Что и сбивает с толку иных мужчин…
— Так и вышло, — подхватила Эригона, и Конан поразился тому, с каким изяществом она перехватила нить разговора. — Шестнадцатилетняя Майра была очень хороша. Темные глаза, густые черные волосы, очаровательный ротик… Она особенно гордилась своим ротиком, потому что по форме ее губы напоминали бабочку.
— Что ж, наверное, есть любители целовать распластанных бабочек, прилепленных к женскому лицу, — сказал Конан мститетльно. — Лично я предпочитаю что-нибудь более классическое. Лук, к примеру, или луну.
— Как насчет винного следа от донышка кружки? — язвительно осведомилась старуха, указывая на лунообразное пятно на столе, оставленное кружкой.
— Тебе палец в пасть не клади, — фыркнул Конан. — Кажется, мы сработаемся. Продолжай.
— Очаровательная Майра была объектом страсти сразу двух женихов. Оба сватались к ней. Оба — из хороших семей. Одного зовут Аркамон, другого — Рувио. Ты запоминаешь имена?
— Они запечатлеваются в моей памяти так, словно их высекает резец ваятеля.
— Что ж, это лишь подтверждает мое предположение о том, что у киммерийцев гранитные мозги, — вздохнула старуха. — Надеюсь, твой внутренний ваятель достаточно быстр и ловок и успеет до конца месяца завершить свой нелегкий труд.
Конан сжал и разжал кулаки. Определенно, старуха превосходила его в остроумии. Так что на этой почве им лучше не состязаться.
— Продолжай, — буркнул он.
— Рувио имел у Майры больше успеха. Она не скрывала того, что предпочитает его Аркамону. Ни девушка, ни ее родители еще не дали окончательного ответа претендентам, но было совершенно очевидно, что победителем в этом поединке окажется Рувио.
— Ближе к делу, — сказал Конан. — Кто пропал, Аркамон или Рувио?
— Пропала Майра, если ты еще не понял этого. В один прекрасный день она попросту исчезла.
— Исчезла? — недоверчиво переспросил Конан. — А ее семья? Насколько я понял, она была хороша собой и богата, так неужели ее родня не предпринимала попыток отыскать дочь? Или ее похитили? Такое тоже случается. В таком случае мы пойдем за ними, и обещаю, что отыщу ее. Мне уже доводилось выслеживать такие караваны и отбивать украденных женщин у торговцев живым товаром. Надеюсь, это случилось недавно, и они не успели уйти далеко — и тем более не успели всучить твою красавицу с раздавленной бабочкой на физиономии какому-нибудь похотливому владельцу гарема.
— Она погибла, — сказала старуха.
— В таком случае, я вообще не вижу смысла ее искать.
— Родные думают, что она погибла, — пояснила старая женщина. — Поэтому и не ищут. Видишь ли, в жаркий день она направилась к пруду, что имелся во дворе дома ее родителей. Ее одежда осталась на берегу, а сама девушка бесследно пропала.
— Они что, не смогли найти собственную дочь на дне собственного пруда? — поразился Конан.
— Ты поймешь, если я объясню тебе кое-что, — сказала старуха задумчиво. — Этот вопрос меня также занимал. Дело в том, что пруд выкопан в очень странном месте. В нем никто не купается. Оттуда берут воду для хозяйственных нужд. Иногда женщины дома приходят на берег и обливаются водой, зачерпнутой кувшинами. На поверхности, в том слое воды, который прогревается лучами солнца, плавают и резвятся маленькие золотые рыбки…
— Ты так подробно рассказываешь, как будто сама там побывала!
— Я и побывала там однажды под видом торговки мазями.
— Ты ведь не разбираешься в травах!
— Именно, — старуха кивнула. — Поэтому я всучила им овечье сало с мелко порубленной петрушкой. Не знаю уж, какое место на своем теле они стали этим смазывать… Какой-нибудь бедняк вполне мог бы приправить этой штукой свою похлебку.
— Возможно, они смазали служанку и съели ее, — с серьезным видом произнес Конан.
Старуха вздохнула.
— Я смеюсь, чтобы не плакать… А ты?
— А я смеюсь просто потому, что мне весело.
— Если бы я была здоровенным мужчиной, верзилой с конской гривой вместо волос на голове, с вот такими ручищами, — сухая лапка коснулась плеча Конана и снова юркнула под покрывало, — с такой улыбкой, как у тебя…
— Не вздумай со мной заигрывать, — предупредил Конан. — Я люблю женщин, но всему есть предел.
Эригона грустно вздохнула.
— Я не заигрываю с тобой, киммериец. Ты мне как правнук. Я восхищаюсь твоими статями.
— Еще скажи — что я тебе как конь.
— В таком случае — правнук моего коня… — Она засопела, как будто досадуя. — Словом, будь я мужчиной твоих статей, я бы тоже веселилась по поводу и без повода. Но у меня другая участь.
— Послушай, Эригона, ты была молода, хоть и очень давно, и наверняка взяла свое от жизни. Так что не печалься, а лучше вспоминай былое. Это должно тебя утешить. Во всяком случае, так говорили мне старики у нас в Киммерии… очень давно.
Она кивнула.
— Поверь мне, если бы у меня была бурная молодость… — Она осеклась и быстро закончила: — Будь у меня что вспомнить, я бы вспомнила.
— Неужели ты была жрицей-девственницей? — в тоне Конана послышался неподдельный ужас.
— Что-то вроде того.
— В таком случае наверстаем упущенное, — решил киммериец. — Я расскажу тебе десяток моих приключений, а ты уж постарайся впасть в маразм и решить, что это были твои приключения.
— На это нет времени, — сказала старуха. — Мы говорили о том, почему родственники Майры не стали обыскивать пруд.
— Насколько я понял, дно пруда представляет собой омут или зыбучий песок, или еще что-то в том же роде?
— Именно. Ты быстро соображаешь.
— Таково свойство варварского ума.
— Остается лишь позавидовать. — Эригона опять приложилась к своей кружке.
Конан с любопытством наблюдал за ней.
— Ты уверена, что не голодна?
— Уверена… Разве что немного хлеба. Белого, если есть. И чуть-чуть овощей. Хорошо потушенных. Мне нравится со сметаной. Как ты думаешь, у этого Абулетеса есть сметана?
* * *
Эригона не объяснила, откуда у нее самой взялась уверенность в том, что Майра жива.
— Хочешь сказать, что тебе открыли боги? — допытывался Конан. Он припомнил, что она не стала отрицать, когда он предположил, будто Эригона была жрицей какой-нибудь богини.
— Я ничего не хочу сказать… Но пусть будет так. Мне открыли боги. В видении. Тебя устроит такое объяснение?
— Нет.
— Я так почему-то и решила. Конан, Майра жива! Я это чувствую.
Киммериец покусал губу.
— Хорошо. Надеюсь, мы не найдем труп. Или, того хуже, призрак, мстительный и требующий человеческой крови. Потому что если такое случится, я отдам ему тебя. Ненавижу призраков!
— Такого не случится.
И тут Эригона в очередной раз удивила Конана. Она повозилась под своим покрывалом и вдруг сунула в руку киммерийца какой-то небольшой предмет.
— Возьми, это задаток.
— Задаток? Я, кажется, не просил задатка… но все равно спасибо. Это очень приятно.
Он разжал пальцы. На его ладони лежал искусно сработанный золотой браслет, украшенный так тонко, с таким изяществом, что сомнений не оставалось: вещь очень дорогая.
— Откуда у тебя это?
— Это вещь из дома, где жила Майра.
— Ты украла эту штуку?
— Завидуешь? Можешь всем рассказывать, что обчистил меня. Надеюсь, это прибавит чести к твоей воровской репутации.
Конан только головой качал.
— Ты знаешь о том, что ты — самая большая язва… в здешнем кабаке?
— В таком случае, не завидую хозяину. У него скучная жизнь, если я могу считаться здесь самой большой язвой.
— Жизнь делают интересной не… — начал было Конан, но Эригона прервала его:
— Довольно скалить зубы. Ты берешь браслет?
— Конечно, беру!
— Молодец. Вещь не заговоренная, самая обычная, только краденая. Поэтому продавать ее лучше не в Шадизаре, а где-нибудь подальше отсюда. Ты понял?
— Да. Все равно спасибо.
Старуха наелась и побрела к лестнице на второй этаж. Конан пошел следом, делая вид, что все происходящее имеет к нему весьма косвенное отношение. Ему приходилось прикладывать огромные усилия для того, чтобы не озираться по сторонам и не слушать насмешливые возгласы завсегдатаев кабачка. Ехидные замечания сопровождали киммерийца, пока он поднимался по лестнице вслед за старухой и показывал ей комнату, где та могла отдохнуть.
Затем Конан спустился обратно в зал, заказал еще кувшин вина и основательно напился.
* * *
Как и предсказывала Эригона, скоро в кабачке Абулетеса к ней все привыкли. Кое-кто начал именовать ее «мать», нашлись и такие, кто возомнил, будто она — целительница (раз уж не ведьма) и с охотой воспользовался мазью из овечьего жира и порубленной петрушкой. В знак благодарности исцеленный от синяков и шишек пациент преподнес Эригоне горшочек меда. Лакомство это в тот же вечер слопал киммериец. Он даже не поинтересовался, откуда мед.
— Я разведал сегодня дом Майры, — сообщил Конан своей сообщнице, облизывая липкие пальцы. — Сад обнесен стеной, но перебраться через такую стену для меня ничего не стоит. В саду все, как ты говорила. Пруд с рыбками, деревья, беседка. Сам дом недурен, но далеко не так богат, как хотелось бы. Создается такое впечатление, что семейство все деньги потратило на сад.
— А что не так с домом? — насторожилась Эригона.
— Фасад довольно грязный, резьба кое-где обвалилась… Впрочем, мне до этого нет никакого дела! — рассердился вдруг Конан. — Лишь бы там было достаточно всяких блестящих побрякушек.
— Будут у тебя побрякушки, — с отвращением произнесла Эригона. — Неужели тебя больше ничто не интересует?
— А что меня должно интересовать? Безутешные родители погибшей Майры? Хороши родители, если так быстро «похоронили» в мыслях свою дочь!
— А что они, по-твоему, должны сделать?
— Хотя бы осушить этот проклятый пруд. Посмотреть, нет ли на дне распухшего, посиневшего, полуразложившегося тельца их милой доченьки. Лично я именно так и поступил бы.
— Ты отвратителен, — помолчав, произнесла Эригона.
— На себя посмотри, — огрызнулся он.
— Нет уж, я желаю спать спокойно! — отозвалась она.
Конан в очередной раз прикусил язык.
— Вот что я намерена сделать, — заговорила Эригона после паузы. — Представлюсь их дальней родственницей. У знатных людей всегда есть какие-то дальние родственники. Скажу, что прибыла из Аренджуна. Они сейчас убиты горем, так что не станут докапываться, откуда я взялась на самом деле. Поселюсь у них. Ты будешь при мне. Мой телохранитель и все такое. Присмотрись к происходящему.
— А ты?
— Я? Я впаду в маразм и буду мирно дремать на солнышке.
— Кром! — проговорил Конан. — Не будь ты так стара и безобразна, я пригласил бы тебя побродить со мной по свету. Да, от такого сообщника, как ты, я бы не отказался. Жаль, что нас разделяют почти сто лет. Сдается мне, в своей молодости ты вытворяла такие штуки, что мне и не снилось, и я с рассказами о моих похождениях кажусь тебе просто жалким.
Эригона не ответила. Она задремала, пустив слюнку из уголка рта.
* * *
Ларен, хозяин дома, удивленно смотрел на гостью, которую внесли к нему в сад на наемном паланкине. За паланкином шагал здоровенный верзила-телохранитель, варвар с лицом разбойника и пройдохи. Ярко-синие глаза телохранителя с интересом оглядывали дом, сад, Ларена, слуг, прибежавших на суматоху и вертевшихся поблизости. "Как будто ощупывает, — подумал Ларен неприязненно. — Интересно, сколько ему платит старая ведьма, чтобы он занимался таким ненужным делом — охранял этот полутруп? Наверное, немало!"
— Любезная… э… — обратился Ларен к гостье.
Та куталась в покрывало и молча моргала.
Конан выступил вперед.
— Мою нанимательницу зовут Эригона, — сообщил он звучным голосом.
Судя по тому, какое бессмысленное лицо сделалось у Ларена при этом заявлении, имя «Эригона» не говорило ему решительно ничего.
Старуха, напротив, заметно оживилась.
— Эригона! — провозгласила она. — Мое имя. А ваше — Ларен. А как поживает милая Нэнд? Такое несчастье, такое несчастье! Как вы только перенесли это, мои дорогие!..
Ее голос дрогнул, но она, словно желая скрыть смятение, забарахталась в паланкине.
— Вытащи меня отсюда! Болван! — закричала она, адресуясь к Конану.
Киммериец, который по настоянию Эригоны и оплатил наемный паланкин, заскрежетал зубами. Тем не менее он не стал нарушать игру и схватил своими могучими ручищами старуху за талию. Она была такой хрупкой, что, казалось, одно неверное движение — и старая женщина переломится пополам.
Конан выволок ее из паланкина, не столько грубо, сколько неловко, и водрузил на ноги. Она потрясла головой, пытаясь обрести равновесие и вернуть себе присутствие духа. Киммериец махнул слугам, принесшим паланкин, и те поспешно удалились.
— Невоспитанные скоты! — крикнула Эригона им вслед. Они прибавили шагу. Один из них мельком успел увидеть лицо старухи, и этого хватило, чтобы все четверо только и мечтали оказаться где-нибудь подальше от страшилища.
Ларен вздохнул.
— После гибели нашей… нашей Майры… — он с трудом выговорил имя дочери. Горло у него перехватило, и он зарыдал.
Старуха глядела на него одним глазом, быстро моргая. Затем она заговорила хрипло:
— Я сразу же приехала из Аренджуна, как только известие дошло до нас. Вы, конечно, помните Рэинду? Одна, бедняжка, овдовела в прошлом году. И вот, когда Мананнун прибыл с косметикой для Ильвары, мы с Киноссой сразу же рассудили между собой, что негоже оставлять родню в беде без родственного участия и поддержки. Я побывала у Эланны — и вот я здесь.
Она сыпала именами, которые ровным счетом ничего не говорили ошеломленному Ларену. Конан восхищался находчивостью своей нанимательницы. Все эти старушачьи речи звучали в ее устах так естественно, что никому и в голову не пришло бы усомниться в реальности Эланны, бедняжки Рэинды, Киноссы и прочих персонажей. В конце концов, Ларен проникся мысль о том, что прибытие Эригоны — великое благо для всей семьи и что только близкий друг и родственник мог поступить так великодушно.
— Боги, но ведь вы совсем одряхлели, дорогая Эригона! — слабо улыбнулся Ларен. — Как же вы решились на столь трудное и долгое путешествие?
— Разве могут физические немощи служить препятствием в том случае, когда речь идет о моей родне, любезный Ларен! — вскричала Эригона. Этот порыв отобрал у нее остаток сил, и она обвисла на руках у Конана. — Вот мой телохранитель, — пробормотала она. — Примите и его как члена нашей семьи. Если бы не Конан, мне бы не удалось… прижать… вас к груди…
И она, к удивлению всех присутствующих, мирно засопела. Конан понял, что старуха спит. Уснула посреди слова. И при этом — киммериец мог бы покляться, что так оно и есть! — Эригона не притворялась. Она действительно спала.
Ларен перевел взгляд на киммерийца, и Конан увидел в глазах мужчины сочувствие.
— Давно вы с ней возитесь? — тихо спросил Ларен.
— Пару лет.
— Тяжело вам приходится!
— Она умная, — сказал Конан. — Правда, в последнее время впадает в маразм. Кроме того, она страшнее смерти, но это только внешность, видимость. Если привыкнуть, то ничего. А в первое время я по ночам просыпался с громким криком, если она мне снилась.
— На все нужна привычка, — согласился Ларен. — Только к одному привыкнуть невозможно: к смерти своего ребенка…
Он снова заплакал.
— Будьте мужественны, — сказал Конан. — Только это вам и остается.
— Я еще держусь, а вот моя жена… Нэнд… Она совершенно утратила рассудок. О нет, она не буйная. Она, напротив, сделалась на удивление тихой. Все ходит, ходит по саду, напевает что-то. Разговаривает сама с собой. И выглядит счастливой! Вы можете себе это представить?
— Могу ли я себе представить счастливую женщину? — переспросил Конан и глубоко задумался. Затем посмотрел на старуху, которая кулем висела в его руках. — Пожалуй, да. Если уж это существо способно смеяться и выглядеть вполне довольной, то, наверное, любое другое — тем более.
— Я не об этом! — воскликнул Ларен и нахмурился. — Я о состоянии моей жены.
— Я ведь не врач и не жрец, — напомнил Конан. — Я телохранитель этого тела. — Он бесцеремонно тряхнул старухой, но та и не подумала просыпаться. — Куда бы мне ее положить? Конечно, она не тяжелая, и я мог бы носить ее на руках повсюду, но это, наверное, вызовет смятение в умах ваших домочадцев.
Ларен спохватился.
— Видите, в каком ужасном состоянии я нахожусь! — воскликнул он. — Я забыл свой долг хозяина дома.
— Это ничего, — утешил его Конан. — Я знавал одного жреца, так он забыл имя собственного божества. Начал читать заклинание и… забыл. Вылетело из головы. А спустя миг вылетела и его голова.
— Голова? — Ларен попытался улыбнуться. Смысл рассуждений киммерийца совершенно ускользал от него. — В каком смысле — "вылетела голова"?
— В прямом, — объяснил Конан. — Она вылетела в окно, в то время как тело осталось в помещении. Забавно, правда? Я сам придумал эту шутку.
Ларен предпочел не вдаваться в подробности и просто велел слугам проводить Конана в покои, предназначенные для гостей. Конану досталась весьма болтливая и вертлявая служаночка.
1 2 3 4 5
— Так и вышло, — подхватила Эригона, и Конан поразился тому, с каким изяществом она перехватила нить разговора. — Шестнадцатилетняя Майра была очень хороша. Темные глаза, густые черные волосы, очаровательный ротик… Она особенно гордилась своим ротиком, потому что по форме ее губы напоминали бабочку.
— Что ж, наверное, есть любители целовать распластанных бабочек, прилепленных к женскому лицу, — сказал Конан мститетльно. — Лично я предпочитаю что-нибудь более классическое. Лук, к примеру, или луну.
— Как насчет винного следа от донышка кружки? — язвительно осведомилась старуха, указывая на лунообразное пятно на столе, оставленное кружкой.
— Тебе палец в пасть не клади, — фыркнул Конан. — Кажется, мы сработаемся. Продолжай.
— Очаровательная Майра была объектом страсти сразу двух женихов. Оба сватались к ней. Оба — из хороших семей. Одного зовут Аркамон, другого — Рувио. Ты запоминаешь имена?
— Они запечатлеваются в моей памяти так, словно их высекает резец ваятеля.
— Что ж, это лишь подтверждает мое предположение о том, что у киммерийцев гранитные мозги, — вздохнула старуха. — Надеюсь, твой внутренний ваятель достаточно быстр и ловок и успеет до конца месяца завершить свой нелегкий труд.
Конан сжал и разжал кулаки. Определенно, старуха превосходила его в остроумии. Так что на этой почве им лучше не состязаться.
— Продолжай, — буркнул он.
— Рувио имел у Майры больше успеха. Она не скрывала того, что предпочитает его Аркамону. Ни девушка, ни ее родители еще не дали окончательного ответа претендентам, но было совершенно очевидно, что победителем в этом поединке окажется Рувио.
— Ближе к делу, — сказал Конан. — Кто пропал, Аркамон или Рувио?
— Пропала Майра, если ты еще не понял этого. В один прекрасный день она попросту исчезла.
— Исчезла? — недоверчиво переспросил Конан. — А ее семья? Насколько я понял, она была хороша собой и богата, так неужели ее родня не предпринимала попыток отыскать дочь? Или ее похитили? Такое тоже случается. В таком случае мы пойдем за ними, и обещаю, что отыщу ее. Мне уже доводилось выслеживать такие караваны и отбивать украденных женщин у торговцев живым товаром. Надеюсь, это случилось недавно, и они не успели уйти далеко — и тем более не успели всучить твою красавицу с раздавленной бабочкой на физиономии какому-нибудь похотливому владельцу гарема.
— Она погибла, — сказала старуха.
— В таком случае, я вообще не вижу смысла ее искать.
— Родные думают, что она погибла, — пояснила старая женщина. — Поэтому и не ищут. Видишь ли, в жаркий день она направилась к пруду, что имелся во дворе дома ее родителей. Ее одежда осталась на берегу, а сама девушка бесследно пропала.
— Они что, не смогли найти собственную дочь на дне собственного пруда? — поразился Конан.
— Ты поймешь, если я объясню тебе кое-что, — сказала старуха задумчиво. — Этот вопрос меня также занимал. Дело в том, что пруд выкопан в очень странном месте. В нем никто не купается. Оттуда берут воду для хозяйственных нужд. Иногда женщины дома приходят на берег и обливаются водой, зачерпнутой кувшинами. На поверхности, в том слое воды, который прогревается лучами солнца, плавают и резвятся маленькие золотые рыбки…
— Ты так подробно рассказываешь, как будто сама там побывала!
— Я и побывала там однажды под видом торговки мазями.
— Ты ведь не разбираешься в травах!
— Именно, — старуха кивнула. — Поэтому я всучила им овечье сало с мелко порубленной петрушкой. Не знаю уж, какое место на своем теле они стали этим смазывать… Какой-нибудь бедняк вполне мог бы приправить этой штукой свою похлебку.
— Возможно, они смазали служанку и съели ее, — с серьезным видом произнес Конан.
Старуха вздохнула.
— Я смеюсь, чтобы не плакать… А ты?
— А я смеюсь просто потому, что мне весело.
— Если бы я была здоровенным мужчиной, верзилой с конской гривой вместо волос на голове, с вот такими ручищами, — сухая лапка коснулась плеча Конана и снова юркнула под покрывало, — с такой улыбкой, как у тебя…
— Не вздумай со мной заигрывать, — предупредил Конан. — Я люблю женщин, но всему есть предел.
Эригона грустно вздохнула.
— Я не заигрываю с тобой, киммериец. Ты мне как правнук. Я восхищаюсь твоими статями.
— Еще скажи — что я тебе как конь.
— В таком случае — правнук моего коня… — Она засопела, как будто досадуя. — Словом, будь я мужчиной твоих статей, я бы тоже веселилась по поводу и без повода. Но у меня другая участь.
— Послушай, Эригона, ты была молода, хоть и очень давно, и наверняка взяла свое от жизни. Так что не печалься, а лучше вспоминай былое. Это должно тебя утешить. Во всяком случае, так говорили мне старики у нас в Киммерии… очень давно.
Она кивнула.
— Поверь мне, если бы у меня была бурная молодость… — Она осеклась и быстро закончила: — Будь у меня что вспомнить, я бы вспомнила.
— Неужели ты была жрицей-девственницей? — в тоне Конана послышался неподдельный ужас.
— Что-то вроде того.
— В таком случае наверстаем упущенное, — решил киммериец. — Я расскажу тебе десяток моих приключений, а ты уж постарайся впасть в маразм и решить, что это были твои приключения.
— На это нет времени, — сказала старуха. — Мы говорили о том, почему родственники Майры не стали обыскивать пруд.
— Насколько я понял, дно пруда представляет собой омут или зыбучий песок, или еще что-то в том же роде?
— Именно. Ты быстро соображаешь.
— Таково свойство варварского ума.
— Остается лишь позавидовать. — Эригона опять приложилась к своей кружке.
Конан с любопытством наблюдал за ней.
— Ты уверена, что не голодна?
— Уверена… Разве что немного хлеба. Белого, если есть. И чуть-чуть овощей. Хорошо потушенных. Мне нравится со сметаной. Как ты думаешь, у этого Абулетеса есть сметана?
* * *
Эригона не объяснила, откуда у нее самой взялась уверенность в том, что Майра жива.
— Хочешь сказать, что тебе открыли боги? — допытывался Конан. Он припомнил, что она не стала отрицать, когда он предположил, будто Эригона была жрицей какой-нибудь богини.
— Я ничего не хочу сказать… Но пусть будет так. Мне открыли боги. В видении. Тебя устроит такое объяснение?
— Нет.
— Я так почему-то и решила. Конан, Майра жива! Я это чувствую.
Киммериец покусал губу.
— Хорошо. Надеюсь, мы не найдем труп. Или, того хуже, призрак, мстительный и требующий человеческой крови. Потому что если такое случится, я отдам ему тебя. Ненавижу призраков!
— Такого не случится.
И тут Эригона в очередной раз удивила Конана. Она повозилась под своим покрывалом и вдруг сунула в руку киммерийца какой-то небольшой предмет.
— Возьми, это задаток.
— Задаток? Я, кажется, не просил задатка… но все равно спасибо. Это очень приятно.
Он разжал пальцы. На его ладони лежал искусно сработанный золотой браслет, украшенный так тонко, с таким изяществом, что сомнений не оставалось: вещь очень дорогая.
— Откуда у тебя это?
— Это вещь из дома, где жила Майра.
— Ты украла эту штуку?
— Завидуешь? Можешь всем рассказывать, что обчистил меня. Надеюсь, это прибавит чести к твоей воровской репутации.
Конан только головой качал.
— Ты знаешь о том, что ты — самая большая язва… в здешнем кабаке?
— В таком случае, не завидую хозяину. У него скучная жизнь, если я могу считаться здесь самой большой язвой.
— Жизнь делают интересной не… — начал было Конан, но Эригона прервала его:
— Довольно скалить зубы. Ты берешь браслет?
— Конечно, беру!
— Молодец. Вещь не заговоренная, самая обычная, только краденая. Поэтому продавать ее лучше не в Шадизаре, а где-нибудь подальше отсюда. Ты понял?
— Да. Все равно спасибо.
Старуха наелась и побрела к лестнице на второй этаж. Конан пошел следом, делая вид, что все происходящее имеет к нему весьма косвенное отношение. Ему приходилось прикладывать огромные усилия для того, чтобы не озираться по сторонам и не слушать насмешливые возгласы завсегдатаев кабачка. Ехидные замечания сопровождали киммерийца, пока он поднимался по лестнице вслед за старухой и показывал ей комнату, где та могла отдохнуть.
Затем Конан спустился обратно в зал, заказал еще кувшин вина и основательно напился.
* * *
Как и предсказывала Эригона, скоро в кабачке Абулетеса к ней все привыкли. Кое-кто начал именовать ее «мать», нашлись и такие, кто возомнил, будто она — целительница (раз уж не ведьма) и с охотой воспользовался мазью из овечьего жира и порубленной петрушкой. В знак благодарности исцеленный от синяков и шишек пациент преподнес Эригоне горшочек меда. Лакомство это в тот же вечер слопал киммериец. Он даже не поинтересовался, откуда мед.
— Я разведал сегодня дом Майры, — сообщил Конан своей сообщнице, облизывая липкие пальцы. — Сад обнесен стеной, но перебраться через такую стену для меня ничего не стоит. В саду все, как ты говорила. Пруд с рыбками, деревья, беседка. Сам дом недурен, но далеко не так богат, как хотелось бы. Создается такое впечатление, что семейство все деньги потратило на сад.
— А что не так с домом? — насторожилась Эригона.
— Фасад довольно грязный, резьба кое-где обвалилась… Впрочем, мне до этого нет никакого дела! — рассердился вдруг Конан. — Лишь бы там было достаточно всяких блестящих побрякушек.
— Будут у тебя побрякушки, — с отвращением произнесла Эригона. — Неужели тебя больше ничто не интересует?
— А что меня должно интересовать? Безутешные родители погибшей Майры? Хороши родители, если так быстро «похоронили» в мыслях свою дочь!
— А что они, по-твоему, должны сделать?
— Хотя бы осушить этот проклятый пруд. Посмотреть, нет ли на дне распухшего, посиневшего, полуразложившегося тельца их милой доченьки. Лично я именно так и поступил бы.
— Ты отвратителен, — помолчав, произнесла Эригона.
— На себя посмотри, — огрызнулся он.
— Нет уж, я желаю спать спокойно! — отозвалась она.
Конан в очередной раз прикусил язык.
— Вот что я намерена сделать, — заговорила Эригона после паузы. — Представлюсь их дальней родственницей. У знатных людей всегда есть какие-то дальние родственники. Скажу, что прибыла из Аренджуна. Они сейчас убиты горем, так что не станут докапываться, откуда я взялась на самом деле. Поселюсь у них. Ты будешь при мне. Мой телохранитель и все такое. Присмотрись к происходящему.
— А ты?
— Я? Я впаду в маразм и буду мирно дремать на солнышке.
— Кром! — проговорил Конан. — Не будь ты так стара и безобразна, я пригласил бы тебя побродить со мной по свету. Да, от такого сообщника, как ты, я бы не отказался. Жаль, что нас разделяют почти сто лет. Сдается мне, в своей молодости ты вытворяла такие штуки, что мне и не снилось, и я с рассказами о моих похождениях кажусь тебе просто жалким.
Эригона не ответила. Она задремала, пустив слюнку из уголка рта.
* * *
Ларен, хозяин дома, удивленно смотрел на гостью, которую внесли к нему в сад на наемном паланкине. За паланкином шагал здоровенный верзила-телохранитель, варвар с лицом разбойника и пройдохи. Ярко-синие глаза телохранителя с интересом оглядывали дом, сад, Ларена, слуг, прибежавших на суматоху и вертевшихся поблизости. "Как будто ощупывает, — подумал Ларен неприязненно. — Интересно, сколько ему платит старая ведьма, чтобы он занимался таким ненужным делом — охранял этот полутруп? Наверное, немало!"
— Любезная… э… — обратился Ларен к гостье.
Та куталась в покрывало и молча моргала.
Конан выступил вперед.
— Мою нанимательницу зовут Эригона, — сообщил он звучным голосом.
Судя по тому, какое бессмысленное лицо сделалось у Ларена при этом заявлении, имя «Эригона» не говорило ему решительно ничего.
Старуха, напротив, заметно оживилась.
— Эригона! — провозгласила она. — Мое имя. А ваше — Ларен. А как поживает милая Нэнд? Такое несчастье, такое несчастье! Как вы только перенесли это, мои дорогие!..
Ее голос дрогнул, но она, словно желая скрыть смятение, забарахталась в паланкине.
— Вытащи меня отсюда! Болван! — закричала она, адресуясь к Конану.
Киммериец, который по настоянию Эригоны и оплатил наемный паланкин, заскрежетал зубами. Тем не менее он не стал нарушать игру и схватил своими могучими ручищами старуху за талию. Она была такой хрупкой, что, казалось, одно неверное движение — и старая женщина переломится пополам.
Конан выволок ее из паланкина, не столько грубо, сколько неловко, и водрузил на ноги. Она потрясла головой, пытаясь обрести равновесие и вернуть себе присутствие духа. Киммериец махнул слугам, принесшим паланкин, и те поспешно удалились.
— Невоспитанные скоты! — крикнула Эригона им вслед. Они прибавили шагу. Один из них мельком успел увидеть лицо старухи, и этого хватило, чтобы все четверо только и мечтали оказаться где-нибудь подальше от страшилища.
Ларен вздохнул.
— После гибели нашей… нашей Майры… — он с трудом выговорил имя дочери. Горло у него перехватило, и он зарыдал.
Старуха глядела на него одним глазом, быстро моргая. Затем она заговорила хрипло:
— Я сразу же приехала из Аренджуна, как только известие дошло до нас. Вы, конечно, помните Рэинду? Одна, бедняжка, овдовела в прошлом году. И вот, когда Мананнун прибыл с косметикой для Ильвары, мы с Киноссой сразу же рассудили между собой, что негоже оставлять родню в беде без родственного участия и поддержки. Я побывала у Эланны — и вот я здесь.
Она сыпала именами, которые ровным счетом ничего не говорили ошеломленному Ларену. Конан восхищался находчивостью своей нанимательницы. Все эти старушачьи речи звучали в ее устах так естественно, что никому и в голову не пришло бы усомниться в реальности Эланны, бедняжки Рэинды, Киноссы и прочих персонажей. В конце концов, Ларен проникся мысль о том, что прибытие Эригоны — великое благо для всей семьи и что только близкий друг и родственник мог поступить так великодушно.
— Боги, но ведь вы совсем одряхлели, дорогая Эригона! — слабо улыбнулся Ларен. — Как же вы решились на столь трудное и долгое путешествие?
— Разве могут физические немощи служить препятствием в том случае, когда речь идет о моей родне, любезный Ларен! — вскричала Эригона. Этот порыв отобрал у нее остаток сил, и она обвисла на руках у Конана. — Вот мой телохранитель, — пробормотала она. — Примите и его как члена нашей семьи. Если бы не Конан, мне бы не удалось… прижать… вас к груди…
И она, к удивлению всех присутствующих, мирно засопела. Конан понял, что старуха спит. Уснула посреди слова. И при этом — киммериец мог бы покляться, что так оно и есть! — Эригона не притворялась. Она действительно спала.
Ларен перевел взгляд на киммерийца, и Конан увидел в глазах мужчины сочувствие.
— Давно вы с ней возитесь? — тихо спросил Ларен.
— Пару лет.
— Тяжело вам приходится!
— Она умная, — сказал Конан. — Правда, в последнее время впадает в маразм. Кроме того, она страшнее смерти, но это только внешность, видимость. Если привыкнуть, то ничего. А в первое время я по ночам просыпался с громким криком, если она мне снилась.
— На все нужна привычка, — согласился Ларен. — Только к одному привыкнуть невозможно: к смерти своего ребенка…
Он снова заплакал.
— Будьте мужественны, — сказал Конан. — Только это вам и остается.
— Я еще держусь, а вот моя жена… Нэнд… Она совершенно утратила рассудок. О нет, она не буйная. Она, напротив, сделалась на удивление тихой. Все ходит, ходит по саду, напевает что-то. Разговаривает сама с собой. И выглядит счастливой! Вы можете себе это представить?
— Могу ли я себе представить счастливую женщину? — переспросил Конан и глубоко задумался. Затем посмотрел на старуху, которая кулем висела в его руках. — Пожалуй, да. Если уж это существо способно смеяться и выглядеть вполне довольной, то, наверное, любое другое — тем более.
— Я не об этом! — воскликнул Ларен и нахмурился. — Я о состоянии моей жены.
— Я ведь не врач и не жрец, — напомнил Конан. — Я телохранитель этого тела. — Он бесцеремонно тряхнул старухой, но та и не подумала просыпаться. — Куда бы мне ее положить? Конечно, она не тяжелая, и я мог бы носить ее на руках повсюду, но это, наверное, вызовет смятение в умах ваших домочадцев.
Ларен спохватился.
— Видите, в каком ужасном состоянии я нахожусь! — воскликнул он. — Я забыл свой долг хозяина дома.
— Это ничего, — утешил его Конан. — Я знавал одного жреца, так он забыл имя собственного божества. Начал читать заклинание и… забыл. Вылетело из головы. А спустя миг вылетела и его голова.
— Голова? — Ларен попытался улыбнуться. Смысл рассуждений киммерийца совершенно ускользал от него. — В каком смысле — "вылетела голова"?
— В прямом, — объяснил Конан. — Она вылетела в окно, в то время как тело осталось в помещении. Забавно, правда? Я сам придумал эту шутку.
Ларен предпочел не вдаваться в подробности и просто велел слугам проводить Конана в покои, предназначенные для гостей. Конану досталась весьма болтливая и вертлявая служаночка.
1 2 3 4 5