Такие люди, как Регос, ничего не забывают, никому не прощают и во всем идут до конца – что и подтвердилось дальнейшими событиями. Итак, в один бедственный день Регос прибыл на Землю Лета, не самое лучшее место в Галактике и не самое безопасное – по крайней мере, в ту древнюю эпоху. Его корабль оставался на орбите, а сам Регос и его жена спустились вниз, дабы заняться делом, развлечься и ощутить твердую почву под ногами. Визит торговца – огромное событие для всякого мира, а если мир сей погряз в невежестве и нуждается в технических новинках, то спейстрейдер там все одно что Господь Бог. Но божество на Земле Лета уже имелось – богоимператор и самодержец Клерак Белуг.
Но все-таки пришествие Регосов было событием грандиозным, и по этому поводу Клерак устроил роскошный прием в своей резиденции. Регос с супругой облачились в лучшие одежды и отправились во дворец. Сдина Бетин блистала красотой…
Тут Шандра, прервав меня, поинтересовалась, какого рода-племени была эта несчастная красавица. Я не знал, где Регосу удалось ее отыскать, и связался с корабельным компьютером. Как выяснилось, у “Цирцеи” тоже нет такой информации, но она переслала нам голограмму Сдины Бетин – в полный рост, в парадных одеждах, с великолепными украшениями.
Да, за такую женщину стоило мстить… Волна черных блестящих волос падала на спину, открывая смуглое лицо с мелкими точеными чертами; глаза были огромными, карими, губы напоминали лепестки тюльпана, лоб, высокий и выпуклый, обрамлял венец из кроваво-красных рубинов. Ее одеяние, длинное платье с высоким воротником, тоже отливало цветами кровавой зари, золотистые молнии струились вдоль подола, золотые ромбы украшали воротник, лиф был расшит золотыми розами. Платье облегало ее как перчатка, подчеркивая высокую грудь, тонкий стан и длинные стройные ноги. Перед нами было одно из последних ее изображений; возможно, в этом наряде она и явилась на императорский прием.
– Вот это красавица! – с восторгом выдохнула Шандра. – Высокая, грациозная и такая, такая… Грэм, клянусь, я не могла и представить, что в мире есть подобная красота!
– Уже нет, – грустно отозвался я, всматриваясь в строчки под зыбким трепещущим изображением. “Цирцее” не удалось идентифицировать ни расу, ни племя, к которому принадлежала супруга Регоса, и это само по себе являлось поразительным фактом – ведь банки ее были бездонны, а распознающие возможности программ фактически неограниченны. Но сейчас она предлагала мне только одну гипотезу – что прекрасная Сдина Бетин являлась с начала и до конца биоскульптурным творением, созданным клетка за клеткой, молекула за молекулой в генетической лаборатории. Фил Регос мог выбрать первичный образчик ткани для клонирования, оплатить труды генетика в каком-нибудь из развитых миров и удалиться в космос на сто или двести лет, пока его суженая не достигнет зрелости… Я слышал о подобном, но отношусь скептически к таким попыткам сконструировать свой идеал. Если даже эксперимент успешен, если не допущены ошибки в зиготе и ее последующих метаморфозах, если девушка уродилась красавицей, остается некое большое “НО”… Эти красотки желают кого угодно, только не спейстрейдера, который оплатил, заказ, и этот бедняга в лучшем случае не получит ничего, а в худшем приобретет вместо жены рабыню. Но, быть может, Регосу выпал счастливый шанс?.. Наверное, Сдина Бетин все-таки любила его…
Я поделился своими соображениями с Шандрой, и она, поколебавшись, спросила:
– Грэм, а ты… ты когда-нибудь это делал?
– Делал что?
– Ну, ты пытался заказать себе девушку в генетической лаборатории? Вот такую… – Она ревниво покосилась на голограмму Сдины Бетин. Я расхохотался.
– Знаешь, крошка, сколько это стоит? Не дешевле планетолета с ионным приводом! Старый скупердяй вроде меня скорее удавится, чем просадит такие деньги! Да и зачем? Зачем, моя милая? Ведь я купил прекраснейшую женщину во Вселенной всего за полтора килограмма платины!
Она выскочила из кресла, метнулась ко мне и впилась зубками в шею. Должен признаться, это было не самым неприятным ощущением в моей жизни. Убрав голограмму, я погладил мягкие волосы Шандры и продолжал рассказ:
– Итак, они явились на прием к императору-самодержцу, Фил Регос и его прекрасная супруга. Сдина была очаровательна; можно представить, как на нее взирали аборигены. В том мире люди невысоки и худощавы, вроде меня; у них белая бледная кожа, глаза серые, как у мерфийцев, высокие скулы и узкие челюсти с мелкими острыми зубами… Неприглядная внешность, одним словом! Сдина была для них не просто красавицей, а яркой сказочной орхидеей среди пожухлых серых трав… И божественный Клерак Белуг не спускал с нее жадных взоров. Как все самодержцы, он обзавелся гаремом, но его красивейшие наложницы и рабыни были ничто рядом со Сдиной Бетин. Она затмевала их, как солнце затмевает звезды…
Шандра поморщилась:
– Гарем, наложницы, рабыни… Что же, у этих девушек не было выбора? И как обстоит дело здесь, на Малакандре?
– На Малакандре узаконено многобрачие, с равными правами для женщин и мужчин, – пояснил я. – Тут просвещенный монархический строй, а на Земле Лета процветала деспотия. Так что выбор в самом деле был невелик – или в гарем, или под нож… К тому же Клерака чтили как божественного императора, и в этом титуле “божественный” значило много больше, чем “император”. Те, кто ублажал его, свершали священный акт, и я думаю, что девушки рвались в его гарем и покорялись самым жутким его капризам – даже если они приводили несчастных к смерти. Жертва и смерть по воле божества считались высшим счастьем.
– Мерзость! – пробормотала Шандра, сверкнув зелеными глазами. – Покорность убийце и развратнику такая же мерзость, как самоубийство! Мой рассказ привел ее в мрачное настроение, и я догадывался, в чем причина: она думала о Лазарусе Лонге, о своем отце. Разве тот послушно и добровольно не отдал ее в лапы Арконата?.. Отдал с той же покорностью, с какой летнеземельцы и их девушки “чтили” кровавого деспота, предаваясь ему душой и телом?..
Эта тема была запретной, и я не хотел поминать об отце Шандры. Но жизнь есть жизнь; ее суровые реальности, страдание и боль, так же полезны для воспитания чувств, как нежность, ласка и доброта – даже в том Раю, который я пока еще не нашел. В том Раю живут сильные чистые души, но возможно ли достичь силы и чистоты без страданий?.. Вот в чем вопрос! Ответа я, к сожалению, не знаю.
– Ты права, – сказал я Шандре, – покорность мерзости тоже есть мерзость.
Но это непростой процесс, моя дорогая, очень непростой! Однажды, под давлением обстоятельств и пропаганды, ты смиряешься с ложной идеей – например, с мыслью, что некая личность сделалась Богом или непогрешимым вождем. Спустя какое-то время ты теряешь ощущение реальности: ложная идея кажется тебе допустимой, затем – вполне вероятной и, наконец, единственно возможной. Все, ты угодил в капкан! Ты, собственно, уже не человек, а запрограммированный робот; ты можешь свершать ужасные вещи, поскольку идея правит тобой, диктует тебе, насилует тебя… И если ты когда-нибудь сумеешь от нее освободиться, капкан все равно тебя прихлопнет. Ведь если ты – человек, невозможно жить с памятью о бесчинствах и зле, свершенных тобой, когда ты был бездушным роботом! Кивнув, она попросила продолжить рассказ о Регосе. Сценарий его злоключений был стандарт ным: С дина Бетин приглянулась Клераку, и тот без лишних церемоний послал к ней дворецкого с предложением заглянуть в императорскую опочивальню. Будучи незнакома с местными нравами, она ответила, что благодарит за честь, но ее супружеские обеты не позволяют обманывать мужа. А затем… Тут Шандра снова перебила меня.
– Обеты, Грэм? Такие же, как наши?
– Да, девочка. Я ведь сказал, что Филип Регос и Сдина сочетались согласно традициям чести и законам космоса. В точности как мы с тобой. Но слушай, что случилось дальше…
Итак, император сделал предложение и получил отказ. Казалось, это его не разгневало; он лишь начал уговаривать Регоса задержаться в его резиденции на день-другой, дабы отметить визит торговца пирами и пышным балом. Регос, подумав, согласился, и вечером они со Сдиной отправились в свои покои.
– Не слишком предусмотрителен этот Регос, – заметила Шандра. – Вот ты, Грэм, не остался бы ночевать в доме, где делают гостю такие предложения!
– Скорее всего нет. Но вспомни, милая, что мы, как и чета Регосов, спейстрейдеры, – а значит, нам надо ладить с планетарными властями. С диктаторами и тиранами, с президентами и королями, с первосвященниками и вождями всех политических раскрасок… Ведь мы, спейстрейдеры, тоже прожженная шайка и странствуем в космосе ради выгоды! Мы повидали многое, и хорошее и дурное, и знаем, что все проходит. Все проходит, девочка моя! Со временем разваливаются диктатуры, гибнут монархии, коллапсируют демократические общества; тысячелетие безбожия сменяет век религиозности, и наоборот… Так случилось на Мерфи, на Панджебе и во многих иных мирах… Но эти перемены не касаются нас, космических странников; мы – связующая нить всех человеческих культур, мы летаем повсюду, и всюду торгуем, и переносим жемчужные зерна с планеты на планету… Мы – неприкосновенны! Так считал Регос, и я не могу винить его в неосторожности.
К несчастью, у богоимператора были свои понятия о гостеприимстве. Ночью его гвардейцы ворвались в спальню, связали Регоса, отволокли на катер и включили автопилот. Через полчаса он болтался в приемном шлюзе “Алисы” – беспомощный, как удавленник в петле; а император насиловал Сдину Бетин. Затем ее судили. Вероятно, она сопротивлялась насильнику, так как обвинение включало два пункта: отказ разделить с императором ложе и непокорность его божественным желаниям. Последнее было тягчайшей виной, ибо Клерак не получил ожидаемого удовлетворения, а значит, Сдина совершила святотатство. Итак, ее судили, приговорили к смерти и сожгли излучателями на главной дворцовой лестнице.
Шандра вздрогнула и побледнела:
– Ужасно! Это ужасно, Грэм! Но Регос ведь не остался в долгу? Он за нее отомстил?
– Не сразу, моя милая, не сразу. Помнишь, я говорил: такие люди, как Регос, ничего не забывают, никому не прощают и во всем идут до конца? Но при этом не спешат, дабы приблизить чужой конец и отсрочить собственный… Вот и Регос не торопился. Ведь самое страшное уже случилось! Да и что он, собственно, мог сделать? Корабли торговцев не вооружены, а бросаться на гвардейцев Клерака с парой бластеров было бы самоубийством.’.. Когда роботы развязали Регоса, он включил голопроёктор, связался с императорской резиденцией и потребовал, чтобы ему вернули Сдину. Только бы вернули – опозоренной, израненной, мертвой, лишившейся рассудка, какой угодно! Ему был показан холмик пепла, и я видел эту запись… Но лучше нам ее не глядеть, дорогая.
Кивнув, Шандра прикрыла ладонью глаза. Голос ее, однако, был ровным.
– Что же случилось после, Грэм?
– Регос улетел, и богоимператор забыл о его существовании.
– Но разве он не боялся мести? Как он рискнул отпустить Регоса живым?
– Видишь ли, он царствовал уже целых два столетия, и ложная идея – та самая, про которую мы Говорили, – уже пустила корни в его сознании, взросла, расцвела и принесла плоды. Он в самом деле считал себя Богом! Он действовал по законам своей планеты, а высший из них был таков: воля императора – священна! Чего же ему бояться? Помимо того, он имел свой взгляд на женщин: они считались всего лишь живыми куклами, игрушками для удовольствий, и им надлежало покорствовать… Будь Сдина покорной, ее бы убили, но не сожгли, и Регос, получив ее тело, мог бы клонировать свою жену… Если б, конечно, захотел…
– Но сам он…
– Сам он являлся гораздо более важной персоной, потому его и оставили в живых. Космических торговых кораблей не так уж много, пара сотен на всю огромную Галактику, и если мы, торговцы, соблюдаем правила игры, никто нас не тронет и не покусится на наше имущество. Убить или ранить спейстрейдера значит, подвергнуться тысячелетнему остракизму. Это очень серьезно, дорогая! Остаться в полной изоляции на долгие-долгие века… Даже Мерфийский Арконат и диктаторы Траная не захотят рискнуть такой возможностью… Но вернемся к нашей истории.
В системе Земли Лета был пояс астероидов, совершенно безлюдный, поскольку летнеземельцы не имели космических транспортных средств и не разрабатывали космических месторождений. По большей части эти глыбы состояли из железа, никеля и других тяжелых элементов, включая актиноиды. Регос удалился туда, лег на стационарную орбиту, переоборудовал свои мастерские и начал добывать металл. У него были отличный компьютер, все нужные спецификации и несколько десятков универсальных роботов, способных бурить скважины, перерабатывать руду и создавать самые сложные конструкции. Он трудился наравне с ними много лет, и я полагаю, что это спасло его от безумия – труд и жажда мести сделались лучшим лекарством.
Он нуждался в оружии, в сокрушительном оружии и энергетических источниках, более мощных, чем корабельный реактор. Самым простым было бы наладить производство ракет с ядерными боеголовками, но Регос не хотел губить планету. Ядерные взрывы страшны не сами по себе – гораздо страшнее последствия, радиоактивное заражение, которое длится веками. После массированной бомбардировки летнеземельцы просто бы вымерли, а это Регосу – даже в том состоянии, в котором он пребывал, – казалось излишней жестокостью. В концов концов, он собирался отомстить владыке, а не всем его несчастным подданным. Все иные варианты, кроме ядерного, требовали времени, но время мало значило для Регоса. Он трудился тридцать пять лет, пока не построил то, что ему хотелось, – гигантский лазер, самый мощный из всех, когда-либо созданных в обитаемом космосе. Его излучение могло вскипятить моря, расплавить горы, обратить в прах и пепел любой из городов лет-неземельцев – без всяких вредных последствий в будущем. Конечно, если не считать цунами, землетрясений, озоновых дыр, губительных ливней и ураганных ветров… Для опыта Регос спалил пару каменных глыб диаметром в милю, а затем направился к вражеской вотчине. Оборониться летнеземельцы не могли – за неимением боевых планетолетов и орбитальных космических баз. Над планетой кружили пять навигационных спутников, заодно ретранслировавших телепередачи; эти автоматические устройства сделались первой жертвой Регоса. Теперь вся планетарная связь была у него в кармане. Он мог говорить с каждым городом, с каждым материком – угрожать, запугивать, требовать, ставить помехи, препятствовать навигации, предъявлять ультиматумы… Он сжег несколько фабрик, испарил с полдюжины озер, обрушил в море склады и пирсы в крупнейших портах, а затем наполнил эфир своими передачами. Он требовал, чтобы богоимператор явился на “Алису” – вернее, чтобы его доставили на корабль в наручниках и кандалах. Альтернативой был Апокалипсис – примерно в том же варианте, какой случился на Мерфи. Но излучатель Регоса был страшнее кометы – комета свалилась один раз, а он мог кружить над обреченным миром годами, терзая его, будто безжалостный гриф-падалыцик. Он клялся, что не уйдет, пока не очистит планету для новых переселенцев. И клятвы эти не были пустым звуком.
Времени на раздумья он дал в обрез – ровно один день; и в тот же день внизу вспыхнула гражданская война. Имперские гвардейцы и духовенство боролись со всем остальным населением, а Регос, словно карающий меч Господень, парил в небесах и ждал, когда минуют отпущенные сроки. Ему пришлось продлить время ультиматума, но в конце концов он своего добился: Клерак был схвачен после очередной резни, закован в железо и поднят на орбиту.
Я замолчал, соображая, стоит ли рассказывать Шандре дальнейшие подробности. Они были слишком жуткими, эти описания пыток, достойных “Молота ведьм”, – только Регос использовал не раскаленные иглы, огонь и клещи, а электрошок и своего робота-хирурга. Он записал несколько нейроклипов, раздарив их потом во многих мирах – как я полагаю, для устрашения и назидания. Эти записи у меня имелись, как у любого спейстрейдера, но я не хотел показывать их Шандре.
– Что же было потом? – спросила она, прервав затянувшееся молчание.
– Потом? Потом Клерак умер, и смерть его была нелегкой. Я думаю, ты это увидишь – в облагороженном балетном исполнении.
– Уфф! Какая ужасная история, даже для балета! Не уверена, что хочу его смотреть! Я улыбнулся.
– Даже в своих жемчугах и шелках? Но ведь это искусство, милая! Такое же танцевальное шоу, как демонстрация нарядов с легким стриптизом под конец.
Она покачала головой:
– Нет, не такое же. Все это случилось на самом деле – пусть в прошлом, пусть давно, но это может повториться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Но все-таки пришествие Регосов было событием грандиозным, и по этому поводу Клерак устроил роскошный прием в своей резиденции. Регос с супругой облачились в лучшие одежды и отправились во дворец. Сдина Бетин блистала красотой…
Тут Шандра, прервав меня, поинтересовалась, какого рода-племени была эта несчастная красавица. Я не знал, где Регосу удалось ее отыскать, и связался с корабельным компьютером. Как выяснилось, у “Цирцеи” тоже нет такой информации, но она переслала нам голограмму Сдины Бетин – в полный рост, в парадных одеждах, с великолепными украшениями.
Да, за такую женщину стоило мстить… Волна черных блестящих волос падала на спину, открывая смуглое лицо с мелкими точеными чертами; глаза были огромными, карими, губы напоминали лепестки тюльпана, лоб, высокий и выпуклый, обрамлял венец из кроваво-красных рубинов. Ее одеяние, длинное платье с высоким воротником, тоже отливало цветами кровавой зари, золотистые молнии струились вдоль подола, золотые ромбы украшали воротник, лиф был расшит золотыми розами. Платье облегало ее как перчатка, подчеркивая высокую грудь, тонкий стан и длинные стройные ноги. Перед нами было одно из последних ее изображений; возможно, в этом наряде она и явилась на императорский прием.
– Вот это красавица! – с восторгом выдохнула Шандра. – Высокая, грациозная и такая, такая… Грэм, клянусь, я не могла и представить, что в мире есть подобная красота!
– Уже нет, – грустно отозвался я, всматриваясь в строчки под зыбким трепещущим изображением. “Цирцее” не удалось идентифицировать ни расу, ни племя, к которому принадлежала супруга Регоса, и это само по себе являлось поразительным фактом – ведь банки ее были бездонны, а распознающие возможности программ фактически неограниченны. Но сейчас она предлагала мне только одну гипотезу – что прекрасная Сдина Бетин являлась с начала и до конца биоскульптурным творением, созданным клетка за клеткой, молекула за молекулой в генетической лаборатории. Фил Регос мог выбрать первичный образчик ткани для клонирования, оплатить труды генетика в каком-нибудь из развитых миров и удалиться в космос на сто или двести лет, пока его суженая не достигнет зрелости… Я слышал о подобном, но отношусь скептически к таким попыткам сконструировать свой идеал. Если даже эксперимент успешен, если не допущены ошибки в зиготе и ее последующих метаморфозах, если девушка уродилась красавицей, остается некое большое “НО”… Эти красотки желают кого угодно, только не спейстрейдера, который оплатил, заказ, и этот бедняга в лучшем случае не получит ничего, а в худшем приобретет вместо жены рабыню. Но, быть может, Регосу выпал счастливый шанс?.. Наверное, Сдина Бетин все-таки любила его…
Я поделился своими соображениями с Шандрой, и она, поколебавшись, спросила:
– Грэм, а ты… ты когда-нибудь это делал?
– Делал что?
– Ну, ты пытался заказать себе девушку в генетической лаборатории? Вот такую… – Она ревниво покосилась на голограмму Сдины Бетин. Я расхохотался.
– Знаешь, крошка, сколько это стоит? Не дешевле планетолета с ионным приводом! Старый скупердяй вроде меня скорее удавится, чем просадит такие деньги! Да и зачем? Зачем, моя милая? Ведь я купил прекраснейшую женщину во Вселенной всего за полтора килограмма платины!
Она выскочила из кресла, метнулась ко мне и впилась зубками в шею. Должен признаться, это было не самым неприятным ощущением в моей жизни. Убрав голограмму, я погладил мягкие волосы Шандры и продолжал рассказ:
– Итак, они явились на прием к императору-самодержцу, Фил Регос и его прекрасная супруга. Сдина была очаровательна; можно представить, как на нее взирали аборигены. В том мире люди невысоки и худощавы, вроде меня; у них белая бледная кожа, глаза серые, как у мерфийцев, высокие скулы и узкие челюсти с мелкими острыми зубами… Неприглядная внешность, одним словом! Сдина была для них не просто красавицей, а яркой сказочной орхидеей среди пожухлых серых трав… И божественный Клерак Белуг не спускал с нее жадных взоров. Как все самодержцы, он обзавелся гаремом, но его красивейшие наложницы и рабыни были ничто рядом со Сдиной Бетин. Она затмевала их, как солнце затмевает звезды…
Шандра поморщилась:
– Гарем, наложницы, рабыни… Что же, у этих девушек не было выбора? И как обстоит дело здесь, на Малакандре?
– На Малакандре узаконено многобрачие, с равными правами для женщин и мужчин, – пояснил я. – Тут просвещенный монархический строй, а на Земле Лета процветала деспотия. Так что выбор в самом деле был невелик – или в гарем, или под нож… К тому же Клерака чтили как божественного императора, и в этом титуле “божественный” значило много больше, чем “император”. Те, кто ублажал его, свершали священный акт, и я думаю, что девушки рвались в его гарем и покорялись самым жутким его капризам – даже если они приводили несчастных к смерти. Жертва и смерть по воле божества считались высшим счастьем.
– Мерзость! – пробормотала Шандра, сверкнув зелеными глазами. – Покорность убийце и развратнику такая же мерзость, как самоубийство! Мой рассказ привел ее в мрачное настроение, и я догадывался, в чем причина: она думала о Лазарусе Лонге, о своем отце. Разве тот послушно и добровольно не отдал ее в лапы Арконата?.. Отдал с той же покорностью, с какой летнеземельцы и их девушки “чтили” кровавого деспота, предаваясь ему душой и телом?..
Эта тема была запретной, и я не хотел поминать об отце Шандры. Но жизнь есть жизнь; ее суровые реальности, страдание и боль, так же полезны для воспитания чувств, как нежность, ласка и доброта – даже в том Раю, который я пока еще не нашел. В том Раю живут сильные чистые души, но возможно ли достичь силы и чистоты без страданий?.. Вот в чем вопрос! Ответа я, к сожалению, не знаю.
– Ты права, – сказал я Шандре, – покорность мерзости тоже есть мерзость.
Но это непростой процесс, моя дорогая, очень непростой! Однажды, под давлением обстоятельств и пропаганды, ты смиряешься с ложной идеей – например, с мыслью, что некая личность сделалась Богом или непогрешимым вождем. Спустя какое-то время ты теряешь ощущение реальности: ложная идея кажется тебе допустимой, затем – вполне вероятной и, наконец, единственно возможной. Все, ты угодил в капкан! Ты, собственно, уже не человек, а запрограммированный робот; ты можешь свершать ужасные вещи, поскольку идея правит тобой, диктует тебе, насилует тебя… И если ты когда-нибудь сумеешь от нее освободиться, капкан все равно тебя прихлопнет. Ведь если ты – человек, невозможно жить с памятью о бесчинствах и зле, свершенных тобой, когда ты был бездушным роботом! Кивнув, она попросила продолжить рассказ о Регосе. Сценарий его злоключений был стандарт ным: С дина Бетин приглянулась Клераку, и тот без лишних церемоний послал к ней дворецкого с предложением заглянуть в императорскую опочивальню. Будучи незнакома с местными нравами, она ответила, что благодарит за честь, но ее супружеские обеты не позволяют обманывать мужа. А затем… Тут Шандра снова перебила меня.
– Обеты, Грэм? Такие же, как наши?
– Да, девочка. Я ведь сказал, что Филип Регос и Сдина сочетались согласно традициям чести и законам космоса. В точности как мы с тобой. Но слушай, что случилось дальше…
Итак, император сделал предложение и получил отказ. Казалось, это его не разгневало; он лишь начал уговаривать Регоса задержаться в его резиденции на день-другой, дабы отметить визит торговца пирами и пышным балом. Регос, подумав, согласился, и вечером они со Сдиной отправились в свои покои.
– Не слишком предусмотрителен этот Регос, – заметила Шандра. – Вот ты, Грэм, не остался бы ночевать в доме, где делают гостю такие предложения!
– Скорее всего нет. Но вспомни, милая, что мы, как и чета Регосов, спейстрейдеры, – а значит, нам надо ладить с планетарными властями. С диктаторами и тиранами, с президентами и королями, с первосвященниками и вождями всех политических раскрасок… Ведь мы, спейстрейдеры, тоже прожженная шайка и странствуем в космосе ради выгоды! Мы повидали многое, и хорошее и дурное, и знаем, что все проходит. Все проходит, девочка моя! Со временем разваливаются диктатуры, гибнут монархии, коллапсируют демократические общества; тысячелетие безбожия сменяет век религиозности, и наоборот… Так случилось на Мерфи, на Панджебе и во многих иных мирах… Но эти перемены не касаются нас, космических странников; мы – связующая нить всех человеческих культур, мы летаем повсюду, и всюду торгуем, и переносим жемчужные зерна с планеты на планету… Мы – неприкосновенны! Так считал Регос, и я не могу винить его в неосторожности.
К несчастью, у богоимператора были свои понятия о гостеприимстве. Ночью его гвардейцы ворвались в спальню, связали Регоса, отволокли на катер и включили автопилот. Через полчаса он болтался в приемном шлюзе “Алисы” – беспомощный, как удавленник в петле; а император насиловал Сдину Бетин. Затем ее судили. Вероятно, она сопротивлялась насильнику, так как обвинение включало два пункта: отказ разделить с императором ложе и непокорность его божественным желаниям. Последнее было тягчайшей виной, ибо Клерак не получил ожидаемого удовлетворения, а значит, Сдина совершила святотатство. Итак, ее судили, приговорили к смерти и сожгли излучателями на главной дворцовой лестнице.
Шандра вздрогнула и побледнела:
– Ужасно! Это ужасно, Грэм! Но Регос ведь не остался в долгу? Он за нее отомстил?
– Не сразу, моя милая, не сразу. Помнишь, я говорил: такие люди, как Регос, ничего не забывают, никому не прощают и во всем идут до конца? Но при этом не спешат, дабы приблизить чужой конец и отсрочить собственный… Вот и Регос не торопился. Ведь самое страшное уже случилось! Да и что он, собственно, мог сделать? Корабли торговцев не вооружены, а бросаться на гвардейцев Клерака с парой бластеров было бы самоубийством.’.. Когда роботы развязали Регоса, он включил голопроёктор, связался с императорской резиденцией и потребовал, чтобы ему вернули Сдину. Только бы вернули – опозоренной, израненной, мертвой, лишившейся рассудка, какой угодно! Ему был показан холмик пепла, и я видел эту запись… Но лучше нам ее не глядеть, дорогая.
Кивнув, Шандра прикрыла ладонью глаза. Голос ее, однако, был ровным.
– Что же случилось после, Грэм?
– Регос улетел, и богоимператор забыл о его существовании.
– Но разве он не боялся мести? Как он рискнул отпустить Регоса живым?
– Видишь ли, он царствовал уже целых два столетия, и ложная идея – та самая, про которую мы Говорили, – уже пустила корни в его сознании, взросла, расцвела и принесла плоды. Он в самом деле считал себя Богом! Он действовал по законам своей планеты, а высший из них был таков: воля императора – священна! Чего же ему бояться? Помимо того, он имел свой взгляд на женщин: они считались всего лишь живыми куклами, игрушками для удовольствий, и им надлежало покорствовать… Будь Сдина покорной, ее бы убили, но не сожгли, и Регос, получив ее тело, мог бы клонировать свою жену… Если б, конечно, захотел…
– Но сам он…
– Сам он являлся гораздо более важной персоной, потому его и оставили в живых. Космических торговых кораблей не так уж много, пара сотен на всю огромную Галактику, и если мы, торговцы, соблюдаем правила игры, никто нас не тронет и не покусится на наше имущество. Убить или ранить спейстрейдера значит, подвергнуться тысячелетнему остракизму. Это очень серьезно, дорогая! Остаться в полной изоляции на долгие-долгие века… Даже Мерфийский Арконат и диктаторы Траная не захотят рискнуть такой возможностью… Но вернемся к нашей истории.
В системе Земли Лета был пояс астероидов, совершенно безлюдный, поскольку летнеземельцы не имели космических транспортных средств и не разрабатывали космических месторождений. По большей части эти глыбы состояли из железа, никеля и других тяжелых элементов, включая актиноиды. Регос удалился туда, лег на стационарную орбиту, переоборудовал свои мастерские и начал добывать металл. У него были отличный компьютер, все нужные спецификации и несколько десятков универсальных роботов, способных бурить скважины, перерабатывать руду и создавать самые сложные конструкции. Он трудился наравне с ними много лет, и я полагаю, что это спасло его от безумия – труд и жажда мести сделались лучшим лекарством.
Он нуждался в оружии, в сокрушительном оружии и энергетических источниках, более мощных, чем корабельный реактор. Самым простым было бы наладить производство ракет с ядерными боеголовками, но Регос не хотел губить планету. Ядерные взрывы страшны не сами по себе – гораздо страшнее последствия, радиоактивное заражение, которое длится веками. После массированной бомбардировки летнеземельцы просто бы вымерли, а это Регосу – даже в том состоянии, в котором он пребывал, – казалось излишней жестокостью. В концов концов, он собирался отомстить владыке, а не всем его несчастным подданным. Все иные варианты, кроме ядерного, требовали времени, но время мало значило для Регоса. Он трудился тридцать пять лет, пока не построил то, что ему хотелось, – гигантский лазер, самый мощный из всех, когда-либо созданных в обитаемом космосе. Его излучение могло вскипятить моря, расплавить горы, обратить в прах и пепел любой из городов лет-неземельцев – без всяких вредных последствий в будущем. Конечно, если не считать цунами, землетрясений, озоновых дыр, губительных ливней и ураганных ветров… Для опыта Регос спалил пару каменных глыб диаметром в милю, а затем направился к вражеской вотчине. Оборониться летнеземельцы не могли – за неимением боевых планетолетов и орбитальных космических баз. Над планетой кружили пять навигационных спутников, заодно ретранслировавших телепередачи; эти автоматические устройства сделались первой жертвой Регоса. Теперь вся планетарная связь была у него в кармане. Он мог говорить с каждым городом, с каждым материком – угрожать, запугивать, требовать, ставить помехи, препятствовать навигации, предъявлять ультиматумы… Он сжег несколько фабрик, испарил с полдюжины озер, обрушил в море склады и пирсы в крупнейших портах, а затем наполнил эфир своими передачами. Он требовал, чтобы богоимператор явился на “Алису” – вернее, чтобы его доставили на корабль в наручниках и кандалах. Альтернативой был Апокалипсис – примерно в том же варианте, какой случился на Мерфи. Но излучатель Регоса был страшнее кометы – комета свалилась один раз, а он мог кружить над обреченным миром годами, терзая его, будто безжалостный гриф-падалыцик. Он клялся, что не уйдет, пока не очистит планету для новых переселенцев. И клятвы эти не были пустым звуком.
Времени на раздумья он дал в обрез – ровно один день; и в тот же день внизу вспыхнула гражданская война. Имперские гвардейцы и духовенство боролись со всем остальным населением, а Регос, словно карающий меч Господень, парил в небесах и ждал, когда минуют отпущенные сроки. Ему пришлось продлить время ультиматума, но в конце концов он своего добился: Клерак был схвачен после очередной резни, закован в железо и поднят на орбиту.
Я замолчал, соображая, стоит ли рассказывать Шандре дальнейшие подробности. Они были слишком жуткими, эти описания пыток, достойных “Молота ведьм”, – только Регос использовал не раскаленные иглы, огонь и клещи, а электрошок и своего робота-хирурга. Он записал несколько нейроклипов, раздарив их потом во многих мирах – как я полагаю, для устрашения и назидания. Эти записи у меня имелись, как у любого спейстрейдера, но я не хотел показывать их Шандре.
– Что же было потом? – спросила она, прервав затянувшееся молчание.
– Потом? Потом Клерак умер, и смерть его была нелегкой. Я думаю, ты это увидишь – в облагороженном балетном исполнении.
– Уфф! Какая ужасная история, даже для балета! Не уверена, что хочу его смотреть! Я улыбнулся.
– Даже в своих жемчугах и шелках? Но ведь это искусство, милая! Такое же танцевальное шоу, как демонстрация нарядов с легким стриптизом под конец.
Она покачала головой:
– Нет, не такое же. Все это случилось на самом деле – пусть в прошлом, пусть давно, но это может повториться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43