась в сырость. И не дорого сие стало, а…
- Молчи, - вскинул палец Андрей. - Хватит оправдываться. Ты
молодец и сделал все отлично. Проси себе награду, какую захочешь.
Только подумай хорошенько, чтобы не прогадать.
- Ага, - встрепенулся ярыга и наконец-то распрямился, став похожим
на приказчика.
- Не ага, а благодарствую, тютя! - заехав сбоку, Пахом легонько
шлепнул его плетью по спине.
- Ой, прости, княже, - испугался Еремей, вцепился себе в волосы,
явно забыв, что шапка уже в руке, и принялся торопливо и низко
кланяться.
- Успокойся, плешь себе устроишь, - хлопнул его по плечу Зверев. -
Лучше беги печи топить. Холодно небось в доме.
- Через день протапливаю, княже, - замотал головой тот. - Морозу и
сырости нигде нет. Вот те крест, нигде.
- Беги, сказано, - опять огрел его плетью Пахом и спрыгнул на
доски. - А что, и впрямь ладно, княже. Глуп приказчик здешний, но
молодец.
Еремей уже подтрусил к крыльцу, едва не сбив на ходу вышедшую с
ковшом женщину.
- Пахом, пару человек отправь баню топить, остальные пусть
лошадьми занимаются. Тут ныне дворни нет. - Князь двинулся навстречу
Саломее, закутанной в шали и платки с ног до головы. Только голубые
глаза с длинными ресницами проглядывали в узкую, словно в парандже,
щель. Принял ковш с теплым сытом, немного отпил.
- Прости, княже, сбитень варить не для кого, - повинилась
приживалка. - Оттого и нечем попотчевать достойно. Кабы знать!
- Надеюсь, после бани-то найдешь, чем угостить? Не умрем с
голодухи?
- Как можно, батюшка?! - округлила глаза Саломея. - Сей же час
огурчиков да грибков принести могу, рыбки копченой, вина заморского
поставить. Погреб полон, токмо и ждет, кто его раскроет. А пока
паритесь, и курочек запечь успею, и селедочки почистить, и ветчины
зажарить.
- Ну, так беги, собирай. Мужики со мной все голодные.
Оставшись один, он прошелся по запорошенным снегом доскам,
пристукнул каблуком. Стало обидно: только налаживается все вокруг,
краше становится и богаче. Две дочки растут, жена красавица, дворец в
Москве и княжестве обустроились, люди, поместье… И вот те на -
погибать пора.
Умирать Андрею совсем не хотелось. Остро, обидно, до слабости в
коленках. В душе постоянно билась надежда - что нет, не получится
ничего. Не послушает его царь, не поверит в грамоту, или заплатят
ливонцы положенную дань. Не будет войны - и не придется умирать. Но
отступать Зверев не желал. Его стране требовался выход к Балтике - и
он сам, сразу, был готов заплатить за это жизнями. Хоть и чужими. Что
же изменится, если среди прочих окажется и его собственная жизнь? Не
боишься посылать за Калинов мост других - нечего тогда и самому
отнекиваться.
Правда, другие обреченные ратники пока не знали о своей грядущей
смерти. Они всего лишь двинутся в обычный, привычный для детей
боярских поход. Судьба открылась лишь одному.
- Ничего, - Андрей притопнул по новенькой мостовой и решительно
направился к дому, - детям останется. Будет, где разгуляться.
Первые трое суток в Москве пролетели незаметно. Хлопоты по дому,
который требовалось пробудить к жизни, визиты к князьям Воротынскому,
Шаховскому. Хозяев, правда, в столице не оказалось, дворня о госте
потом доложит - но ведь время ушло. Златоглавую от края до края быстро
не обойдешь. Еще день Андрей подарил братчине. В гостеприимном доме
дьяка Кошкина, как всегда, обретались несколько побратимов сына
боярина Лисьина, которые с удовольствием осушили с ним братчину, запив
пиво петерсеменой и закусив свежей волжской белорыбицей. До самого
рассвета друзья что-то обсуждали, строили планы, выпивали за их
осуществление, но на следующий день Андрей так толком и не вспомнил -
чему же они посвятили столько времени?
У князя Друцкого, похоже, хлопот обнаружилось не меньше, поскольку
заявился он не на третье, а только на пятое утро. Обнял вышедшего
навстречу хозяина, прошелся кругом, молодцевато притаптывая каблуком
по струганным доскам, крякнул:
- Славно! Надобно и мне так застелиться. - И без всякого перехода
продолжил: - Государя нет в Москве. Он ныне в Александровской слободе
обосновался.
- Знаю, - кивнул Зверев. - Мне о том боярин Кошкин пожаловался.
- Едем?
- Прямо сейчас?
- А чего медлить, Андрей Васильевич? Рано не поздно. Коли послы
нас обгонят, лет пять о недоимках бесполезно будет напоминать.
Зверев секунду поколебался, потом громко распорядился:
- Пахом! Вели коней седлать! Пару ребят с собой возьми, остальные
пусть по дому помогут. Вина романейского испить не желаешь, Юрий
Семенович, пока суть да дело?
- Не стоит, Андрей Васильевич. Знаю я, как это случается. Чарку
выпить, маненько закусить, чуток поболтать, после застолья отдохнуть…
А там, глядишь, и сумерки. Не стоит.
- И то верно, - признал Зверев. - Тогда извини, я один отлучусь.
Оденусь в дорогу, серебро прихвачу.
Несмотря на спешку, родственники отъехали со двора только через
час, - пока холопы седлали лошадей и укладывали в сумку дорожные
припасы, Андрей выбирал, какие одеяния достойно надеть к царскому
двору, чтобы не уронить княжеского достоинства, а что удобнее носить в
дороге и в ожидании аудиенции. Ведь все, им взятое с собой из дома -
ныне сохло, постиранное после долгого пути. А разыскать среди
множества сундуков и шкафов дворца те, что берегли именно его тряпье,
без жены оказалось не просто. Потом все это еще требовалось уложить,
увязать, приторочить… Так до полудня и прособирались.
Наверстывая время, отряд сразу за воротами перешел на рысь. Холопы
мчались впереди, обгоняя повозки и разбойничьим посвистом разгоняя
медлительных смердов. Возле яма в Щелково они переседлались, перед
Раменским еще раз, но, как ни торопились, дотемна все равно не успели
и остались ночевать на постоялом дворе возле зажиточного Павловского
посада.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ' КНЯЗЬ. ЗАГОВОРЩИК'
1 2 3 4 5
так ослаб, как о том сказывает хитроумный старик?
То, что Друцкие и Лисьины получат от этого приобретения явную
выгоду, Андрея не смущало. Став князем, обретя ответственность за
судьбы нескольких тысяч людей, он быстро усвоил, что любые деяния во
благо государства неотделимы от выгоды людей, страну населяющих.
Безопасность рубежей - это мир и покой в домах. Новые земли и дороги -
это богатство в семьях. Возвышение православия - это единение народа в
лоне общей церкви. Подвиги, не приносящие пользы, смысла не имеют. Да,
конечно, пролитая ради уничтожения ордена кровь принесет изрядный
прибыток великолукским и псковским помещикам. Но она же подарит России
новые торговые пути, безопасность сотням тысяч живущих в порубежье
семей, обогатит казну новыми податями, отодвинет границы на запад,
спасая от набегов исконные русские земли. Разве ради этого не стоит
обнажить клинок, принести некоторые жертвы, выказать свою волю и
решительность?
А коли кто-то от этого лишним серебром разживется - так ведь
только старательнее за нужное дело бороться станет. Чай, стране на
пользу, а не во вред потрудятся.
- Ляхов бить - это вам не нефть государеву разворовывать, -
пробормотал Зверев, наливая в неглубокую ношву холодную талую воду, и
провел над ней рукой, бормоча заговор Стречи на неодолимый сон.
Жидкость застыла ровной зеркальной поверхностью, словно замерзла.
Андрей поднял ее, пристраивая вертикально между свечами, зажег от
восковых свечей сальные, потушил канделябры.
Безусловно, выход к Балтике России был необходим. И шанс для
такого успеха, вроде бы, появился отличный. Но иметь возможность
заглянуть в будущее и не подстраховаться, не проверить результат -
глупость не меньшая, нежели опасность упустить удобный шанс для
победы.
Князь прикрыл глаза, успокаиваясь и сосредотачиваясь, негромко и
нараспев призвал одну из сильнейших богинь мира:
- Мара, воительница, вечная правительница, твоя власть над живыми
и мертвыми, над ушедшими и нерожденными. Из окна черного забери витязя
нерожденного, освети путь живой, будущий день-деньской, каковой через…
три года случится.
Три года показались Андрею достаточным сроком, чтобы понять: как
пойдет война, каковы будут ее результаты, чем рискует Россия и что
выигрывает.
Князь Сакульский открыл глаза и увидел перед собой обрамленную
серой деревянной рамочкой темноту. Полную, абсолютную, непроглядную -
особенно на фоне белых свитков на полке и сверкающих позолотой
канделябров. Словно в ношве открылась бездонная дыра.
Всего несколько лет назад Андрей подумал бы, что сделал что-то не
так, но многократные тренировки, особенно во время вынужденного
безделья, придали ему уверенность в своих силах. Он знал: все сделано
правильно, никаких ошибок нет. Зеркало Белеса действует, показывая ему
грядущее. Осталось только понять, что именно.
- Будем проще, - сосредоточил он свой взгляд на нижней части
черной поверхности. Там, в самом низу, светлела тонкая полоска.
Значит, среди тех дней вокруг князя было светло.
Всего пара минут понадобилось зеркалу, чтобы вернуться на добрый
год назад - Андрей невольно зажмурился, когда по глазам внезапно
ударил яркий свет, а когда снова открыл, то увидел себя в седле, рядом
с холопами в тегиляях. Они неспешно двигались по широкому затоптанному
тракту. Дальше, впереди, легко узнавалась татарская конница: стеганые
халаты, мохнатые шапки, круглые щиты и саадаки на крупах лошадей,
копья у стремян. Холопы тоже ехали с рогатинами, при оружии - но без
брони. Стало быть, битвы в ближайшие дни не намечалось. Хотя рать,
понятно, находилась в походе.
Леса вокруг казались прореженными: листва уж облетела, а уцелевшая
- пожухла, завяла и почти не заполняла кроны. Осень: черные поля,
размокшая дорога, полегшая трава на заставленных копнами лугах.
Колонна двигалась мимо одинокого хутора, огороженного не частоколом, а
плотной жердяной стеной. Полуоткрытые, перекошенные створки ворот, за
ними - бельмо затянутого пузырем окна. Чуть в стороне чернела крыша
хлева, чердак которого плотно был забит коричневым сеном. По другую
сторону тянулась топкая болотина - травянистая, но не заросшая даже
кустами. Только редкие корявые березки пытались удержаться на
разбросанных тут и там островерхих кочках. Людей видно не было. То ли
от татар спрятались, то ли татарам уже попались.
Болотина оборвалась, отрезанная от густого березняка прямой и
ровной, похожей на дренажную канаву, речушкой. Лес подступал почти к
самому тракту, по краю опушенный ивовыми зарослями. На ветках
болталось множество сухих стеблей - словно повозка с сеном проехала
слишком близко и ободрала свой мохнатый бок. Возничий либо не заметил,
либо поленился собирать потерянные пучки.
- На барщине, видать, работал, - себе под нос пробормотал Андрей.
- Чужого добра не жалко.
Скакун князя мерно двигался мимо кустов, всадник смотрел вперед -
но отсюда, из Зазеркалья Андрей заметил в тени кустарника какое-то
шевеление, пару раз явственно блеснула сталь. Он вскинул руку, открыл
рот - но предупредить ратников не успел: кустарник вдруг полыхнул алым
пищальным залпом, выбитый из стволов дым почти коснулся его плена и…
И зеркало снова стало черным.
- Вот тебе и пророчество, - сглотнул Зверев и пальцами погасил обе
свечи одновременно. Взмахнул ладонью, пробуждая воду от сна,
повернулся боком, чтобы поток не залил его рубашку.
Получалось… Что же получалось? Получалось… Получалось, что, если
России нужен выход к Балтийскому морю, то одним из тех, кто отдаст
ради этого свою жизнь - будет он сам.
Подстрекатель
Москва встретила князей седыми куполами, на которых золотились
православные кресты, тысячами дымов, угрюмой замерзшей стражей,
лошадьми в попонах, розвальнями и каретами, темно-бурым снегом на
улицах, румяными купчихами в красных платках и пухлыми от тулупов
горожанами с заиндевевшими бородами.
- Ты и вправду кудесник, Андрей Васильевич, - натянув за
Литовскими воротами поводья, кивнул спутнику князь Друцкий. - Уж не
чаял я снова в седло подняться, ан опосля зелья твого юным отроком
себя чую. Поедем ко мне во дворец, дорогим гостем будешь! Баньку велю
стопить, погреба разорим ради славного пира.
- Благодарствую, Юрий Семенович, - приложил руку к груди Зверев. -
Но я уж год к себе на подворье не заглядывал. Может, лучше ты ко мне?
Баньку велю стопить, погреб разорим ради такого случая.
- Дык ведь и я тут с прошлого лета не бывал, - усмехнулся старик.
- Ладно, лукавить не будем, на пару дней расстанемся. До визита послов
ливонских еще добрый месяц. Успеем урядиться, как сподручнее
действовать в деле общем. До встречи, Андрей Васильевич!
- И тебе доброго здравия, Юрий Семенович…
Князья раскланялись и разъехались. Нарядная свита в малиновых и
синих зипунах, в крытых атласом полушубках, в меховых налатниках
распалась надвое и втянулась в огороженные частоколом узкие улицы.
Воевать Андрей пока что не собирался, а потому взял с собой всего
пятерых холопов, без оружия - сабли, кистени и щиты в расчет,
разумеется, не шли. Равно как и пищали с припасом, и бердыши, что
ехали на заводных. Брони на плечах и рогатин у стремени нет - значит,
путники мирные, как иначе?
Едва впереди показался шпиль Храма Преображения, на душе появилось
беспокойство: а ну, случилось что? Пожар, разбой, или того хуже -
приказчик ворьем оказался? В ратных походах среди служилых людей самая
известная страшилка была о том, как возвращается боярин с войны, а
приказчик его оброк собрал, добро хозяйское продал, да с казною и
сбежал. Крестьяне без присмотра барщину забросили, ремесленники в иные
края подались. Приходит воин из похода лишь с копьем и саблей, а
вместо поместья - разор и нищета. Поля заросли, дом развалился,
погреба пусты, смердов и в помине не осталось.
В реальности такого, конечно, не произойдет. В домах ведь семьи
остаются: жена и дети, родители старые, родичи далекие. Они разора не
допустят. А вот на подворьях, где приказчики месяцами без догляда
работают - там всякое случается. Иные соблазна не выдерживают, воруют.
Кто по чуть-чуть таскает, а кто - со всею казною и в бега.
Но нет, дворец впереди открылся опрятный и красивый. Окна сверкали
слюдой, в тыне виднелись новенькие колья взамен подгнивших, створки
ворот украшали два красных льва, угрожающе поднявших лапы, сверху над
ними появилась крытая резным тесом, изогнутая крыша с ликом Андрея
Первозванного и небольшой луковкой. Когда же ворота распахнулись,
пропуская князя внутрь, Зверев и вовсе ахнул: двор оказался гладко
выложен лиственницей! Дерево на свету уже успело потемнеть, однако
было видно, что работа окончена совсем недавно.
Князь спешился, пошел по кругу, время от времени притоптывая.
Пахом тоже громко присвистнул, кашлянул:
- Лихо, княже. Ровно на царском дворе.
- На царском дворе мостовая из дубовых плашек, - негромко поправил
его Андрей. - Здесь же, скорее, паркет получается.
Дверь дворца распахнулась, и наружу выскочил Еремей в одной
косоворотке, выпущенной поверх полотняных штанов, и в войлочных
тапочках с острыми носками. На ходу он то надевал, то сдергивал
мятую-перемятую красную суконную шапку. Ныне, войдя к Андрею в
доверие, он стал приказчиком, серебром распоряжался немалым, а по виду
- как был ярыгой, так и остался. Дорогая одежда на нем сидела как-то
косо, вечно мялась, седые патлы торчали клочьями, короткая курчавая
бородка от самого подбородка задиристо торчала вперед, но спина при
этом вечно оказывалась сгорбленной.
- Я вот так поразмыслил, - чуть не раздирая шапку, промямлил
ярыга. - На дворе как осень аль весна, так слякоть и грязь - ни
пройти, ни проехать, ни в сапогах чистых ступить, сколько соломы у
крыльца ни кидай. Опять же, после дождя тяжко. Ну, и дозволил себе… Я
у князя Воротынского так видел, как письмо твое, княже, два года тому
относил. Мостовая, она тяжко и дорого выходит. Хлопотно сие больно,
землю всю ровнять, засыпать, трамбовать, выкладывать… А здесь смерды
лаги кинули, хворосту, веток, щепы мы набросали на пол-локтя, дабы
сырость от земли не поднималась, да доской сверху и покрыли. Хоть
малым детям в черевичках круглый год ходить, хоть гостям в сапогах с
самоцветами, хоть на карете заезжай - все едино ни соринки не
прилипнет. Щелочки тут оставлены, так то дабы вода стекала, не
застаивалась в сырость. И не дорого сие стало, а…
- Молчи, - вскинул палец Андрей. - Хватит оправдываться. Ты
молодец и сделал все отлично. Проси себе награду, какую захочешь.
Только подумай хорошенько, чтобы не прогадать.
- Ага, - встрепенулся ярыга и наконец-то распрямился, став похожим
на приказчика.
- Не ага, а благодарствую, тютя! - заехав сбоку, Пахом легонько
шлепнул его плетью по спине.
- Ой, прости, княже, - испугался Еремей, вцепился себе в волосы,
явно забыв, что шапка уже в руке, и принялся торопливо и низко
кланяться.
- Успокойся, плешь себе устроишь, - хлопнул его по плечу Зверев. -
Лучше беги печи топить. Холодно небось в доме.
- Через день протапливаю, княже, - замотал головой тот. - Морозу и
сырости нигде нет. Вот те крест, нигде.
- Беги, сказано, - опять огрел его плетью Пахом и спрыгнул на
доски. - А что, и впрямь ладно, княже. Глуп приказчик здешний, но
молодец.
Еремей уже подтрусил к крыльцу, едва не сбив на ходу вышедшую с
ковшом женщину.
- Пахом, пару человек отправь баню топить, остальные пусть
лошадьми занимаются. Тут ныне дворни нет. - Князь двинулся навстречу
Саломее, закутанной в шали и платки с ног до головы. Только голубые
глаза с длинными ресницами проглядывали в узкую, словно в парандже,
щель. Принял ковш с теплым сытом, немного отпил.
- Прости, княже, сбитень варить не для кого, - повинилась
приживалка. - Оттого и нечем попотчевать достойно. Кабы знать!
- Надеюсь, после бани-то найдешь, чем угостить? Не умрем с
голодухи?
- Как можно, батюшка?! - округлила глаза Саломея. - Сей же час
огурчиков да грибков принести могу, рыбки копченой, вина заморского
поставить. Погреб полон, токмо и ждет, кто его раскроет. А пока
паритесь, и курочек запечь успею, и селедочки почистить, и ветчины
зажарить.
- Ну, так беги, собирай. Мужики со мной все голодные.
Оставшись один, он прошелся по запорошенным снегом доскам,
пристукнул каблуком. Стало обидно: только налаживается все вокруг,
краше становится и богаче. Две дочки растут, жена красавица, дворец в
Москве и княжестве обустроились, люди, поместье… И вот те на -
погибать пора.
Умирать Андрею совсем не хотелось. Остро, обидно, до слабости в
коленках. В душе постоянно билась надежда - что нет, не получится
ничего. Не послушает его царь, не поверит в грамоту, или заплатят
ливонцы положенную дань. Не будет войны - и не придется умирать. Но
отступать Зверев не желал. Его стране требовался выход к Балтике - и
он сам, сразу, был готов заплатить за это жизнями. Хоть и чужими. Что
же изменится, если среди прочих окажется и его собственная жизнь? Не
боишься посылать за Калинов мост других - нечего тогда и самому
отнекиваться.
Правда, другие обреченные ратники пока не знали о своей грядущей
смерти. Они всего лишь двинутся в обычный, привычный для детей
боярских поход. Судьба открылась лишь одному.
- Ничего, - Андрей притопнул по новенькой мостовой и решительно
направился к дому, - детям останется. Будет, где разгуляться.
Первые трое суток в Москве пролетели незаметно. Хлопоты по дому,
который требовалось пробудить к жизни, визиты к князьям Воротынскому,
Шаховскому. Хозяев, правда, в столице не оказалось, дворня о госте
потом доложит - но ведь время ушло. Златоглавую от края до края быстро
не обойдешь. Еще день Андрей подарил братчине. В гостеприимном доме
дьяка Кошкина, как всегда, обретались несколько побратимов сына
боярина Лисьина, которые с удовольствием осушили с ним братчину, запив
пиво петерсеменой и закусив свежей волжской белорыбицей. До самого
рассвета друзья что-то обсуждали, строили планы, выпивали за их
осуществление, но на следующий день Андрей так толком и не вспомнил -
чему же они посвятили столько времени?
У князя Друцкого, похоже, хлопот обнаружилось не меньше, поскольку
заявился он не на третье, а только на пятое утро. Обнял вышедшего
навстречу хозяина, прошелся кругом, молодцевато притаптывая каблуком
по струганным доскам, крякнул:
- Славно! Надобно и мне так застелиться. - И без всякого перехода
продолжил: - Государя нет в Москве. Он ныне в Александровской слободе
обосновался.
- Знаю, - кивнул Зверев. - Мне о том боярин Кошкин пожаловался.
- Едем?
- Прямо сейчас?
- А чего медлить, Андрей Васильевич? Рано не поздно. Коли послы
нас обгонят, лет пять о недоимках бесполезно будет напоминать.
Зверев секунду поколебался, потом громко распорядился:
- Пахом! Вели коней седлать! Пару ребят с собой возьми, остальные
пусть по дому помогут. Вина романейского испить не желаешь, Юрий
Семенович, пока суть да дело?
- Не стоит, Андрей Васильевич. Знаю я, как это случается. Чарку
выпить, маненько закусить, чуток поболтать, после застолья отдохнуть…
А там, глядишь, и сумерки. Не стоит.
- И то верно, - признал Зверев. - Тогда извини, я один отлучусь.
Оденусь в дорогу, серебро прихвачу.
Несмотря на спешку, родственники отъехали со двора только через
час, - пока холопы седлали лошадей и укладывали в сумку дорожные
припасы, Андрей выбирал, какие одеяния достойно надеть к царскому
двору, чтобы не уронить княжеского достоинства, а что удобнее носить в
дороге и в ожидании аудиенции. Ведь все, им взятое с собой из дома -
ныне сохло, постиранное после долгого пути. А разыскать среди
множества сундуков и шкафов дворца те, что берегли именно его тряпье,
без жены оказалось не просто. Потом все это еще требовалось уложить,
увязать, приторочить… Так до полудня и прособирались.
Наверстывая время, отряд сразу за воротами перешел на рысь. Холопы
мчались впереди, обгоняя повозки и разбойничьим посвистом разгоняя
медлительных смердов. Возле яма в Щелково они переседлались, перед
Раменским еще раз, но, как ни торопились, дотемна все равно не успели
и остались ночевать на постоялом дворе возле зажиточного Павловского
посада.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ' КНЯЗЬ. ЗАГОВОРЩИК'
1 2 3 4 5