А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Твоя власть сломлена!
Дробящей лавиной прокатился смех Грызли Живоглота.
– ГЛУПЦЫ! – прогремел он. – Вы говорите мне о власти, с вашими-то крохотными жизнями, подобными падению листьев! Что за посмешище! – Новый раскат смеха. Снизу донеслось какое-то ворчание, и трон Живоглота резко качнулся. – Вы говорите мне о Пра-Древе! – взревел он, и ворчание сделалось громче. – Вы думаете, что видите трон Живоглота, но вы не видите ничего!
Хозяин Холма дробно захохотал – звук, похожий на стук града. Племя дрогнуло и чуть не побежало, но Мышедав сделал шаг вперед, и строй удержался на месте. Не успел тан и слова сказать, как темное вздутое тело Живоглота вновь затряслось от смеха, раскачиваясь на вершине трупной горы.
– Вы думаете, я взгромоздился на этот насест, чтобы напугать жалких суетливых тварей, которые мне служат? – вопросил Толстяк. – Чтобы вселить потусторонние страхи в умы таких, как вы? ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! – Голос Живоглота сделался оглушительным. – Подобно Феле Плясунье Небесной, которая породила меня, я согреваю своим теплом эту груду извивающейся плоти. Я даю ей МОЩЬ!
Ворчание, доносившееся из пропасти, стало прерывистым всасывающим звуком. Отсветы, струившиеся из земли, превратились в сумасшедшие вспышки. Все толпящиеся создания – и Свободное Племя, и Когтестражи – в страхе завыли и поползли прочь от пропасти.
Из-под Живоглота выдвинулась громадная фигура, словно вылупившись или сложившись из паров пропасти. Она издавала звук, подобный крику бессчетных умирающих существ, – мириады голосов в одном бездушном вопле. Завывая и визжа, все, кто окружал пропасть, бросились к стенам пещеры, пока необъятное существо тяжело выкарабкивалось наружу.
Болезненный пурпурный свет упал на что-то чудовищное и уродливое, темное и небывалое. В его слюнявой морде и красных глазах был некий неопределенный, сумасшедший намек на что-то демонически-собачье. Оно образовалось из тающих, содрогающихся тел пропасти – умирающих, жалко страдающих животных, слившихся в единую огромную форму.
Некоторые из Племени, обретя на грани безумия мужество, попытались встать и сражаться. Чудище вмиг оказалось на них, неуклюжее и смертоносное.
– Я породил его! ЯРРОС ! Я высидел его! В пещере клубился грохочущий хаос воплей, мертвых и умирающих тел. Покуда собакоподобное существо дробило и убивало, надо всем возносился голос Живоглота:
– ЯРРОС ! Это ваша погибель! Яд для всех, кто ходит по поверхности мира!
Хвосттрубой отвернулся от жуткого зрелища и вылетел из Пещеры-Пропасти.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

У лисы уловок разных – целый короб,
У ежа – всего одна, зато какая!
Архилох


В Закоте был ад кромешный. Проносясь сквозь почти полную тьму, Фритти видел котообразные фигуры – припадающие к земле, визжащие, скачущие, словно обезумевшие полчища летучих мышей.
Хвосттрубой мог думать только о друзьях; ужас и смерть позади него были слишком непомерны. Казалось, то был конец всему – всей жизни, всему разуму, всей надежде. И он хотел встретить это вместе с друзьями.
Никто не обратил внимания на его бегство. Когтестражи и Клыкостражи сражались друг с другом, как и с вторгшимся войском Свободного Племени. Звуки хаоса подняли в пещерах заключенных – растерянных, дерущихся, орущих, отчаянно ищущих выходов. Громовой бессмысленный голос Ярроса катился по Холму, рокоча разорением и безумием.
Фритти старался вспомнить плохо усвоенные направления, указанные ему Гнусняком. Несколько раз, теряясь из-за встречных звуков и тел, он пугался, что заблудился. Наконец узнал ход, ведущий вниз. Прижав уши, спрыгнул по покатому туннелю.
Мимолетка и Шустрик, вздыбив шерсть, жались к задней стене своей пещеры. У ног их лежал Гроза Тараканов, но теперь глаза его были открыты. Он со странным тихим интересом поглядел на Фритти, появившегося в дверном проеме. Мимолетка сначала, казалось, не узнала Фритти, потом, изумленно тряхнув головой, прыгнула вперед, выкрикивая его имя:
– Хвосттрубой! Ты здесь?! Что происходит?!
Она потянулась обнюхать его, но он пробежал мимо, к Шустрику.
– Шусти! – крикнул он. – Это я, Шуст! Ты цел? Ходить можешь?
Шустрик на миг уставился на него, словно не понимая, потом мордочку котенка озарила нежная улыбка.
– Мягкого мяса , Хвосттрубой, – сказал он. – Я знал, что ты вернешься.
Фритти обернулся и увидел, что Мимолетка опасливо глядит в проход.
– Происходит ужасное, Мимолетка, – заговорил он. – Племя пришло, но его встретила страшная опасность. Мы здесь ничем не сможем пособить. Наша единственная возможность выбраться – сейчас, среди сумятицы. Помоги Шустрику встать! Я займусь Грозой Тараканов.
Ни о чем не расспрашивая, серая фела прыгнула на помощь к малышу, но Шусти сам поднялся на дрожащие лапки.
– Я сам, – заявил он. – Я только и ждал, чтобы пришел Хвосттрубой, – таинственно добавил он и потянулся, выгнув тело в небольшую дугу.
С Грозой Тараканов все оказалось труднее. Хоть он уже бодрствовал и не сопротивлялся открыто, но, видимо, был сбит с толку. Казалось, он не понимал, к чему спешить; шатаясь, обошел пещеру, обнюхивая углы и стены, словно только что сюда прибыл.
– Он был в сонных полях с тех пор, как нас сюда бросили, – объяснил Шустрик. – Я – уж не знаю, с какого времени – в первый раз вижу его на ногах.
– Надеюсь, он помнит, как пользоваться лапами, – проворчал Хвосттрубой, – ведь наше время истекает, если уже не истекло. Идем. Я поведу. Мимолетка, выше хвост и помоги Грозе Тараканов.
– Но куда мы идем? – спросила фела. – Ведь если Племя пришло в Холм, то охранники перекрыли все входы и выходы?
– По-моему, я знаю путь, который не будет под охраной, – ответил Фритти, – но он рискованный. Мы немедленно должны идти! Что смогу, расскажу тебе по дороге.
Шествие двинулось к выходу. Хвосттрубой сначала высунулся, чтобы убедиться, что путь свободен. Снаружи было пусто, но сверху просачивались звуки великого смятения и хаоса.
Добравшись до выхода из пещеры. Гроза Тараканов замешкался, оглядывая комнату, где так долго провалялся в заключении. Впервые с той минуты, как прошел под воротами Закота, он заговорил.
– Мерзкая зверская коробка, – негромко сказал он и позволил Мимолетке подтолкнуть себя вперед.
Пока четверка пробиралась по оживленным теперь коридорам, Фритти старался рассказать обо всем, что видел. Вокруг них всюду лежали мертвые и умирающие вперемешку с очумевшими живыми. Светящаяся земля, окаймлявшая комнаты и туннели, теперь мерцала лишь местами, и опасность в потемневшем Холме мерещилась повсюду.
Несколько раз путь преграждали твари Холма, и им приходилось сражаться, чтобы пройти. Фритти и Мимолетка как одержимые дрались за свободу, повергая Клыков и Когтей в смятение: почему эта мелюзга тут же не сдается?! Мир Холма, казалось, треснул по всем швам, и для его устрашенных обитателей эти отчаянные, неуправляемые рабы были лишь пугающим свидетельством крушения всего привычного. Раз за разом Когти, дрогнув, в страхе уносились на поиски кого-нибудь послабее.
Гроза Тараканов не помогал сопротивляться нападающим – только ежился, что-то болезненно бормоча. Шустрик же стоял со странным надменным видом, не поднимая лапок, чтобы защититься, даже когда угрожали непосредственно ему. Вместо этого он ласково глядел на нападающих, пока они не бросались в стороны, напуганные тем, чего не могли понять.
Хвосттрубой и Мимолетка, непрестанно сражавшиеся, чтобы защитить спутников, были изранены. Шустрик, целый и невредимый, шел за ними, как малыш во время дневной игры.
– Не знаю, долго ли еще мы сможем так вот идти, – выдохнула Мимолетка, когда они убегали с места очередной стычки. – Скоро кто-нибудь возьмет власть над этими созданиями, и мы тогда прямо можем препоручить наши ка Муркле.
– Знаю, – пропыхтел Фритти.
Он не надеялся продержаться, – действительно, окольные пути, которыми они двигались, стали теперь опаснее. Он берег дыхание – припасал его впрок для будущей гонки. Впрочем, следуя туннелями, ведущими к поверхности, они наконец добрались до более пустынных мест. Племя Перводомья оттеснило большинство часовых с застав Холма; когда четверка свернула и побежала, шум битвы позади них уменьшился. Свет земли Холма тоже убывал, но Фритти уже проходил этими тропами раньше, а что важнее – следовал теперь медленно нарастающему громыханию Обжигающего Потока.
Шипящий ревущий шум подземной реки все громче и громче звучал у них в ушах, покуда они одолевали ряд узких, низких туннелей. Воздух стал сырым. Из тесного прохода протиснулись в последнюю, как помнилось Фритти, высокую комнату перед пещерой Потока. Спасение казалось теперь возможным, хотя Хвосттрубой был уверен, что позади него Племя ведет – и проигрывает – решающий смертный бой.
Он остановил группу, чтобы предупредить об опасности поскользнуться там, впереди, но его предостережения остались невысказанными. Когда он повернулся к спутникам, Грозы Тараканов как не бывало.
– Мимолетка! – воскликнул он. – Где Гроза Тараканов? Я думал, он идет за тобой!
Серая фела , зализывавшая свои раны, оглянулась в пустую тьму. Зеленые глаза сузились от стыда.
– Не сердись, Хвосттрубой, – негромко сказала она. – Шусти наступил на что-то острое и захромал. Я прошла вперед, чтобы помочь ему. Гроза Тараканов был прямо за нами…
В расстройстве и печали Фритти резко тряхнул головой:
– Ты тут ни при чем, Мимолетка. Ты не могла этого предвидеть. Дай-ка я опишу тебе пещеру, которая впереди, и путь вокруг реки.
Когда он окончил рассказ, Мимолетка понимающе кивнула. Шуст только сидел, с возрастающей мрачностью тихонько поглядывая на Хвосттрубоя.
– Надеюсь, я сумею догнать вас раньше, чем вы уйдете от Потока, – сказал Фритти, – а если нет, держите вправо и двигайтесь к поверхности.
– Что ты имеешь в виду – «догнать нас»? – растерянно спросила Мимолетка.
Увидев ее огорченную мордочку, Хвосттрубой так опечалился, что потерял дар речи. За него неожиданно ответил Шустрик:
– Он хочет вернуться и поискать Грозу Тараканов.
Мимолетка изумилась:
– Вернуться?! Да ты что, Хвосттрубой?! Времени все меньше и меньше. Не жертвуй собой попусту!
– Вовсе не попусту, – сказал Фритти. – Я должен это сделать. И для меня самое главное – чтобы выбрались вы с Шусти. Идите же, пожалуйста.
Он было повернулся, но Мимолетка, подбежав, встала между Фритти и туннелем. Расстроенная, она, казалось, была в неистовстве – так неистово она не дралась и за собственную жизнь, Хвосттрубой заметил разницу. Такой, может быть, бывала она, когда сбивалась с шага в земном своем танце и не могла снова его найти.
– Шусти! – крикнула она. – Скажи ему, чтобы не ходил! Не давай ему так вот и уйти, чтобы подергать смерть за хвост!
Но Шустрик лишь взглянул на нее со странной своей ласковостью и сказал:
– Он пойдет. Не делай так, чтобы это было еще тяжелее для нас, ну пожалуйста, Летка. Может быть, тебе повезет, Хвосттрубой. Возвращайся к нам, если сможешь.
У Хвосттрубоя был только миг, чтобы подивиться перемене, происшедшей с его юным другом. Из туннелей донеслись звуки ненависти и борьбы, снова увлекая его к цели.
– Мягкого засыпанья , милые, милые друзья, – сказал он и задержался было, чтобы обнюхать их обоих, но не посмел встретиться взглядом с Мимолеткой.
Прыгнул мимо нее и помчался в туннель – вспять по дороге, которой они пришли.
Внешние проходы, которые они только что относительно благополучно миновали, снова наполнились темными фигурами Когтей и Клыков. Побитые твари, казалось, снова сплотились, и, по разумению Фритти, это сулило недоброе Чутколапу, Сквозьзабору и остальным. Откуда-то сверху – а издалека ли, он не мог бы сказать – доносился скребущий, волочащийся шум: в Верхних Катакомбах двигалось какое-то огромное существо. Это сулило куда худшее. Можно было с легкостью догадаться, что зловещее чудовище сбежало из Пещеры-Пропасти и как раз в эту минуту тащится по верхним туннелям. Хвосттрубой не думал, чтобы Гроза Тараканов слишком далеко отошел от дороги, но если уж отошел… тогда даже только что принятое решение не заставило бы Фритти добровольно оказаться поблизости от зубов и взора существа, которое было наверху.
Когда он полз по темному проходу – двигаясь беззвучно, потому что заметил группу Когтестражей, которые стояли на развилке туннеля не более чем в дюжине прыжков впереди, – его внезапно остановил неожиданный звук: негромкий смех, очень близко. Взглянув вниз, он увидел расщелину между каменным полом и стеной. Звук исходил как раз оттуда.
Он припал к земле, не выпуская из виду Когтестражей в разветвлении коридора. Они спорили – насколько можно было понять на таком расстоянии и при таком скудном свете. Приложив чуткое ухо к трещине, Фритти прислушался.
То, что он услышал, было не смехом, а странным хныканьем. Просунул голову в трещину – как раз прошли усы – и огляделся. В пещерке, образовавшейся под стеной туннеля, скорчилась темная фигура.
– Гроза Тараканов? – чуть слышно шепнул Фритти.
Если это существо его и услышало, то не подало никакого знака. Хвосттрубой осторожно протиснулся в отверстие пещерки. Внутри стояла почти полная тьма; пещерка была так невелика, что Фритти негде было и встать; он невольно ударился о согнувшуюся ощетиненную фигуру.
«Это наверняка Гроза Тараканов, – подумал Фритти. – Ни у кого больше нет такой грязной шерсти». И дал резкого тычка всхлипывающему существу.
– Гроза Тараканов! Это я, Хвосттрубой. Идем, я выведу тебя отсюда.
Фритти снова толкнул сумасшедшего кота, и хныканье стало бессвязным потоком слов:
– Пойман, пойман и осмеян… заклеймен в одно мгновенье… во мгновенье… о, там несуразица, брряд и с-сверх того…
Фритти стало противно. Он мог и предвидеть, что Гроза Тараканов примется нести тарабарщину.
– Эй, – сказал он. – Не время для этого!…
Глаза его приспособились к почти полной темноте; он чуть-чуть различал косматую, всклокоченную тень рядом с собой.
– Да пойми ты, да пойми ты, – простонал голос. – Они одели нас в каменную шкуру… набрали каменных черепов и соорудили нам из них клетку… тесную-претесную, не протиснешься. А ниже – глубины, и как оттуда жжет!
Тут голос повысился, сделавшись почти воем. Хвосттрубой вздрогнул. Если это продолжится, их несомненно обнаружат.
Терпение его стало таять от страха. Хвосттрубой ухватил зубами большую горсть грязного меха и с трудом поволок. Тяжкая, как камень, лапа налегла на него и придавила к земле. Сердце подпрыгнуло. Не ошибся ли он? Может, это вовсе не Гроза Тараканов?
«Прощальная насмешка судьбы, – подумал он – Пойти с самоотверженной целью, чтобы заслужить свое имя хвоста, и по-дурацки заползти в яму с прожорливым зверем…» Хвосттрубой изо всех сил попытался освободиться из-под твердой лапы, но обнаружил, что зажат надежно, как в материнской утробе. От его усилий существо повернулось, подставив свою морду под слабый отсвет из отверстия расщелины.
Это был Гроза Тараканов. Тусклое мерцание осветило его безумные глаза, подобные треснувшему льду.
– Моя кровь призвала смерч! – завизжал Гроза Тараканов. – Всасывающее, кружащееся существо… О, сжальтесь надо мной!… Я – его центр, оно никогда меня не покинет… О, даже пустота будет наслаждением!…
Последние отзвуки вопля вырвались в коридор. Фритти услышал звук бегущих лап и резкие вопрошающие голоса. Их обнаружили. Он последним усилием приподнялся, но Гроза Тараканов – с безумной силой – вмиг поймал его. Точно упавшим дубом придавил. Он закрыл глаза и стал ждать смерти.
Время, казалось, замедлилось, как когда-то давно, когда из ночи вышли Когтестражи… так давно. Покорившись, он краешком памяти что-то вспомнил – принялся это расследовать. То была молитва, которой когда-то учил его Чутколап… вернее, ее начало. Пока его разум медлительно восстанавливал отрывок песни, что-то в нем все еще слышало шарканье снаружи трещины и приглушенные сетования Грозы Тараканов. Кусочек молитвы проплыл перед его мысленным взором. «Ослепительный лорд Тенглор…» Да, так она начиналась. Как странно, что ему пришлось припомнить ее сейчас.
«Ослепительный лорд Тенглор»… Теперь он произнес это вслух – и услышал, как сладко противоречит оно всему: резкому дыханию зверя подле него, грубым крикам тварей снаружи. Еще кое-что из молитвы непрошено пришло прямо к нему на голос, еще обрывок песни. «Вечный странник Огнелапый…», «Вот что скажет вам охотник…» Как же кончалось? Ах да: «К бедствующим, а не к трусам…» Он снова пропел это от начала до конца, позабыв о тяжко дышащем рядом Грозе Тараканов. Когтестражи наверху странно притихли.

Ослепительный Лорд Тенглор,
Вечный странник Огнелапый…
Вот что скажет вам охотник:
К бедствующим он приходит,
К бедствующим – а не к трусам.

Фритти уловил перемену даже с закрытыми глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35