«Будь там! — молил он про себя. — „Сабер“, „Сабер“, ради Бога, будь там!"
Эверсон достал из кармана пузырек с таблетками и положил одну в рот. Лицо его стало совсем белым.
— Все идет нормально, — успокоил его Гаррис. — Успокойтесь, сэр.
— Мы живы, — пробормотал Эверсон.
— Да, сэр, мы живы.
В три часа на экране появилась светящаяся точка. Наушники взорвались пульсирующими звуками. Частота импульсов непрерывно увеличивалась при приближении к объекту. Значит, объект был большим.
Вспыхнул экран дисплея. По нему побежали цифры — кодированные сигналы, запрос.
— Челнок НАС-6, — послышался голос землянина. — Здесь «Сантьяго».
Он включил связь, сразу ослабев от радости:
— Здесь НАС-6. Меня преследовали два неопознанных объекта.
— Ясно, НАС-6. Дальше по курсу вас поведем мы. «Сабер» ждет вас.
Гаррис произвел необходимые переключения, вспомнил об Эверсоне, взглянул в его круглые глаза, в которых светился вопрос, и ободряюще кивнул ему.
Они летели дальше в ночь под защитным полем «Сантьяго». Теперь он ясно видел на экране силуэт «Сантьяго», а впереди вспыхнула новая светящаяся точка: «Сабер».
Гаррис неуверенно пошел на негнущихся ногах, заметив кивок, приглашающий его в кабинет адмирала, вошел туда и остановился, глядя на героя Элага-Хэйвена и Эдэвана, чье лицо ему прежде приходилось видеть лишь на фотографиях.
Формальности были короткими:
— Эверсон? — спросил контр-адмирал, и голос его был угрюм.
— Его забрали врачи, сэр. Немного перепугался.
— Сейчас служба безопасности просматривает твои записи. Садись, лейтенант. Ты видел нападающих?
Гаррис опустился в предложенное ему кресло, посмотрел на сухое, угрюмое лицо.
— Нет, сэр. Я пытался рассмотреть. Небольшие, не очень быстрые, но обладающие высокой маневренностью. Они, в общем-то могли сбить меня, хотя двигались довольно медленно.
— Иными словами, тебе показалось, что это были регулы?
Гаррис молчал. Что может произойти, если он выскажет это предположение и ошибется?
— Я не могу быть уверенным на сто процентов ни в чем, сэр. Размеры кораблей как у регулов, и они избегали крутых поворотов и резких подъемов. Я летал против мри. Те действуют совсем не так. Быстро. Они предугадывают твой маневр и выходят наперерез. — Он замолчал, смущенный тем, что ему приходится говорить это человеку, который воевал с мри еще до того, как он, Гаррис, появился на свет, и который сейчас рассматривает его с холодной расчетливостью. Кох все это знал и сам. Что мог нового мог сказать Гаррис этому старому солдату?
— Я просмотрю твои пленки, — сказал Кох, и Гаррис с тревогой подумал, не упустил ли он чего-либо существенного.
— А ты, — спросил Кох, — приготовил оружие?
— Да, сэр.
— Маневрировал для стрельбы?
— Нет, сэр. Они зашли снизу, и мне пришлось сделать вираж и уйти, не открывая огонь.
Кох кивнул. Это могло означать похвалу действиям Гарриса, но могло быть и просто подтверждением того, что контр-адмирал понял. Кох включил тумблер на панели пульта. Недолгое молчание, затем экран вспыхнул. Но с того места, где он стоял, Гаррис не мог ничего увидеть.
— Доктор Эверсон находится в госпитале, — сказал Кох, и Гаррис сразу понял, что попал в щекотливое положение, оказавшись между военными и штатскими — в самом центре конфликта.
— Врачи утверждают, что ничего особенного с ним не произошло, он в относительно хорошей форме. Но им придется подержать его у себя немного. Мы потом поговорим с ним. Он делал какие-нибудь замечания во время полета?
— Нет, сэр. Он мало что мог видеть.
— А корабли?
— Не думаю, что он их видел.
— Откуда они взлетели?
— По-моему, с востока. Зашли снизу и пристроились в хвост.
Кох медленно кивнул и откинулся на спинку кресла.
— Я доволен вашей работой, лейтенант, вы свободны. Все.
— Слушаюсь, — Гаррис поднялся, отсалютовал и вышел в приемную. Пройдя мимо секретаря, он вышел в коридор. Вероятно, его назначат и на другие полеты. Он прошел через ужасы войны, а теперь, похоже, воина заканчивается. Он верил в это. Как верили и все остальные земляне.
Гаррис завернул в холл для отдыха, где сейчас должно было быть немало землян — и мужчин, и женщин. Он хотел оказаться среди людей, пока не успокоятся его нервы. Обычно люди собирались здесь перед полетами, чтобы немного разрядиться, и после выполнения задания — чтобы снять напряжение. Автомат круглосуточно выдавал горячий кофе, никто не требовал друг от друга откровенности, каждому всего лишь требовалось не остаться в одиночестве.
Гаррис прошел к автомату, налил чашку горячего кофе, добавил немного заменителя сливок. И вдруг осознал, что в холле необычайно тихо. И мужчины, и женщины собрались вокруг центрального стола. Некоторые сидели, некоторые стояли рядом. Гаррис осмотрелся и обнаружил, что на него никто не обращает внимания, после чего задумался, в чем же дело. Джеймс, Монтойа, Хэйл, Суонава — всех их он знал… знал слишком хорошо, чтобы понимать, что подобная тишина здесь необычна.
Он прошел между ними, чувствуя себя очень скованно. Суонава пододвинул к нему ногой стул. Гаррис опустился на него и отпил кофе.
Тишина стала действовать на него угнетающе. Одни сидели, другие стояли возле стола.
— Что-нибудь случилось?
— НАС-10 не вышел на связь, — сказал кто-то.
Сердце Гарриса бешено забилось. Он вспомнил яркие точки на экране, выпил еще глоток и сел, сцепив пальцы, чтобы не было заметно, как они дрожали. Вана он знал. Они вместе летали на Хэйвене. Ван был одним из лучших. Он посмотрел, есть ли здесь кто-нибудь еще из тех, кто летал с ним. Никого…
— Подробности есть? — спросил он.
— Просто не вышел на связь, — сказал Монтойа.
— Мри, — резко бросил Суонава. — Мри!
Гаррис поднял голову:
— Не говори так, — внятно произнося слова, заявил он. — Я так не думаю. Нет, это не мри.
Никто не возразил ему, воцарилась тишина. Люди с мрачными лицами стояли вокруг стола. Все молчали. Это могло случиться с каждым из них. Внезапно будущая карьера для каждого из них превратилась в нечто эфемерное, призрачное.
Время от времени кто-нибудь из пилотов отходил от стола, наполнял свою чашку кофе и возвращался. Все по-прежнему молчали. Гаррис смотрел, как в его чашке отражаются огни, и думал, думал над тем, что пришлось вынести ему.
Было очень приятно видеть кел'ена, стоящего на возвышенности среди камней возле лагеря. Хлил помахал рукой, и часовой радостно закричал. Его крик подхватили и другие.
Камни, казалось, ожили. Сначала появились черные фигуры, а затем голубые и золотые. Колонна ускорила шаг, словно забыв об усталости, о натруженных спинах и боли в ногах. Братья и сестры Келов поспешили к ним на помощь и даже одетые в голубые мантии дети подставляли свои слабые руки под тяжелые тюки, крича от восторга.
Только сен'ейны, что несли Пана, отказывались от помощи, пока к ним не подошли братья из касты Сенов. Хлил, у которого кел'ен взял его груз, сопровождал сен'ейнов с их драгоценной ношей в лагерь.
Смех, радостные крики сопровождали шествие, но когда колонна достигла центра лагеря, все стихло. Там, на плоском камне, сидела в ожидании госпожа, одетая в белую мантию. Сен'ейны, несшие Пана, остановились перед ней, и Хлил, забыв об усталости, почувствовал, как все его тело дрожит от восторга, когда госпожа подняла на него свои глаза.
— Второй среди Келов, — сказала она, и он, не открывая лица, подошел к ней и опустился на колени на песок.
— Трое погибли, — тихо сказал он, и спокойный, но ясный голос его был слышен всем. — Сен Отэй, сен Кадас, кел Рос. В Ан-ихоне… обвал погубил их. Эдун в руинах.
Она опустила глаза на Пана и снова подняла их:
— Кто спас это?
— Я, — ответил он, подняв вуаль. — Я, Мирин, Десаи и Рас… по моей просьбе…
— А энергия города… жива или мертва после обвала?
— Жива, — ответил он. — Я видел… прости.
— Что ты видел?
Несмотря на чувство собственного достоинства, которого от него требовал закон Келов, Хлил неуверенно взмахнул рукой. Он стал вспоминать то, что хотел бы стереть из памяти. Он закрыл глаза и снова перед ним встало то, что поразило его в эдуне: ряды машин, мелькание огней, красных, золотых… и голос…
— Я назвал свое имя и твое…
Госпожа некоторое время молчала. Хлил смотрел в ее лицо… юное, и холодное, и украшенное шрамами касты Келов…
— Пана повреждена, кел Хлил?
— Нет…
— Ты отправил назад половину из тех, кого я послала с тобой. Мы благодарим тебя за это. В лагере никто не погиб благодаря тому, что ты обеспечил защиту. Вряд ли мы выжили бы без твоей помощи.
Он в замешательстве смотрел на нее, с трудом понимая, что эта юная, холодная госпожа благодарит его.
— Ты достоин джи'тэй, — сказала она. — Каждый из вас, — она поднялась, подошла к нему, поцеловала в лоб и потянула за руки, поднимая с колен.
— Госпожа, — пробормотал он и отступил назад, освобождая место для остальных. Келы подходили и она целовала всех. На лицах всех Келов было замешательство — они не подозревали, что эта холодная госпожа способна на такое проявление благодарности.
Только Рас подалась назад и, когда стало ясно, что она осталась последней, спросила: — Кел'ант не вернулся? Где он, госпожа? Будет ли дозволено мне задать вопрос?
— Пока не вернулся.
И Рас повернулась и пошла прочь.
— Рас! — прошипел Хлил ей вслед, сердце его упало. Он не знал, что ему делать, броситься ли за Рас или остаться и умолять госпожу, чтобы она не наказывала Рас за подобный проступок. Ведь должно было последовать наказание.
Но Мелеин просто отвернулась, словно не замечая ухода Рас.
— Разбейте лагерь, — сказала она посреди мертвой тишины и затем резко хлопнула в ладоши и энергично приказала: — Работайте!
— Живее! — эхом отозвался кел Сэйрас и тоже хлопнул в ладоши. Работа закипела.
Хлил стоял неподвижно, глядя в глаза госпожи, которая смотрела куда-то вдаль. Затем она повернулась к Хлилу и некоторое время рассматривала его открытое лицо. Затем, так и не сказав ни слова, она отвернулась.
Этой ночью они спали в палатках. В них было светло, тепло от множества тел, лежащих на тюфяках, расставленных прямо на песке и камнях. Но самое главное — Пана. Мелеин держала ее рядом с собой, открыв всего лишь раз и убедившись, что драгоценные листки в целости и сохранности. Сейчас она села в кресло и задумалась. Безмятежное довольство царило в лагере — впервые за много дней, такое приятное после прошлых страданий.
Думая о Ньюне, она не позволяла страху овладеть собой. Он опаздывал… но ведь в пустыне была буря, затруднявшая ему путь. А то, что он сумеет выжить здесь не хуже тех, кто родился на этой планете, не вызывало у нее сомнений.
Она сидела, закутавшись в мантию, держа рядом с собой пан'ен. Мелеин время от времени протягивала руку и дотрагивалась до нее. Этот предмет был с нею все время долгого путешествия. В нем содержались сведения о всех прошлых путешествиях. Подсознательно она боялась, хотя ее гордость не позволяла ей сомневаться в себе… что она не сможет спасти те жизни, которые тяжким грузом лежали на ней. Она не могла позволить себе бояться, ибо постоянные мысли об этом свели бы ее с ума. Будучи келом, она научилась мыслить как келы — настоящим днем, а став сеном, она стала мыслить, как Сены — столетиями… Считалось, что госпожа, великая и настоящая, обладает Предвидением, что могущество Тайны проникает в нее и позволяет ей мысленно перемещаться во времени и пространстве. Время для госпожи не было просто нитью, на которую одно за другим нанизывают события и с которой Мрак может сорвать их, перерезав нить. Нет, на самом деле время — это Сейчас, которое охватывает и то, что было Раньше, приведшее Кутат к ее настоящему, и что будет Потом, в будущем, куда вела свой народ госпожа. Госпожа видела и направляла свой народ к Центру, откуда нить простиралась по всей Вселенной.
Но иногда Мелеин забывала о своем предназначении, думая о себе. Кат Мелеин, кел Мелеин, сен Мелеин… больше всего ей хотелось одеть черные мантии кела и идти по стране, где нет ни прошлого, ни будущего. И где есть только настоящее. Она хотела обладать свободой и правом поражать любого, кто оскорбит ее честь или честь Народа, который она защищает.
И, тем не менее, она стала сеном, госпожой, что постоянно погружена в мысли о своем Народе, мысли, которые граничили с безумием.
Верят ли госпожи в Предвидение? Или только хотят верить? Она не знала. Она стала госпожой Народа, который умирал, последнего, затерянного на жестокой планете. Она не была готова принять такую ношу, ее не подготовила предыдущая госпожа, сама находящаяся на грани безумия.
Если она позволит страху овладеть собой, то унаследует безумие предыдущей госпожи. Она станет безумной госпожой безумного народа, чей конец прост и ясен.
— Госпожа…
Шевельнулась тень, сверкнув золотой мантией, когда оказалась на свету. Госпожа подняла руку, разрешая приблизиться; старый сен'ен подошел и сел у ее ног. Мелеин как раз собиралась позвать ант'ейнов, предводителей каст; она глубоко вздохнула и стала рассматривать Сатаса.
Он не так давно занял свой пост. Ведь никто из прежних предводителей не смог выбраться живым из Ан-ихона. Никто, за исключением Ньюна. Это была огромная потеря для племени. Тем более, что Сены были тем камнем, на котором стояло племя.
— Сатас, — мягко спросила она. — Почему ты пришел?
— Мы поняли, что ты хочешь посоветоваться с нами?
— Советоваться с племенем, Сатас.
Он нахмурился… лицо, украшенное шрамами касты Келов, как и у нее, один из немногих среди касты Сенов, что прошел через касту воинов. И Мелеин ценила его за это, за здравый смысл, присущей любому кел'ену. Солнце, ветер и годы превратили его лицо в маску, на которой лишь глаза оставались быстрыми и живыми.
— Как госпожа… или как Мать?
Мелеин опустила глаза и уклонилась от ответа. Она заметила в просвете занавеса кат'ант и Хлила.
— Входите.
Кат'ант уселась и склонила лицо в почтительном поклоне: Антил, пятидесятилетняя кат'ен, и, тем не менее, все еще очень красивая. На лице ее было написано умиротворение, присущее всем кат'ейнам. Юный Хлил с'Сочил — совсем другое дело. Его лицо с годами приобретет угрюмость лица Сатаса.
Да, это был Хлил… а не Ньюн. Но Мелеин постаралась отогнать эту мысль.
— Госпожа, — приветствовали они ее.
— Ант'ейны, — поздоровалась она, сложив руки. — Можем ли мы завтра перенести лагерь?
Головы тут же склонились. На лицах не выразилось радости, а лицо Хлила осталось бесстрастным, каким и должно быть лицо кел'ена.
— Поймите, — продолжала она, — нет… не туда, где мы были раньше, а на новое место, которое выбрала я.
В глазах кат'ант и Хлила выразилась тревога.
— Будет ли дозволено келу, — хрипло сказал Хлил, — задать вопрос?
— Мы потеряли Ан-ихон, второй среди Келов. Но ты видел то, что подтвердило мои надежды. За холмами находится город, самый молодой из всех городов, город, который не участвовал в этой войне… и даже не один из наших городов.
— Эли, — прошептал Хлил, взгляд его застыл.
— Город Эли'ит, — сказал сен Сатас. — Сены согласны с госпожой. Мы должны сделать это.
— Госпожа… — еле слышно прошептал Хлил.
— Я советовалась с сенами, — продолжала Мелеин. — Но если Каты не хотят идти со мной, я отделю их от племени и оставлю кел'ейнов для охраны.
— Нет! — воскликнула кат'ант.
— Подумай, прежде, чем ответить.
— Мы идем с тобой. Я, разумеется, спрошу Катов, но я уже знаю, каким будет их ответ.
Мелеин была довольна. Она склонила голову и взглянула на Хлила. Ничего, что она сначала обратилась к Катам, ведь их предводительница была настоящей, а не замещала кого-то, и Хлил должен это знать.
— Второй среди Келов, — сказала она. — Ты понял, какая задача стоит перед тобой? Ты слышишь меня, кел Хлил? Над нашей головой ци'мри, а ты сейчас глава Келов, моя Рука… Рука Народа. Сможешь ли ты вести их, второй среди Келов?… И, если понадобится, даже во Мрак?
Глаза кел'ена блеснули. Перед ней он мог не демонстрировать свою невозмутимость и бесстрастность.
— Я прошу госпожу назначить на мое место кела Сэйраса.
— Он опытен, — согласилась она, но в сердце ее родилась боль за этого кел'ена, даже страх. Она встретилась с ним глазами и внезапно поняла его. — Нет, — сказала она. — Ответь, почему кел'ант Мирей с'Элил назначил тебя вторым среди Келов?
Хлил посмотрел на свои руки:
— Я был его другом, госпожа, вот и все.
— Да? — переспросила она, и, не дожидаясь ответа, спросила: — Не думаешь ли ты, второй среди Келов, что твой отказ вызван какой-то личной причиной?
Это был удар в самое сердце. Мелеин знала это. Хлил склонил голову, и снова поднял ее.
— Я должен сказать, что мы потеряли одного из келов. Кел Рас ушла из лагеря. Должны мы что-нибудь предпринять, госпожа?
Она медленно вздохнула, взглянула на кела и прочла в его глазах боль.
— Я не должна говорить, что следует делать Келам. Возможно, я должна была бы думать об этой кел'е'ен, но я больше думаю о тех, кто остался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24