Иногда чуть больше, иногда поменьше. Кочуют.
- Вот видишь! - обрадовался правитель. - Их двадцать, нас
двадцать. Одолеем!
- И будет, как всегда…
- Что «как всегда»?
- Не первый раз Москва с Казанью воюет, государь. Не первый раз их
побеждает. Но неизменно, едва время первое проходит, казанцы забывают
свои клятвы о дружбе и мире и снова приходят грабить наши земли,
угоняют наших людей в рабство. Не побеждать нужно Казань, Иоанн
Васильевич. Не побеждать, а покорять. Чтобы грабежи татарские не
повторялись более никогда.
- К чему ты клонишь, Андрей Васильевич?
- Тебя когда-нибудь кусали комары, государь?
- Ты, княже, - рассмеялся правитель, - святым подвижником меня
считаешь, коего и комары не кусают, и зверь дикий не трогает?
- Когда ты комара убиваешь, государь, разве примериваешь ты силу
свою, чтобы зря лишку не потратить? Или так бьешь, чтобы уж точно
ничего не осталось?
- Бью…
- Так и здесь, Иоанн Васильевич, бить надобно не с осторожностью,
а наотмашь, сколько мочи есть. Чтобы после этого удара всех врагов
твоих в лепешку расплющило, чтобы уж точно никто и никогда более на
Русь меча поднять не посмел. Так, чтобы никаких сомнений не осталось в
твоей силе, в твоей победе. Чтобы никакая хитрость и никакая помощь
Казани уже не помогла, как бы разбойничье племя ни старалось.
- Яснее сказывай, княже. К чему речи ведешь?
- Удар должен быть крепким и сокрушительным. Нестерпимым для
ханства Казанского. Посему надобно не просто силы собрать, а такие
силы, которые раза в три мощь татарскую превысят. Пятьдесят-шестьдесят
тысяч ратных людей, никак не менее. Дабы ни малейшей надежды у врага
не оставить. Потом, государь, ведомо мне, в поход бояре со своим
припасом выступают. Иной раз такое случается, что не хватает в рати
провизии для долгого похода, и оттого приходится распускать ополчение.
Отправлять воинов по домам или в иные места, где они могут запасы
пополнить. Война на это время, считай, прекращается, враг отдыхает и
сил набирается. Нельзя нам такого конфуза допустить. Значит,
позаботиться о припасах придется казне. Чтобы по своему недомыслию
ратники голодными не оказались, домой проситься не начали.
- Накладно сие. Но разумно.
- Чтобы поход оказался стремительным и победным, его загодя
подготовить надобно, продумать все до малейших деталей. Не просто
созвать людей и направить вниз по Волге, а каждый шаг их
заблаговременно просчитать. Помнишь напасть, коя в битве под Оршей
случилась? 1 Бояре Голица и Челядин, что полками правой и левой руки
командовали, промеж собой из-за старшинства разругались, и как битва
началась, Челядин помогать крылу своего же русского войска из-за обиды
не стал, позволил полякам Голицу разгромить, а потом его уже одного
поляки добили. В итоге и кровь русскую зазря пролили, и сами в полон
попали, и для всего государства позор получился: жалким ляхам битву
проиграли! Но и нам урок: нельзя допустить в одном деле воевод, друг
друга ненавидящих. Посему для похода требуется подобрать только тех
бояр, что к дрязгам меж собой несклонны, и тебе преданы, и приказы
сполнять станут без ссылок на чужие и свои родословные. Прямо сейчас
нужно выбрать воевод самых доверенных, самых умных и опытных. Элиту. А
тех, что в общий строй не годятся - аккурат по порубежью и разослать.
Пусть заслоны на границах обеспечат.
- Вижу, ты и впрямь все продумал, Андрей Васильевич, - после
короткой заминки кивнул юный правитель России. - Слова твои убеждают.
Крепость… припасы… Рать слитная и крепкая… Коли по твоим планам
поступать, то я прямо сейчас за успех похода поручусь. Не по обычаю
все делаешь, однако же знаючи. И все же… И все же нет у меня для тебя
пятидесяти тысяч ратников. Хоть все книги разрядные перешерсти, разом
столько воинов на Руси не собрать.
- Можно нанять, - пожал плечами Зверев. - Европа рядом. Там нищета
такая, что волосы дыбом встают. За пару стоптанных сапог зарежут не
поморщась. С голодухи даже дворяне дроздов и жаворонков жрут, а то и
вовсе лягушек с улитками, простой люд супом из лука питается. За
несколько алтын они станут служить, как цепные псы - только покажи,
кого кусать. Опять же свободных людей у нас в городах хватает, иные
храбры и достойны. Отчего же охотников государю послужить в полки не
позвать? Отнестись к ним с уважением, как к боярам: землей под пахоту
и огород надели, за службу приплачивай… И вперед - пусть свое право на
жизнь без тягла в бою подтверждают.
- Что проку от смердов в сече, Андрей Васильевич? Рази сам не
знаешь? Тебя, вон, с младых ногтей и к луку, и к сабле, и к рогатине
приучали. А они? Разве топором баловать умеют да кистенем исподтишка
ударят.
- Времена меняются… - покачал головой Зверев. - Я тут придумал
холопов бердышом вооружать. Штука это удобная, ворогам нашим пока
неведомая. За пару недель любого можно натаскать им работать. И коли
потом лениться не будет, за себя супротив всякого противника сможет
постоять. Опять же пищальному бою с детства учить не нужно. За два
часа кому хочешь объясню, куда порох сыпать, как его прибивать.
Лучника такой боец не заменит, всего раз в полчаса стреляет. Но в
каждом выстреле - по восемь-десять пуль. Дружный залп с близкого
расстояния половину атакующей конницы скосит. Я в битве при Острове
успел попробовать.
- Зело странные вещи сказываешь, княже… - Царь всея Руси задумчиво
почесал себя за ухом. - Трудно в сии чудеса поверить. Чтобы лапотник
простой - да с боярином родовитым на равных в битве сражался… Однако
же… Однако же предыдущий твой совет тоже странен был, ан помог
преизрядно. Коли попробовать испытать в деле один полк, вреда большого
не случится. Убедил, Андрей Васильевич, быть посему. Велю кликнуть
охотников до ратного дела, огненным манером сражаться. Что же до
наемников иноземных… Дорогое сие баловство получится.
- Больше ста лет люд русский от казанской напасти плачет, -
напомнил Зверев. - Лучше раз напрячься, потратиться, подготовиться, но
кровососа прибить. Не то из-за мелкой экономии слабо комара
прихлопнешь. Уцелеет, отлежится, оклемается - опять ведь за старое
возьмется.
- Да, княже. Вижу, всерьез ты решился казну мою растрясти, -
прикусил губу Иоанн, зачем-то перелистнул пару страниц лежавшей на
пюпитре книги. - Однако же, начавши путь, бросать его нельзя. Плох не
тот правитель, который благих дел не затевает, а тот, который начатые
до конца не доводит. Ты получишь золото, потребное для окончания
работы и покупки припасов. Воеводе угличскому с тобой письмо пошлю,
пусть даст тебе нужное число тюфяков и пищалей, заряд к ним полный.
Город мастеровой, себе еще пушек отольет. Но ты за все уплати сполна.
Наемников же иноземных… Коли ты отправляешься к Казани, кто станет
воинов в закатных странах нанимать?
- У князя Друцкого, - тут же вспомнил тестя Андрей, - в Европе
родичей множество, бывает он там часто, дела ведет. Кому как не ему
это дело поручить?
- Я подумаю, княже, - степенно кивнул правитель. - Ступай, отдохни
с дороги. Как грамоты и деньги готовы будут, за тобой пришлют. Где
твой дом в Москве?
- На подворье дьяка Кошкина я остановился, Иоанн Васильевич, -
отступая, поклонился Андрей.
- Коли так, ему и искать проще будет… А что за луковый суп ты
помянул? Это из чего он делается? Неужели…
- А-а, суп? Так я знаю, читал в инете. Берется лук, обычный
репчатый, чистится. Из шелухи варится бульон, а сами головки мелко
режутся, для вкуса обжариваются, для сытости мука добавляется, потом
все это в бульон…
- Тьфу, прости Господи, - не выдержал Иоанн и перекрестился. - Как
они там живут-то? У нас всякое случалось, но до такого, вестимо, не
доходило. Может, они еще и ворон варят?
- Насчет ворон не знаю. А ракушки по берегам моря собирают и
сырыми с уксусом…
- Всё!!! - Правителя всего аж передернуло. - Ступай!
Ждать ответа пришлось три дня. Государь отсыпал от щедрот своих
всего пять тысяч гривен серебра, но зато отдельной грамотой позволил
князю Сакульскому пользоваться казной Углича невозбранно, а также
забирать для своих нужд оружие из городских запасов и исполчать людей.
Это было не совсем то, о чем они договаривались при встрече - но
вполне достаточно для продолжения работ.
Когда Андрей мчался вниз по Волге, солнце уже начало припекать
по-весеннему, а многие сугробы предательски потемнели и осели на южный
бок, обрастая ледяными иголками. Весна наступала на пятки - а сделать
предстояло еще очень, очень много.
В Угличе Зверев первым делом вернул долг боярину Поливанову -
веснушчатому рыжеволосому пареньку немногим старше Андрея. Вернул - и
тут же государевым именем приказал добыть к началу ледохода ладей,
ушкуев, лодок, барж, чего угодно, но на полтысячи человек, и воинский
припас для большой крепости. Константин Дмитриевич, тут же поцеловав
нательный крест, поклялся обеспечить все в точности. Артельные,
получив обещанную плату, принялись разбирать крепость с такой же
активностью, с какой еще недавно ее строили, номеруя бревна и увязывая
их в трехслойные плоты.
Труднее всего пришлось с воеводой. Через слово вознося молитвы во
здравие государя, он постоянно забывал отсыпать серебро по данным
Андреем распискам, вместо длинноствольных пищалей пытался всучить
коротенькие тюфяки времен Тохтамыша, порох вместо перекрученного
норовил выкатить лежалый, в наряд вместо опытных пушкарей отписал едва
обученных мальчишек. Звереву понадобилось лично ходить и все
контролировать, прощупывать каждый ствол, лазить в каждую бочку,
перебирать пальцами картечь, проверять, подходят ли вымученные от
воеводы ядра к пищалям по калибру. Пушки ведь, бестии, все штучными
экземплярами оказались - и снаряды тоже требовались для каждого орудия
свои. Князь, не князь - но в огнестрелах лучше Зверева никто не
разбирался, и перепоручить кому-либо это дело Андрей не мог. Все сам,
сам, сам…
Двадцать пятого марта, в день святого Феофана, жители ближних к
Волге домов проснулись на рассвете от оглушительного, раскатистого
треска, словно бегающего из стороны в сторону по реке. Накинув на
плечи овчины, тулупы и зипуны, люди высыпали на улицу, вглядываясь в
стелящийся над самой землей туман.
- Славный ныне год будет, - сказал кто-то недалеко от Андрея. -
Коли на Феофана с утра туман, быть по осени хорошему урожаю.
- Хороший будет год, - согласился с ним князь и, как был, в
сапогах и налатнике на голое тело, сбежал вниз по пологому склону,
присел у кромки льда. Здесь, возле берега, ничего еще не изменилось,
но дальше, в пяти-шести шагах, сквозь туман уже различалось слабое
равномерное движение. Лед тронулся. Зверев выпрямился и коротко
выдохнул, неожиданно для самого себя перекрестившись: - Вот и все.
Началось.
Основная масса льда скатывалась первые пять дней. Вода все это
время в Волге не повышалась, а потому нанятые боярином Поливановым
корабельщики смогли спокойно опустить в выпиленные у причалов, в
береговом припае, проруби семь ушкуев и две огромные ладьи, по десяти
сажен длины в каждой, пяти сажен ширины и высотой с двухэтажный дом.
Ладьи, пожалуй, могли принять столько же груза, сколько все ушкуи
вместе взятые, но… Но уж больно крупные и неуклюжие это были корабли
для вертлявых лесных рек. Выше Волги пути для них не имелось.
Два дня спускали на воду перезимовавшие суда, еще три ушло на их
погрузку. Под тяжестью пушек, картечи и прочих припасов корабли
глубоко осели в воду. Ладьи из двухэтажных величественных махин
превратились в украшенные мачтами погреба, ушкуи и вовсе выглядывали
над поверхностью всего на половину сажени. Тридцатого марта - в день,
когда половина горожан отправились в лебяжью слободу на гусиные бои, -
боярин Поливанов постучался в светелку Зверева на постоялом дворе.
- Прости, княже, коли отвлекаю, но пора и тебе на ладью
переходить. Снаряжение все погружено, лошадей твоих я повелел пока в
имение свое, в Залубки, отправить. Скакуны нам теперь не скоро
понадобятся. Коли дозволишь, велю холопам добро твое грузить.
- Уже? - удивился Андрей. - Я думал, еще суда будут. У нас одних
мастеровых три с половиной сотни. На двух ладьях и семи ушкуях столько
народу не разместить.
- И не нужно, княже. Они себе шалаши на плотах поставили и
палатки, дров и хвороста натаскали. Мастеровым на плотах просторнее, а
казне тяготы меньше. Пивом согреваются, песни поют, ждут, когда вода
поднимется. Как бы нам этого часа не упустить.
- Отлично… - Андрей вглядывался в лицо боярина, пытаясь найти
черты тех монгольских воителей, из которых, если верить царю, вышел
род Поливановых, но ничего заметить не мог. Обычный русский парень,
такой же, как и тысячи других по долам и весям бескрайней Руси. - Коли
так, то пойдем. Куда ты меня поселишь?
- Я на одной ладье пойду, княже, с боярином Выродковым. А ты на
другой, княжеской.
- Давай сделаем иначе. Я с Иваном Григорьевичем поплыву на одной
ладье, впереди. Потому как я место знаю, а ему сразу за дело придется
браться. Ты же замыкающим пойдешь. Чтобы увидеть, коли какой из плотов
или ушкуев отстанет.
- Воля твоя, Андрей Васильевич, - поклонился боярин. - Исполню в
точности.
Половодье князь Сакульский проспал. Укладывался он, когда Волга,
почти освободившаяся ото льда, едва-едва лизала нижние бревна крайнего
плота, а когда встал и вышел на палубу - оказалось, что берега уже
уплывают назад, ладья под поставленным под углом к килю парусом режет
волну и откидывает в стороны редкие зеленоватые льдины, позади же, на
толстом, с руку, пеньковом канате тянется дли-инная лента белых
плотов, на которых тут и там темнеют треугольники шалашей и вьются
ввысь сизые дымы от костров. Плоты были увязаны вместе по два-три
десятка, каждая такая партия влеклась отдельным кораблем. Не для
скорости, естественно, а для некоторой управляемости. А то ведь
течение запросто может и на отмель выбросить, и в чащобу занести.
Половодье ниже Углича не превращало реку в необозримое море, как это
было возле Новгорода, за Великими Луками или под Псковом. Здесь вода
уходила под деревья, и русло, как и летом, извивалось между тесными
сосновыми стенами.
Насколько расползлась череда плотов, стало понятно только через
три дня, когда караван миновал Усть-Шексну, и Волга, приняв в себя
Шексну, Мологу и Суду, повернула на юг. Берега расступились почти на
версту, русло спрямилось. Развернулся и караван, вытянувшись до самого
горизонта. Однако сизые дымки выдавали обитаемые плоты, и Андрей на
глазок прикинул, что ведет за собой почти десять километров бревен!
Хотя не удивительно: ведь он вез к Казани целый город. Погружаясь в
волны, расталкивая последние льдины, пугая рыб, за ладьей плыли башни,
ворота, стены, крыши, лестницы, помосты, церковь с куполами и
звонницей - пускай пока и без колоколов.
Весенний разлив и несколько полноводных рек разогнали течение
Волги до скорости спешащего на ужин холопа, а потому к Ярославлю
караван поспел уже через день и ровно в полдень бесшумно проскользил
под белокаменными стенами. Андрею показалось, что их вовсе не заметили
- всю многокилометровую махину. В Костроме же, несмотря на ранний час
- едва-едва после рассвета, - по берегам собралась изрядная толпа.
Люди махали руками, что-то кричали, детишки подпрыгивали и бежали
вдоль берега, обгоняя плоты. А вот знаменитая Кинешма оказалась всего
лишь небольшой рубленой крепостицей, окруженной полусотней
крестьянских изб. Зато Юрьевец, охранявший устье Унжи, выглядел
крупным городом. Не Углич и не Ярославль, конечно, но Острову или
Кореле легко мог дать фору. Крепость в нем была деревянной, но башни и
южные ворота, выходящие к Волге, сложили из камня, и выглядели они
совсем новенькими. Похоже, город потихоньку укреплялся и вскоре мог бы
сравняться мощью даже с древней Ладогой.
Через три дня караван наконец-то миновал Нижний Новгород - могучую
крепость из темно-красного кирпича, мрачно взирающую на реку с
высокого берега, - прошел устье Оки и попал на земли, которые можно
было отнести к «спорным». До самой дальней русской крепости,
Васильсурска оставалось еще сто верст.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ' Князь #6'
1 2 3 4 5
- Вот видишь! - обрадовался правитель. - Их двадцать, нас
двадцать. Одолеем!
- И будет, как всегда…
- Что «как всегда»?
- Не первый раз Москва с Казанью воюет, государь. Не первый раз их
побеждает. Но неизменно, едва время первое проходит, казанцы забывают
свои клятвы о дружбе и мире и снова приходят грабить наши земли,
угоняют наших людей в рабство. Не побеждать нужно Казань, Иоанн
Васильевич. Не побеждать, а покорять. Чтобы грабежи татарские не
повторялись более никогда.
- К чему ты клонишь, Андрей Васильевич?
- Тебя когда-нибудь кусали комары, государь?
- Ты, княже, - рассмеялся правитель, - святым подвижником меня
считаешь, коего и комары не кусают, и зверь дикий не трогает?
- Когда ты комара убиваешь, государь, разве примериваешь ты силу
свою, чтобы зря лишку не потратить? Или так бьешь, чтобы уж точно
ничего не осталось?
- Бью…
- Так и здесь, Иоанн Васильевич, бить надобно не с осторожностью,
а наотмашь, сколько мочи есть. Чтобы после этого удара всех врагов
твоих в лепешку расплющило, чтобы уж точно никто и никогда более на
Русь меча поднять не посмел. Так, чтобы никаких сомнений не осталось в
твоей силе, в твоей победе. Чтобы никакая хитрость и никакая помощь
Казани уже не помогла, как бы разбойничье племя ни старалось.
- Яснее сказывай, княже. К чему речи ведешь?
- Удар должен быть крепким и сокрушительным. Нестерпимым для
ханства Казанского. Посему надобно не просто силы собрать, а такие
силы, которые раза в три мощь татарскую превысят. Пятьдесят-шестьдесят
тысяч ратных людей, никак не менее. Дабы ни малейшей надежды у врага
не оставить. Потом, государь, ведомо мне, в поход бояре со своим
припасом выступают. Иной раз такое случается, что не хватает в рати
провизии для долгого похода, и оттого приходится распускать ополчение.
Отправлять воинов по домам или в иные места, где они могут запасы
пополнить. Война на это время, считай, прекращается, враг отдыхает и
сил набирается. Нельзя нам такого конфуза допустить. Значит,
позаботиться о припасах придется казне. Чтобы по своему недомыслию
ратники голодными не оказались, домой проситься не начали.
- Накладно сие. Но разумно.
- Чтобы поход оказался стремительным и победным, его загодя
подготовить надобно, продумать все до малейших деталей. Не просто
созвать людей и направить вниз по Волге, а каждый шаг их
заблаговременно просчитать. Помнишь напасть, коя в битве под Оршей
случилась? 1 Бояре Голица и Челядин, что полками правой и левой руки
командовали, промеж собой из-за старшинства разругались, и как битва
началась, Челядин помогать крылу своего же русского войска из-за обиды
не стал, позволил полякам Голицу разгромить, а потом его уже одного
поляки добили. В итоге и кровь русскую зазря пролили, и сами в полон
попали, и для всего государства позор получился: жалким ляхам битву
проиграли! Но и нам урок: нельзя допустить в одном деле воевод, друг
друга ненавидящих. Посему для похода требуется подобрать только тех
бояр, что к дрязгам меж собой несклонны, и тебе преданы, и приказы
сполнять станут без ссылок на чужие и свои родословные. Прямо сейчас
нужно выбрать воевод самых доверенных, самых умных и опытных. Элиту. А
тех, что в общий строй не годятся - аккурат по порубежью и разослать.
Пусть заслоны на границах обеспечат.
- Вижу, ты и впрямь все продумал, Андрей Васильевич, - после
короткой заминки кивнул юный правитель России. - Слова твои убеждают.
Крепость… припасы… Рать слитная и крепкая… Коли по твоим планам
поступать, то я прямо сейчас за успех похода поручусь. Не по обычаю
все делаешь, однако же знаючи. И все же… И все же нет у меня для тебя
пятидесяти тысяч ратников. Хоть все книги разрядные перешерсти, разом
столько воинов на Руси не собрать.
- Можно нанять, - пожал плечами Зверев. - Европа рядом. Там нищета
такая, что волосы дыбом встают. За пару стоптанных сапог зарежут не
поморщась. С голодухи даже дворяне дроздов и жаворонков жрут, а то и
вовсе лягушек с улитками, простой люд супом из лука питается. За
несколько алтын они станут служить, как цепные псы - только покажи,
кого кусать. Опять же свободных людей у нас в городах хватает, иные
храбры и достойны. Отчего же охотников государю послужить в полки не
позвать? Отнестись к ним с уважением, как к боярам: землей под пахоту
и огород надели, за службу приплачивай… И вперед - пусть свое право на
жизнь без тягла в бою подтверждают.
- Что проку от смердов в сече, Андрей Васильевич? Рази сам не
знаешь? Тебя, вон, с младых ногтей и к луку, и к сабле, и к рогатине
приучали. А они? Разве топором баловать умеют да кистенем исподтишка
ударят.
- Времена меняются… - покачал головой Зверев. - Я тут придумал
холопов бердышом вооружать. Штука это удобная, ворогам нашим пока
неведомая. За пару недель любого можно натаскать им работать. И коли
потом лениться не будет, за себя супротив всякого противника сможет
постоять. Опять же пищальному бою с детства учить не нужно. За два
часа кому хочешь объясню, куда порох сыпать, как его прибивать.
Лучника такой боец не заменит, всего раз в полчаса стреляет. Но в
каждом выстреле - по восемь-десять пуль. Дружный залп с близкого
расстояния половину атакующей конницы скосит. Я в битве при Острове
успел попробовать.
- Зело странные вещи сказываешь, княже… - Царь всея Руси задумчиво
почесал себя за ухом. - Трудно в сии чудеса поверить. Чтобы лапотник
простой - да с боярином родовитым на равных в битве сражался… Однако
же… Однако же предыдущий твой совет тоже странен был, ан помог
преизрядно. Коли попробовать испытать в деле один полк, вреда большого
не случится. Убедил, Андрей Васильевич, быть посему. Велю кликнуть
охотников до ратного дела, огненным манером сражаться. Что же до
наемников иноземных… Дорогое сие баловство получится.
- Больше ста лет люд русский от казанской напасти плачет, -
напомнил Зверев. - Лучше раз напрячься, потратиться, подготовиться, но
кровососа прибить. Не то из-за мелкой экономии слабо комара
прихлопнешь. Уцелеет, отлежится, оклемается - опять ведь за старое
возьмется.
- Да, княже. Вижу, всерьез ты решился казну мою растрясти, -
прикусил губу Иоанн, зачем-то перелистнул пару страниц лежавшей на
пюпитре книги. - Однако же, начавши путь, бросать его нельзя. Плох не
тот правитель, который благих дел не затевает, а тот, который начатые
до конца не доводит. Ты получишь золото, потребное для окончания
работы и покупки припасов. Воеводе угличскому с тобой письмо пошлю,
пусть даст тебе нужное число тюфяков и пищалей, заряд к ним полный.
Город мастеровой, себе еще пушек отольет. Но ты за все уплати сполна.
Наемников же иноземных… Коли ты отправляешься к Казани, кто станет
воинов в закатных странах нанимать?
- У князя Друцкого, - тут же вспомнил тестя Андрей, - в Европе
родичей множество, бывает он там часто, дела ведет. Кому как не ему
это дело поручить?
- Я подумаю, княже, - степенно кивнул правитель. - Ступай, отдохни
с дороги. Как грамоты и деньги готовы будут, за тобой пришлют. Где
твой дом в Москве?
- На подворье дьяка Кошкина я остановился, Иоанн Васильевич, -
отступая, поклонился Андрей.
- Коли так, ему и искать проще будет… А что за луковый суп ты
помянул? Это из чего он делается? Неужели…
- А-а, суп? Так я знаю, читал в инете. Берется лук, обычный
репчатый, чистится. Из шелухи варится бульон, а сами головки мелко
режутся, для вкуса обжариваются, для сытости мука добавляется, потом
все это в бульон…
- Тьфу, прости Господи, - не выдержал Иоанн и перекрестился. - Как
они там живут-то? У нас всякое случалось, но до такого, вестимо, не
доходило. Может, они еще и ворон варят?
- Насчет ворон не знаю. А ракушки по берегам моря собирают и
сырыми с уксусом…
- Всё!!! - Правителя всего аж передернуло. - Ступай!
Ждать ответа пришлось три дня. Государь отсыпал от щедрот своих
всего пять тысяч гривен серебра, но зато отдельной грамотой позволил
князю Сакульскому пользоваться казной Углича невозбранно, а также
забирать для своих нужд оружие из городских запасов и исполчать людей.
Это было не совсем то, о чем они договаривались при встрече - но
вполне достаточно для продолжения работ.
Когда Андрей мчался вниз по Волге, солнце уже начало припекать
по-весеннему, а многие сугробы предательски потемнели и осели на южный
бок, обрастая ледяными иголками. Весна наступала на пятки - а сделать
предстояло еще очень, очень много.
В Угличе Зверев первым делом вернул долг боярину Поливанову -
веснушчатому рыжеволосому пареньку немногим старше Андрея. Вернул - и
тут же государевым именем приказал добыть к началу ледохода ладей,
ушкуев, лодок, барж, чего угодно, но на полтысячи человек, и воинский
припас для большой крепости. Константин Дмитриевич, тут же поцеловав
нательный крест, поклялся обеспечить все в точности. Артельные,
получив обещанную плату, принялись разбирать крепость с такой же
активностью, с какой еще недавно ее строили, номеруя бревна и увязывая
их в трехслойные плоты.
Труднее всего пришлось с воеводой. Через слово вознося молитвы во
здравие государя, он постоянно забывал отсыпать серебро по данным
Андреем распискам, вместо длинноствольных пищалей пытался всучить
коротенькие тюфяки времен Тохтамыша, порох вместо перекрученного
норовил выкатить лежалый, в наряд вместо опытных пушкарей отписал едва
обученных мальчишек. Звереву понадобилось лично ходить и все
контролировать, прощупывать каждый ствол, лазить в каждую бочку,
перебирать пальцами картечь, проверять, подходят ли вымученные от
воеводы ядра к пищалям по калибру. Пушки ведь, бестии, все штучными
экземплярами оказались - и снаряды тоже требовались для каждого орудия
свои. Князь, не князь - но в огнестрелах лучше Зверева никто не
разбирался, и перепоручить кому-либо это дело Андрей не мог. Все сам,
сам, сам…
Двадцать пятого марта, в день святого Феофана, жители ближних к
Волге домов проснулись на рассвете от оглушительного, раскатистого
треска, словно бегающего из стороны в сторону по реке. Накинув на
плечи овчины, тулупы и зипуны, люди высыпали на улицу, вглядываясь в
стелящийся над самой землей туман.
- Славный ныне год будет, - сказал кто-то недалеко от Андрея. -
Коли на Феофана с утра туман, быть по осени хорошему урожаю.
- Хороший будет год, - согласился с ним князь и, как был, в
сапогах и налатнике на голое тело, сбежал вниз по пологому склону,
присел у кромки льда. Здесь, возле берега, ничего еще не изменилось,
но дальше, в пяти-шести шагах, сквозь туман уже различалось слабое
равномерное движение. Лед тронулся. Зверев выпрямился и коротко
выдохнул, неожиданно для самого себя перекрестившись: - Вот и все.
Началось.
Основная масса льда скатывалась первые пять дней. Вода все это
время в Волге не повышалась, а потому нанятые боярином Поливановым
корабельщики смогли спокойно опустить в выпиленные у причалов, в
береговом припае, проруби семь ушкуев и две огромные ладьи, по десяти
сажен длины в каждой, пяти сажен ширины и высотой с двухэтажный дом.
Ладьи, пожалуй, могли принять столько же груза, сколько все ушкуи
вместе взятые, но… Но уж больно крупные и неуклюжие это были корабли
для вертлявых лесных рек. Выше Волги пути для них не имелось.
Два дня спускали на воду перезимовавшие суда, еще три ушло на их
погрузку. Под тяжестью пушек, картечи и прочих припасов корабли
глубоко осели в воду. Ладьи из двухэтажных величественных махин
превратились в украшенные мачтами погреба, ушкуи и вовсе выглядывали
над поверхностью всего на половину сажени. Тридцатого марта - в день,
когда половина горожан отправились в лебяжью слободу на гусиные бои, -
боярин Поливанов постучался в светелку Зверева на постоялом дворе.
- Прости, княже, коли отвлекаю, но пора и тебе на ладью
переходить. Снаряжение все погружено, лошадей твоих я повелел пока в
имение свое, в Залубки, отправить. Скакуны нам теперь не скоро
понадобятся. Коли дозволишь, велю холопам добро твое грузить.
- Уже? - удивился Андрей. - Я думал, еще суда будут. У нас одних
мастеровых три с половиной сотни. На двух ладьях и семи ушкуях столько
народу не разместить.
- И не нужно, княже. Они себе шалаши на плотах поставили и
палатки, дров и хвороста натаскали. Мастеровым на плотах просторнее, а
казне тяготы меньше. Пивом согреваются, песни поют, ждут, когда вода
поднимется. Как бы нам этого часа не упустить.
- Отлично… - Андрей вглядывался в лицо боярина, пытаясь найти
черты тех монгольских воителей, из которых, если верить царю, вышел
род Поливановых, но ничего заметить не мог. Обычный русский парень,
такой же, как и тысячи других по долам и весям бескрайней Руси. - Коли
так, то пойдем. Куда ты меня поселишь?
- Я на одной ладье пойду, княже, с боярином Выродковым. А ты на
другой, княжеской.
- Давай сделаем иначе. Я с Иваном Григорьевичем поплыву на одной
ладье, впереди. Потому как я место знаю, а ему сразу за дело придется
браться. Ты же замыкающим пойдешь. Чтобы увидеть, коли какой из плотов
или ушкуев отстанет.
- Воля твоя, Андрей Васильевич, - поклонился боярин. - Исполню в
точности.
Половодье князь Сакульский проспал. Укладывался он, когда Волга,
почти освободившаяся ото льда, едва-едва лизала нижние бревна крайнего
плота, а когда встал и вышел на палубу - оказалось, что берега уже
уплывают назад, ладья под поставленным под углом к килю парусом режет
волну и откидывает в стороны редкие зеленоватые льдины, позади же, на
толстом, с руку, пеньковом канате тянется дли-инная лента белых
плотов, на которых тут и там темнеют треугольники шалашей и вьются
ввысь сизые дымы от костров. Плоты были увязаны вместе по два-три
десятка, каждая такая партия влеклась отдельным кораблем. Не для
скорости, естественно, а для некоторой управляемости. А то ведь
течение запросто может и на отмель выбросить, и в чащобу занести.
Половодье ниже Углича не превращало реку в необозримое море, как это
было возле Новгорода, за Великими Луками или под Псковом. Здесь вода
уходила под деревья, и русло, как и летом, извивалось между тесными
сосновыми стенами.
Насколько расползлась череда плотов, стало понятно только через
три дня, когда караван миновал Усть-Шексну, и Волга, приняв в себя
Шексну, Мологу и Суду, повернула на юг. Берега расступились почти на
версту, русло спрямилось. Развернулся и караван, вытянувшись до самого
горизонта. Однако сизые дымки выдавали обитаемые плоты, и Андрей на
глазок прикинул, что ведет за собой почти десять километров бревен!
Хотя не удивительно: ведь он вез к Казани целый город. Погружаясь в
волны, расталкивая последние льдины, пугая рыб, за ладьей плыли башни,
ворота, стены, крыши, лестницы, помосты, церковь с куполами и
звонницей - пускай пока и без колоколов.
Весенний разлив и несколько полноводных рек разогнали течение
Волги до скорости спешащего на ужин холопа, а потому к Ярославлю
караван поспел уже через день и ровно в полдень бесшумно проскользил
под белокаменными стенами. Андрею показалось, что их вовсе не заметили
- всю многокилометровую махину. В Костроме же, несмотря на ранний час
- едва-едва после рассвета, - по берегам собралась изрядная толпа.
Люди махали руками, что-то кричали, детишки подпрыгивали и бежали
вдоль берега, обгоняя плоты. А вот знаменитая Кинешма оказалась всего
лишь небольшой рубленой крепостицей, окруженной полусотней
крестьянских изб. Зато Юрьевец, охранявший устье Унжи, выглядел
крупным городом. Не Углич и не Ярославль, конечно, но Острову или
Кореле легко мог дать фору. Крепость в нем была деревянной, но башни и
южные ворота, выходящие к Волге, сложили из камня, и выглядели они
совсем новенькими. Похоже, город потихоньку укреплялся и вскоре мог бы
сравняться мощью даже с древней Ладогой.
Через три дня караван наконец-то миновал Нижний Новгород - могучую
крепость из темно-красного кирпича, мрачно взирающую на реку с
высокого берега, - прошел устье Оки и попал на земли, которые можно
было отнести к «спорным». До самой дальней русской крепости,
Васильсурска оставалось еще сто верст.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ' Князь #6'
1 2 3 4 5