Тех же, кто уцелел и выбрался из топей, перебили объединенные силы Айячина и эдомцев.
Айячин, конечно, надолго стал национальным героем, но дворяне, которые ненавидели его за то, что он вооружил крепостных, сговорились против него, и вскоре он был убит.
– Ну почему все истории так плохо заканчиваются?! – горестно воскликнул Телэн.
– Наш юный друг – литературный критик, – пояснил Стрейджен. – Он мечтает о том, чтобы у всех историй был счастливый конец.
– Шут бы с ней, с древней историей, – проворчал Джукта, – но вся соль в том, что Айячин вернулся – во всяком случае, так болтают крепостные.
– Это часть астельского фольклора, – пояснил Акрос. – Крепостные всегда говорили друг другу, что когда случится большая беда, Айячин встанет из могилы и вновь поведет их за собой.
Стрейджен вздохнул.
– Неужели нельзя придумать что-нибудь новенькое?
– А в чем дело? – осведомился Джукта.
– Да, собственно, ни в чем. Просто у нас в Эозии ходят похожие байки. Так с какой стати эта чушь может помешать нам, если мы обоснуемся в Астеле?
– С такой, что «часть астельского фольклора», о которой упомянул Акрос, кой у кого может заморозить кровь в жилах. Крепостные верят, что когда Айячин вернется, он освободит их. Так вот, недавно объявился какой-то сумасброд, который сеет смуту среди крепостных. Мы даже не знаем его настоящего имени, а крепостные зовут его Сабр. Он всем рассказывает, что сам лично видел ожившего Айячина. Крепостные тайно собирают – или мастерят – оружие. По ночам они пробираются в леса, чтобы послушать речи этого Сабра. Об этом вам следует знать: если вдруг наткнетесь ночью на этакое сборище, вам может не поздоровиться. – Джукта поскреб пятерней косматую бороду. – Обычно со мной такого не бывает, но я просто мечтаю сейчас, чтобы власти изловили этого Сабра и вздернули, что ли. Он подымает крепостных против угнетателей, а кто такие угнетатели – ясно не говорит. Может, он имеет в виду тамульцев, но очень многие его последователи уверены, что речь идет о высших классах. Беспокойный крепостной – опасный крепостной. Никто не знает, сколько их на самом деле, и если они начнут лелеять безумные мысли о свободе и равенстве, одному Богу известно, чем это может закончиться.
ГЛАВА 10
– Здесь слишком много сходства, чтобы счесть это простым совпадением, – говорил Спархок на следующее утро, когда отряд ехал под хмурым небом на северо-восток, по дороге в Дарсос. Спархок и его друзья собрались около кареты Эланы, чтобы обсудить то, что они узнали от Джукты. Воздух был влажный и спертый – ни дуновения, ни даже намека на ветерок.
– Я почти готов согласиться с вами, – отозвался посол Оскайн. – Во всех этих событиях несомненно прослеживается нечто общее, если только вы верно изложили мне то, что происходит в Ламорканде. Нашу Империю никак нельзя назвать демократической, думаю, то же относится и к вашим западным королевствам; но ни мы, ни вы не такие уж суровые повелители. Просто и мы, и вы, сдается мне, стали символами социальной несправедливости, неявно существующими в каждой культуре. Я и не говорю, что люди не ненавидят нас. Все люди в мире ненавидят свои правительства – не в обиду будь сказано вашему величеству. – Он улыбнулся Элане.
– Ваше превосходительство, – ответила она, – я делаю все, что могу, чтобы у моих подданных было как можно меньше причин ненавидеть меня. – Элана была в дорожном плаще из голубого бархата и, по мнению Спархока, этим утром выглядела особенно обворожительно.
– Да разве можно ненавидеть столь очаровательное существо, как вы, ваше величество? – улыбнулся Оскайн. – Суть, однако, в том, что весь мир дышит недовольством, и кто-то искусно играет на этих разрозненных обидах и претензиях, дабы низвергнуть существующий порядок – Тамульскую империю здесь и церковь в Эозии. Кто-то стремится ввергнуть наши страны в хаос, и я сомневаюсь, что движет им жажда социальной справедливости.
– Мы смогли бы куда лучше понять ситуацию, если бы знали точно, чего он добивается, – прибавил Эмбан.
– Возможности, – предположил Улаф. – Когда все устойчиво, и богатства и власть поделены, для людей, стоящих на нижней ступеньке общественной лестницы, не остается пути наверх. Для них единственный способ получить свою долю – перевернуть мир вверх ногами и хорошенько потрясти.
– Это жестокая политическая теория, сэр Улаф, – неодобрительно заметил Оскайн.
– Весь мир жесток, ваше превосходительство, – пожал плечами Улаф.
– Я не могу согласиться с тобой, – упрямо сказал Бевьер.
– Как пожелаешь, мой юный друг, – ухмыльнулся Улаф. – Я не против, чтобы со мной не соглашались.
– Существует же такая вещь, как подлинный политический прогресс. Люди сейчас в общем намного лучше, чем пятьсот лет назад.
– Положим, но чем это обернется через год? – Улаф откинулся в седле, и в его голубых глазах появилась задумчивость. – Властолюбцам нужны приспешники и последователи, а лучший способ привлечь людей на свою сторону – это посулить им исправить все, что в мире есть неправильного. Эти посулы весьма действенны, но только младенец мог бы ожидать, что политики станут выполнять их.
– Ты циник, Улаф.
– Да, кажется, именно так это и называется.
Погода этим утром ухудшалась с угрожающей быстротой. С запада наплывали стеной тяжелые лиловые тучи, и над горизонтом то и дело вспыхивали молнии.
– Похоже, будет дождь? – обратился Тиниен к Халэду.
Халэд пристально глянул на завесу лиловых туч.
– Можешь биться об заклад на что угодно, сэр рыцарь, – ответил он.
– И сколько пройдет времени прежде, чем мы промокнем до нитки?
– Час или около того – если не поднимется ветер.
– Как думаешь, Спархок, не поискать ли нам какое-нибудь укрытие? – спросил Тиниен.
С запада донеслись отдаленные раскаты грома.
– Вот и ответ на твой вопрос, – сказал Спархок. – Людям в стальных доспехах лучше не попадать в грозу.
– Недурно сказано, – согласился Тиниен, озираясь. – Вопрос в том, где бы нам укрыться? Не видно ни одной рощицы.
– Значит, придется поставить палатки.
– Но это же так утомительно, Спархок.
– Куда хуже будет, если молния поджарит тебя заживо прямо в доспехах.
К главному отряду подскакал Кринг, за ним следовал небольшой двухколесный экипаж. В экипаже восседал пухлый, белобрысый, добродушного вида человечек, одетый по моде сорокалетней давности.
– Это Котэк, здешний землевладелец, – сообщил доми Спархоку. – Он называет себя бароном. Он хотел познакомиться с вами.
– Я безмерно счастлив встретиться со столпами церкви, сэры рыцари, – пропыхтел толстяк.
– Мы польщены, барон Котэк, – отвечал Спархок, вежливо наклоняя голову.
– Мое поместье неподалеку отсюда, – продолжал Котэк, – и я вижу, что близится ненастье. Могу ли я предложить вам свое ничтожное гостеприимство?
– Как я не раз уже говорил тебе, Спархок, – негромко заметил Бевьер, – надо всего лишь положиться на Господа, а уж он позаботится о тебе.
Котэк озадаченно воззрился на них.
– Всего лишь не слишком удачная попытка пошутить, милорд, – пояснил ему Спархок. – Я и мои спутники как раз говорили о том, что нам необходимо укрытие от бури. Ваше в высшей степени щедрое предложение избавляет нас от весьма серьезных затруднений. – Спархок не был знаком с местными традициями, но напыщенная речь барона явно требовала формального стиля.
– Я заметил, что в вашем обществе есть дамы, – продолжал Котэк, глянув на карету, в которой ехала Элана. – Их удобства должны быть первой нашей заботой. Мы сможем познакомиться поближе, когда уже окажемся под моей крышей.
– Мы отправимся с вами, милорд, – согласился Спархок. – Ведите же нас, умоляю, а я между тем сообщу дамам об этой весьма счастливой для нас встрече. – Если Котэк жаждал формальных оборотов, Спархок не стал его разочаровывать. Он развернул Фарэна и поскакал назад вдоль колонны.
– Что это за толстяк в коляске, Спархок? – осведомилась Элана.
– Не говори пренебрежительно о любезном нашем хозяине, о свет моей жизни.
– Спархок, ты что, спятил?
– Этот толстяк только что предложил нам укрытие от бури, которая гонится за нами по пятам. Обращайся с ним вежливо, хотя бы из благодарности.
– Что за милый человек!
– По-моему, было бы неплохо скрыть, кто ты такая. Мы ведь не знаем еще, что ждет нас впереди. Что, если я представлю тебя каким-нибудь аристократическим титулом, например…
– Маркграфиня, – тотчас предложила она. – Элана, маркграфиня Кардосская.
– Почему Кардосская?
– Кардос – очень славная местность с горами и красивым побережьем. Великолепный климат и трудолюбивые, законопослушные жители.
– Элана, ты же не собираешься продавать ему Кардос!
– Но я должна помнить о мельчайших деталях, чтобы лгать достоверно. Спархок вздохнул.
– Хорошо, моя госпожа, упражняйся в достовернои лжи и придумай не менее достоверные истории для других. – Он поглядел на Эмбана. – Ваша светлость, выдержит ли ваша нравственность небольшую толику вранья?
– Смотря какого вранья ты от меня потребуешь, Спархок.
– Собственно говоря, ваша светлость, это будет не вполне вранье, – улыбнулся Спархок. – Поскольку мы понизили в должности мою жену, вы становитесь самой высокопоставленной особой в нашем отряде. Присутствие посла Оскайна предполагает некий визит на довольно высоком уровне. Я просто скажу барону Котэку, что вы – личный посланник архипрелата к императорскому двору и что рыцари – эскорт ваш, а не королевы.
– Такая ложь не слишком отягчит мою совесть, – ухмыльнулся Эмбан. – Валяй, Спархок, лги что пожелаешь, а я подтвержу. Говори все, что сочтешь нужным, – эта буря приближается уж очень быстро.
– Телэн, – окликнул Спархок мальчика, скакавшего у кареты, – проскачи вдоль колонны и расскажи рыцарям, что мы задумали. Одно-два не к месту сказанных «ваше величество» могут разоблачить наше мошенничество.
– Ваш супруг подает надежды, маркграфиня Элана, – заметил Стрейджен. – Дайте мне только время подучить его, и из него выйдет замечательный мошенник. Чутье у него отменное, только навыков не хватает.
Поместье барона Котэка оказалось громадным дворцом, окруженным неким подобием парка, а у подножья холма, на котором стоял дворец, приютилась довольно большая деревня. Было здесь и несколько просторных пристроек, разместившихся на задах большого дома.
– По счастью, сэры рыцари, у меня достанет места даже для такого большого отряда, – сообщил Котэк. – Боюсь только, что помещения для ваших людей немного грубы. Обычно там спят жнецы во время сбора урожая.
– Мы рыцари церкви, милорд Котэк, – успокоил его Спархок. – Мы привычны к трудностям и неудобствам.
Котэк вздохнул.
– Увы, – сказал он скорбно, – у нас в Астеле нет подобных организаций. Так многого недостает в нашем бедном отсталом краю.
Они подошли к дому по длинной, посыпанной белым песком аллее, которую с двух сторон окаймляли ряды огромных буков. Аллея обрывалась широкими каменными ступенями, что вели к сводчатым парадным дверям. Барон с усилием выбрался из коляски и бросил вожжи одному из бородатых крепостных, которые выбежали из дома навстречу гостям.
– Умоляю вас, благородные господа, – пропыхтел он, – забудем на время о церемониях. Войдем в дом, покуда буря не обрушилась на нас.
Спархок не был уверен, была ли высокопарная речь барона обычной для этих мест, его личной причудой или же нервной реакцией на высокие титулы его гостей. Он поманил к себе Келтэна и Тиниена.
– Присмотрите за тем, чтобы рыцарей и пелоев разместили как следует, – негромко приказал он, – а потом присоединитесь к нам в доме. Халэд, ступай с ними. Позаботься, чтобы крепостные не бросили коней под дождем.
Двери дома широко распахнулись, и на пороге показались три дамы в старомодных платьях. Одна из них была рослой и костлявой. У нее были густые темные волосы и лицо со следами былой красоты – однако время обошлось с ней безжалостно. Ее каменно-высокомерное лицо было иссечено морщинами, а глаза заметно косили. Две другие дамы были обе светловолосые, пухлые, и их черты указывали на явное кровное родство с бароном. За ними шел бледный юнец, одетый сплошь в черный бархат. На его лице, казалось, навеки застыла презрительная гримаса, темные волосы завитками ниспадали на плечи в хорошо продуманном беспорядке.
Наскоро представив всех друг другу, Котэк ввел гостей в дом. Рослая темноволосая дама оказалась женой барона Астансией. Две блондинки были, как и угадал Спархок, его сестрами – старшую звали Эрмуда, младшую Катина. Бледного юнца, брата баронессы Астансии, звали Элрон, и баронесса трепещущим от восторга голосом сообщила гостям, что ее брат – поэт.
– Как ты думаешь, смогу я сослаться на головную боль и сбежать от общества? – прошептала Элана Спархоку, когда они шли за бароном и его семейством по длинному, устланному коврами коридору в глубь дома. – Боюсь, это будет нечто ужасное.
– Если я должен все это снести, будь добра вытерпеть и ты, – шепотом ответил Спархок. – Мы нуждаемся в крове барона, так что придется смириться и с его гостеприимством.
Она лишь вздохнула.
– Мне было бы немного легче, если бы весь этот дом не пропах вареной капустой.
Их провели в «гостиную», которая размерами была лишь немного меньше тронного зала в Симмуре – затхлый зал, уставленный жесткими неудобными креслами и диванами и оклеенный обоями отвратительного горчично-желтого цвета.
– Мы здесь живем так одиноко, – вздыхала Катина, жалуясь Мелидире, – и так кошмарно отстаем от моды. Мой бедный брат прилагает все усилия, дабы следить за событиями на западе, но здесь такая глушь, что мы живем, как в тюрьме, и даже гости бывают у нас нечасто. Сколько раз мы с Эрмудой убеждали брата купить дом в столице, поближе к настоящей жизни, но она и слышать об этом не желает. Мой брат получил это поместье в приданое, а его жена так ужасно провинциальна. Поверите ли, мне и моей бедной сестре шьют платья крепостные!
Мелидира в притворном ужасе прижала ладони к щекам.
– Мой Бог! – воскликнула она. Горестные слезы покатились по щекам Катины, и она потянулась за носовым платком.
– Маркграфиня, не будет ли удобнее разместить вашу атану с крепостными? – спрашивала между тем у Эланы баронесса Астансия, с некоторой неприязнью поглядывая на Миртаи.
– Сомневаюсь, – отвечала Элана, – и даже если ей самой там будет удобнее, то для меня это неприемлемо. У меня есть могущественные враги, миледи, а мой супруг весьма далеко вовлечен в политические интриги Элении. Королева полагается на него, а мне приходится заботиться о собственной безопасности.
Астансия фыркнула.
– Признаю, маркграфиня, что ваша атана выглядит внушительно, но ведь она, в конце концов, только женщина.
Элана улыбнулась.
– Баронесса, – ответила она, – вам бы следовало сказать это тем десятерым мужчинам, которых она уже убила.
Баронесса воззрилась на нее с ужасом.
– У эозийцев, миледи, уже имеется тонкий налет цивилизации, – пояснил ей Стрейджен, – но под ним, если копнуть поглубже, – мы остаемся все теми же дикарями.
– Это довольно утомительная поездка, барон Котэк, – говорил патриарх Эмбан, – но архипрелат и император состояли в переписке со времен падения Земоха и теперь оба чувствуют, что пришло время обменяться личными посланниками. В отсутствие прямых контактов легко возникнуть нежелательным недоразумениям, а мир уже достаточно испытал войн.
– Мудрое решение, ваша светлость. – Котэк был явно ошеломлен присутствием в его доме особ такого высокого ранга.
– Я пользуюсь в столице определенным признанием, сэр Бевьер, – надменно говорил Элрон. – Мои стихи имеют большой успех у людей образованных, однако для неграмотной черни их смысл недоступен. Я особенно известен своей способностью передавать цвета. Я полагаю, что цвет – это душа реального мира. Последние шесть месяцев я работал над «Одой к Голубому».
– Потрясающая настойчивость, – пробормотал Бевьер.
– Я стремлюсь к глубине и точности, – провозгласил Элрон. – Я уже создал двести шестьдесят три строфы, а до конца, боюсь, еще далеко.
Бевьер вздохнул.
– Поскольку я рыцарь церкви, у меня остается мало времени для изящной словесности, – посетовал он. – Мой обет призывает меня сосредоточиться на военных и религиозных трудах. Сэр Спархок куда более светский человек, нежели я, и его описания людей и стран весьма поэтичны.
– Это в высшей степени интересно, – солгал Элрон, всем своим видом выражая презрение профессионала к жалким потугам дилетантов. – Уделяет ли он внимание цвету?
– Скорее, мне кажется, свету, – отвечал Бевьер, – но ведь свет и цвет в сущности одно и то же, не так ли? Цвет не существует без света. Я помню, как-то он описывал улицу в Джирохе – это город на побережье Рендора, где солнце точно бьет по земле раскаленным молотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Айячин, конечно, надолго стал национальным героем, но дворяне, которые ненавидели его за то, что он вооружил крепостных, сговорились против него, и вскоре он был убит.
– Ну почему все истории так плохо заканчиваются?! – горестно воскликнул Телэн.
– Наш юный друг – литературный критик, – пояснил Стрейджен. – Он мечтает о том, чтобы у всех историй был счастливый конец.
– Шут бы с ней, с древней историей, – проворчал Джукта, – но вся соль в том, что Айячин вернулся – во всяком случае, так болтают крепостные.
– Это часть астельского фольклора, – пояснил Акрос. – Крепостные всегда говорили друг другу, что когда случится большая беда, Айячин встанет из могилы и вновь поведет их за собой.
Стрейджен вздохнул.
– Неужели нельзя придумать что-нибудь новенькое?
– А в чем дело? – осведомился Джукта.
– Да, собственно, ни в чем. Просто у нас в Эозии ходят похожие байки. Так с какой стати эта чушь может помешать нам, если мы обоснуемся в Астеле?
– С такой, что «часть астельского фольклора», о которой упомянул Акрос, кой у кого может заморозить кровь в жилах. Крепостные верят, что когда Айячин вернется, он освободит их. Так вот, недавно объявился какой-то сумасброд, который сеет смуту среди крепостных. Мы даже не знаем его настоящего имени, а крепостные зовут его Сабр. Он всем рассказывает, что сам лично видел ожившего Айячина. Крепостные тайно собирают – или мастерят – оружие. По ночам они пробираются в леса, чтобы послушать речи этого Сабра. Об этом вам следует знать: если вдруг наткнетесь ночью на этакое сборище, вам может не поздоровиться. – Джукта поскреб пятерней косматую бороду. – Обычно со мной такого не бывает, но я просто мечтаю сейчас, чтобы власти изловили этого Сабра и вздернули, что ли. Он подымает крепостных против угнетателей, а кто такие угнетатели – ясно не говорит. Может, он имеет в виду тамульцев, но очень многие его последователи уверены, что речь идет о высших классах. Беспокойный крепостной – опасный крепостной. Никто не знает, сколько их на самом деле, и если они начнут лелеять безумные мысли о свободе и равенстве, одному Богу известно, чем это может закончиться.
ГЛАВА 10
– Здесь слишком много сходства, чтобы счесть это простым совпадением, – говорил Спархок на следующее утро, когда отряд ехал под хмурым небом на северо-восток, по дороге в Дарсос. Спархок и его друзья собрались около кареты Эланы, чтобы обсудить то, что они узнали от Джукты. Воздух был влажный и спертый – ни дуновения, ни даже намека на ветерок.
– Я почти готов согласиться с вами, – отозвался посол Оскайн. – Во всех этих событиях несомненно прослеживается нечто общее, если только вы верно изложили мне то, что происходит в Ламорканде. Нашу Империю никак нельзя назвать демократической, думаю, то же относится и к вашим западным королевствам; но ни мы, ни вы не такие уж суровые повелители. Просто и мы, и вы, сдается мне, стали символами социальной несправедливости, неявно существующими в каждой культуре. Я и не говорю, что люди не ненавидят нас. Все люди в мире ненавидят свои правительства – не в обиду будь сказано вашему величеству. – Он улыбнулся Элане.
– Ваше превосходительство, – ответила она, – я делаю все, что могу, чтобы у моих подданных было как можно меньше причин ненавидеть меня. – Элана была в дорожном плаще из голубого бархата и, по мнению Спархока, этим утром выглядела особенно обворожительно.
– Да разве можно ненавидеть столь очаровательное существо, как вы, ваше величество? – улыбнулся Оскайн. – Суть, однако, в том, что весь мир дышит недовольством, и кто-то искусно играет на этих разрозненных обидах и претензиях, дабы низвергнуть существующий порядок – Тамульскую империю здесь и церковь в Эозии. Кто-то стремится ввергнуть наши страны в хаос, и я сомневаюсь, что движет им жажда социальной справедливости.
– Мы смогли бы куда лучше понять ситуацию, если бы знали точно, чего он добивается, – прибавил Эмбан.
– Возможности, – предположил Улаф. – Когда все устойчиво, и богатства и власть поделены, для людей, стоящих на нижней ступеньке общественной лестницы, не остается пути наверх. Для них единственный способ получить свою долю – перевернуть мир вверх ногами и хорошенько потрясти.
– Это жестокая политическая теория, сэр Улаф, – неодобрительно заметил Оскайн.
– Весь мир жесток, ваше превосходительство, – пожал плечами Улаф.
– Я не могу согласиться с тобой, – упрямо сказал Бевьер.
– Как пожелаешь, мой юный друг, – ухмыльнулся Улаф. – Я не против, чтобы со мной не соглашались.
– Существует же такая вещь, как подлинный политический прогресс. Люди сейчас в общем намного лучше, чем пятьсот лет назад.
– Положим, но чем это обернется через год? – Улаф откинулся в седле, и в его голубых глазах появилась задумчивость. – Властолюбцам нужны приспешники и последователи, а лучший способ привлечь людей на свою сторону – это посулить им исправить все, что в мире есть неправильного. Эти посулы весьма действенны, но только младенец мог бы ожидать, что политики станут выполнять их.
– Ты циник, Улаф.
– Да, кажется, именно так это и называется.
Погода этим утром ухудшалась с угрожающей быстротой. С запада наплывали стеной тяжелые лиловые тучи, и над горизонтом то и дело вспыхивали молнии.
– Похоже, будет дождь? – обратился Тиниен к Халэду.
Халэд пристально глянул на завесу лиловых туч.
– Можешь биться об заклад на что угодно, сэр рыцарь, – ответил он.
– И сколько пройдет времени прежде, чем мы промокнем до нитки?
– Час или около того – если не поднимется ветер.
– Как думаешь, Спархок, не поискать ли нам какое-нибудь укрытие? – спросил Тиниен.
С запада донеслись отдаленные раскаты грома.
– Вот и ответ на твой вопрос, – сказал Спархок. – Людям в стальных доспехах лучше не попадать в грозу.
– Недурно сказано, – согласился Тиниен, озираясь. – Вопрос в том, где бы нам укрыться? Не видно ни одной рощицы.
– Значит, придется поставить палатки.
– Но это же так утомительно, Спархок.
– Куда хуже будет, если молния поджарит тебя заживо прямо в доспехах.
К главному отряду подскакал Кринг, за ним следовал небольшой двухколесный экипаж. В экипаже восседал пухлый, белобрысый, добродушного вида человечек, одетый по моде сорокалетней давности.
– Это Котэк, здешний землевладелец, – сообщил доми Спархоку. – Он называет себя бароном. Он хотел познакомиться с вами.
– Я безмерно счастлив встретиться со столпами церкви, сэры рыцари, – пропыхтел толстяк.
– Мы польщены, барон Котэк, – отвечал Спархок, вежливо наклоняя голову.
– Мое поместье неподалеку отсюда, – продолжал Котэк, – и я вижу, что близится ненастье. Могу ли я предложить вам свое ничтожное гостеприимство?
– Как я не раз уже говорил тебе, Спархок, – негромко заметил Бевьер, – надо всего лишь положиться на Господа, а уж он позаботится о тебе.
Котэк озадаченно воззрился на них.
– Всего лишь не слишком удачная попытка пошутить, милорд, – пояснил ему Спархок. – Я и мои спутники как раз говорили о том, что нам необходимо укрытие от бури. Ваше в высшей степени щедрое предложение избавляет нас от весьма серьезных затруднений. – Спархок не был знаком с местными традициями, но напыщенная речь барона явно требовала формального стиля.
– Я заметил, что в вашем обществе есть дамы, – продолжал Котэк, глянув на карету, в которой ехала Элана. – Их удобства должны быть первой нашей заботой. Мы сможем познакомиться поближе, когда уже окажемся под моей крышей.
– Мы отправимся с вами, милорд, – согласился Спархок. – Ведите же нас, умоляю, а я между тем сообщу дамам об этой весьма счастливой для нас встрече. – Если Котэк жаждал формальных оборотов, Спархок не стал его разочаровывать. Он развернул Фарэна и поскакал назад вдоль колонны.
– Что это за толстяк в коляске, Спархок? – осведомилась Элана.
– Не говори пренебрежительно о любезном нашем хозяине, о свет моей жизни.
– Спархок, ты что, спятил?
– Этот толстяк только что предложил нам укрытие от бури, которая гонится за нами по пятам. Обращайся с ним вежливо, хотя бы из благодарности.
– Что за милый человек!
– По-моему, было бы неплохо скрыть, кто ты такая. Мы ведь не знаем еще, что ждет нас впереди. Что, если я представлю тебя каким-нибудь аристократическим титулом, например…
– Маркграфиня, – тотчас предложила она. – Элана, маркграфиня Кардосская.
– Почему Кардосская?
– Кардос – очень славная местность с горами и красивым побережьем. Великолепный климат и трудолюбивые, законопослушные жители.
– Элана, ты же не собираешься продавать ему Кардос!
– Но я должна помнить о мельчайших деталях, чтобы лгать достоверно. Спархок вздохнул.
– Хорошо, моя госпожа, упражняйся в достовернои лжи и придумай не менее достоверные истории для других. – Он поглядел на Эмбана. – Ваша светлость, выдержит ли ваша нравственность небольшую толику вранья?
– Смотря какого вранья ты от меня потребуешь, Спархок.
– Собственно говоря, ваша светлость, это будет не вполне вранье, – улыбнулся Спархок. – Поскольку мы понизили в должности мою жену, вы становитесь самой высокопоставленной особой в нашем отряде. Присутствие посла Оскайна предполагает некий визит на довольно высоком уровне. Я просто скажу барону Котэку, что вы – личный посланник архипрелата к императорскому двору и что рыцари – эскорт ваш, а не королевы.
– Такая ложь не слишком отягчит мою совесть, – ухмыльнулся Эмбан. – Валяй, Спархок, лги что пожелаешь, а я подтвержу. Говори все, что сочтешь нужным, – эта буря приближается уж очень быстро.
– Телэн, – окликнул Спархок мальчика, скакавшего у кареты, – проскачи вдоль колонны и расскажи рыцарям, что мы задумали. Одно-два не к месту сказанных «ваше величество» могут разоблачить наше мошенничество.
– Ваш супруг подает надежды, маркграфиня Элана, – заметил Стрейджен. – Дайте мне только время подучить его, и из него выйдет замечательный мошенник. Чутье у него отменное, только навыков не хватает.
Поместье барона Котэка оказалось громадным дворцом, окруженным неким подобием парка, а у подножья холма, на котором стоял дворец, приютилась довольно большая деревня. Было здесь и несколько просторных пристроек, разместившихся на задах большого дома.
– По счастью, сэры рыцари, у меня достанет места даже для такого большого отряда, – сообщил Котэк. – Боюсь только, что помещения для ваших людей немного грубы. Обычно там спят жнецы во время сбора урожая.
– Мы рыцари церкви, милорд Котэк, – успокоил его Спархок. – Мы привычны к трудностям и неудобствам.
Котэк вздохнул.
– Увы, – сказал он скорбно, – у нас в Астеле нет подобных организаций. Так многого недостает в нашем бедном отсталом краю.
Они подошли к дому по длинной, посыпанной белым песком аллее, которую с двух сторон окаймляли ряды огромных буков. Аллея обрывалась широкими каменными ступенями, что вели к сводчатым парадным дверям. Барон с усилием выбрался из коляски и бросил вожжи одному из бородатых крепостных, которые выбежали из дома навстречу гостям.
– Умоляю вас, благородные господа, – пропыхтел он, – забудем на время о церемониях. Войдем в дом, покуда буря не обрушилась на нас.
Спархок не был уверен, была ли высокопарная речь барона обычной для этих мест, его личной причудой или же нервной реакцией на высокие титулы его гостей. Он поманил к себе Келтэна и Тиниена.
– Присмотрите за тем, чтобы рыцарей и пелоев разместили как следует, – негромко приказал он, – а потом присоединитесь к нам в доме. Халэд, ступай с ними. Позаботься, чтобы крепостные не бросили коней под дождем.
Двери дома широко распахнулись, и на пороге показались три дамы в старомодных платьях. Одна из них была рослой и костлявой. У нее были густые темные волосы и лицо со следами былой красоты – однако время обошлось с ней безжалостно. Ее каменно-высокомерное лицо было иссечено морщинами, а глаза заметно косили. Две другие дамы были обе светловолосые, пухлые, и их черты указывали на явное кровное родство с бароном. За ними шел бледный юнец, одетый сплошь в черный бархат. На его лице, казалось, навеки застыла презрительная гримаса, темные волосы завитками ниспадали на плечи в хорошо продуманном беспорядке.
Наскоро представив всех друг другу, Котэк ввел гостей в дом. Рослая темноволосая дама оказалась женой барона Астансией. Две блондинки были, как и угадал Спархок, его сестрами – старшую звали Эрмуда, младшую Катина. Бледного юнца, брата баронессы Астансии, звали Элрон, и баронесса трепещущим от восторга голосом сообщила гостям, что ее брат – поэт.
– Как ты думаешь, смогу я сослаться на головную боль и сбежать от общества? – прошептала Элана Спархоку, когда они шли за бароном и его семейством по длинному, устланному коврами коридору в глубь дома. – Боюсь, это будет нечто ужасное.
– Если я должен все это снести, будь добра вытерпеть и ты, – шепотом ответил Спархок. – Мы нуждаемся в крове барона, так что придется смириться и с его гостеприимством.
Она лишь вздохнула.
– Мне было бы немного легче, если бы весь этот дом не пропах вареной капустой.
Их провели в «гостиную», которая размерами была лишь немного меньше тронного зала в Симмуре – затхлый зал, уставленный жесткими неудобными креслами и диванами и оклеенный обоями отвратительного горчично-желтого цвета.
– Мы здесь живем так одиноко, – вздыхала Катина, жалуясь Мелидире, – и так кошмарно отстаем от моды. Мой бедный брат прилагает все усилия, дабы следить за событиями на западе, но здесь такая глушь, что мы живем, как в тюрьме, и даже гости бывают у нас нечасто. Сколько раз мы с Эрмудой убеждали брата купить дом в столице, поближе к настоящей жизни, но она и слышать об этом не желает. Мой брат получил это поместье в приданое, а его жена так ужасно провинциальна. Поверите ли, мне и моей бедной сестре шьют платья крепостные!
Мелидира в притворном ужасе прижала ладони к щекам.
– Мой Бог! – воскликнула она. Горестные слезы покатились по щекам Катины, и она потянулась за носовым платком.
– Маркграфиня, не будет ли удобнее разместить вашу атану с крепостными? – спрашивала между тем у Эланы баронесса Астансия, с некоторой неприязнью поглядывая на Миртаи.
– Сомневаюсь, – отвечала Элана, – и даже если ей самой там будет удобнее, то для меня это неприемлемо. У меня есть могущественные враги, миледи, а мой супруг весьма далеко вовлечен в политические интриги Элении. Королева полагается на него, а мне приходится заботиться о собственной безопасности.
Астансия фыркнула.
– Признаю, маркграфиня, что ваша атана выглядит внушительно, но ведь она, в конце концов, только женщина.
Элана улыбнулась.
– Баронесса, – ответила она, – вам бы следовало сказать это тем десятерым мужчинам, которых она уже убила.
Баронесса воззрилась на нее с ужасом.
– У эозийцев, миледи, уже имеется тонкий налет цивилизации, – пояснил ей Стрейджен, – но под ним, если копнуть поглубже, – мы остаемся все теми же дикарями.
– Это довольно утомительная поездка, барон Котэк, – говорил патриарх Эмбан, – но архипрелат и император состояли в переписке со времен падения Земоха и теперь оба чувствуют, что пришло время обменяться личными посланниками. В отсутствие прямых контактов легко возникнуть нежелательным недоразумениям, а мир уже достаточно испытал войн.
– Мудрое решение, ваша светлость. – Котэк был явно ошеломлен присутствием в его доме особ такого высокого ранга.
– Я пользуюсь в столице определенным признанием, сэр Бевьер, – надменно говорил Элрон. – Мои стихи имеют большой успех у людей образованных, однако для неграмотной черни их смысл недоступен. Я особенно известен своей способностью передавать цвета. Я полагаю, что цвет – это душа реального мира. Последние шесть месяцев я работал над «Одой к Голубому».
– Потрясающая настойчивость, – пробормотал Бевьер.
– Я стремлюсь к глубине и точности, – провозгласил Элрон. – Я уже создал двести шестьдесят три строфы, а до конца, боюсь, еще далеко.
Бевьер вздохнул.
– Поскольку я рыцарь церкви, у меня остается мало времени для изящной словесности, – посетовал он. – Мой обет призывает меня сосредоточиться на военных и религиозных трудах. Сэр Спархок куда более светский человек, нежели я, и его описания людей и стран весьма поэтичны.
– Это в высшей степени интересно, – солгал Элрон, всем своим видом выражая презрение профессионала к жалким потугам дилетантов. – Уделяет ли он внимание цвету?
– Скорее, мне кажется, свету, – отвечал Бевьер, – но ведь свет и цвет в сущности одно и то же, не так ли? Цвет не существует без света. Я помню, как-то он описывал улицу в Джирохе – это город на побережье Рендора, где солнце точно бьет по земле раскаленным молотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58