А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 




Виктория Угрюмова
Мужчина ее мечты



Виктория УГРЮМОВА
МУЖЧИНА ЕЕ МЕЧТЫ

Правда необычнее вымысла, потому что вымысел обязан держаться в рамках правдоподобия, а правда – нет.
Марк Твен

Глава 1

Кофе должен был закончиться только в четверг даже при самом неудачном раскладе, а вышел весь сегодня, то есть дня на три раньше. Я озверело скребла ложечкой по пустому блестящему донышку банки и размышляла о скоротечности жизни. Еще я размышляла о тщете всего сущего, так как именно мне, а не кому-нибудь другому предстояло выходить под проливной дождь в поисках жизненно важного продукта. Сия попытка совершить нечто похожее на подвиг вовсе не означает, что я безумно люблю кофе. Я пью его с отвращением, хотя и помногу. Просто он помогает сосредоточиться на проблеме.
Вас, естественно, интересует, какие проблемы занимают девицу двадцати пяти лет от роду, из той породы, которую любят джентльмены, – с зелеными кошачьими глазами, рыжей пышной гривой и ногами от плеч.
Отвечу сразу: отнюдь не любовные. Таковых у меня нет, потому что напрочь отсутствует личная жизнь. Это даже удобно, и со временем к подобному положению вещей привыкаешь. А если кто-то из джентльменов вознамеривается изменить установленный порядок и строит матримониальные планы, то их искренний душевный порыв вызывает уже не трепет и восторг, как в восемнадцать лет, но возмущение и соответствующие по масштабам репрессии.
Работаю я программистом в довольно солидной фирме, которой нужен результат, а не зрелище девиц на рабочем месте от звонка и до звонка. Иногда они даже платят зарплату. Это происходит внезапно и вопреки логике, а потому всегда выглядит как подарки судьбы; но благодаря им я имею возможность спокойно существовать в отдельной квартире, которая все-таки больше похожа на двухлитровую банку с раздельным санузлом, постоянно пополнять библиотеку и довольно часто покупать шляпы и перчатки. Без них жизнь мне кажется уж совсем пропащей.
Вечерами я обычно сижу перед телевизором и вяжу длинные шарфы и свитера, которые потом принципиально не ношу. А мой дом – с нежно пестуемым аквариумом и кучей экзотических растений в не менее экзотических горшочках – похож на вполне приличную оранжерею с прудиком, что побуждает меня крайне редко выбираться в командировки.
Что же касается личной жизни, каковая всегда интересует знакомых больше, чем даже самая активная общественная, признаюсь по секрету, что я вот уже много лет жду блондина своей мечты. В этом выборе удалось определиться не сразу. Вначале – мне как раз исполнилось четыре года – я страстно влюбилась в Жерара Филиппа и три года любила его вечно, после чего вероломно изменила ему с Ахиллом. Да-да, тем самым, из древнегреческих легенд. Ахилл должен был быть белокурым, синеглазым и божественно сложенным. В идеале я мечтала и о слегка откорректированном характере: меня мало устраивал бандит-меланхолик, воспетый Гомером.
В детстве легко веришь в то, что сам себе придумываешь: пресловутый блондин вошел в мою жизнь раз и навсегда. Но в последнее время поиски мужчины всей моей жизни пришлось отложить на неопределенный срок, потому что на пер вый план выступили иные задачи.
Началось все несколько недель тому.

* * *

Нетерпеливый звонок раздался неприлично рано, когда спросонья еще туго соображается. Поэтому сперва я доверчиво открыла все замки и щеколды, отворила двери, а затем уж осторожно спросила «кто там?» у того самого первого встречного, который топтался на моем половичке. «Кто» оказался нашим почтальоном Аристотелем Петровичем – милым и добродушным старичком, о котором можно сказать, что для своих пятисот лет выглядит он весьма неплохо.
В сухонькой ручке, похожей на птичью лапку, он едва удерживал огромный конверт. Такой, знаете, коричневый, из плотной оберточной бумаги, на котором на стыках выступают следы плохого клея. Не удивлюсь, если это я сама и склеила его на уроке труда в невинном детском возрасте (помните, была такая забава в младших классах?). Во всяком случае, теперь таких не делают, и конверт – хоть и не дышал седой древностью – напоминал о днях минувших.
– Распишитесь, деточка, – проскрипел почтальон, протягивая мне вчетверо сложенный листок. – Где-нибудь там…
На всякий случай я метнула на конверт быстрый взгляд: не могу сказать, чтобы наш «легконогий вестник» страдал склерозом и путал адреса, однако решительно некому было посылать мне такие письма. Но надпись, выведенная четкими большими буквами, да еще и красным цветом, уверенно гласила: «Нике Казанской», то есть мне, и отпираться было бесполезно. Да и любопытство уже одолевало. Вручив Аристотелю Петровичу заслуженные чаевые, я гордо прошагала на кухню, чтобы за чашечкой кофе насладиться эпистолярным наследием неизвестного пока что автора, но хитрющая судьба не дала мне такой возможности. Сперва забулькало и загрохотало в батарее, да так яростно, что перспектива кофейничать в тишине отпала сама собой. А потом произошло одновременно много всяких мелких и на первый взгляд незначительных событий…
Нужно сказать, что сосед сверху затеял ремонт, и это «счастье» настигло нас месяца четыре назад. Все это время у меня над головой пилили, сверлили, строгали и шлифовали; ломали и строили, стучали и периодически лишали света и воды все парадное. Наконец ремонт приблизился к долгожданной завершающей стадии, и именно в ту минуту, когда я расписывалась в квитанции, мимо меня двое рабочих проволокли наверх потрясающий, похожий на маленького слоника, пузатый унитаз – розовый и в мелкий цветочек. Вслед за ним остальные влекли на себе груду разнообразного хромированного железа и фаянса, так что на лестнице как-то вдруг стало шумно и людно.
Признаюсь сразу: розовый «слоник» очаровал меня настолько, что я проводила его долгим тоскующим взглядом. Не мне, а стокилограммовому дундуку с девятого этажа сиживать на нем долгими вечерами, невольно приобщаясь к высокому, – и где же, спрашиваю я вас, справедливость?
Когда я вернулась с небес на землю, то Аристотель Петрович уже прощался, а вот ступенек на десять ниже, на крохотной площадке между двумя пролетами, стоял и совершенно неприлично пялился на нас какой-то неприятный типус. И мало того что сам был противен (совершенно субъективно, конечно, лицо-то как лицо, ничего особенного), но еще и знаком до отвращения, а это странно, ибо он происходил как раз из тех блеклых людей, которых никогда не запомнишь. Эдакий усредненный эталон гуманоида – типичного представителя своей расы, по каковой причине их постоянно путают с другими типичными представителями. Именно их и рисуют на плакатах: «А ты отнес свои деньги в сберкассу?!!» С одной стороны – что мне за дело до этого типа? Стоит и стоит себе, к тому же рабочие во главе с неутомимым созидателем ремонтного хаоса сновали туда и сюда – и он вполне мог быть одним из них. А то, что смотрит не отрываясь… Ну, не он первый. И все-таки что-то странное было в этом человеке, что-то непривычное.
Это уже много после я поняла, что смотрел он таким внимательным и долгим взглядом вовсе не на меня…
А тогда отчаянно затрезвонил телефон, и гудки оказались длиннющие, с крохотными паузами. Междугородные звонки врывались в мою жизнь крайне редко, а точнее – никогда. Не было у меня знакомых в других городах. Но телефон надрывался, и кто-то на другом конце провода совершенно не собирался вешать трубку, словно уверенный, что я отвечу. Я устремилась было к аппарату, но тут из ванной раздался нежный звук, более всего напоминающий журчание весеннего прозрачного ручейка. А потом и сам ручеек, правда не такой уж и прозрачный и вовсе не весенний, весело хлынул мне под ноги из-под плотно закрытой двери, и тут уж мне стало не до звонка и не до конверта.
Сосед сверху приложил максимум усилий к тому, чтобы мы о нем долго помнили. В моей ванной с потолка через неведомо откуда взявшуюся дыру струился довольно приличный водопадик, и мне захотелось на мгновение пускать экскурсии: единственный частный водопад в двухкомнатной квартире! – завлекательно звучит. Но через пару минут выяснилось, что я отнюдь не монополист: уже бежали взволнованные соседи с нижних этажей, уже раздавался на лестничной клетке тот самый ропот возмущенной толпы, коего так боятся монархи. Когда я разъяренной пулей вылетала из квартиры, странный человек как раз спускался вниз. И тем самым резко контрастировал с остальными, рвущимися наверх. Но было не до него.
День выдался целиком безумный: пришлось побегать с ведрами, тряпками и спасенными вещами. Сушить и вытряхивать, развешивать на балконе и изыскивать скрытые резервы свободного пространства. Потом – наводить порядок в квартире, напоминающей лужок, с которого только что спала вода, договариваться с рабочими и сотрудниками ЖЭКа. Я не говорю уже о бурном общении с любимыми соседями.
Вполне естественно, что в этой суматохе я напрочь забыла о злополучном конверте. А когда вспомнила, дней пять или шесть спустя, то не смогла его отыскать. И даже допускала мысль, что выбросила его в куче пострадавших от воды бумаг – все могло статься. Эта утрата меня сильно не обеспокоила: в самом деле, разве можно что-то серьезное прислать в таком коричневом чудовище? Тем более что письмо наверняка было неофициальное, ведь любое учреждение обязательно ставит на конверте невероятное количество штампов и штампиков, а я помнила, что ничего подобного не наблюдалось. Еще могу с уверенностью сказать, что послание было увесистым, многостраничным. Но и это ни о чем не говорит.
Поразмыслив и так и эдак, я решила, что это чей-то розыгрыш, не удавшийся по причине стихийного бедствия, и совесть моя окончательно успокоилась.
Через неделю мне пришлось отправиться по делам в Закарпатье.
Была весна, и солнце там сияло и грело вовсю, а низкорослые каштаны уже начали цвести безумным розовым цветом, и воздух казался сладким. Бойкая толпа оголодавших за зиму голавлей, размахивая плавниками, дралась под мостом за семечки и крошки, вспенивая в пышную коктейльную шапку зеленоватую воду Ужа. И под табличкой: «Рыбная ловля запрещена» – скромно пристраивались заядлые рыбаки в цветастых сатиновых трусах, с бамбуковыми удочками наперевес. А в знаменитом кафе «Под Ужом», более известном в миру как «Под гадом», бойко торговали свежим, пенящимся пльзеньским пивом из мятых жестяных бочек, и аромат шашлыков искусительно витал над городом… И даже в обычной пельменной внезапно появились в меню кнедлики с грибами и картофельным пюре, которые так хороши с любым пивом, но и с портвейном неплохи, и с любым приличным белым вином. Отчетливое счастье – выйти поутру из гостиницы и спуститься по кривой узкой улочке, зажатой меж пузатых особнячков, увитых плющом и виноградом и похожих скорее на сказочные домики; успеть только-только к открытию, когда официантки добры и приветливы, а блюда свежи и горячи; и знать, что впереди еще целый день – солнечный и прелестный. И будут новые люди, новые знакомства, и можно никуда не торопиться, ибо жизнь в Ужгороде течет по иным законам, чем в столице, и время тоже другое. Знатоки и любители собирались вокруг высоких столиков маленькими группками и смаковали божественное кушанье, изредка перекидываясь многозначительными репликами по поводу новостей в литературе и искусстве. Новости сводились обычно к утверждению, что никто не написал ничего лучше «Мастера и Маргариты» и не снял ничего значимее «8 1/2». И почему-то никто не удивлялся, когда один из посетителей открывал футляр со скрипкой и начинал играть пронзительно-щемящее… Это я к тому, что задержалась в Закарпатье так долго, как только смогла. Единственное событие омрачило мое пребывание в Ужгороде: на одной из узеньких крутых улочек, весело сбегающих с горы мимо увитых виноградом особнячков, я заметила смутно знакомого человека. Он промелькнул и исчез за поворотом так быстро, что я даже не успела вспомнить, где могла его видеть раньше. Впрочем, в таком маленьком городе, как Ужгород, быстро начинаешь узнавать всех в лицо – и не станешь же бегать за каждым, чтобы уточнить первое впечатление. Особенно если оно не совсем приятное. Однако что-то мешало окончательно отделаться от мыслей о незнакомце. И не то чтобы я думала о нем день и ночь, но придирчивая ревизия обнаруживала-таки червячка сомнения, упоенно грызущего меня изнутри.
А вернувшись домой, я обнаружила, что в моей квартире кто-то побывал.
И это еще не все…

* * *

Короче, кофе крайне необходим, чтобы посидеть, подумать в тишине и одиночестве.
За окном творилось сущее светопреставление: дождь лил как из цистерны, опрокинувшейся именно над нашей улицей, и центнеры воды обрушивались вниз, смывая случайный мусор, песок и пыль. Натянув на себя жутковатого вида плащ, повешенный в прихожей специально для того, чтобы выбросить его при первом же удобном случае, обув какие-то допотопные сапожки, я выскочила из квартиры. И, только вымокнув до нитки во мгновение ока, поняла, что зонтик остался дома. Возвращаться за ним было уже бесполезно.
Знаете, что такое ирония судьбы?
Это когда мокрое как курица, встрепанное рыжее чучело в серо-буро-пошкарябанном плаще, собирающееся обрести всего-навсего стограммовую баночку кофе средней паршивости, становится в очередь и упирается носом в… мужчину своей мечты: красавца двух с лишним метров роста, как принято говорить – косая сажень в плечах, с немодной, но буйной шевелюрой, и ярко-синими глазами, и тонким аристократическим лицом. Короче, Ахилл, что еще скажешь? Правда, судьба все-таки преподнесла мне небольшую пилюлю.
Блондин моей мечты оказался… брюнетом.

* * *

Я стояла и любовалась этим чудом. Причем без какой-либо задней мысли, а просто как любуются всяким подлинным шедевром. В данный момент о знакомстве я даже и не помышляла: считала слишком разительным контраст. Для того чтобы привлечь внимание такого денди, несмотря на непогоду одетого абсолютно безупречно – в светлый костюм и элегантную шляпу, – нужно бы что-то поэффектнее моей мокрой гривы, похожей в этом состоянии на бурые морские водоросли. И что-то приятнее серого, унылого лица, отражавшего все мои неприятности и заботы. Словом, я на него обиделась. Он что, не мог появиться в моей жизни в более благоприятный момент? Некстати, ох как некстати случилась эта встреча. Теперь буду вспоминать о ней и сожалеть об упущенной возможности, а поделать ничего нельзя. Не подойдешь же, не сообщишь, что на самом деле ты белая и пушистая и только сию минуту, по несчастливой случайности, зеленая и пупырчатая. Наверное, я неприлично откровенно пялилась на красавца, которого неведомо каким ветром занесло в наш «спальный» район – я уж не спрашиваю о том, какая нужда заставила его встать в очередь за двумя бабушками в бакалейный отдел, где отродясь не водилось ничего, кроме несладкого сахара и пересохших бубликов. Впрочем, я достаточно взрослая девочка и привыкла делать то, что хочу, не оглядываясь на окружающих. Мне казалось, что глазею я на свою мечту исподволь и незаметно. Но, может быть, это только мне так казалось? Признаюсь, я не поверила своим глазам, когда воплощенная мечта сама двинулась по направлению ко мне.
– Разрешите представиться? – слегка поклонился он, приподнимая шляпу.
Обычно такое обращение меня покоряет, но, напомню, я была на него страшно обижена и потому холодно произнесла:
– Только в том случае, если у вас есть зонтик.
Обида обидой, но если зонтик все-таки есть, то он будет вынужден проводить меня до самого дома. И тогда какая-то надежда остается. Ну а не проводит, значит, это все равно не долгожданный Ахилл, и что толку о нем сожалеть? Говорят, женщины приводят подобные аргументы приблизительно со времен Евы. И эта логика отличается от железной тем, что не ржавеет.
Блондин… тьфу ты, брюнет слегка растерялся. Зонтика при нем явно не имелось, но я-то это заметила только теперь. Перемудрила.
– Одну минуту, – произнес он, стремительно удаляясь в сторону соседних прилавков.
Раньше, когда наш милый продуктовый магазинчик преобразился в подобие сельской лавочки, где рядом на одном столе можно найти лопату, обалденный богемский хрусталь и подозрительную сиреневую колбасу с зелеными вкраплениями, я радости по этому поводу не испытывала. Точнее, до последней минуты. А теперь я была готова чуть ли не благословлять запасливого директора, натащившего в небольшое помещение невероятное количество самых разных продуктов и предметов.
Жутковатые на вид зонтики, похожие на старые мухоморы, уныло топырились под самым потолком.
Молодой человек обвел их слегка ошарашенным взглядом, но все же решился: вытащил из кармана деньги и расплатился. Искомый предмет достался ему грязно-желтого цвета в странных потеках, но и это было лучше, чем старый мухомор, особенно же во время проливного дождя, когда цвет и форма принципиального значения не имеют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26