А где нет чувствилища – там нет и ощущений.
– А Я хочу и того, и другого: и слизи, и бессмертия!
– Так не бывает. Или – или.
– Зачем же тогда Наше всемогущество, если везде это противное слово «невозможно», везде препоны?! А Ты ничего не можешь сде…
Тут прямо на полуслове Оно выключило воображение. И с облегчением убедилось в Своем единстве и неделимости. Хорошо что состоявшаяся беседа – всего лишь повернувшая вкривь мечта, хорошо что можно мгновенно рассеять воображенных собеседников. Такая непрерывная перебранка – хуже чем непрерывный рев Вселенной, чем стенания страдающей жизни.
А если бы Оно в минутном замешательстве поверило бы в мираж вечной взаимной любви и разделилось на Него и Нее?!
Слава Себе, что Оно этого не сделало. Ведь тогда уже ничего нельзя было бы поправить.
Разделение приносит больше борьбы, чем любви. Оно поставило вселенский опыт, убедилось – и не сделает этой поистинне роковой ошибки! Нет-нет, коротать вечность можно только в блаженном единстве с Самим Собой – то есть в одиночестве. А то с ума сойдешь от непрерывных распрей!
* * *
Дионисий привык и совершал исцеления каждый день. А когда не получалось, ясно, что сами немощные и виноваты – не очистили мысли, не покаялись искренне, не поклонились Небесным Супругам.
Свои действия он мысленно называл святотехникой. Подошел старик, согнутый в пояснице. Клава, приведшая старика, приговаривала:
– Сейчас выздоровеешь, дедушка. Учитель скажет слово, попросит Отца и Матерь Своих Небесных – Они и излечат. У нас и не такие излечивались. Всё хорошо будет, дедушка. Раз пришел к нам, раз поклонился Учителю – значит всё будет хорошо.
– Только – того, – просипел страждущий. – Я уже у одного лечился – экстраспеца. И – ничего.
– Потому что все они шарлатаны, – без малейшего сомнения заверила Клава. – Только у нас прямая Истина, нашему Учителю, своему Сыну, Небесные Супруги прямо из рук в руки передали.
Старик радостно закивал.
Дионисию всегда весело в такие минуты. Он – совершает чудеса, Он повелевает волей и самой судьбой этого очередного пришельца, и многих других. Люди кажутся маленькими далеко внизу – как маленькие футболисты, бегающие, чтобы развлекать его. А Он – сверху – вершит ими с почти Божественной силой.
Сомнений в Себе Он не испытывал. Даже в тех случаях, когда никакого улучшения не происходило – всё правильно, не каждому желает помогать Божественная Чета! Но такое случалось редко – хоть малое улучшение наблюдалось почти всегда, и любое облегчение сразу зачислялось в чудеса.
Старик смотрел с почтением и надеждой. Отрок перед ним – святой и сильный, Ему доступно то, чего никогда не сделать самому старику. Все свершится силой и волей Божией, явленной через Отрока. Легко и прекрасно – довериться.
Дионисий, торжествуя, протягивает руку. Он чувствует, определенно и ясно чувствует, как Божественная сила льется из Его руки в старика. В диагноз Он не вникает: Божественная Сила Сама разберется, куда приложиться.
Старик тоже в восторге: настал счастливый миг, Святой притронутся к нему – и он распрямляется наполовину. Какая разница – что наполовину, а не полностью. Все-таки он стал прямее, чем был уже много лет. Чудо свершилось.
– Чудо! – возгласила Клава. – Божественное Чудо!
Вот так всё просто.
Дионисий словно бы видит умственным взором огромную площадь, всю заполненную людьми, стоящими на коленях и разом кланяющихся до земли – огромную площадь словно замощенную вместо круглых булыжников склоненными спинами. Так будет!
Так будет очень скоро!! И Он погружается в торжество и счастье.
По залу, по лестнице, по открытому двору-курдонёру уже перекатывается молва: «Чудо! Ещё одно чудо свершилось!»
И сам старик, который по дороге к дому согнулся почти в прежнее положение, готов подтвердить каждую минуту любому встречному, что чудо с ним на самом деле произошло.
Онисимов подошел почтительно, но все равно отвлек земными разговорами от приятного переживания:
– Ушёл мент. Но надо искать другую резиденцию. Нельзя будет здесь надолго остаться. Я договорился, что пока не тронут, но надо искать.
Да, Дионисий главнее всех королей и президентов, но нужно договариваться с каким-то местным ментом.
– Ищи, – отмахнулся Дионисий, не желая слышать низменных подробностей.
– Будет даже лучше: найдем загород, чтобы благостная природа вокруг.
– Иди и ищи, – капризно повторил Дионисий.
Благословил. Развязал Онисимову руки.
* * *
Господствующее Божество оставалось в сомнении. Возможность существования Вышнего Н/Н лишало привычного чувства самодостаточности и неуязвимости.
Но сомнение – элемент личной жизни, жизни неведомой Ему прежде. Занявшись Собой, разбираясь в Своих сомнениях, Оно – удивительно сказать – более полно почувствовало Себя, убедилось в Собственном отдельном существовании. Присущее Ему изначально чувство безграничности отрицало, естественно, всякую отдельность, а когда появилось подозрение, что существует Некое Н/Н, недоступное Его пониманию и даже восприятию, тогда же появилась и отдельность, отделенность от того что Не-Оно. Странное состояние: неприятное, раздражающее – но и непривычно волнующее. Не знало Оно никогда прежде страха – и в страхе отыскался оттенок сладостности тоже. Хотя горечи все же больше.
Предстоящая вечность, казавшаяся прежде неотъемлемым Его свойством – преимуществом ли, проклятием, другой вопрос, но – свойством, оказалась под сомнением. А что если таинственное Н/Н пожелает – и прекратит?! Никогда прежде Оно не допускало мысли о возможности собственной смерти, и вот такая мысль появилась. Просуществовало Оно половину вечности – и достаточно?! Дурацкое понятие и ничуть не математическое, поскольку вечность не делится пополам, но как это обрисовать иначе: существовало Оно извечно до какого-то момента Икс – и может прекратиться? А дальнейшую вечность будет обеспечивать либо Само непознаваемое Н/Н, либо иное назначенное Им Господствующее Божество II.
В какой-то момент вечность не то что бы сделалась Ему в тягость, но уже показалось, что ничего принципиально нового не может произойти в созданном Им Космосе – и постоянные повторения грозили апатией. Но мысль, что это может прекратиться, что Его сознание может погаснуть точно так же, как гаснут сознания разумных и неразумных планетян, хоть людей, хоть кошек, не знающих о собственной смертности – мысль о прекращении Его сознания показалась невозможной, нелепой – и страшной в этой нелепости!
Ну не может же быть!!
Ну а Кто тогда создал Господствующее Божество?! Каков механизм влияния Его Слова, которое разом преобразило Хаос в Космос?! Раз нет у Него ответов, значит нет и гарантий на будущую вечность.
Ничего нового Оно уже не могло придумать, один и тот же вопрос возвращался, не принося с собой новых ответов. Это и мучительно: навязчивое повторение одного и того же безответного вопроса, неумолимое повторение одного и того же страха, от которого не находилось защиты!
Мелким планетянам умирать легко: они ведь и проживают до смерти так мало. А когда Оно уже просуществовало половину вечности, слишком многое пришлось бы потерять!
Мелкие планетяне в обмен на краткость своих существований получают полноту ощущений, недоступных Ему; Оно же как компенсацию за свою стерильность должно было хотя бы бесконечно длить Свое сознание – и теперь, так ничего не ощутив, Оно должно прекратиться?! Ужасно и несправедливо! Нужно было испытать страх уничтожения, чтобы понять наконец, как прекрасно и интересно бесконечно наблюдать игры собственных творений, а Оно-то не ценило, считало это занятие чем-то само собой разумеющимся, неотъемлемым Его правом. А вот, быть может, право-то и отъемлемое!
Занятое новыми Своими переживаниями, Оно менее внимательно смотрело разворачивающиеся перед Ним бесконечные вселенские игры. Не смотреть Оно не могло: совсем выключить всеведение тоже, как и многое, вне Его власти, но смотреть менее внимательно, сбив фокус, Оно очень даже может и практикует. Тем более, в такой момент, когда под вопросом вся будущая вечность. И неукротимый вселенский рев звучал привычно и приглушенно, как шум отдаленного морского прибоя.
* * *
Благоговение перед Учителем Клава все-таки сочетала с практичностью. Поторопилась она, решила завести ребенка от Виталика, сохранить его род – а то могла бы родить сына от Сына Божия! Как мужчина Он её не волновал, но тут важен факт, а не волнение!
А на следующем этапе своих практических рассуждений Клава сообразила, что дети рождаются не только после девяти месяцев, но и после семи! И выживают. Уж Сын-то Божий обеспечит такое маленькое чудо своему собственному Сыну – ведь Внуку Божественному как-никак!
Клава узнала теперь, чего она хочет: родить вопреки всем срокам Небесного Внука, пристать таким образом к Небесной Семье. И медлить нельзя было – ни дня не медлить, ведь коварные сроки поджимали! Нельзя было медлить – значит надо было срочно найти возможность привести к себе Светлого Отрока.
Олене мысли родить Божественного Внука в голову не приходили. Она была всем довольна и так: Учитель сказал, что душа её Гаврюши наслаждается на Небесах.
Там же в Храме она встретила землячку. Анфиса Калязина была из строгой староверской семьи, и Олена удивилась, увидев её здесь в греховном городе, новом Вавилоне. Анфиса сказала, что такие нетленные тела, как то, что выставлено здесь в Храме, не раз откапывали на Севере, потому она и пришла. А дальше её путь на Алтай: Север заполнили бичи и разбойники, и святой Край Божий перешел теперь на Алтай, многие праведники с Двины и Сухоны потянулись туда. В Горний Эдем, как прозвали свое новое пристанище. И она следом.
Олене нравилось здесь, около гроба мученицы, но не нравилось в вонючем дымном городе. И правда – Вавилон. Она позавидовала Анфисе, уезжавшей на чистый Алтай. Олена сразу поняла сердцем: да, Горний Эдем открылся именно там!
Левон, ничего не зная о предстоящем переезде, стал ходить дежурить в ДК Пищевиков, охранять гроб мученицы. И вовремя! К нему снова заявился Стас, передал, что Колян собирает команду. Левон, торжествуя, попросил передать, что он теперь состоит в охране ХБС, и что ему строго запрещено участвовать в любых посторонних акциях.
Колян услышал – и не стал наезжать на Левона: Колян слышал про этот Храм у Пищевиков, знал, что контора серьезная. Да и вообще, у него золотое правило: с политикой и религией не связываться! Себе дороже. Тронешь политиков или святых – большая вонь поднимается. Достаточно для прокорма простой торговли.
Пустынцев стал очень нервным и редко ночевал в своей любимой квартире, в которую вложил столько души и денег. Хотя Дионисий и успокаивал, киллеры чудились ему повсюду. Он уже прослышал, что с его грузом пришло вложение непосредственно из Колумбии: прослышал стороной, а верный Зина ему ничего не сказал. Значит, Зина уже считает его, Пустынцева, лишним. А лишних людей в современной России пристреливают, чем современная Россия и отличается от эпохи классической литературы, когда о лишних людях писали длинные романы.
Все волновались вокруг, и только Дионисий оставался безмятежен: чудеса совершались по мановению Его рук, Его любили и Ему кланялись – чего ж ещё?
В поисках Пустынцева в ДК зашла Галочка. Дионисий как раз собирался домой. Увидев ее, предложил снисходительно:
– Садись, подвезу.
От приглашений в красивые машины Галочка не отказывается. Они прошли мимо дежурившего Левона, и оба даже не посмотрели. И Левон понял, что нельзя подойти ни к Дионисию, ни даже к Галочке, пока та идёт с Учителем. Левон узнал свое место – и смирился.
– Это же серёжин «Ауди», – удивленно сказала Галочка, когда перед нею распахнулась дверца.
– Теперь мой, – небрежно заметил Дионисий.
И Галочка подумала, что Денис оказался не тем лопухом, за которого она его раньше держала. Ангелок-ангелок, а в люди выбился! То есть Учитель Дионисий, а не одноклассник Денис – почувствовала принципиальную разницу.
* * *
Мысль о Вышнем Н/Н всё больше нервировала Господствующее Божество. Допустить существование силы, неподвластной Ему, необоримой Его силами, было почти что смерти подобно.
Да-да, Господствующее Божество вечно и бессмертно потому, что Оно – единственное и высшее во всей Вселенной. Снова и снова Оно думало о том, что если выше затаилось Н/Н, то Н/Н, возможно, властно и над Его, Господствующего Божества, существованием?!
Оно вспомнило тех странных планетян, которые кончали с собой в страхе перед смертью. Психологический парадокс, который Оно прежде понять не могло: умереть из страха перед смертью. Нет-нет, Оно никогда до такого не дойдет, да и не в Его силах прекратить собственное вечное существование: Оно вездесуще и нет у Него жизненного центра, на который можно воздействовать: самоубиваться Ему – все равно что пырять океан ножиком. Но только теперь, ощутив веяние возможной смерти, Оно наконец поняло, что это такое – страх смерти, который постоянно давит многих впечатлительных планетян. Если продолжить сравнение: океан не может уязвить сам себя, но Оно может взорвать всю планету, по которой разлит океан…
Теперь Оно поняло и планетян, но есть великая разница: планетяне обычно закалены многими ежедневными невзгодами, Господствующее же Божество никогда не знало ни единой невзгоды, и неведомое прежде чувство личной опасности потрясло Его – Оно почувствовало Себя так же, как изнеженный маменькин сынок, внезапно попавший в жестокую казарму.
У малых планетян страх сопровождается смешными физиологическими подробностями. Господствующее Божество не обременено физиологией, а потому переживало страх чисто духовно – но оттого не менее остро. Ведь вот сейчас, в любой момент неведомое Н/Н может принять решение – и погаснет сознание Господствующего, как Оно Самоё Себя считало до сих пор, Божества! Такое прекрасное, такое всеобъемлющее сознание, вместившее в Себя всю память о событиях во Вселенной – и погаснет разом?! Не имело смысла спрашивать: за что?! Оно Само принимало решения, неприятные каким-то отдельным планетянам и целым планетным мирам – и никогда не слушало докучный писк: «за что?!» Но ведь возможно, что Вселенных существует столько же, сколько галактик во Вселенной здешней, и то Вышнее Н/Н, которое распоряжается всеми мириадами невидимых отсюда Вселенных, попустит взорваться Вселенной здешней, как Само Господствующее Божество спокойно созерцает взрыв сверхновой звезды. И не имеет значения, наступит ли роковой миг сию секунду или спустя миллион-другой единиц времени – на фоне вечности нет разницы между мигом – и миллионом мигов.
Отсрочка будет означать только, что весь грядущий остаток времени будет отравлен ожиданием рокового мига.
Ужасное состояние. Прежде и помыслить Оно не могло, что постигнет Его такое смятение. Действительно, понятно, почему некоторые планетяне кончают с собой от страха: погибать, так сразу!
И чем дольше занималось Оно Собой, тем мельче по масштабу становились картинки из жизни всевозможных планетян.
* * *
Дионисий съездил и одобрил найденный Онисимовым добротный кирпичный дом в Шувалово. Внизу зала и несколько комнат, а вверху квартира для Него лично, и ряд комнат для приезжих послушников.
Храм заплатил за дом, недостающее приплатил Пустынцев.
Гроб мученицы Зои с торжеством перевезли в Шувалово.
Толпа провожала около ДК и другая толпа встречала в Шувалово.
Клава поселилась в отдельной комнатке. И ввела к себе Светлого Отрока – освятить стены. Учитель задержался, размягченный лаковым приемом. А выходя – милостиво благословил.
Вот и Клава завела себе собственный СПИД. А Наталья давно уже с таким СПИДом, рядом с которым туберкулез от забытого Валька – просто маленький сувенир.
Онисимов тоже стукнулся в келью – к Нине. Но та встретила ночного пришельца каблуком по лысине.
* * *
Даже мимолетная мысль о возможности или невозможности прекратить Свое вечное Божественное существование – это уж слишком! До чего же Оно дошло, однако. И всё – от чрезмерного пристрастия наблюдать за играми мелких планетян. Само бы Оно никогда не додумалось до такого, даже из-за тревоги по поводу возможного существования Н/Н. Получается, что малые планетяне едва не перестроили Господствующее Божество по образам и подобиям своим. Надо же дожить до такого позора!
Конечно же, мысли о самоубийстве – это не всерьез, это Оно кокетничает Само с Собой, ибо бесконечное существование – самое главное и почти единственное благо, сопряженное со статусом Господствующего Божества, поскольку всемогущество Его обставлено самыми разнообразными ограничениями, что и подтверждается с обидным постоянством.
Но если и не превращаться в подобие малых планетян, все равно остается основной мучительный вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– А Я хочу и того, и другого: и слизи, и бессмертия!
– Так не бывает. Или – или.
– Зачем же тогда Наше всемогущество, если везде это противное слово «невозможно», везде препоны?! А Ты ничего не можешь сде…
Тут прямо на полуслове Оно выключило воображение. И с облегчением убедилось в Своем единстве и неделимости. Хорошо что состоявшаяся беседа – всего лишь повернувшая вкривь мечта, хорошо что можно мгновенно рассеять воображенных собеседников. Такая непрерывная перебранка – хуже чем непрерывный рев Вселенной, чем стенания страдающей жизни.
А если бы Оно в минутном замешательстве поверило бы в мираж вечной взаимной любви и разделилось на Него и Нее?!
Слава Себе, что Оно этого не сделало. Ведь тогда уже ничего нельзя было бы поправить.
Разделение приносит больше борьбы, чем любви. Оно поставило вселенский опыт, убедилось – и не сделает этой поистинне роковой ошибки! Нет-нет, коротать вечность можно только в блаженном единстве с Самим Собой – то есть в одиночестве. А то с ума сойдешь от непрерывных распрей!
* * *
Дионисий привык и совершал исцеления каждый день. А когда не получалось, ясно, что сами немощные и виноваты – не очистили мысли, не покаялись искренне, не поклонились Небесным Супругам.
Свои действия он мысленно называл святотехникой. Подошел старик, согнутый в пояснице. Клава, приведшая старика, приговаривала:
– Сейчас выздоровеешь, дедушка. Учитель скажет слово, попросит Отца и Матерь Своих Небесных – Они и излечат. У нас и не такие излечивались. Всё хорошо будет, дедушка. Раз пришел к нам, раз поклонился Учителю – значит всё будет хорошо.
– Только – того, – просипел страждущий. – Я уже у одного лечился – экстраспеца. И – ничего.
– Потому что все они шарлатаны, – без малейшего сомнения заверила Клава. – Только у нас прямая Истина, нашему Учителю, своему Сыну, Небесные Супруги прямо из рук в руки передали.
Старик радостно закивал.
Дионисию всегда весело в такие минуты. Он – совершает чудеса, Он повелевает волей и самой судьбой этого очередного пришельца, и многих других. Люди кажутся маленькими далеко внизу – как маленькие футболисты, бегающие, чтобы развлекать его. А Он – сверху – вершит ими с почти Божественной силой.
Сомнений в Себе Он не испытывал. Даже в тех случаях, когда никакого улучшения не происходило – всё правильно, не каждому желает помогать Божественная Чета! Но такое случалось редко – хоть малое улучшение наблюдалось почти всегда, и любое облегчение сразу зачислялось в чудеса.
Старик смотрел с почтением и надеждой. Отрок перед ним – святой и сильный, Ему доступно то, чего никогда не сделать самому старику. Все свершится силой и волей Божией, явленной через Отрока. Легко и прекрасно – довериться.
Дионисий, торжествуя, протягивает руку. Он чувствует, определенно и ясно чувствует, как Божественная сила льется из Его руки в старика. В диагноз Он не вникает: Божественная Сила Сама разберется, куда приложиться.
Старик тоже в восторге: настал счастливый миг, Святой притронутся к нему – и он распрямляется наполовину. Какая разница – что наполовину, а не полностью. Все-таки он стал прямее, чем был уже много лет. Чудо свершилось.
– Чудо! – возгласила Клава. – Божественное Чудо!
Вот так всё просто.
Дионисий словно бы видит умственным взором огромную площадь, всю заполненную людьми, стоящими на коленях и разом кланяющихся до земли – огромную площадь словно замощенную вместо круглых булыжников склоненными спинами. Так будет!
Так будет очень скоро!! И Он погружается в торжество и счастье.
По залу, по лестнице, по открытому двору-курдонёру уже перекатывается молва: «Чудо! Ещё одно чудо свершилось!»
И сам старик, который по дороге к дому согнулся почти в прежнее положение, готов подтвердить каждую минуту любому встречному, что чудо с ним на самом деле произошло.
Онисимов подошел почтительно, но все равно отвлек земными разговорами от приятного переживания:
– Ушёл мент. Но надо искать другую резиденцию. Нельзя будет здесь надолго остаться. Я договорился, что пока не тронут, но надо искать.
Да, Дионисий главнее всех королей и президентов, но нужно договариваться с каким-то местным ментом.
– Ищи, – отмахнулся Дионисий, не желая слышать низменных подробностей.
– Будет даже лучше: найдем загород, чтобы благостная природа вокруг.
– Иди и ищи, – капризно повторил Дионисий.
Благословил. Развязал Онисимову руки.
* * *
Господствующее Божество оставалось в сомнении. Возможность существования Вышнего Н/Н лишало привычного чувства самодостаточности и неуязвимости.
Но сомнение – элемент личной жизни, жизни неведомой Ему прежде. Занявшись Собой, разбираясь в Своих сомнениях, Оно – удивительно сказать – более полно почувствовало Себя, убедилось в Собственном отдельном существовании. Присущее Ему изначально чувство безграничности отрицало, естественно, всякую отдельность, а когда появилось подозрение, что существует Некое Н/Н, недоступное Его пониманию и даже восприятию, тогда же появилась и отдельность, отделенность от того что Не-Оно. Странное состояние: неприятное, раздражающее – но и непривычно волнующее. Не знало Оно никогда прежде страха – и в страхе отыскался оттенок сладостности тоже. Хотя горечи все же больше.
Предстоящая вечность, казавшаяся прежде неотъемлемым Его свойством – преимуществом ли, проклятием, другой вопрос, но – свойством, оказалась под сомнением. А что если таинственное Н/Н пожелает – и прекратит?! Никогда прежде Оно не допускало мысли о возможности собственной смерти, и вот такая мысль появилась. Просуществовало Оно половину вечности – и достаточно?! Дурацкое понятие и ничуть не математическое, поскольку вечность не делится пополам, но как это обрисовать иначе: существовало Оно извечно до какого-то момента Икс – и может прекратиться? А дальнейшую вечность будет обеспечивать либо Само непознаваемое Н/Н, либо иное назначенное Им Господствующее Божество II.
В какой-то момент вечность не то что бы сделалась Ему в тягость, но уже показалось, что ничего принципиально нового не может произойти в созданном Им Космосе – и постоянные повторения грозили апатией. Но мысль, что это может прекратиться, что Его сознание может погаснуть точно так же, как гаснут сознания разумных и неразумных планетян, хоть людей, хоть кошек, не знающих о собственной смертности – мысль о прекращении Его сознания показалась невозможной, нелепой – и страшной в этой нелепости!
Ну не может же быть!!
Ну а Кто тогда создал Господствующее Божество?! Каков механизм влияния Его Слова, которое разом преобразило Хаос в Космос?! Раз нет у Него ответов, значит нет и гарантий на будущую вечность.
Ничего нового Оно уже не могло придумать, один и тот же вопрос возвращался, не принося с собой новых ответов. Это и мучительно: навязчивое повторение одного и того же безответного вопроса, неумолимое повторение одного и того же страха, от которого не находилось защиты!
Мелким планетянам умирать легко: они ведь и проживают до смерти так мало. А когда Оно уже просуществовало половину вечности, слишком многое пришлось бы потерять!
Мелкие планетяне в обмен на краткость своих существований получают полноту ощущений, недоступных Ему; Оно же как компенсацию за свою стерильность должно было хотя бы бесконечно длить Свое сознание – и теперь, так ничего не ощутив, Оно должно прекратиться?! Ужасно и несправедливо! Нужно было испытать страх уничтожения, чтобы понять наконец, как прекрасно и интересно бесконечно наблюдать игры собственных творений, а Оно-то не ценило, считало это занятие чем-то само собой разумеющимся, неотъемлемым Его правом. А вот, быть может, право-то и отъемлемое!
Занятое новыми Своими переживаниями, Оно менее внимательно смотрело разворачивающиеся перед Ним бесконечные вселенские игры. Не смотреть Оно не могло: совсем выключить всеведение тоже, как и многое, вне Его власти, но смотреть менее внимательно, сбив фокус, Оно очень даже может и практикует. Тем более, в такой момент, когда под вопросом вся будущая вечность. И неукротимый вселенский рев звучал привычно и приглушенно, как шум отдаленного морского прибоя.
* * *
Благоговение перед Учителем Клава все-таки сочетала с практичностью. Поторопилась она, решила завести ребенка от Виталика, сохранить его род – а то могла бы родить сына от Сына Божия! Как мужчина Он её не волновал, но тут важен факт, а не волнение!
А на следующем этапе своих практических рассуждений Клава сообразила, что дети рождаются не только после девяти месяцев, но и после семи! И выживают. Уж Сын-то Божий обеспечит такое маленькое чудо своему собственному Сыну – ведь Внуку Божественному как-никак!
Клава узнала теперь, чего она хочет: родить вопреки всем срокам Небесного Внука, пристать таким образом к Небесной Семье. И медлить нельзя было – ни дня не медлить, ведь коварные сроки поджимали! Нельзя было медлить – значит надо было срочно найти возможность привести к себе Светлого Отрока.
Олене мысли родить Божественного Внука в голову не приходили. Она была всем довольна и так: Учитель сказал, что душа её Гаврюши наслаждается на Небесах.
Там же в Храме она встретила землячку. Анфиса Калязина была из строгой староверской семьи, и Олена удивилась, увидев её здесь в греховном городе, новом Вавилоне. Анфиса сказала, что такие нетленные тела, как то, что выставлено здесь в Храме, не раз откапывали на Севере, потому она и пришла. А дальше её путь на Алтай: Север заполнили бичи и разбойники, и святой Край Божий перешел теперь на Алтай, многие праведники с Двины и Сухоны потянулись туда. В Горний Эдем, как прозвали свое новое пристанище. И она следом.
Олене нравилось здесь, около гроба мученицы, но не нравилось в вонючем дымном городе. И правда – Вавилон. Она позавидовала Анфисе, уезжавшей на чистый Алтай. Олена сразу поняла сердцем: да, Горний Эдем открылся именно там!
Левон, ничего не зная о предстоящем переезде, стал ходить дежурить в ДК Пищевиков, охранять гроб мученицы. И вовремя! К нему снова заявился Стас, передал, что Колян собирает команду. Левон, торжествуя, попросил передать, что он теперь состоит в охране ХБС, и что ему строго запрещено участвовать в любых посторонних акциях.
Колян услышал – и не стал наезжать на Левона: Колян слышал про этот Храм у Пищевиков, знал, что контора серьезная. Да и вообще, у него золотое правило: с политикой и религией не связываться! Себе дороже. Тронешь политиков или святых – большая вонь поднимается. Достаточно для прокорма простой торговли.
Пустынцев стал очень нервным и редко ночевал в своей любимой квартире, в которую вложил столько души и денег. Хотя Дионисий и успокаивал, киллеры чудились ему повсюду. Он уже прослышал, что с его грузом пришло вложение непосредственно из Колумбии: прослышал стороной, а верный Зина ему ничего не сказал. Значит, Зина уже считает его, Пустынцева, лишним. А лишних людей в современной России пристреливают, чем современная Россия и отличается от эпохи классической литературы, когда о лишних людях писали длинные романы.
Все волновались вокруг, и только Дионисий оставался безмятежен: чудеса совершались по мановению Его рук, Его любили и Ему кланялись – чего ж ещё?
В поисках Пустынцева в ДК зашла Галочка. Дионисий как раз собирался домой. Увидев ее, предложил снисходительно:
– Садись, подвезу.
От приглашений в красивые машины Галочка не отказывается. Они прошли мимо дежурившего Левона, и оба даже не посмотрели. И Левон понял, что нельзя подойти ни к Дионисию, ни даже к Галочке, пока та идёт с Учителем. Левон узнал свое место – и смирился.
– Это же серёжин «Ауди», – удивленно сказала Галочка, когда перед нею распахнулась дверца.
– Теперь мой, – небрежно заметил Дионисий.
И Галочка подумала, что Денис оказался не тем лопухом, за которого она его раньше держала. Ангелок-ангелок, а в люди выбился! То есть Учитель Дионисий, а не одноклассник Денис – почувствовала принципиальную разницу.
* * *
Мысль о Вышнем Н/Н всё больше нервировала Господствующее Божество. Допустить существование силы, неподвластной Ему, необоримой Его силами, было почти что смерти подобно.
Да-да, Господствующее Божество вечно и бессмертно потому, что Оно – единственное и высшее во всей Вселенной. Снова и снова Оно думало о том, что если выше затаилось Н/Н, то Н/Н, возможно, властно и над Его, Господствующего Божества, существованием?!
Оно вспомнило тех странных планетян, которые кончали с собой в страхе перед смертью. Психологический парадокс, который Оно прежде понять не могло: умереть из страха перед смертью. Нет-нет, Оно никогда до такого не дойдет, да и не в Его силах прекратить собственное вечное существование: Оно вездесуще и нет у Него жизненного центра, на который можно воздействовать: самоубиваться Ему – все равно что пырять океан ножиком. Но только теперь, ощутив веяние возможной смерти, Оно наконец поняло, что это такое – страх смерти, который постоянно давит многих впечатлительных планетян. Если продолжить сравнение: океан не может уязвить сам себя, но Оно может взорвать всю планету, по которой разлит океан…
Теперь Оно поняло и планетян, но есть великая разница: планетяне обычно закалены многими ежедневными невзгодами, Господствующее же Божество никогда не знало ни единой невзгоды, и неведомое прежде чувство личной опасности потрясло Его – Оно почувствовало Себя так же, как изнеженный маменькин сынок, внезапно попавший в жестокую казарму.
У малых планетян страх сопровождается смешными физиологическими подробностями. Господствующее Божество не обременено физиологией, а потому переживало страх чисто духовно – но оттого не менее остро. Ведь вот сейчас, в любой момент неведомое Н/Н может принять решение – и погаснет сознание Господствующего, как Оно Самоё Себя считало до сих пор, Божества! Такое прекрасное, такое всеобъемлющее сознание, вместившее в Себя всю память о событиях во Вселенной – и погаснет разом?! Не имело смысла спрашивать: за что?! Оно Само принимало решения, неприятные каким-то отдельным планетянам и целым планетным мирам – и никогда не слушало докучный писк: «за что?!» Но ведь возможно, что Вселенных существует столько же, сколько галактик во Вселенной здешней, и то Вышнее Н/Н, которое распоряжается всеми мириадами невидимых отсюда Вселенных, попустит взорваться Вселенной здешней, как Само Господствующее Божество спокойно созерцает взрыв сверхновой звезды. И не имеет значения, наступит ли роковой миг сию секунду или спустя миллион-другой единиц времени – на фоне вечности нет разницы между мигом – и миллионом мигов.
Отсрочка будет означать только, что весь грядущий остаток времени будет отравлен ожиданием рокового мига.
Ужасное состояние. Прежде и помыслить Оно не могло, что постигнет Его такое смятение. Действительно, понятно, почему некоторые планетяне кончают с собой от страха: погибать, так сразу!
И чем дольше занималось Оно Собой, тем мельче по масштабу становились картинки из жизни всевозможных планетян.
* * *
Дионисий съездил и одобрил найденный Онисимовым добротный кирпичный дом в Шувалово. Внизу зала и несколько комнат, а вверху квартира для Него лично, и ряд комнат для приезжих послушников.
Храм заплатил за дом, недостающее приплатил Пустынцев.
Гроб мученицы Зои с торжеством перевезли в Шувалово.
Толпа провожала около ДК и другая толпа встречала в Шувалово.
Клава поселилась в отдельной комнатке. И ввела к себе Светлого Отрока – освятить стены. Учитель задержался, размягченный лаковым приемом. А выходя – милостиво благословил.
Вот и Клава завела себе собственный СПИД. А Наталья давно уже с таким СПИДом, рядом с которым туберкулез от забытого Валька – просто маленький сувенир.
Онисимов тоже стукнулся в келью – к Нине. Но та встретила ночного пришельца каблуком по лысине.
* * *
Даже мимолетная мысль о возможности или невозможности прекратить Свое вечное Божественное существование – это уж слишком! До чего же Оно дошло, однако. И всё – от чрезмерного пристрастия наблюдать за играми мелких планетян. Само бы Оно никогда не додумалось до такого, даже из-за тревоги по поводу возможного существования Н/Н. Получается, что малые планетяне едва не перестроили Господствующее Божество по образам и подобиям своим. Надо же дожить до такого позора!
Конечно же, мысли о самоубийстве – это не всерьез, это Оно кокетничает Само с Собой, ибо бесконечное существование – самое главное и почти единственное благо, сопряженное со статусом Господствующего Божества, поскольку всемогущество Его обставлено самыми разнообразными ограничениями, что и подтверждается с обидным постоянством.
Но если и не превращаться в подобие малых планетян, все равно остается основной мучительный вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37