Таким образом, утверждая, что, создавая машины, я иду против природного порядка, отец совершенно прав. Но он ошибается, полагая, будто все в природе основано исключительно на гармонии. Естественное не тождественно гармоничному – надо будет записать это и вставить в книгу.
– В ту книгу о гармонии, которую ты пишешь с тех пор, как я тебя знаю? – спрашивает Лидрал, поежившись на ветру. – Холодно здесь.
Доррин кивает.
– А почему бы не дать ее прочесть твоему отцу?
– Сначала ее надо скопировать.
– Мы с Петрой можем взяться за это. Меня, чтоб ты знал, учили писать на Храмовом наречии.
Доррин смотрит вниз, туда, где у каменного причала стоят «Черный Алмаз» и «Собиратель» – рыболовное суденышко Кила. Место еще есть – Рейса позаботилась о том, чтобы к новому пирсу могли одновременно пришвартоваться четыре корабля размером с «Черный Молот». Старую деревянную пристань рачительный Пергун разобрал, а доски пустил на строительство второго склада.
– Спущусь-ка я к складу, – говорит, вставая, Лидрал. – А ты попытайся не забыть о мелочах, вроде сырорезок или игрушечных мельниц.
– Постараюсь заняться этим, как только закончим испытание.
Он заключает Лидрал в объятия, и ее руки обвивают его шею.
Их губы соприкасаются, и это уже настоящий поцелуй. Только вот длится он совсем недолго.
Отстранившись, Доррин ухмыляется.
– Чувствуешь улучшение? – спрашивает Лидрал.
– Конечно.
Она возвращается в дом за списком товаров, предназначающихся для отправки следующим судном, а он торопится к Тирелу.
Тот уже спустил «Молот» по усыпанному гравием накату на половину пути к воде, так что корабельная труба больше не находится под навесом. Работа над корпусом завершена, и Доррин, в который раз пробегая пальцами по лакированному черному дубу и металлическим пластинам, восхищается совершенством обтекаемой формы. Тонкие железные пластины над ватерлинией сливаются с дощатым дном так, что переход от металла к дереву почти незаметен. Медная обшивка могла бы добавить днищу надежности, однако на это нет ни времени, ни денег. Ни Совет, ни Фэрхэвен его пока не тревожат, однако Доррин ничуть не сомневается в том, что довольно скоро ему придется иметь дело и с тем и с другим.
Он направляется к корме, где осталось установить кожух для вала и гребного винта – пожалуй, самого большого инструмента, какой доводилось делать ему и Яррлу. Одна полировка лопастей заняла почти три дня и потребовала сооружения особой лебедки.
– Это ж какая прорва железа, мастер Доррин! – с придыханием произносит Стил, направляющийся наверх с материалами для отделки рулевой рубки. – Куда больше, чем винт «Черного Алмаза»!
– Надеюсь, что он будет развивать большее усилие при меньшей скорости вращения вала, – отзывается Доррин.
– Знаешь, мастер Доррин... я это... как бы сказать... – Стил смущенно кашляет.
– Ну, в чем дело? – добродушно интересуется Доррин.
– Задумался я, стало быть, о черном железе. Всяк знает, что оно сковывает магию... вроде, оно всегда так было. Но мне не совсем понятно, зачем ты обшил борта пластинами. Ведь неспроста же.
Доррин озирает корабль, представляя его себе уже завершенным, с железной трубой и железной обшивкой бортов, мостика и обеих рубок. Мачт у «Молота» нет, однако на палубе, на случай отказа двигателя, имеются два мачтовых ствола, куда можно установить низкие временные мачты. Вообще-то настоящие мачты со сложным парусным вооружением были бы для машины хорошим подспорьем, но «Молот» слишком мал для дополнительной нагрузки.
– Железо и магия... – бормочет Доррин, откликнувшись, наконец, на вопрос Стила. – Ты видел когда-нибудь, каким становится железо в горне?
– Оно раскаляется... вроде как краснеет.
– Точно, становится вишнево-красным. Это потому, что железо поглощает жар пламени, вбирает его в себя. Так вот: магия подобна жару, это тоже своего рода энергия, и железо способно поглощать ее, как и энергию огня. Особенно – черное. Вот почему некоторые магистры имеют щиты из черного железа. Будут они и у бойцов на борту «Молота». А обшивка – это своего рода щит для всего корабля.
– Звучит убедительно, – кивает Стил, – а это что, секрет? Я имею в виду, для других магов?
Доррин хмурится. То, что черное железо защищает от магического огня, – общеизвестно, но теоретическое объяснение этому он нашел сам. В книгах ему ничего подобного не попадалось.
– Не то, чтобы секрет, но к таким выводам я пришел самостоятельно. Никто меня этому не учил.
Стил задумчиво кивает:
– Спасибо за разъяснение, Мастер Доррин. С твоего позволения я отнесу это мастеру Тирелу. Он, небось, заждался.
– Скажи, что я сейчас поднимусь.
Стил уходит. Тщательно осмотрев корпус, Доррин поднимается на главную палубу, а оттуда, по временной приставной лестнице, в машинное отделение. Ни стены, ни постоянный трап не могут быть установлены, пока все узлы механизма не смонтированы и не испытаны. Сейчас из всей системы зубчатой передачи установлено только главное маховое колесо, но сборка самой машины завершена. Яррл уже прогревал паровой котел на низких температурах, что позволило обнаружить недоработки – течь в трубопроводе и, к сожалению, необходимость заменить паровые входные клапаны обоих цилиндров.
Гадая, что может случиться при более высоком давлении, Доррин проверяет уровень воды в резервуаре, заглядывает в топку и, высыпав туда кучку щепы, поджигает ее огнивом. Пока огонь разгорается, он пробегает пальцами по корпусу котла, проверяя чувствами его прочность. Вроде бы все в порядке.
Щепа заполыхала, и в топку летит полная лопата мелкого угля.
– Эй, ты никак уже начал? – слышится сверху голос Яррла.
– Только разжег топку. Надеюсь, ты не против? Чтобы поднять давление, требуется время.
– С чего мне быть против, это ж твоя машина, – бормочет Яррл, спускаясь к двигателя. – Хотя... порой мне трудно поверить...
Доррин и сам иногда испытывает такие же чувства, но вот ведь он – мощный, прочный черный двигатель. И как только отец не поймет, что такое изделие попросту не может ни порождать хаос, ни быть его порождением. И опять же – тут Доррин криво усмехается – основная проблема связана с самим Отшельничьим. Его избыточная гармонизированность неизбежно вызывает где-то усиление хаоса.
Но не значит ли это, что – поскольку двигатель есть инструмент гармонии – самое его существование тоже будет иметь своим следствием рост хаоса? Улыбка Доррина исчезает. Этот корабль необходим, но не станет ли строительство большого числа ему подобных губительным для мира?
– О чем задумался? – спрашивает Яррл.
– О хаосе и гармонии, – рассеянно отвечает Доррин, глядя наверх, где у люка собрались любопытствующие матросы. Потом он тянется к лопате. Яррл открывает заслонку, и в топку летит еще одна порция угля. Котел разогревается, и струя дыма над трубой становится все плотнее.
Еще раз проверив все отводные патрубки, Доррин смотрит на Яррла и, со словами «будем надеяться...» открывает поочередно оба клапана. Пар подается к цилиндрам.
По мере нарастания давления к лязгающему стуку поршней и шипению пара в цилиндрах примешивается еще какой-то слабый, свистящий звук.
Склонив голову набок, Доррин прислушивается, стараясь определить его источник.
– Вроде все нормально! – кричит, перекрывая шум двигателя, Яррл.
Доррин переходит к тяжелому маховому колесу – Яррловой придумке, которая должна обеспечить более равномерную передачу усилия. Правда, сам передаточный механизм к маховику еще не подсоединен – осталось поставить последнюю шестерню. Потом, если механизм будет работать, можно будет соединить двигатель с валом, а вал с винтом и спускать «Черный Молот» на воду.
Глядя на маховое колесо, Доррин задумывается о том, как можно будет усовершенствовать следующий двигатель. Ладно. Чем мечтать невесть о чем, нужно сначала довести до ума то, что имеется.
Повторившийся свист заставляет юношу вернуться к котлу.
– Слышал? – спрашивает, склонившись к его уху Яррл. – Знаешь, что это такое?
Покачав головой, Доррин начинает прослеживать путь пара и через некоторое время устанавливает, что в вакуумную полость конденсатора поступает воздух. Он-то и свистит. Беда, однако же, не в свисте, а в том, что нарушение герметичности снижает мощность двигателя.
Опустившись на колени, Доррин тщательно исследует обшивку.
– Вот в этой пластине есть трещинка. Крохотная, простым глазом невидимая, но из-за нее мы теряем движущую силу. Придется ее заменить.
– Вечно что-нибудь да не так... – ворчит Яррл.
Доррин кивает – так оно и есть. Вроде бы стараются предусмотреть все, однако это уже четвертое испытание, и каждый раз обнаруживается новая проблема. Правда, сейчас все не так уж страшно: когда он чуточку повышает давление, поршни работают без сбоев.
Испытания и исследования продолжаются все утро. Наконец Доррин снижает обороты, а потом стравливает остаток пара и заглушает двигатель. Потом он снимает щипцами дефектную пластину и заворачивает ее в плотную ткань, чтобы отнести в кузницу.
– Машина пусть охладится сама, – говорит он Тирелу. – А эту штуку мне надо будет починить или, возможно, заменить. Ну а потом доведем до ума передачу.
– Сколько это займет времени? – спрашивает Тирел.
– Примерно восьмидневку, – отвечает Доррин.
– Значит, за это время мы должны будем закончить рубку? Но потребуются листы для обшивки.
– Знаю.
Листы, поставляемые с рудника, слишком толсты, а перековка каждого, даже с помощью молота, приводимого в движение водяным колесом, требует времени.
Сгибаясь под немалым весом крышки конденсатора, Доррин бредет вверх по склону.
– Давай помогу, – предлагает Яррл и берется за один край парусинового мешка.
– Как насчет подшипников?
– Они прекрасно передают усилие, но если установить их вот так, вал пойдет вразнос.
В кузнице Рик кует на малой наковальне гвозди, тогда как Ваос трудится у большой над шипами. Работа несложная, но и то и другое требуется всегда, причем в большом количестве.
– Давай взглянем на подшипники, – предлагает Доррин, отложив пластину в угол.
Яррл вручает ему один из разработанных ими подшипников, в которых шарики заменены маленькими цилиндриками. Доррин проводит пальцем по внутреннему кольцу и, хотя с виду оно совершенно гладкое, чувствует, что стальные края стерты. Под внимательными взглядами Ваоса и Рика юноша вращает подшипник, стараясь определить, куда приходится избыточная нагрузка, а потом говорит:
– Давайте попробуем отшлифовать на краях скосы.
– Я об этом думал. Но не станет ли он вихлять?
– Не исключено... но хвостовики должны помочь.
– Ну что ж, попробовать стоит.
– Ну-ка, Ваос, – говорит Доррин, скидывая тунику, – давай-ка покрутим большой камень.
– Как скажешь, мастер Доррин.
– Ну, тут я тебе не помощник, – замечает Яррл. – У тебя чутье потоньше, как раз для шлифовки. А мне лучше заняться болванками.
– Ладно, – кивает Доррин, зная, что ему придется до вечера провозиться с точильным камнем, а потом еще и со злосчастной крышкой конденсатора. А когда все будет готово, им снова придется испытывать систему на вибрацию. Возможно, не единожды. Порой ему кажется, что корабль вообще никогда не будет достроен.
Хорошо и то, что за обедом он сможет повидаться с Лидрал – до того, как она уедет в Край Земли. И тут же он тяжело вздыхает, вспомнив о сырорезках. Трех самых настоящих сырорезках, которые ему необходимо закончить до ее отъезда.
CLXXI
Привязав Баслу к железному столбу, Доррин бросает взгляд на Черный Чертог, где обычно проходят заседания Совета. По обе стороны влажной после утреннего дождя каменной дорожки, на клумбах еще красуются желтые цветы, но скоро они увянут. На Отшельничий надвигается осень.
С кожаной папкой в руках юноша шагает ко входу. Дверь открывается прежде, чем Доррин успевает взяться за ручку.
– Рада тебя видеть, – с улыбкой говорит Ребекка, обнимая сына. – Как поживает Лидрал?
– Дела у нас налаживаются, – отвечает Доррин, прекрасно понимая, что имеет в виду мать. – Я рад, что ты занялась ею, и сейчас во всем следую ее указаниям. Конечно, – он слегка морщится, – радости от этих упражнений с прикосновениями немного. Всегда трудно вспоминать о потере...
Ребекка сочувственно кивает.
– Хочешь соку?
– С удовольствием.
Сока он не пил с начала лета, с того дня, как покинул гостиницу.
– Что в папке?
– Кое-что для отца.
– Он в библиотеке. На террасе уже прохладно. Ступай к нему, а я скоро подойду.
Оран отрывается от книги и указывает сыну на стул, который наверняка перенес сюда заранее специально для беседы.
– Спасибо.
Положив толстую палку на колени, юноша встречается с отцом взглядом. И Оран, второй раз на его памяти, отводит глаза.
– Чего ты хочешь? – спрашивает маг.
– Мне бы хотелось, чтобы ты перестал убеждать окружающих в том, будто все, творимое мною, вредоносно и связано с хаосом. Я уже не маленький мальчик, а ты не вправе считать себя непогрешимым.
– Доррин, ты мой сын, и я люблю тебя, однако всю эту твою возню с машинами и черным железом считаю вредной. Ты ведь не хочешь, чтобы я объявил правильным то, что таковым не считаю?
– Никоим образом. Мне бы хотелось убедить тебя задуматься о том, почему ты считаешь мои действия неправильными. Ведь и Креслин совершал поступки, которые не укладываются в наши представления о чистой гармонии, но поведи он себя в свое время иначе, ни тебя ни меня здесь бы не было.
– Ты многого добился, Доррин, но ты не Креслин.
– Я отдаю себе в этом отчет, однако время ставит перед нами те же задачи, что и перед ним. Я хочу спасти Отшельничий, а ты, сознательно или нет, толкаешь его на путь самоубийства, потому что никогда не понимал сути гармонии.
– Да как ты, никогда не касавшийся бури, не летавший с ветрами, можешь судить о сути гармонии?
– Вот это, – Доррин поднимает папку, – я переписал для тебя. Пребывание в Кандаре и вправду открыло мне глаза на многое – в частности, и на то, что все книги в твоей библиотеке рассказывают лишь о налагаемых гармонией ограничениях, не объясняя ее природы. Вот я и попытался...
– О, стало быть ты приложил к понятию гармонии свою инженерную логику? – криво улыбается Оран. – Небось, силишься доказать, что паровая машина есть творение ангелов Небесных и основана на гармонии? Интересно.
– Не совсем так, – отзывается Доррин, сумев удержаться от тяжелого вздоха. – Речь тут идет вовсе не о машине, а об основополагающих понятиях. Тех самых, ссылаясь на которые, ты силишься убедить совет снова сослать меня куда-нибудь на задворки мира.
– Я вовсе не хочу изгонять тебя, сын. Я просто хочу, чтобы ты вернулся на стезю порядка.
– А я на нее и вернулся.
Рослый маг вскидывается, но сдерживается и заставляет себя выслушать сына.
– Мне было над чем подумать. И время имелось, и обстоятельства к тому подталкивали. Так вот, ты, похоже, упускаешь из виду некоторые факты. Во-первых, это я остановил Джеслека. А во-вторых, я по-прежнему остаюсь Черным. Вокруг меня нет даже намека на хаос, и ты прекрасно знаешь, что это не ложь.
– Неумышленно заблуждаться – вовсе не значит быть правым.
– Конечно, ошибиться может каждый, но у себя в Южной Гавани мы строим нечто прочное, основательное и бесспорно основанное на гармонии. И ты должен дать нам возможность осуществить задуманное.
– Зачем? Чтобы позволить тебе сбить с пути истинного еще больше людей?
– А может быть, существует третий путь? – произносит вошедшая Ребекка. В руках ее поднос с двумя стаканами, один из которых она предлагает сыну.
– Спасибо, мама, – говорит Доррин с легким поклоном.
– Почему бы Совету не предоставить Южной Гавани права самостоятельного поселения? – продолжает мать. – Пусть Доррин и все желающие к нему присоединиться живут там по-своему и разрабатывают свои машины. Это даст нам возможность оценивать изобретения Доррина и уменьшит опасность совращения, которого ты, Оран, так боишься.
– С чего ты взяла, что это сработает? – интересуется маг воздуха.
– Полной уверенности, конечно, нет, – соглашается Доррин, – но это всяко лучше, чем уступить Отшельничий Белым или во что бы то ни стало цепляться за прежний уклад, в то время как Фэрхэвен будет укреплять свою власть над всем миром.
– Оран, он ведь дело говорит! Совет поднимал те же самые вопросы.
– Но машины?..
– Может быть, все-таки заглянешь сюда? – говорит Доррин, поднимая рукопись.
– Ладно! – жест Орана таков, словно он отмахивается от них обоих. – Обещаю прочесть твою писанину и подумать над прочитанным. Но ничего больше.
– Я бы тоже хотела почитать, – заявляет Ребекка.
Оран берет второй стакан, делает глоток и просит:
– Расскажи мне о своей подруге.
Доррин допивает сок и смотрит на стакан так, словно не способен поверить, что там уже пусто. Даже напряженность момента не помешала ему наслаждаться давно забытым вкусом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– В ту книгу о гармонии, которую ты пишешь с тех пор, как я тебя знаю? – спрашивает Лидрал, поежившись на ветру. – Холодно здесь.
Доррин кивает.
– А почему бы не дать ее прочесть твоему отцу?
– Сначала ее надо скопировать.
– Мы с Петрой можем взяться за это. Меня, чтоб ты знал, учили писать на Храмовом наречии.
Доррин смотрит вниз, туда, где у каменного причала стоят «Черный Алмаз» и «Собиратель» – рыболовное суденышко Кила. Место еще есть – Рейса позаботилась о том, чтобы к новому пирсу могли одновременно пришвартоваться четыре корабля размером с «Черный Молот». Старую деревянную пристань рачительный Пергун разобрал, а доски пустил на строительство второго склада.
– Спущусь-ка я к складу, – говорит, вставая, Лидрал. – А ты попытайся не забыть о мелочах, вроде сырорезок или игрушечных мельниц.
– Постараюсь заняться этим, как только закончим испытание.
Он заключает Лидрал в объятия, и ее руки обвивают его шею.
Их губы соприкасаются, и это уже настоящий поцелуй. Только вот длится он совсем недолго.
Отстранившись, Доррин ухмыляется.
– Чувствуешь улучшение? – спрашивает Лидрал.
– Конечно.
Она возвращается в дом за списком товаров, предназначающихся для отправки следующим судном, а он торопится к Тирелу.
Тот уже спустил «Молот» по усыпанному гравием накату на половину пути к воде, так что корабельная труба больше не находится под навесом. Работа над корпусом завершена, и Доррин, в который раз пробегая пальцами по лакированному черному дубу и металлическим пластинам, восхищается совершенством обтекаемой формы. Тонкие железные пластины над ватерлинией сливаются с дощатым дном так, что переход от металла к дереву почти незаметен. Медная обшивка могла бы добавить днищу надежности, однако на это нет ни времени, ни денег. Ни Совет, ни Фэрхэвен его пока не тревожат, однако Доррин ничуть не сомневается в том, что довольно скоро ему придется иметь дело и с тем и с другим.
Он направляется к корме, где осталось установить кожух для вала и гребного винта – пожалуй, самого большого инструмента, какой доводилось делать ему и Яррлу. Одна полировка лопастей заняла почти три дня и потребовала сооружения особой лебедки.
– Это ж какая прорва железа, мастер Доррин! – с придыханием произносит Стил, направляющийся наверх с материалами для отделки рулевой рубки. – Куда больше, чем винт «Черного Алмаза»!
– Надеюсь, что он будет развивать большее усилие при меньшей скорости вращения вала, – отзывается Доррин.
– Знаешь, мастер Доррин... я это... как бы сказать... – Стил смущенно кашляет.
– Ну, в чем дело? – добродушно интересуется Доррин.
– Задумался я, стало быть, о черном железе. Всяк знает, что оно сковывает магию... вроде, оно всегда так было. Но мне не совсем понятно, зачем ты обшил борта пластинами. Ведь неспроста же.
Доррин озирает корабль, представляя его себе уже завершенным, с железной трубой и железной обшивкой бортов, мостика и обеих рубок. Мачт у «Молота» нет, однако на палубе, на случай отказа двигателя, имеются два мачтовых ствола, куда можно установить низкие временные мачты. Вообще-то настоящие мачты со сложным парусным вооружением были бы для машины хорошим подспорьем, но «Молот» слишком мал для дополнительной нагрузки.
– Железо и магия... – бормочет Доррин, откликнувшись, наконец, на вопрос Стила. – Ты видел когда-нибудь, каким становится железо в горне?
– Оно раскаляется... вроде как краснеет.
– Точно, становится вишнево-красным. Это потому, что железо поглощает жар пламени, вбирает его в себя. Так вот: магия подобна жару, это тоже своего рода энергия, и железо способно поглощать ее, как и энергию огня. Особенно – черное. Вот почему некоторые магистры имеют щиты из черного железа. Будут они и у бойцов на борту «Молота». А обшивка – это своего рода щит для всего корабля.
– Звучит убедительно, – кивает Стил, – а это что, секрет? Я имею в виду, для других магов?
Доррин хмурится. То, что черное железо защищает от магического огня, – общеизвестно, но теоретическое объяснение этому он нашел сам. В книгах ему ничего подобного не попадалось.
– Не то, чтобы секрет, но к таким выводам я пришел самостоятельно. Никто меня этому не учил.
Стил задумчиво кивает:
– Спасибо за разъяснение, Мастер Доррин. С твоего позволения я отнесу это мастеру Тирелу. Он, небось, заждался.
– Скажи, что я сейчас поднимусь.
Стил уходит. Тщательно осмотрев корпус, Доррин поднимается на главную палубу, а оттуда, по временной приставной лестнице, в машинное отделение. Ни стены, ни постоянный трап не могут быть установлены, пока все узлы механизма не смонтированы и не испытаны. Сейчас из всей системы зубчатой передачи установлено только главное маховое колесо, но сборка самой машины завершена. Яррл уже прогревал паровой котел на низких температурах, что позволило обнаружить недоработки – течь в трубопроводе и, к сожалению, необходимость заменить паровые входные клапаны обоих цилиндров.
Гадая, что может случиться при более высоком давлении, Доррин проверяет уровень воды в резервуаре, заглядывает в топку и, высыпав туда кучку щепы, поджигает ее огнивом. Пока огонь разгорается, он пробегает пальцами по корпусу котла, проверяя чувствами его прочность. Вроде бы все в порядке.
Щепа заполыхала, и в топку летит полная лопата мелкого угля.
– Эй, ты никак уже начал? – слышится сверху голос Яррла.
– Только разжег топку. Надеюсь, ты не против? Чтобы поднять давление, требуется время.
– С чего мне быть против, это ж твоя машина, – бормочет Яррл, спускаясь к двигателя. – Хотя... порой мне трудно поверить...
Доррин и сам иногда испытывает такие же чувства, но вот ведь он – мощный, прочный черный двигатель. И как только отец не поймет, что такое изделие попросту не может ни порождать хаос, ни быть его порождением. И опять же – тут Доррин криво усмехается – основная проблема связана с самим Отшельничьим. Его избыточная гармонизированность неизбежно вызывает где-то усиление хаоса.
Но не значит ли это, что – поскольку двигатель есть инструмент гармонии – самое его существование тоже будет иметь своим следствием рост хаоса? Улыбка Доррина исчезает. Этот корабль необходим, но не станет ли строительство большого числа ему подобных губительным для мира?
– О чем задумался? – спрашивает Яррл.
– О хаосе и гармонии, – рассеянно отвечает Доррин, глядя наверх, где у люка собрались любопытствующие матросы. Потом он тянется к лопате. Яррл открывает заслонку, и в топку летит еще одна порция угля. Котел разогревается, и струя дыма над трубой становится все плотнее.
Еще раз проверив все отводные патрубки, Доррин смотрит на Яррла и, со словами «будем надеяться...» открывает поочередно оба клапана. Пар подается к цилиндрам.
По мере нарастания давления к лязгающему стуку поршней и шипению пара в цилиндрах примешивается еще какой-то слабый, свистящий звук.
Склонив голову набок, Доррин прислушивается, стараясь определить его источник.
– Вроде все нормально! – кричит, перекрывая шум двигателя, Яррл.
Доррин переходит к тяжелому маховому колесу – Яррловой придумке, которая должна обеспечить более равномерную передачу усилия. Правда, сам передаточный механизм к маховику еще не подсоединен – осталось поставить последнюю шестерню. Потом, если механизм будет работать, можно будет соединить двигатель с валом, а вал с винтом и спускать «Черный Молот» на воду.
Глядя на маховое колесо, Доррин задумывается о том, как можно будет усовершенствовать следующий двигатель. Ладно. Чем мечтать невесть о чем, нужно сначала довести до ума то, что имеется.
Повторившийся свист заставляет юношу вернуться к котлу.
– Слышал? – спрашивает, склонившись к его уху Яррл. – Знаешь, что это такое?
Покачав головой, Доррин начинает прослеживать путь пара и через некоторое время устанавливает, что в вакуумную полость конденсатора поступает воздух. Он-то и свистит. Беда, однако же, не в свисте, а в том, что нарушение герметичности снижает мощность двигателя.
Опустившись на колени, Доррин тщательно исследует обшивку.
– Вот в этой пластине есть трещинка. Крохотная, простым глазом невидимая, но из-за нее мы теряем движущую силу. Придется ее заменить.
– Вечно что-нибудь да не так... – ворчит Яррл.
Доррин кивает – так оно и есть. Вроде бы стараются предусмотреть все, однако это уже четвертое испытание, и каждый раз обнаруживается новая проблема. Правда, сейчас все не так уж страшно: когда он чуточку повышает давление, поршни работают без сбоев.
Испытания и исследования продолжаются все утро. Наконец Доррин снижает обороты, а потом стравливает остаток пара и заглушает двигатель. Потом он снимает щипцами дефектную пластину и заворачивает ее в плотную ткань, чтобы отнести в кузницу.
– Машина пусть охладится сама, – говорит он Тирелу. – А эту штуку мне надо будет починить или, возможно, заменить. Ну а потом доведем до ума передачу.
– Сколько это займет времени? – спрашивает Тирел.
– Примерно восьмидневку, – отвечает Доррин.
– Значит, за это время мы должны будем закончить рубку? Но потребуются листы для обшивки.
– Знаю.
Листы, поставляемые с рудника, слишком толсты, а перековка каждого, даже с помощью молота, приводимого в движение водяным колесом, требует времени.
Сгибаясь под немалым весом крышки конденсатора, Доррин бредет вверх по склону.
– Давай помогу, – предлагает Яррл и берется за один край парусинового мешка.
– Как насчет подшипников?
– Они прекрасно передают усилие, но если установить их вот так, вал пойдет вразнос.
В кузнице Рик кует на малой наковальне гвозди, тогда как Ваос трудится у большой над шипами. Работа несложная, но и то и другое требуется всегда, причем в большом количестве.
– Давай взглянем на подшипники, – предлагает Доррин, отложив пластину в угол.
Яррл вручает ему один из разработанных ими подшипников, в которых шарики заменены маленькими цилиндриками. Доррин проводит пальцем по внутреннему кольцу и, хотя с виду оно совершенно гладкое, чувствует, что стальные края стерты. Под внимательными взглядами Ваоса и Рика юноша вращает подшипник, стараясь определить, куда приходится избыточная нагрузка, а потом говорит:
– Давайте попробуем отшлифовать на краях скосы.
– Я об этом думал. Но не станет ли он вихлять?
– Не исключено... но хвостовики должны помочь.
– Ну что ж, попробовать стоит.
– Ну-ка, Ваос, – говорит Доррин, скидывая тунику, – давай-ка покрутим большой камень.
– Как скажешь, мастер Доррин.
– Ну, тут я тебе не помощник, – замечает Яррл. – У тебя чутье потоньше, как раз для шлифовки. А мне лучше заняться болванками.
– Ладно, – кивает Доррин, зная, что ему придется до вечера провозиться с точильным камнем, а потом еще и со злосчастной крышкой конденсатора. А когда все будет готово, им снова придется испытывать систему на вибрацию. Возможно, не единожды. Порой ему кажется, что корабль вообще никогда не будет достроен.
Хорошо и то, что за обедом он сможет повидаться с Лидрал – до того, как она уедет в Край Земли. И тут же он тяжело вздыхает, вспомнив о сырорезках. Трех самых настоящих сырорезках, которые ему необходимо закончить до ее отъезда.
CLXXI
Привязав Баслу к железному столбу, Доррин бросает взгляд на Черный Чертог, где обычно проходят заседания Совета. По обе стороны влажной после утреннего дождя каменной дорожки, на клумбах еще красуются желтые цветы, но скоро они увянут. На Отшельничий надвигается осень.
С кожаной папкой в руках юноша шагает ко входу. Дверь открывается прежде, чем Доррин успевает взяться за ручку.
– Рада тебя видеть, – с улыбкой говорит Ребекка, обнимая сына. – Как поживает Лидрал?
– Дела у нас налаживаются, – отвечает Доррин, прекрасно понимая, что имеет в виду мать. – Я рад, что ты занялась ею, и сейчас во всем следую ее указаниям. Конечно, – он слегка морщится, – радости от этих упражнений с прикосновениями немного. Всегда трудно вспоминать о потере...
Ребекка сочувственно кивает.
– Хочешь соку?
– С удовольствием.
Сока он не пил с начала лета, с того дня, как покинул гостиницу.
– Что в папке?
– Кое-что для отца.
– Он в библиотеке. На террасе уже прохладно. Ступай к нему, а я скоро подойду.
Оран отрывается от книги и указывает сыну на стул, который наверняка перенес сюда заранее специально для беседы.
– Спасибо.
Положив толстую палку на колени, юноша встречается с отцом взглядом. И Оран, второй раз на его памяти, отводит глаза.
– Чего ты хочешь? – спрашивает маг.
– Мне бы хотелось, чтобы ты перестал убеждать окружающих в том, будто все, творимое мною, вредоносно и связано с хаосом. Я уже не маленький мальчик, а ты не вправе считать себя непогрешимым.
– Доррин, ты мой сын, и я люблю тебя, однако всю эту твою возню с машинами и черным железом считаю вредной. Ты ведь не хочешь, чтобы я объявил правильным то, что таковым не считаю?
– Никоим образом. Мне бы хотелось убедить тебя задуматься о том, почему ты считаешь мои действия неправильными. Ведь и Креслин совершал поступки, которые не укладываются в наши представления о чистой гармонии, но поведи он себя в свое время иначе, ни тебя ни меня здесь бы не было.
– Ты многого добился, Доррин, но ты не Креслин.
– Я отдаю себе в этом отчет, однако время ставит перед нами те же задачи, что и перед ним. Я хочу спасти Отшельничий, а ты, сознательно или нет, толкаешь его на путь самоубийства, потому что никогда не понимал сути гармонии.
– Да как ты, никогда не касавшийся бури, не летавший с ветрами, можешь судить о сути гармонии?
– Вот это, – Доррин поднимает папку, – я переписал для тебя. Пребывание в Кандаре и вправду открыло мне глаза на многое – в частности, и на то, что все книги в твоей библиотеке рассказывают лишь о налагаемых гармонией ограничениях, не объясняя ее природы. Вот я и попытался...
– О, стало быть ты приложил к понятию гармонии свою инженерную логику? – криво улыбается Оран. – Небось, силишься доказать, что паровая машина есть творение ангелов Небесных и основана на гармонии? Интересно.
– Не совсем так, – отзывается Доррин, сумев удержаться от тяжелого вздоха. – Речь тут идет вовсе не о машине, а об основополагающих понятиях. Тех самых, ссылаясь на которые, ты силишься убедить совет снова сослать меня куда-нибудь на задворки мира.
– Я вовсе не хочу изгонять тебя, сын. Я просто хочу, чтобы ты вернулся на стезю порядка.
– А я на нее и вернулся.
Рослый маг вскидывается, но сдерживается и заставляет себя выслушать сына.
– Мне было над чем подумать. И время имелось, и обстоятельства к тому подталкивали. Так вот, ты, похоже, упускаешь из виду некоторые факты. Во-первых, это я остановил Джеслека. А во-вторых, я по-прежнему остаюсь Черным. Вокруг меня нет даже намека на хаос, и ты прекрасно знаешь, что это не ложь.
– Неумышленно заблуждаться – вовсе не значит быть правым.
– Конечно, ошибиться может каждый, но у себя в Южной Гавани мы строим нечто прочное, основательное и бесспорно основанное на гармонии. И ты должен дать нам возможность осуществить задуманное.
– Зачем? Чтобы позволить тебе сбить с пути истинного еще больше людей?
– А может быть, существует третий путь? – произносит вошедшая Ребекка. В руках ее поднос с двумя стаканами, один из которых она предлагает сыну.
– Спасибо, мама, – говорит Доррин с легким поклоном.
– Почему бы Совету не предоставить Южной Гавани права самостоятельного поселения? – продолжает мать. – Пусть Доррин и все желающие к нему присоединиться живут там по-своему и разрабатывают свои машины. Это даст нам возможность оценивать изобретения Доррина и уменьшит опасность совращения, которого ты, Оран, так боишься.
– С чего ты взяла, что это сработает? – интересуется маг воздуха.
– Полной уверенности, конечно, нет, – соглашается Доррин, – но это всяко лучше, чем уступить Отшельничий Белым или во что бы то ни стало цепляться за прежний уклад, в то время как Фэрхэвен будет укреплять свою власть над всем миром.
– Оран, он ведь дело говорит! Совет поднимал те же самые вопросы.
– Но машины?..
– Может быть, все-таки заглянешь сюда? – говорит Доррин, поднимая рукопись.
– Ладно! – жест Орана таков, словно он отмахивается от них обоих. – Обещаю прочесть твою писанину и подумать над прочитанным. Но ничего больше.
– Я бы тоже хотела почитать, – заявляет Ребекка.
Оран берет второй стакан, делает глоток и просит:
– Расскажи мне о своей подруге.
Доррин допивает сок и смотрит на стакан так, словно не способен поверить, что там уже пусто. Даже напряженность момента не помешала ему наслаждаться давно забытым вкусом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63