А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Но Эдварду это не понравится — он начнет закатывать глаза. Ничего он этим не добьется. Какие бы иррациональные силы ни вселялись в неодушевленные предметы, сейчас они ушли. Уильям явственно это чувствовал. Он торопливо оделся, набил на кухне бумажный пакет едой и выскользнул через черный ход на задний двор, по пути к сараю-лабиринту выбросив останки тюбика в заросли плюща у забора. Пройдя в отделение с аквариумами, он проверил и приоткрыл вторую дверь, которую снаружи можно было заметить, только остановившись в пяти или шести ярдах от заднего забора, а с большей части двора вообще не было видно. Сразу за этой дверью стоял старый широкий пень около двух футов высотой, расположенный с таким расчетом, чтобы, выскочив в случае опасности через вторую дверь из сарая и встав на пень, Уильям смог бы легко перебраться через забор во двор соседнего брошенного дома. Оттуда в случае продолжения погони он мог без особого труда выбраться на улицу к ближайшему канализационному люку, за которым лежала свобода.Прокручивая в голове план бегства, он раскурил трубку и поставил на плитку кофейник. Дожидаясь, пока кофе остынет, он жевал вчерашний пончик с глазурью и курил, размышляя по поводу открытия Т. Г. Иеронимуса, а именно созданной им машины Иеронимуса, высмеянной недальновидными представителями официальной науки. Но камень, отвергнутый строителями, думал Уильям, был краеугольным. В этом утверждении заключалась глубочайшая истина. А машина была толковой и даже более того — если подходить к ней без предубеждения. Взять тех же френологов, столь долго служивших предметом издевательств для психиатров при рассуждении на темы психиатрии век назад и вдруг одним махом получивших невиданную поддержку после открытий Джонса и Буссака, которые прочно ввели в повседневный лексикон своего «человека прибрежного неловкого». Три следующих часа Уильям усиленно ломал голову, пытаясь придумать способ связи, хотя бы теоретически, между машиной Иеронимуса и приводом Дина.Он набросал в общих чертах сечения слегка модифицированной коробки Иеронимуса с укрепленным на ее вершине металлическим диском с электросхемой внутри. Коробка, по мнению Иеронимуса, заработает даже в том случае, если схема внутри диска будет просто нарисована. Суть сводилась к проецированию, а вовсе не к электричеству. Человек должен был тереть диск по кругу и по возникающему сопротивлению судить о состоянии своего здоровья. Дальше этого Иеронимус не пошел. В своем роде он был пуристом, зашоренным сторонником точных приборов и определений, невероятно аккуратным, но лишенным зачатков воображения, чувства мистического. Дополнив машину Иеронимуса мандалой, желательно изготовленной из меди, возможно было получить устройство, отчасти напоминающее символические «вечные двигатели» типа молельных индийских колес.Если такой аппарат можно создать и найдется способ соединить его с приводом Дина, преобразующим вращательное движение в поступательное, то их батисфера сможет плыть под водой. Энергию, необходимую для работы, машина будет получать фактически из ничего. По сути дела, не было причин сомневаться в том, что чудесное устройство сможет также вырабатывать из морской воды кислород, одновременно действуя как оксигенератор и преобразуя атомы водорода в топливо, — так сказать, вечный двигатель с двойной функцией. Мысленно Уильям уже представлял себе основные его черты. Подобный двигатель был вполне реален. Ему не хватает только одного — получить консультацию у Гила Пича! Эх, если бы Эдвард не потерял Ашблесса в канализации…Машина Иеронимуса может стать ядром отличного рассказа, гораздо более обоснованного, чем «релятивистский», по крайней мере с научной точки зрения. Этот рассказ с руками оторвут в любом журнале. Машина Иеронимуса приведет в движение звездолет — в таком случае ее лучше будет укрепить на корпусе снаружи, с тем, чтобы полнее использовать энергию солнечных лучей. Он уже видит астронавта, седого и бородатого после многовековых странствий на световой скорости меж неизведанных галактик, и истончившийся от неустанного трения диск, от коего в пространство разлетаются волшебные искры. Устройство можно бы снабдить могучим языком, приводимым в движение храповиком, после чего оно заговорит, застонет, снова и снова взывая со своими неумолимыми вопросами к звездным далям. Уильям очень явственно представлял себе это. Иллюстрации к его рассказу впитают в себя смесь мистицизма и науки — мчащийся по небу с булавочными проколами звезд корабль с ротором, приводимым во вращение машиной Иеронимуса, чем-то схожей с вращающимися со всех сторон созвездиями. Тут же и Господь Бог — а почему бы и нет? — выглядывает из-за облаков, приложив ладони рупором ко рту и выкрикивает кристально-ясные ответы на неумолимые вопросы.Усилием воли Уильям заставил себя вернуться к чертежам. Если Земля в ближайшую неделю не развалится на части, потом у него найдется достаточно времени для литературных услад. Сейчас не музы, а машина была первой необходимостью. Уильям поднял голову и принялся рассматривать мышей, суетящихся в клетке прямо перед ним, потом повернулся к выводку, который с самого начала соседствовал с аксолотлем. Обрывки распашонки сохранились только на одной из мышей. Но в конце концов это была не их вина, а его. Не стоило ожидать, что зачатки цивилизации привьются грызунам за один день. С ними нужно было работать.«Насколько мала может быть такая машина?» — внезапно подумал он. Если совместить идеи антигравитации Гила с принципами устройства Иеронимуса, то, снабдив ею, скажем, мышь, вероятно, можно получить очень интересные результаты. Такова уж природа науки — одна идея цепляется за другую, и их цепочка уходит в бесконечность; эти связи обязательно будут рваться, но бестрепетные пионеры, топающие в своих жестяных башмаках к восходящему солнцу, всякий раз будут их выковывать заново.Дверь сарая открылась, и в нее заглянул Джим.— Почему ты не в школе? — спросил сына Уильям, бросая взгляд на часы.— Сегодня суббота. — Уильям кивнул.— Да, верно. А где дядя Эдвард — все еще спит?— Нет, — отозвался Джим, — поехал в Гавиоту вместе с профессором Лазарелом — они собираются поработать с батисферой.— Напрасная трата времени. Без Гила все равно ничего не получится. Боюсь, Джим, твой друг здесь — решающий фактор.Джим кивнул. По всему так и выходило. После погони за грузовичком мороженщика дядя Эдвард мучился — ему не давала покоя какая-то важная мысль, которую он никак не мог ухватить за хвост. Все это время он не находил себе места.Уильям тоже ощущал нечто подобное, ему не давало покоя нечто, связанное с исчезновением Ашблесса в канализационном подземелье, причем Эдвард каким-то боком тоже был в этом замешан. Он принялся шаг за шагом вспоминать события их последней операции, похищения Гила. Представил себе объемистый зад профессора Лазарела, выбирающегося через люк на дневной свет, и отчетливо услышал крики удивленных детишек. Уильям хорошо помнил выражение лица Эдварда, когда он откинул ковер и перед ними предстал подвал с круглым бассейном посередине, помнил их поспешное бегство обратно в подземелье от улюлюкающей за окнами толпы: уходящая в бесконечность темнота тоннеля, три железные скобы в бетонной стене под опускной дверью — три точно такие же скобы на противоположной стороне тоннеля, под другой, второй опускной дверью. Уильям потрясенно замер и несколько секунд сидел без движения, не в силах думать из страха перед тем, что возникшая у него столь внезапно уверенность может так же внезапно исчезнуть. Но все осталось на своих местах. Вот оно — то самое, что не давало покоя и Эдварду, — вторая дверь в противоположной стене тоннеля, о которой они в пылу бегства просто забыли. Эта дверь объясняла таинственное исчезновение Ашблесса. Теперь сомнений в этом не было. И если только Уильям не совсем выжил из ума, эта дверь объясняла и многое другое.Тоннель по спирали уходил в темную и тихую глубину. Заливая стены густым желтым сиянием, лучи фонарей их шахтерских шлемов освещали дорогу. Уильям захватил с собой мощный фонарь, добытый еще в лечебнице, и в самых темных и извилистых местах включал и его, для верности. Укрепленный на каменной стене железный поручень, начавшийся сразу за второй опускной дверью, через несколько сотен футов вдруг пропал, но потом появился снова, уже совершенно заржавленный и покрытый отслаивающимися под руками коричневыми чешуйками.На какую глубину они спустились под землю, сказать было невозможно. Из-за темноты и тишины Уильяму казалось, что они находятся здесь уже несколько часов. Неожиданно тоннель открылся в грот, такой огромный, что даже луч мощного фонаря не мог осветить его дальние стены. Дорожка сузилась, ее левая сторона обрывалась в пустоту, а еще через несколько шагов под ногами появились ступеньки, вырубленные прямо в камне утеса. Откуда-то снизу доносился несомненный плеск воды — но не шум течения подземной реки, а шелест мелких волн о каменистый берег.Уильям начал осторожно спускаться по ступенькам. В снах ему не раз приходилось оказываться в таком положении — ступив на крутой склон, он делал несколько шагов, поскальзывался, несколько мучительных мгновений пытался восстановить равновесие, уже зная, что все пропало, после чего летел в бездну. Вспомнив об этом, он покрылся холодным потом. Единственное, что позволяло ему сейчас держать себя в руках, было присутствие Джима. В своих снах он всегда был один.Пахло туманом и затхлостью, стоячей морской водой, гниющими водорослями подземных морей капитана Фрэнка Пен-Сне. Неожиданный всплеск в темноте внизу неподалеку заставил Уильяма прижаться спиной к стене.— Выключи фонарь, — прошипел он Джиму. Повторять приказ не пришлось — вокруг мгновенно стало темно. Они стояли тихо, едва дыша, напрягая слух и пытаясь уловить хоть какие-то звуки.Наконец Уильяму показалось, что он различает тихий плеск весел и приглушенное поскрипывание обмотанных кожей уключин. Но вместо того чтобы усиливаться, звуки ослабевали. Послышался стук дерева о дерево, скрип дерева о камень и приглушенная ругань. Из-за огромного скального выступа, до той поры почти неотличимого от окружающей тьмы, как по волшебству показался нос небольшой весельной лодки.На носу лодки был укреплен тонкий изогнутый бамбуковый шест с лампой на самом конце — лампа тихо раскачивалась из стороны в сторону, отбрасывая пляшущие и мигающие тусклые блики на маслянистую поверхность спокойной воды. Гребец в лодке, человек в шляпе и пальто, был один. Его цель не вызывала сомнений.Уильям не без удивления обнаружил, что вокруг вовсе не так уж темно, как сперва казалось. Откуда-то издалека — невозможно было сказать точно откуда — сочилось рассеянное сияние, похожее на свечение бесчисленных светлячков, вполне возможно фонариков самих обитателей подземелий. Вместе с Джимом он бесшумно спустился по оставшимся сотням ярдов лестницы к берегу — примерно тогда же лодка скрылась за следующим скальным выступом. С берега, от воды плеск весел различался отчетливо. Через миг лодка должна была появиться снова, после чего фонарь на ее носу осветит полумесяц прибрежного песка и их, застывших у самой воды.Включив фонарик, Уильям секунд десять лихорадочно шарил лучом по возносящемуся вверх гранитному утесу и песчаному берегу и наконец с облегчением обнаружил несколько взгроможденных друг на друга уходящих чередой в воду валунов. Не успел первый предвещающий появление лодки луч света от лампы на бамбуковом шесте упасть на берег, как они уже сидели, скорчившись в три погибели, за валунами, силясь разглядеть гребца, который табанил веслами и причаливал свою скорлупку, мурлыча мотив без слов себе под нос.Теперь лодку было видно полностью — человек в пальто вытянул ее на песчаный берег. Лампа на шесте скакала вверх-вниз, обдавая волнами света то стены крутого утеса, то фигуру и лицо гребца, то снова погружая все это во мрак. Человек из лодки повернулся и исчез в тени, потом снова на мгновение выступил на свет. Это был Уильям Ашблесс — он только что вернулся из плавания по подземному морю.Еще не видев лица гребца, Уильям почти не сомневался в том, кто это. Первым его порывом было окликнуть старого поэта, оказаться с ним лицом к лицу, выругать за двурушничество, за его закулисную игру, но потом у Уильяма появилась мысль получше. Отсюда Ашблесс мог уйти только в одном направлении — наверх. Наружу он выберется через подвал дома Фростикоса — это тоже было понятно. Там, откуда Ашблесс только что приплыл, он был частым гостем. Они дождутся, пока поэт уйдет, и украдут его лодку. Человек на берегу потушил лампу, вытащил из кармана пальто фонарик и принялся медленно, с трудом преодолевать каменные ступеньки.Через десять минут — достаточное время для того, чтобы свет фонаря Ашблесса исчез и вокруг воцарилась тишина, нарушаемая только плеском подземного моря, — Джим и его отец уже отчалили в позаимствованной лодке от берега. Они не решились зажечь лампу на шесте и плыли в темноте, а чтобы вовремя замечать выступающие подводные камни, Джим расположился на носу. Довольно скоро днище лодки наткнулось на первый риф, раздался пугающий глухой стук, лодка резко остановилась и накренилась, но Уильям успел вовремя столкнуть ее веслом.Озеро перешло в просторное море с тысячами каменистых фиордов, уводящих во всех направлениях, возможно образованных устьем реки, текущей с востока на запад под Бербанком и Голливудом, под разукрашенными на все лады супермаркетами, где случайные покупатели поругивали заедающие колесики своих тележек и слишком тяжелые пучки салата-латука. Раз за разом их лодка упиралась в каменные стены и меняла курс, словно поверхность моря здесь была переплетением разнонаправленных течений или словно они шли навстречу поднимающемуся приливу в сторону чистой воды. Время от времени Уильям замечал через плечо медленно разгорающееся далекое зарево, которое однажды, когда они огибали кинжально-острый каменный мыс, появилось и погасло впереди, как будто кто-то на расстоянии броска камня от них мигнул карманным фонариком, после чего свет горел только ровно — будто где-то на острове среди темного моря разожгли костер.Через минуту лодка углубилась в лабиринт наполовину скрытых водой скальных выступов и рифов, где ее днище застучало и заскребло по камням — в течение некоторого времени отец с сыном были уверены, что купания в чернильно-черной воде не избежать. Джим включил большой фонарь и прикрыл его раструб ладонью. К сожалению, подводные камни он замечал всегда только за мгновение до того, как лодка врезалась в них, и предупредить не успевал. Столкновения были не слишком сильными и причинить вреда лодке не могли, но Джима то и дело бросало вперед, а после одного из таких бросков, пытаясь удержаться за борт, он уронил фонарь в воду.Фонарь начал тонуть раструбом вниз, медленно вращаясь по спирали — воздух в цилиндре снижал скорость погружения. Каким-то чудом фонарь продолжал гореть, пронизывая лучом на удивление чистую воду, и наконец достиг каменистого дна, ненадолго высветив на рифе обломанные мачты и остатки такелажа, лежащего на боку затонувшего корабля. В видном с лодки борту судна зияла дыра с рваными краями, окаймленная острыми деревянными щепками, похожими на акульи зубы. В луче проскользнула стайка спасающихся бегством от света рыбешек, после чего из темной дыры в борту вверх уставились светящиеся глаза навыкате, глаза обитающей в пещере рыбы, но живущие на человеческом лице, безволосом, таинственном, к которому присоединилась появившаяся рядом еще одна такая же жуткая физиономия, так же безотрывно уставившаяся вверх. В конце концов фонарь погас, и подводный мир погрузился в кромешную тьму.Уильям продолжал молча грести, не спеша, но неуклонно держа курс к свету, который мог обещать хоть какое-то подобие цивилизации. Фонарей на шлемах они не зажигали, рассчитывая, что судьба смилостивится над ними и не отправит их на дно этого моря к его удивительным обитателям. Внезапно под днищем лодки замелькало дно. Почти в полной темноте обогнув очередной скальный выступ, они наконец увидели прямо перед собой на расстоянии не более двух сотен ярдов большой, плохо различимый остров, края которого исчезали в темноте.Несколькими сильными гребками Уильям вернул лодку в тень, потом медленно и осторожно стал подаваться вперед, держась в тени гранитного возвышения и ярд за ярдом опасливо выдвигаясь из-за него. У берега острова около причала стояли три большие лодки, похожие на китайские джонки, но с четырьмя веслами по каждому борту. Джонки с большими рулями на резко поднятой вверх корме сидели в воде очень низко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39