Джон-Том поднырнул под лезвие, сделал выпад и концом посоха попал одному из ленивцев по носу. Послышался треск кости, и Джон-Том почувствовал, как хрящ вминается под его весом. Ленивец рухнул, обливаясь кровью, а его приятель двинулся вперед, выставив перед собой обе лапы.
Джон-Том перенацелил посох, нажал потайную кнопку, и выброшенные из древка шесть дюймов стали вонзились нападающему в горло. Прежде чем повалиться навзничь, ленивец всем своим видом выразил изумление. Человек с топором отступил.
Яльвар и Мадж рубили абордажные крючья, что притягивали шлюп к галере, но получалось не слишком удачно, поскольку надо было еще и защищаться. Затем их подмяла под себя волна атакующих. Розарык, оттесненная к корме, стояла перед толпой, ощетиненной копьями и пиками. Всякий, кто подступал к ней на дистанцию выпада, вскоре околевал, загадив палубу своими внутренностями.
Наконец один из помощников пиратского капитана пролаял приказ. Копейщики подались назад, уступая места лучникам. На тигрицу нацелились десятки стрел. Будучи отважной воительницей, но не самоубийцей, она кивнула и сложила оружие. Пираты со стальными цепями и обручами облепили пленницу и заковали так умело, что любые попытки освободиться задушили бы ее.
Потом шлюп был взят на буксир, а угрюмый квартет пленников поднялся по сходням на палубу враждебного корабля. Там бдительные стражники выстроили их в шеренгу, а остальные пираты подвергли – в некотором отдалении – почтительному осмотру. Только одно существо рискнуло подойти к ним вплотную – оттого, видимо, что не было запятнано кровью.
Ростом этот леопард не уступал Джон-Тому. Его красивый и вместе с тем надежный доспех состоял из кожи с замысловатым тиснением и сплетенных колец из серебристого металла; сзади наличествовало отверстие для хвоста, нижняя половина которого весьма походила на протез. Но выяснять, верна ли его догадка, Джон-Том счел бестактным. С ремня, опоясывающего талию огромного кота, свисали четыре длинных ножа. Мускулистые лапы были обнажены, если не считать кожаных перчаток без пальцев, – дабы в драке выпускать длинные когти, зато с обилием заплат и царапин. На черном носу хозяина перчаток багровела глубокая, плохо залеченная рана. Все это Джон-Том разглядел, пока леопард молча прохаживался мимо пленников.
– Вы хорошо дрались, – прорычал наконец леопард. – Очень хорошо. Даже чересчур хорошо, по-моему. – Он многозначительно посмотрел за корму, где покачивался шлюп. – Слишком много верных друзей пришлось отдать за этот жалкий приз. – Его глаза полыхнули зеленым огнем. – Я не из тех, кто жертвует славными парнями ради любого хлама, но уж очень было любопытно глянуть на вашу чудную посудину. Откуда путь держите и где раздобыли эту диковину? Бьюсь об заклад, она не из дерева сработана.
– Стекловолокно.
Леопард стрельнул в Джон-Тома глазами.
– А! Так ты, стало быть, хозяин.
Джон-Том кивнул.
– Он самый.
Что-то ужалило его в лицо, и он отшатнулся, на миг ослепнув. Рука инстинктивно метнулась к щеке и опустилась, встретив кровь. На лице остались четыре параллельных следа – неглубокие, можно даже сказать, пустяковые. Но пройди когти леопарда чуть выше – и Джон-Том лишился бы глаз.
Из горла тигрицы вырвался сдавленный рык, а Мадж пробормотал забористое ругательство. Проигнорировав обоих, леопард шагнул вперед, и они с Джон-Томом едва не столкнулись носами.
– Я – господин, – зловещим тоном произнес леопард. Мадж снова заворчал, и пират незамедлительно обжег его глазами. – Ты что-то вякнул, дерьмоед?
– Кто, я? Да я просто горло прочищал… господин. Драка вышла жаркая, вот оно и пересохло.
– Погоди, скоро тебе будет еще жарче. – Внимание гигантского кота вернулось к Джон-Тому. – Жалобы есть?
Юноша опустил взгляд, ощущая, как по лицу струится кровь, и тревожась: а вдруг она не остановится?
– Нет, господин. Никаких жалоб, господин.
Леопард одарил его ледяной улыбкой.
– Вот так-то лучше.
– Вы капитан этого корабля… господин?
Леопард запрокинул голову и взревел:
– Я Сашим, первый помощник! – Он посмотрел направо и отступил в сторону. – Капитан сейчас пожалует.
Джон-Том уже не знал, кого и ожидать. Может, еще одного медведя или другое, столь же впечатляющее создание. Он позабыл, что мозги капитанам нужны не меньше, чем мускулы. Облик капитана удивил его, но не шокировал. Извращенная традиция, мелькнуло у юноши в голове.
Капитан Корробок был попугаем – ярко-зеленым, с синими и красными пятнами. Рост – чуть ниже четырех футов. Вместо одной лапы – деревяшка, прикрепленная к коленному суставу металлическими штифтами. Кожаная повязка прикрывала пустую глазницу.
По обычаю пернатых граждан этой страны Корробок носил килт. Кроваво-красный, он превосходно гармонировал с алым жилетом. Отсутствие узоров на одежде говорило о том, что попугай распрощался со своим родом. В отличие от других крылатых существ, попадавшихся Джон-Тому на глаза в этом мире, Корробок обходился без шляпы или кепи. Пернатую грудь облегала узкая перевязь, сверкающая дюжиной стилетов. (Впоследствии один из пиратов поведал пленникам, что капитан бросает сразу по четыре маленьких смертоносных клинка: два – ухватистыми концами крыльев, один – клювом, и еще один – здоровой ногой. При этом он балансирует на деревянной ноге, и клинки попадают в цель с летальной точностью.)
Уцелевший ярко-синий глаз поочередно ощупывал узников. Над и под повязкой перья отсутствовали, и голая кожа отливала нездоровой желтизной.
– И это что, весь экипаж нашего приза? – Он поднял глаз на помощника, и Джон-Том с изумлением увидел как могучий леопард съежился и отступил. Затем Корробок встретился взглядом с каждым своим подручным.
– Да вы же просто молокососы! – Не только Сашим но и все остальные головорезы трепетали перед увечной зеленой птицей. Джон-Том решил не перечить ей. – Без малого сотня против четырех. Это ж надо! Да-а, лихие у меня молодцы, нечего сказать. – Свешивая голову то вправо, то влево, он снова внимательно оглядел пленных. – Ну да ладно. Так куда же вы, голуби, путь держали?
– Да так, вышли на несколько деньков из устья Вертихвостки, – добровольно залебезил Мадж. – Захотелось, знаете, рыбки половить, вот так…
Деревянный протез мелькнул в воздухе и саданул выдра между ног. Позеленев, почти как капитан, Мадж схватился за ушибленное место и рухнул. Корробок равнодушно посмотрел на него.
– У эмира Эзонского есть обычай нанимать евнухов для охраны дворца. Я покамест не решил, как с вами быть, но еще одна ложь, и ты познакомишься с ножиком корабельного костоправа.
Джон-Том попытался угадать, кому из окружающей его коллекции головорезов довелось познакомиться с ножиком костоправа, но не сумел. Оставалось лишь предположить: кто бы это ни был, он не понес свои «достоинства» в клинику города Майо.
Мадж держал себя в руках – в буквальном смысле слова. Голубой глаз уставился на Джон-Тома.
– Кажется, человече, ты посмышленей своего хитрожопого приятеля. Ну, так куда вы направлялись?
– В Снаркен, – незамедлительно ответил Джон-Том.
Корробок кивнул.
– Вот теперь похоже на правду. Я угадал, ты неглупый экземпляр, хоть и странный на вид. Откуда ты взялся, дылда? Не из Колоколесья ли?
– Да, – рискнул соврать Джон-Том. Впрочем, прозвучало это довольно правдоподобно.
Высморкавшись на палубу, попугай фыркнул.
– К счастью для вас, нынче утром у меня хорошее настроение. – Джон-Том подумал, что ему не хотелось бы повстречаться с этим существом, когда у него дурное настроение.
– Вы, ребята, – попугай указал на Маджа и Яльвара, – начинайте драить палубу, она вас давно дожидается. Уверен, эта работенка придется вам по вкусу. Или нет?
Не зная, следует ли сказать «да, господин», или «нет, господин», или вообще промолчать, Яльвар стоял и дрожал от страха. Мадж и вовсе не испытывал желания комментировать. Видимо, Корробока это устраивало. Он равнодушно кивнул, а затем перевел холодный взгляд на высоченную Розарык.
– Ну, а тебя я не прочь взять к себе в команду. В драке ты не новичок, это сразу видно. Ты бы нам пригодилась.
– Пожалуй, я обмозгую эту идею, мой сахахный.
Славная девочка, подумал Джон-Том, какой смысл злить пиратского попугая? Однако Джон-Тома взяла досада, оттого что Розарык не ответила прямым отказом. Конечно, она не восприняла всерьез предложение Корробока… Хотя почему бы и нет? Ничто не связывало ее с Джон-Томом. Напротив, у нее были все основания расстаться с ним. Разве не он выдернул тигрицу против ее воли из родной страны и вовлек в опасности, без которых она могла прекрасно обойтись? И почему ей нельзя с легкостью поменять неуравновешенного, страдающего ностальгией чаропевца на разбойничьего атамана?
Чаропевца? Джон-Том чуть не забыл о своих способностях. Никто из этих убийц не подозревает о его «хобби». Он мысленно умолял товарищей, чтобы хранили тайну и не ляпнули сдуру лишнего. Особенно он волновался насчет престарелого Яльвара. Но купец был парализован страхом и не высовывался с признаниями.
Словно прочитав его мысли, пиратский капитан вновь удостоил юношу вниманием.
– Ну, а ты, дылда, на что годишься?
– Я?.. Я тоже умею драться.
Корробок посмотрел на первого помощника.
– Пожалуй, – неохотно подтвердил Сашим.
Корробок хмыкнул, а Джон-Том добавил:
– Кроме того, я по профессии эстрадный певец, трубадур.
– Хар! Певец, говоришь? Порой и нам на этой шаланде случается спеть песенку-другую. – Он с отвращением поглядел на экипаж. – И меня уже тошнит от пьяного рева моей невоспитанной шайки.
Боясь выдать возбуждение, Джон-Том продолжал:
– Мой инструмент – на нашем корабле, среди прочего личного имущества.
– В самом деле? – От сверлящего взгляда попугая Джон-Тома прошиб пот. – Значит, он и сейчас там. Куда ему деться? А тебе, похоже, не терпится показать свои способности?
– Да что вы, господин! – Джон-Том ощутил, как индиговая рубашка прилипла к спине. – Просто я тревожусь за великолепный инструмент. Будет очень обидно, если один из ваших замечательных матросов разломает его в напрасной надежде найти внутри золото или драгоценные камни.
Корробок снова фыркнул.
– Не бойся, мои бродяги знают свой поганый шесток. – Он обратился к леопарду. – Отведи их вниз и запри в арестантском кубрике. Пускай маленько попарятся.
– Этих тоже? – Сашим указал на Яльвара и Маджа.
– Да, палуба потерпит. Пусть они подышат вонью друг дружки, глядишь, скоро охрипнут, выпрашивая работу.
Эта «утонченная» шутка была встречена одобрительным смехом разбредающихся по своим местам матросов. Пиратский корабль повернул к западу, и шлюп послушно поплыл в его кильватере.
Джон-Том, когда его заталкивали в трюм, впервые посмотрел на гребцов. Почти всем им одеждой служила собственная шерсть. Кого здесь только не было – от людей до грызунов. Но всех роднила одна черта: крайняя степень физической и умственной дегенерации.
«Вот где мы найдем свой конец, – устало подумал он, – на веслах. Если только не найдем способа удрать отсюда».
В тот момент врата рая казались молодому человеку близкими как никогда. Если бы только удалось заполучить дуару… Пускай его чаропение непредсказуемо, пускай он не умеет толком выбирать подходящие к случаю песни, в одном он уверен: кое-какой магией он обладает. И первая попытка к бегству может стать последней, в этом юноша тоже не сомневался. Корробок далеко не олух, и второй возможности попрактиковаться в колдовстве ему не предоставит.
Розарык вдруг резко выпрямилась и бросила взгляд через плечо, на лапу, протянутую к ее крестцу. Первый помощник осклабился.
– Котеночек, еще хаз дотхонешься до меня – и я сыгхаю мотивчик на твоих костях.
– Полегче, каланча, – ухмыльнулся леопард. – Знаю, дай тебе шанс, и ты свою угрозу исполнишь. Но не получишь ты шанса, не надейся. Учти, детка, в долгом походе тебе будет куда легче, ежели ты обуздаешь норов и перестанешь глядеть букой на бедного Сашима. А коли нет, так на нашей лоханке цепей навалом. Может, сердце у тебя и железное, зато все остальное – мясо и кости. Хотя мясцо отменное. Подумай, голубка. Корробок подарит тебя мне, если я как следует попрошу.
Тигрица обожгла его взглядом.
– Я не гожусь в подахки, захуби это себе на носу.
Сашим пожал плечами.
– Годишься, не годишься – какая разница? Я положил на тебя глаз, и ты будешь моей. Лучше сразу свыкнись с этой мыслью.
Пленников заперли в зарешеченном кубрике. На прощание Сашим одарил тигрицу похабной улыбкой и вслед за своими дружками поднялся по трапу.
Розарык устало села, выпуская и пряча огромные когти.
– Змея мохнатая! Если бы я могла добхаться до его…
– Не сейчас, Розарык, – предостерег Джон-Том. – Мы должны подождать. Они еще не знают, что я чаропевец. Если бы только мне вернули дуару, позволили сыграть и спеть, у нас появился бы шанс.
– Какой шанс, кореш? – В углу деморализованный Мадж сполз по переборке. – Шанс затащить сюда, как Розарык, какую-нибудь несчастную танцовщицу? Осыпать эту клепаную лохань цветами?
– Я что-нибудь придумаю, – сердито пообещал Джон-Том. – Вот увидишь.
– Как же, босс, увижу! Держи карман! – Выдр перевернулся на бок, словно не заметив, что пол кубрика покрыт гнилой соломой, потемневшей от мочи прежних узников.
– Что ты делаешь?
– Собираюсь покемарить.
– Неужели ты сможешь уснуть?
– Сумею, потому что устал. – Выдр хмуро посмотрел на Джон-Тома. – Устал драться. Устал бояться. А пуще всего устал слушать, какой ты великолепный чаропевец. Если сумеешь выколдовать нас из этого гадючника и перенести поближе к цивилизации, разбуди. А не сумеешь, так, может, мне повезет и я уже никогда не проснусь.
– Нельзя поддаваться унынию, – упрекнул его Яльвар. – Ни в коем случае.
– Слушай, ты, старый бесполезный пердун! Захлопнул бы поддувало, а?
Оскорбленный хорек погрузился в молчание.
Джон-Том приблизился к решетке и схватился за прутья, глубоко утопленные в дереве. В темноте по трюму шастали крошечные хищные ящерки и огромные бесстрашные клопы. Слышно было, как их сородичи снуют наверху по балкам.
Юноша возвратился к Розарык и ласково погладил ее между ушами. В ответ зазвучало усталое подавленное мурлыканье.
– Не волнуйся, Розарык. Я тебя в это втянул, я и вытащу. Может, сам не вернусь домой, но тебя обязательно спасу. Я перед тобой в огромном долгу. Перед всеми вами.
Мадж уже почти уснул и не услышал обещания. Яльвар, смирясь с судьбой, устраивался на соломе в другом углу.
«Обязательно спасу, – размышлял Джон-Том, – вот только жаль, еще не знаю как».
Глава 8
В прошлом понятие «драить палубу» носило невинный оттенок, будучи отголоском детских воспоминаний, романтических историй о деревянных кораблях и железных мореходах. Реальность предложила Джон-Тому нечто совершенно иное.
Вообразите себя на четвереньках на грубой дощатой палубе. Вы обнажены по пояс, и свирепое солнце покрывает шею волдырями и сдирает кожу со спины. Со лба, живота и из-под мышек ручьями течет пот. Любой мелкий и жесткий пустячок, например, пылинка или кончик вашего собственного волоса, попав в глаз, рождает желание с воплем кинуться за борт. Соленый воздух усугубляет муки, бередя язвы, вызывая зуд и нагноения. В ладони, покрытые мозолями от широких щеток и разъеденные щелоком, то и дело впиваются занозы. Медленно продвигаясь через всю палубу, вы должны заботиться о том, чтобы не оставить за собой ни единого пятнышка, не то какой-нибудь хохочущий пират напомнит о нем, опустив твердую подошву сапога на ваши израненные пальцы.
К полудню Джон-Том уже не считал плен лучшей альтернативой прыжку за борт, к плотоядным рыбам этих широт. Его надежда корчилась в смертных судорогах. Он начисто позабыл о болезни Клотагорба, о необходимости вернуться с лекарством, забыл обо всем, кроме самой неотложной задачи: выжить.
Только к вечеру они отдраили последний квадратный фут главной палубы и были переведены на полуют. Рулевой – старый седой кабан – не обращал на них внимания. Корробок не появлялся, и за это Джон-Том был ему искренне благодарен.
Слева от капитанского насеста был сооружен грубый временный навес. В его жиденькой тени, сгорбившись и вытянув ноги, сидела девушка лет шестнадцати, может быть, чуть старше. Вероятно, когда-то она была миловидна, но сейчас ее длинные белокурые локоны больше напоминали морские водоросли, налипшие на череп с блекло-голубыми глазами. Рост ее не превышал пяти футов. И она была совершенно нагой, если не считать тяжелого стального обруча на шее, от которого к палубе тянулась цепь, дававшая узнице свободу передвижений в радиусе десяти футов, и ни дюймом больше; этой длины как раз хватало для того, чтобы девушка могла добираться до борта и справлять естественные надобности на глазах у всего экипажа. Джон-Тому не составило никакого труда разглядеть ожоги и ссадины, покрывавшие почти все ее тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Джон-Том перенацелил посох, нажал потайную кнопку, и выброшенные из древка шесть дюймов стали вонзились нападающему в горло. Прежде чем повалиться навзничь, ленивец всем своим видом выразил изумление. Человек с топором отступил.
Яльвар и Мадж рубили абордажные крючья, что притягивали шлюп к галере, но получалось не слишком удачно, поскольку надо было еще и защищаться. Затем их подмяла под себя волна атакующих. Розарык, оттесненная к корме, стояла перед толпой, ощетиненной копьями и пиками. Всякий, кто подступал к ней на дистанцию выпада, вскоре околевал, загадив палубу своими внутренностями.
Наконец один из помощников пиратского капитана пролаял приказ. Копейщики подались назад, уступая места лучникам. На тигрицу нацелились десятки стрел. Будучи отважной воительницей, но не самоубийцей, она кивнула и сложила оружие. Пираты со стальными цепями и обручами облепили пленницу и заковали так умело, что любые попытки освободиться задушили бы ее.
Потом шлюп был взят на буксир, а угрюмый квартет пленников поднялся по сходням на палубу враждебного корабля. Там бдительные стражники выстроили их в шеренгу, а остальные пираты подвергли – в некотором отдалении – почтительному осмотру. Только одно существо рискнуло подойти к ним вплотную – оттого, видимо, что не было запятнано кровью.
Ростом этот леопард не уступал Джон-Тому. Его красивый и вместе с тем надежный доспех состоял из кожи с замысловатым тиснением и сплетенных колец из серебристого металла; сзади наличествовало отверстие для хвоста, нижняя половина которого весьма походила на протез. Но выяснять, верна ли его догадка, Джон-Том счел бестактным. С ремня, опоясывающего талию огромного кота, свисали четыре длинных ножа. Мускулистые лапы были обнажены, если не считать кожаных перчаток без пальцев, – дабы в драке выпускать длинные когти, зато с обилием заплат и царапин. На черном носу хозяина перчаток багровела глубокая, плохо залеченная рана. Все это Джон-Том разглядел, пока леопард молча прохаживался мимо пленников.
– Вы хорошо дрались, – прорычал наконец леопард. – Очень хорошо. Даже чересчур хорошо, по-моему. – Он многозначительно посмотрел за корму, где покачивался шлюп. – Слишком много верных друзей пришлось отдать за этот жалкий приз. – Его глаза полыхнули зеленым огнем. – Я не из тех, кто жертвует славными парнями ради любого хлама, но уж очень было любопытно глянуть на вашу чудную посудину. Откуда путь держите и где раздобыли эту диковину? Бьюсь об заклад, она не из дерева сработана.
– Стекловолокно.
Леопард стрельнул в Джон-Тома глазами.
– А! Так ты, стало быть, хозяин.
Джон-Том кивнул.
– Он самый.
Что-то ужалило его в лицо, и он отшатнулся, на миг ослепнув. Рука инстинктивно метнулась к щеке и опустилась, встретив кровь. На лице остались четыре параллельных следа – неглубокие, можно даже сказать, пустяковые. Но пройди когти леопарда чуть выше – и Джон-Том лишился бы глаз.
Из горла тигрицы вырвался сдавленный рык, а Мадж пробормотал забористое ругательство. Проигнорировав обоих, леопард шагнул вперед, и они с Джон-Томом едва не столкнулись носами.
– Я – господин, – зловещим тоном произнес леопард. Мадж снова заворчал, и пират незамедлительно обжег его глазами. – Ты что-то вякнул, дерьмоед?
– Кто, я? Да я просто горло прочищал… господин. Драка вышла жаркая, вот оно и пересохло.
– Погоди, скоро тебе будет еще жарче. – Внимание гигантского кота вернулось к Джон-Тому. – Жалобы есть?
Юноша опустил взгляд, ощущая, как по лицу струится кровь, и тревожась: а вдруг она не остановится?
– Нет, господин. Никаких жалоб, господин.
Леопард одарил его ледяной улыбкой.
– Вот так-то лучше.
– Вы капитан этого корабля… господин?
Леопард запрокинул голову и взревел:
– Я Сашим, первый помощник! – Он посмотрел направо и отступил в сторону. – Капитан сейчас пожалует.
Джон-Том уже не знал, кого и ожидать. Может, еще одного медведя или другое, столь же впечатляющее создание. Он позабыл, что мозги капитанам нужны не меньше, чем мускулы. Облик капитана удивил его, но не шокировал. Извращенная традиция, мелькнуло у юноши в голове.
Капитан Корробок был попугаем – ярко-зеленым, с синими и красными пятнами. Рост – чуть ниже четырех футов. Вместо одной лапы – деревяшка, прикрепленная к коленному суставу металлическими штифтами. Кожаная повязка прикрывала пустую глазницу.
По обычаю пернатых граждан этой страны Корробок носил килт. Кроваво-красный, он превосходно гармонировал с алым жилетом. Отсутствие узоров на одежде говорило о том, что попугай распрощался со своим родом. В отличие от других крылатых существ, попадавшихся Джон-Тому на глаза в этом мире, Корробок обходился без шляпы или кепи. Пернатую грудь облегала узкая перевязь, сверкающая дюжиной стилетов. (Впоследствии один из пиратов поведал пленникам, что капитан бросает сразу по четыре маленьких смертоносных клинка: два – ухватистыми концами крыльев, один – клювом, и еще один – здоровой ногой. При этом он балансирует на деревянной ноге, и клинки попадают в цель с летальной точностью.)
Уцелевший ярко-синий глаз поочередно ощупывал узников. Над и под повязкой перья отсутствовали, и голая кожа отливала нездоровой желтизной.
– И это что, весь экипаж нашего приза? – Он поднял глаз на помощника, и Джон-Том с изумлением увидел как могучий леопард съежился и отступил. Затем Корробок встретился взглядом с каждым своим подручным.
– Да вы же просто молокососы! – Не только Сашим но и все остальные головорезы трепетали перед увечной зеленой птицей. Джон-Том решил не перечить ей. – Без малого сотня против четырех. Это ж надо! Да-а, лихие у меня молодцы, нечего сказать. – Свешивая голову то вправо, то влево, он снова внимательно оглядел пленных. – Ну да ладно. Так куда же вы, голуби, путь держали?
– Да так, вышли на несколько деньков из устья Вертихвостки, – добровольно залебезил Мадж. – Захотелось, знаете, рыбки половить, вот так…
Деревянный протез мелькнул в воздухе и саданул выдра между ног. Позеленев, почти как капитан, Мадж схватился за ушибленное место и рухнул. Корробок равнодушно посмотрел на него.
– У эмира Эзонского есть обычай нанимать евнухов для охраны дворца. Я покамест не решил, как с вами быть, но еще одна ложь, и ты познакомишься с ножиком корабельного костоправа.
Джон-Том попытался угадать, кому из окружающей его коллекции головорезов довелось познакомиться с ножиком костоправа, но не сумел. Оставалось лишь предположить: кто бы это ни был, он не понес свои «достоинства» в клинику города Майо.
Мадж держал себя в руках – в буквальном смысле слова. Голубой глаз уставился на Джон-Тома.
– Кажется, человече, ты посмышленей своего хитрожопого приятеля. Ну, так куда вы направлялись?
– В Снаркен, – незамедлительно ответил Джон-Том.
Корробок кивнул.
– Вот теперь похоже на правду. Я угадал, ты неглупый экземпляр, хоть и странный на вид. Откуда ты взялся, дылда? Не из Колоколесья ли?
– Да, – рискнул соврать Джон-Том. Впрочем, прозвучало это довольно правдоподобно.
Высморкавшись на палубу, попугай фыркнул.
– К счастью для вас, нынче утром у меня хорошее настроение. – Джон-Том подумал, что ему не хотелось бы повстречаться с этим существом, когда у него дурное настроение.
– Вы, ребята, – попугай указал на Маджа и Яльвара, – начинайте драить палубу, она вас давно дожидается. Уверен, эта работенка придется вам по вкусу. Или нет?
Не зная, следует ли сказать «да, господин», или «нет, господин», или вообще промолчать, Яльвар стоял и дрожал от страха. Мадж и вовсе не испытывал желания комментировать. Видимо, Корробока это устраивало. Он равнодушно кивнул, а затем перевел холодный взгляд на высоченную Розарык.
– Ну, а тебя я не прочь взять к себе в команду. В драке ты не новичок, это сразу видно. Ты бы нам пригодилась.
– Пожалуй, я обмозгую эту идею, мой сахахный.
Славная девочка, подумал Джон-Том, какой смысл злить пиратского попугая? Однако Джон-Тома взяла досада, оттого что Розарык не ответила прямым отказом. Конечно, она не восприняла всерьез предложение Корробока… Хотя почему бы и нет? Ничто не связывало ее с Джон-Томом. Напротив, у нее были все основания расстаться с ним. Разве не он выдернул тигрицу против ее воли из родной страны и вовлек в опасности, без которых она могла прекрасно обойтись? И почему ей нельзя с легкостью поменять неуравновешенного, страдающего ностальгией чаропевца на разбойничьего атамана?
Чаропевца? Джон-Том чуть не забыл о своих способностях. Никто из этих убийц не подозревает о его «хобби». Он мысленно умолял товарищей, чтобы хранили тайну и не ляпнули сдуру лишнего. Особенно он волновался насчет престарелого Яльвара. Но купец был парализован страхом и не высовывался с признаниями.
Словно прочитав его мысли, пиратский капитан вновь удостоил юношу вниманием.
– Ну, а ты, дылда, на что годишься?
– Я?.. Я тоже умею драться.
Корробок посмотрел на первого помощника.
– Пожалуй, – неохотно подтвердил Сашим.
Корробок хмыкнул, а Джон-Том добавил:
– Кроме того, я по профессии эстрадный певец, трубадур.
– Хар! Певец, говоришь? Порой и нам на этой шаланде случается спеть песенку-другую. – Он с отвращением поглядел на экипаж. – И меня уже тошнит от пьяного рева моей невоспитанной шайки.
Боясь выдать возбуждение, Джон-Том продолжал:
– Мой инструмент – на нашем корабле, среди прочего личного имущества.
– В самом деле? – От сверлящего взгляда попугая Джон-Тома прошиб пот. – Значит, он и сейчас там. Куда ему деться? А тебе, похоже, не терпится показать свои способности?
– Да что вы, господин! – Джон-Том ощутил, как индиговая рубашка прилипла к спине. – Просто я тревожусь за великолепный инструмент. Будет очень обидно, если один из ваших замечательных матросов разломает его в напрасной надежде найти внутри золото или драгоценные камни.
Корробок снова фыркнул.
– Не бойся, мои бродяги знают свой поганый шесток. – Он обратился к леопарду. – Отведи их вниз и запри в арестантском кубрике. Пускай маленько попарятся.
– Этих тоже? – Сашим указал на Яльвара и Маджа.
– Да, палуба потерпит. Пусть они подышат вонью друг дружки, глядишь, скоро охрипнут, выпрашивая работу.
Эта «утонченная» шутка была встречена одобрительным смехом разбредающихся по своим местам матросов. Пиратский корабль повернул к западу, и шлюп послушно поплыл в его кильватере.
Джон-Том, когда его заталкивали в трюм, впервые посмотрел на гребцов. Почти всем им одеждой служила собственная шерсть. Кого здесь только не было – от людей до грызунов. Но всех роднила одна черта: крайняя степень физической и умственной дегенерации.
«Вот где мы найдем свой конец, – устало подумал он, – на веслах. Если только не найдем способа удрать отсюда».
В тот момент врата рая казались молодому человеку близкими как никогда. Если бы только удалось заполучить дуару… Пускай его чаропение непредсказуемо, пускай он не умеет толком выбирать подходящие к случаю песни, в одном он уверен: кое-какой магией он обладает. И первая попытка к бегству может стать последней, в этом юноша тоже не сомневался. Корробок далеко не олух, и второй возможности попрактиковаться в колдовстве ему не предоставит.
Розарык вдруг резко выпрямилась и бросила взгляд через плечо, на лапу, протянутую к ее крестцу. Первый помощник осклабился.
– Котеночек, еще хаз дотхонешься до меня – и я сыгхаю мотивчик на твоих костях.
– Полегче, каланча, – ухмыльнулся леопард. – Знаю, дай тебе шанс, и ты свою угрозу исполнишь. Но не получишь ты шанса, не надейся. Учти, детка, в долгом походе тебе будет куда легче, ежели ты обуздаешь норов и перестанешь глядеть букой на бедного Сашима. А коли нет, так на нашей лоханке цепей навалом. Может, сердце у тебя и железное, зато все остальное – мясо и кости. Хотя мясцо отменное. Подумай, голубка. Корробок подарит тебя мне, если я как следует попрошу.
Тигрица обожгла его взглядом.
– Я не гожусь в подахки, захуби это себе на носу.
Сашим пожал плечами.
– Годишься, не годишься – какая разница? Я положил на тебя глаз, и ты будешь моей. Лучше сразу свыкнись с этой мыслью.
Пленников заперли в зарешеченном кубрике. На прощание Сашим одарил тигрицу похабной улыбкой и вслед за своими дружками поднялся по трапу.
Розарык устало села, выпуская и пряча огромные когти.
– Змея мохнатая! Если бы я могла добхаться до его…
– Не сейчас, Розарык, – предостерег Джон-Том. – Мы должны подождать. Они еще не знают, что я чаропевец. Если бы только мне вернули дуару, позволили сыграть и спеть, у нас появился бы шанс.
– Какой шанс, кореш? – В углу деморализованный Мадж сполз по переборке. – Шанс затащить сюда, как Розарык, какую-нибудь несчастную танцовщицу? Осыпать эту клепаную лохань цветами?
– Я что-нибудь придумаю, – сердито пообещал Джон-Том. – Вот увидишь.
– Как же, босс, увижу! Держи карман! – Выдр перевернулся на бок, словно не заметив, что пол кубрика покрыт гнилой соломой, потемневшей от мочи прежних узников.
– Что ты делаешь?
– Собираюсь покемарить.
– Неужели ты сможешь уснуть?
– Сумею, потому что устал. – Выдр хмуро посмотрел на Джон-Тома. – Устал драться. Устал бояться. А пуще всего устал слушать, какой ты великолепный чаропевец. Если сумеешь выколдовать нас из этого гадючника и перенести поближе к цивилизации, разбуди. А не сумеешь, так, может, мне повезет и я уже никогда не проснусь.
– Нельзя поддаваться унынию, – упрекнул его Яльвар. – Ни в коем случае.
– Слушай, ты, старый бесполезный пердун! Захлопнул бы поддувало, а?
Оскорбленный хорек погрузился в молчание.
Джон-Том приблизился к решетке и схватился за прутья, глубоко утопленные в дереве. В темноте по трюму шастали крошечные хищные ящерки и огромные бесстрашные клопы. Слышно было, как их сородичи снуют наверху по балкам.
Юноша возвратился к Розарык и ласково погладил ее между ушами. В ответ зазвучало усталое подавленное мурлыканье.
– Не волнуйся, Розарык. Я тебя в это втянул, я и вытащу. Может, сам не вернусь домой, но тебя обязательно спасу. Я перед тобой в огромном долгу. Перед всеми вами.
Мадж уже почти уснул и не услышал обещания. Яльвар, смирясь с судьбой, устраивался на соломе в другом углу.
«Обязательно спасу, – размышлял Джон-Том, – вот только жаль, еще не знаю как».
Глава 8
В прошлом понятие «драить палубу» носило невинный оттенок, будучи отголоском детских воспоминаний, романтических историй о деревянных кораблях и железных мореходах. Реальность предложила Джон-Тому нечто совершенно иное.
Вообразите себя на четвереньках на грубой дощатой палубе. Вы обнажены по пояс, и свирепое солнце покрывает шею волдырями и сдирает кожу со спины. Со лба, живота и из-под мышек ручьями течет пот. Любой мелкий и жесткий пустячок, например, пылинка или кончик вашего собственного волоса, попав в глаз, рождает желание с воплем кинуться за борт. Соленый воздух усугубляет муки, бередя язвы, вызывая зуд и нагноения. В ладони, покрытые мозолями от широких щеток и разъеденные щелоком, то и дело впиваются занозы. Медленно продвигаясь через всю палубу, вы должны заботиться о том, чтобы не оставить за собой ни единого пятнышка, не то какой-нибудь хохочущий пират напомнит о нем, опустив твердую подошву сапога на ваши израненные пальцы.
К полудню Джон-Том уже не считал плен лучшей альтернативой прыжку за борт, к плотоядным рыбам этих широт. Его надежда корчилась в смертных судорогах. Он начисто позабыл о болезни Клотагорба, о необходимости вернуться с лекарством, забыл обо всем, кроме самой неотложной задачи: выжить.
Только к вечеру они отдраили последний квадратный фут главной палубы и были переведены на полуют. Рулевой – старый седой кабан – не обращал на них внимания. Корробок не появлялся, и за это Джон-Том был ему искренне благодарен.
Слева от капитанского насеста был сооружен грубый временный навес. В его жиденькой тени, сгорбившись и вытянув ноги, сидела девушка лет шестнадцати, может быть, чуть старше. Вероятно, когда-то она была миловидна, но сейчас ее длинные белокурые локоны больше напоминали морские водоросли, налипшие на череп с блекло-голубыми глазами. Рост ее не превышал пяти футов. И она была совершенно нагой, если не считать тяжелого стального обруча на шее, от которого к палубе тянулась цепь, дававшая узнице свободу передвижений в радиусе десяти футов, и ни дюймом больше; этой длины как раз хватало для того, чтобы девушка могла добираться до борта и справлять естественные надобности на глазах у всего экипажа. Джон-Тому не составило никакого труда разглядеть ожоги и ссадины, покрывавшие почти все ее тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30