Ночной ветерок принялся играть с легкими занавесками, наполнил их на мгновение, потом быстро ускользнул — занавески упали. Джим завозился и заворочался в постели и снова устроился на подушке.На старом дубовом комоде, потемневшем от времени, была разбросана всякая мелочь — кое для каких вещей это было вполне законное место. Мелкие монеты, перочинный нож, скомканный носовой платок, разорванный театральный билет — и словно бы принадлежности волшебника: радуга подводных садиков в закупоренной банке; несколько блеклых аквариумных замков; согнутый деревянный пират, словно спрыгнувший со страниц иллюстрированного издания «Острова сокровищ»; китайский бумажный фонарик, на каждой стенке которого выписана изящная цветущая яблоневая ветвь, и пригоршня бутылочных крышечек, выложенных в аккуратный круг.Уильям подошел к комоду, решив поближе взглянуть на крышечки. Он знал, откуда они взялись, мог представить себе всю их странную одиссею, начавшуюся в Гриффит-парке много лет назад. Среди этих крышечек была одна, которую он потерял два месяца назад во время закончившегося столь бесславно сражения с соседским садовым шлангом.Уильям взял эту крышечку в руки и перевернул. Ее пробковая прокладка тоже была найдена в траве и тщательно вставлена внутрь, на место. Крышечка в ладони казалась теплой, почти живой, словно только недавно кто-то держал ее в руке. Он крепко стиснул крышечку в кулаке, представив ее маленьким круглым глазком, сквозь который, словно в перевернутой подзорной трубе, можно было увидеть залитый солнцем сад, крохотные деревья и кусты, все.За его спиной скрипнула кровать. Уильям обернулся и увидел Джима, который, приподнявшись на локте, сонно тер глаза. Уильям улыбнулся, не зная о чем говорить. Чтобы заполнить паузу, он затянулся, но трубка давно погасла. Тогда он вынул трубку изо рта, поднял бровь и пожал плечами.— Ты их тоже хранишь?Джим кивнул, усаживаясь под одеялом.— Я носил одну крышечку на куртке, но она отвалилась, и я ее потерял. Поэтому я держу их теперь на комоде.— Мудрое решение, — ответил отец. — Я потерял их столько, что и подумать страшно. Иногда я думаю, что, возможно, было бы лучше, если бы я потерял их все до одной.Джим покачал головой. Он был уверен, что стоит хранить крышечки — по крайней мере пока он не собирался их выбрасывать, но этого не сказал. Внезапно он почувствовал, что вообще не может больше говорить.— Ты прав, — ответил отец. Он играл с крышечками на комоде, выстраивая из них разные фигуры, смешивал и выстраивал снова. — Думаю, что я тоже положу свои на свой комод. Там-то уж они не потеряются, верно?— Можешь забрать обратно ту, которую ты потерял, — сказал Джим, обнаружив, что речь вернулась к нему. — Я сохранил ее для тебя.— Правда? У меня есть другое предложение. Предлагаю обмен. Вместо «Нехи Орандж» я возьму виноградный «Краш». Буду носить ее в кармане. Вроде талисмана на счастье. Идет?— По рукам, — ответил Джим.Уильям взял зеленую крышечку с комода и сжал в кулаке так крепко, что края врезались ему в ладонь. Внезапно он ощутил на своем лице дуновение ночного ветра, запах прохлады и влаги омыл комнату.— Пора спать, — сказал он, запахивая одеяло плотнее и направляясь к двери. — Увидимся утром?— Ага.Джим проследил, как за отцом закрылась дверь, гадая, чувствует ли тот приближение древней воображаемой стены. Потом встал и, откинув занавеску, выглянул в ночь. Откуда-то издалека еле слышно доносились звуки уличного движения. Одинокий сверчок наполнял двор своей негромкой стрекотней, а человечек с Луны все смотрел бдительным оком сквозь подсвеченные облака вниз, на спящую Землю. КНИГА ТРЕТЬЯПУТЕШЕСТВИЕ К ЦЕНТРУ ЗЕМЛИ Нас носит по великому и грозному морю в худой скорлупке; как поется в старых моряцких балладах — мы уже слышали пение сирен и знаем, что нам никогда не суждено снова ступить на сушу. И стар и млад, все мы знаем — это наш последний поход и погибель близка. Эй, если остался у кого табачок, Христа ради, пустите по кругу — давай, брат, закурим напоследок. Роберт Льюис Стивенсон. Юноши и ворчливые старики Пролог
Уильям Ашблесс сидел в лодке, укрывшись в зарослях ивняка, побегами которого обильно поросло илистое дно озера Виндермеер, полноводного после весенних дождей. Отдаленные склоны холмов казались неестественно зелеными — в зелень бледного изумруда вторгались лишь гребни скал, вырванных из земных недр в стародавние времена, которые теперь медленно и недоуменно погружались обратно, утопая в высокой траве.Ни ветерка кругом. Озеро застыло, ровное и гладкое, словно зеркало, в его водах вокруг ивовых кущей отражаются силуэты могучих облаков, синевато-серых на фоне низкого неба. В воздухе пахнет близким дождем. Овцы на склонах холмов, кудлатые и пугливые, задумчиво жуют, озираясь по сторонам, словно ожидая чего-то. Каждые несколько минут то одна, то другая овца срывается с места и стрелой проносится вперед на несколько ярдов, как будто напуганная призраком, что-то шепнувшим ей на ухо, а потом при виде спокойно жующих товарок резко останавливается. «Тоже чуют дождь», — подумал Ашблесс. Запахнув плотнее куртку, он накинул на голову капюшон, прикрыв свои роскошные седины. Откуда-то из тенистых глубин озера лениво всплыла огромная рыба и на секунду замерла в дюйме от поверхности, будто рассматривая затягивающееся тучами небо, потом так же неторопливо скрылась в пучине. На носу лодки у Ашблесса тоже лежала рыба — странная и мертвая.Впечатление было такое, словно эту рыбу, древнюю, похожую на снабженную несколькими рядами зубов торпеду, с хвостом, подобным оперению стрелы, и плавниками-лапами, быстро подняли к свету из невообразимых глубин и ее разорвало изнутри. По мнению Ашблесса, это был ганоид. Его познания в палеонтологии были не столь обширны, как хотелось бы, но все-таки достаточны, чтобы строить предположения о путях появления подобного существа в водах озера Виндермеер. Возможно, эта рыба просто решила попутешествовать, как и он сам.Ашблесс поднял бинокль и осмотрел берег недалеко от того места, где прятался. По вымощенной булыжником дорожке к лодочному сараю шел, засунув руки в карманы, Бэзил Пич. Отперев дверь, Пич скрылся внутри, потом появился снова с сетью на длинных рукоятках и, очевидно преследуя какую-то цель, спустился к берегу. Позади домика высились каменные холодные стены Пич-Холла. Там и сям в щелях между огромными тесаными камнями рос коричневый и зеленый мох, а большую часть западной стены замка скрывали заросли плюща, пока еще лишенного листвы, но очень густо разросшегося и переплетенного. Стены замка опоясывал широкий ров с чащобами хвоща и папоротника-орляка по берегам. Точно в центре стены, чуть выше стоячей воды во рву, находились арочные ворота из древнего потемневшего дуба — единственное, что оставалось свободным от вьющегося растения. Некоторое время назад Ашблесс с любопытством наблюдал за тем, как эти ворота ненадолго открылись. На заре, вскоре после того как он занял свой пост под ветвями ив, половинка ворот со скрипом подалась внутрь, и из образовавшейся щели выглянуло нечто, плохо различимая тень на плохо освещенном фоне — опирающийся на трость сгорбленный силуэт с жабьей головой под капюшоном широкого плаща.Бэзил Пич закинул сеть в заросли прибрежной травы, с усилием провел и поднял улов — улов давно умерший. Что это было, Ашблесс рассмотреть не мог. С тех пор как он последний раз видел Пича на реке Риу-Жари, перед его исчезновением, прошло много лет, а с тех пор как он последний раз ходил на лодке по озеру Виндермеер — и того больше. Здесь мало что изменилось. Возможно, Пич стал немного больше сутулиться. Его лицо растянулось, глаза стали крупнее, их взгляд сделался более неподвижным. Кожа Бэзила — так, по крайней мере, казалось на расстоянии — стала странно пятнистой, но вполне возможно, что виной тому были тени скользящих по небу облаков. Пич рассмотрел содержимое своей сети, вскарабкался обратно к лодочному сараю, открыл дверь, просунул внутрь сеть и вытряхнул улов.Ашблесс попытался представить себе всю череду странных изменений, сквозь которые день за днем проходил Бэзил Пич, череду, подобную той, которую уже претерпели его отец и дед и, может быть — кто знает? — все бесчисленные Пичи до него, становясь в сырости и тиши уходящих лет все меньше похожими на людей, а больше на жаб или тритонов, пока не наступал день, когда, заслышав бесшумный глас подводных труб и влекомые тоской по тенистым кущам подводных садов, они выходили за дубовые ворота, чтобы никогда больше не ступать на сушу. Подобной судьбе можно бы позавидовать, подумал Ашблесс, не будь она столь мокрой.Джон Пиньон, как видел Ашблесс, не понимал Бэзила Пича и тем более Гила. И тот и другой были выше его понимания. Пиньон алкал научной славы — далее этого он ничего не видел и видеть не хотел; в сущности он был почти невинен. Гил Пич был для него всего лишь средством достижения цели. Какие цели преследовал Иларио Фростикос? Его стремления не были целиком связаны с деньгами; от него веяло духом упадка, разложения и, как от его деда Игнасио Нарбондо, извращенности. А что он сам? Что нужно ему? Чего он жаждет — литературной славы? Поклонников? Бессмертия? Поэт удивился своим мыслям. Его цели были гораздо более далеко идущими. За многие годы он научился следовать им неотступно. Но отстоят ли его цели хоть на сколько-то от тщеты и сует мира?Действия Эдварда Сент-Ивса и Уильяма Гастингса были продиктованы иными мотивами. То, что руководило действиями Уильяма, человеческому разуму постичь было не дано. Эдвард время от времени пускался в погоню за радугой, разыскивал падающие звезды, несомненно уверенный в близости какого-то огромного чуда, пока что скрытого от глаз, скажем, волнами прилива или густым покровом низких стремительных облаков. По большей части Сент-Ивс был наивен, но Ашблессу он нравился. Не будь в этой компании Лазарела с его глупыми шутками, он наверняка предпочел бы Фростикосу с Пиньоном Уильяма и Эдварда. Пиньон был напыщенным глупцом. Но за Пиньоном стоял его механический крот, в то время как у Уильяма и Эдварда не было ничего, кроме их несчастной смехотворной батисферы. Альтернативой был Бэзил Пич.Ашблесс вздрогнул, клюнув носом. Бэзил Пич уже вернулся в замок, все вокруг замерло, и ничто не нарушало тишину, кроме редкого щебета случайных птиц и блеяния овец на холмах в отдалении. Разглядывая тянущиеся по небу облака, Ашблесс принялся тихо мурлыкать себе под нос песенку без слов. Располагая всем безграничным временем мира, он дожидался чего-то — сам не зная чего.Замолчал он тогда, когда ворота в западной стене дома снова отворились внутрь. В проеме ворот в свете тусклого фонаря вновь появилось существо с головой под капюшоном и с клюкой. Прислонив палку к стеблям плюща на стене, создание скинуло плащ и, соскользнув в канал, скрылось в его зеленых водах. Присматриваясь к темной воде, Ашблесс принялся грести к устью канала. Внизу в глубине он различал длинные колеблющиеся полосы водяных растений да верхушки обманчиво далеких на мельчинке острых скальных выступов, порой мелькающих среди темной зелени вод и снова обрывающихся в глубину. Поэт прищурил глаза, словно человек, силящийся разглядеть что-то в темной комнате, но глубокая вода оставалась, или по крайней мере казалась, непроглядной, покуда от зева канала к просторам озера мимо него внизу не проплыло неспешно сгущающейся тенью существо величиной с человека, держа курс к неведомым подводным далям; оно медленно погружалось и растворилось, наконец, где-то в чернильной глубине, почти под лодкой.Ашблесс достал из внутреннего кармана куртки заветную фляжку, отвинтил крышку и вылил несколько капель янтарной жидкости в воду. «Только что мы были ближе друг к другу, чем когда-либо, сударь, — сказал себе поэт, — так почему бы не выпить вместе?» Глотнув сам, он закрыл фляжку и спрятал ее в карман. Снова взявшись за весла, он быстро подплыл к причалу, где выбрался из лодки и привязал ее. Поднимаясь по берегу к Пич-Холлу, Ашблесс заглянул по пути в забранные частым переплетом окна лодочного сарая.Из щелей между сосновыми досками исходило ужасное зловоние, запах гниющей плоти, близкий родственник аромату, которым разлагающийся водяной человек наполнял воздух острова Каталина. Затаив дыхание, поэт растворил скрипучую дверь и ступил внутрь. У противоположной стены на стойках висели четыре весельные лодки. У самой двери на досках пола были свалены грудой сломанные весла и ржавые уключины, ставшие прибежищем пауков и мышей. Впритык к ним высилась куча разлагающейся падали, запорошенная сверху пудрой негашеной извести. На самом верху окоченевшим карикатурным дозорным торчало раздувшееся мертвое существо, выловленное Бэзилом из осоки час назад: зубастый рыбообразный монстр, относящийся, по мнению Ашблесса, к юрскому периоду. Почувствовав, что легкие его вот-вот разорвутся, поэт поспешно вышел из лодочного сарая на свежий воздух, предоставив падали догнивать в тишине и покое.Увидев, как Бэзил Пич очищает от мертвечины заросли прибрежной травы, и не особенно удивляясь появлению таких существ на берегу озера, Ашблесс догадывался об их происхождении. Странные мертвые полурыбы-полузвери всплывали только близ Пич-Холла, и было понятно почему — здесь, возможно непосредственно под устьем заросшего травой канала, находился вход в глубоководный тоннель, соединяющий озеро Виндермеер с загадочными подземными океанами Пеллюсидара — тайная тропа, которой пользовалось не одно поколение Пичей, вероятно, стражей этого выхода на поверхность.Ореол таинственности, окружающий хозяина этой земли, был настолько силен, что появление в окрестностях его жилища нескольких мертвых доисторических животных мало кого могло удивить.К замку от причала под сводами сомкнувшихся кронами лип тянулась мощеная дорожка. Из тени под кустом выбежал ежик и остановился, вопросительно уставившись на Ашблесса, словно ожидая, что тот положит его в карман и отнесет в дом. Поэт почтительно приветствовал колючего, но брать в руки отказался. Откуда-то спереди, из-за высокой стены самшитовой живой изгороди-лабиринта, до него доносился гул приглушенных голосов. Ашблесс остановился посовещаться со своей флягой, потом свернул в проход в живой изгороди и зашагал вперед по крайнему прямому коридору лабиринта. Свернув раз направо и раз налево, он уперся в тупик. Возвратившись по своим следам, поэт предпринял новую попытку. Звуки голосов сделались громче — теперь стало ясно, что разговаривают двое, а плеск воды иногда перебивает их. Ашблесс повернул за угол и вместо очередного образованного непролазной изгородью коридора увидел перед собой широкую лужайку, в центре которой в незапамятные времена был устроен просторный круглый бассейн. При появлении поэта голова и плечи существа, стоящего около каменного борта бассейна — Ашблесс не усомнился в том, что именно его он видел около ворот замка, а потом плывущим в канале, — с плеском метнулась в глубину: это был Кардиган Пич, отец Бэзила. Поэт и глазом не успел моргнуть, как вода уже успокоилась.Удивленно сощурившись при виде приближающегося пришельца, без тени улыбки на лице, Бэзил поднялся и протянул ему руку. Глава 16 На следующее утро после ночного визита отца Джим проснулся от шума бури за окном, от далеких раскатов грома, разносящихся на многие мили над крышами пригородов. Ветер налетал порывами: то слабел, то принимался хлестать дождем в стекло с новой силой — случайные капли залетали в комнату и попадали Джиму на одеяло. Джим читал «Приключения Гекльберри Финна», первые главы — по его мнению, отличное чтиво для дождливой погоды. Прежде чем книга наскучит, он сможет пронежиться еще два, а если повезет, то и три часа.Прислушиваясь к бурливому потоку в водостоке, изливающемуся на лужайку перед домом и растекающемуся лужами в траве, Джим почти ощущал вкус дождя на языке. Он намеревался заняться обустройством аквариума — лучше дня для такой цели не придумаешь, — отправиться в ближайший магазин, торгующий тропическими рыбками, и приобрести там на карманные деньги парочку буйвологоловых цихлид (съездить туда на велосипеде, если дождь перестанет, или попросить отца или дядю подкинуть его). Однако сейчас ему ничего не хотелось — только смотреть в окно, время от времени опуская взгляд в книгу, освежая в памяти отрывки повести, смакуя картинки и звучание слов, которым перестук дождевых капель служил самым лучшим звуковым сопровождением.Внезапно он вылез из кровати и подошел к старому комоду. На нем лежали несколько бутылочных крышечек. Джим выложил из них правильный шестиугольник, потом круг, потом, отчего-то чувствуя недовольство, все перемешал. Но и этого ему показалось мало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Уильям Ашблесс сидел в лодке, укрывшись в зарослях ивняка, побегами которого обильно поросло илистое дно озера Виндермеер, полноводного после весенних дождей. Отдаленные склоны холмов казались неестественно зелеными — в зелень бледного изумруда вторгались лишь гребни скал, вырванных из земных недр в стародавние времена, которые теперь медленно и недоуменно погружались обратно, утопая в высокой траве.Ни ветерка кругом. Озеро застыло, ровное и гладкое, словно зеркало, в его водах вокруг ивовых кущей отражаются силуэты могучих облаков, синевато-серых на фоне низкого неба. В воздухе пахнет близким дождем. Овцы на склонах холмов, кудлатые и пугливые, задумчиво жуют, озираясь по сторонам, словно ожидая чего-то. Каждые несколько минут то одна, то другая овца срывается с места и стрелой проносится вперед на несколько ярдов, как будто напуганная призраком, что-то шепнувшим ей на ухо, а потом при виде спокойно жующих товарок резко останавливается. «Тоже чуют дождь», — подумал Ашблесс. Запахнув плотнее куртку, он накинул на голову капюшон, прикрыв свои роскошные седины. Откуда-то из тенистых глубин озера лениво всплыла огромная рыба и на секунду замерла в дюйме от поверхности, будто рассматривая затягивающееся тучами небо, потом так же неторопливо скрылась в пучине. На носу лодки у Ашблесса тоже лежала рыба — странная и мертвая.Впечатление было такое, словно эту рыбу, древнюю, похожую на снабженную несколькими рядами зубов торпеду, с хвостом, подобным оперению стрелы, и плавниками-лапами, быстро подняли к свету из невообразимых глубин и ее разорвало изнутри. По мнению Ашблесса, это был ганоид. Его познания в палеонтологии были не столь обширны, как хотелось бы, но все-таки достаточны, чтобы строить предположения о путях появления подобного существа в водах озера Виндермеер. Возможно, эта рыба просто решила попутешествовать, как и он сам.Ашблесс поднял бинокль и осмотрел берег недалеко от того места, где прятался. По вымощенной булыжником дорожке к лодочному сараю шел, засунув руки в карманы, Бэзил Пич. Отперев дверь, Пич скрылся внутри, потом появился снова с сетью на длинных рукоятках и, очевидно преследуя какую-то цель, спустился к берегу. Позади домика высились каменные холодные стены Пич-Холла. Там и сям в щелях между огромными тесаными камнями рос коричневый и зеленый мох, а большую часть западной стены замка скрывали заросли плюща, пока еще лишенного листвы, но очень густо разросшегося и переплетенного. Стены замка опоясывал широкий ров с чащобами хвоща и папоротника-орляка по берегам. Точно в центре стены, чуть выше стоячей воды во рву, находились арочные ворота из древнего потемневшего дуба — единственное, что оставалось свободным от вьющегося растения. Некоторое время назад Ашблесс с любопытством наблюдал за тем, как эти ворота ненадолго открылись. На заре, вскоре после того как он занял свой пост под ветвями ив, половинка ворот со скрипом подалась внутрь, и из образовавшейся щели выглянуло нечто, плохо различимая тень на плохо освещенном фоне — опирающийся на трость сгорбленный силуэт с жабьей головой под капюшоном широкого плаща.Бэзил Пич закинул сеть в заросли прибрежной травы, с усилием провел и поднял улов — улов давно умерший. Что это было, Ашблесс рассмотреть не мог. С тех пор как он последний раз видел Пича на реке Риу-Жари, перед его исчезновением, прошло много лет, а с тех пор как он последний раз ходил на лодке по озеру Виндермеер — и того больше. Здесь мало что изменилось. Возможно, Пич стал немного больше сутулиться. Его лицо растянулось, глаза стали крупнее, их взгляд сделался более неподвижным. Кожа Бэзила — так, по крайней мере, казалось на расстоянии — стала странно пятнистой, но вполне возможно, что виной тому были тени скользящих по небу облаков. Пич рассмотрел содержимое своей сети, вскарабкался обратно к лодочному сараю, открыл дверь, просунул внутрь сеть и вытряхнул улов.Ашблесс попытался представить себе всю череду странных изменений, сквозь которые день за днем проходил Бэзил Пич, череду, подобную той, которую уже претерпели его отец и дед и, может быть — кто знает? — все бесчисленные Пичи до него, становясь в сырости и тиши уходящих лет все меньше похожими на людей, а больше на жаб или тритонов, пока не наступал день, когда, заслышав бесшумный глас подводных труб и влекомые тоской по тенистым кущам подводных садов, они выходили за дубовые ворота, чтобы никогда больше не ступать на сушу. Подобной судьбе можно бы позавидовать, подумал Ашблесс, не будь она столь мокрой.Джон Пиньон, как видел Ашблесс, не понимал Бэзила Пича и тем более Гила. И тот и другой были выше его понимания. Пиньон алкал научной славы — далее этого он ничего не видел и видеть не хотел; в сущности он был почти невинен. Гил Пич был для него всего лишь средством достижения цели. Какие цели преследовал Иларио Фростикос? Его стремления не были целиком связаны с деньгами; от него веяло духом упадка, разложения и, как от его деда Игнасио Нарбондо, извращенности. А что он сам? Что нужно ему? Чего он жаждет — литературной славы? Поклонников? Бессмертия? Поэт удивился своим мыслям. Его цели были гораздо более далеко идущими. За многие годы он научился следовать им неотступно. Но отстоят ли его цели хоть на сколько-то от тщеты и сует мира?Действия Эдварда Сент-Ивса и Уильяма Гастингса были продиктованы иными мотивами. То, что руководило действиями Уильяма, человеческому разуму постичь было не дано. Эдвард время от времени пускался в погоню за радугой, разыскивал падающие звезды, несомненно уверенный в близости какого-то огромного чуда, пока что скрытого от глаз, скажем, волнами прилива или густым покровом низких стремительных облаков. По большей части Сент-Ивс был наивен, но Ашблессу он нравился. Не будь в этой компании Лазарела с его глупыми шутками, он наверняка предпочел бы Фростикосу с Пиньоном Уильяма и Эдварда. Пиньон был напыщенным глупцом. Но за Пиньоном стоял его механический крот, в то время как у Уильяма и Эдварда не было ничего, кроме их несчастной смехотворной батисферы. Альтернативой был Бэзил Пич.Ашблесс вздрогнул, клюнув носом. Бэзил Пич уже вернулся в замок, все вокруг замерло, и ничто не нарушало тишину, кроме редкого щебета случайных птиц и блеяния овец на холмах в отдалении. Разглядывая тянущиеся по небу облака, Ашблесс принялся тихо мурлыкать себе под нос песенку без слов. Располагая всем безграничным временем мира, он дожидался чего-то — сам не зная чего.Замолчал он тогда, когда ворота в западной стене дома снова отворились внутрь. В проеме ворот в свете тусклого фонаря вновь появилось существо с головой под капюшоном и с клюкой. Прислонив палку к стеблям плюща на стене, создание скинуло плащ и, соскользнув в канал, скрылось в его зеленых водах. Присматриваясь к темной воде, Ашблесс принялся грести к устью канала. Внизу в глубине он различал длинные колеблющиеся полосы водяных растений да верхушки обманчиво далеких на мельчинке острых скальных выступов, порой мелькающих среди темной зелени вод и снова обрывающихся в глубину. Поэт прищурил глаза, словно человек, силящийся разглядеть что-то в темной комнате, но глубокая вода оставалась, или по крайней мере казалась, непроглядной, покуда от зева канала к просторам озера мимо него внизу не проплыло неспешно сгущающейся тенью существо величиной с человека, держа курс к неведомым подводным далям; оно медленно погружалось и растворилось, наконец, где-то в чернильной глубине, почти под лодкой.Ашблесс достал из внутреннего кармана куртки заветную фляжку, отвинтил крышку и вылил несколько капель янтарной жидкости в воду. «Только что мы были ближе друг к другу, чем когда-либо, сударь, — сказал себе поэт, — так почему бы не выпить вместе?» Глотнув сам, он закрыл фляжку и спрятал ее в карман. Снова взявшись за весла, он быстро подплыл к причалу, где выбрался из лодки и привязал ее. Поднимаясь по берегу к Пич-Холлу, Ашблесс заглянул по пути в забранные частым переплетом окна лодочного сарая.Из щелей между сосновыми досками исходило ужасное зловоние, запах гниющей плоти, близкий родственник аромату, которым разлагающийся водяной человек наполнял воздух острова Каталина. Затаив дыхание, поэт растворил скрипучую дверь и ступил внутрь. У противоположной стены на стойках висели четыре весельные лодки. У самой двери на досках пола были свалены грудой сломанные весла и ржавые уключины, ставшие прибежищем пауков и мышей. Впритык к ним высилась куча разлагающейся падали, запорошенная сверху пудрой негашеной извести. На самом верху окоченевшим карикатурным дозорным торчало раздувшееся мертвое существо, выловленное Бэзилом из осоки час назад: зубастый рыбообразный монстр, относящийся, по мнению Ашблесса, к юрскому периоду. Почувствовав, что легкие его вот-вот разорвутся, поэт поспешно вышел из лодочного сарая на свежий воздух, предоставив падали догнивать в тишине и покое.Увидев, как Бэзил Пич очищает от мертвечины заросли прибрежной травы, и не особенно удивляясь появлению таких существ на берегу озера, Ашблесс догадывался об их происхождении. Странные мертвые полурыбы-полузвери всплывали только близ Пич-Холла, и было понятно почему — здесь, возможно непосредственно под устьем заросшего травой канала, находился вход в глубоководный тоннель, соединяющий озеро Виндермеер с загадочными подземными океанами Пеллюсидара — тайная тропа, которой пользовалось не одно поколение Пичей, вероятно, стражей этого выхода на поверхность.Ореол таинственности, окружающий хозяина этой земли, был настолько силен, что появление в окрестностях его жилища нескольких мертвых доисторических животных мало кого могло удивить.К замку от причала под сводами сомкнувшихся кронами лип тянулась мощеная дорожка. Из тени под кустом выбежал ежик и остановился, вопросительно уставившись на Ашблесса, словно ожидая, что тот положит его в карман и отнесет в дом. Поэт почтительно приветствовал колючего, но брать в руки отказался. Откуда-то спереди, из-за высокой стены самшитовой живой изгороди-лабиринта, до него доносился гул приглушенных голосов. Ашблесс остановился посовещаться со своей флягой, потом свернул в проход в живой изгороди и зашагал вперед по крайнему прямому коридору лабиринта. Свернув раз направо и раз налево, он уперся в тупик. Возвратившись по своим следам, поэт предпринял новую попытку. Звуки голосов сделались громче — теперь стало ясно, что разговаривают двое, а плеск воды иногда перебивает их. Ашблесс повернул за угол и вместо очередного образованного непролазной изгородью коридора увидел перед собой широкую лужайку, в центре которой в незапамятные времена был устроен просторный круглый бассейн. При появлении поэта голова и плечи существа, стоящего около каменного борта бассейна — Ашблесс не усомнился в том, что именно его он видел около ворот замка, а потом плывущим в канале, — с плеском метнулась в глубину: это был Кардиган Пич, отец Бэзила. Поэт и глазом не успел моргнуть, как вода уже успокоилась.Удивленно сощурившись при виде приближающегося пришельца, без тени улыбки на лице, Бэзил поднялся и протянул ему руку. Глава 16 На следующее утро после ночного визита отца Джим проснулся от шума бури за окном, от далеких раскатов грома, разносящихся на многие мили над крышами пригородов. Ветер налетал порывами: то слабел, то принимался хлестать дождем в стекло с новой силой — случайные капли залетали в комнату и попадали Джиму на одеяло. Джим читал «Приключения Гекльберри Финна», первые главы — по его мнению, отличное чтиво для дождливой погоды. Прежде чем книга наскучит, он сможет пронежиться еще два, а если повезет, то и три часа.Прислушиваясь к бурливому потоку в водостоке, изливающемуся на лужайку перед домом и растекающемуся лужами в траве, Джим почти ощущал вкус дождя на языке. Он намеревался заняться обустройством аквариума — лучше дня для такой цели не придумаешь, — отправиться в ближайший магазин, торгующий тропическими рыбками, и приобрести там на карманные деньги парочку буйвологоловых цихлид (съездить туда на велосипеде, если дождь перестанет, или попросить отца или дядю подкинуть его). Однако сейчас ему ничего не хотелось — только смотреть в окно, время от времени опуская взгляд в книгу, освежая в памяти отрывки повести, смакуя картинки и звучание слов, которым перестук дождевых капель служил самым лучшим звуковым сопровождением.Внезапно он вылез из кровати и подошел к старому комоду. На нем лежали несколько бутылочных крышечек. Джим выложил из них правильный шестиугольник, потом круг, потом, отчего-то чувствуя недовольство, все перемешал. Но и этого ему показалось мало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39