- Что-то ты слишком накрутил, уважаемый, сказал Ахтой, подходя ближе,
- в спорах мудрецов такой прием называется "ослепить ноздрю".
- О! Я слышу слова образованного человека! - воскликнул карфагенянин.
Углубившись в спор о приемах пустословия, оба забрались под тент на
корме и забыли обо всем на свете.
Астарт вглядывался в даль. В глазах рябило от солнечных бликов.
Безмятежно плескались волны. На сердце - гнетущая смутная тоска. Ларит
задумчиво сидела у мачты, прижавшись щекой к спящему ребенку. Ее мысли
были далеко. Ею вновь завладела богиня, заставляя все ночи напролет
молиться в слезах.
За бортом взметнулось веретенообразное большое тело и с шумом
шлепнулось в воду.
- Дельфины собираются в косяки - быть шторму, - произнес кормчий,
поглядывая на север.
"Ты прав, кормчий, - подумал Астарт. - Если море в ясный день
навевает тоску, значит, быть сильному шторму".
- Успеть бы до бухты, - вздохнул кормчий и велел разбудить
надсмотрщиков. Засвистели плети, ударил большой барабан, отбивающий ритм
для гребцов. Заскрипели тонкие точеные весла, вспоров поверхность ленивых,
отяжелевших волн.
Подул холодный ветер. Небо стремительно тяжелело, наливаясь лиловыми,
как жреческий пурпур, тучами. Волны выросли в холмы, дымящиеся сорванными
гребнями. Берег окутался пылью, словно ворохом растрепанной овечьей
шерсти. Кормчий направил судно к берегу, чтобы выброситься на песок. Но в
корму ударил сильнейший шквал. Матросы, не успев спустить парус,
распластались на палубе, схватившись за что попало. Косматый вал обрушился
на суденышко. Мачта рухнула, смяв доски палубы и придавив несколько
человек.
- Рубите канаты! - заорал кормчий, срывая голос, мертвой хваткой
вцепившись в рулевое весло.
Астарт ударил мечом. Мачту вместе с разорванным в клочья парусом
столкнули в бурлящее море. Раздавленных матросов унесли в трюм.
Яростно хлестали волны. Море плевалось в пробоину. Сильно пахло
водорослями, солью. Астарт и еще один матрос, привязавшись на крепких
концах к пеньку мачты, подбирались к пролому.
Судно заметно осело на борт. Кормчий яростно звал на помощь.
Надсмотрщик-нубиец, загонявший рабов в трюм, бросился на корму, но
оглушительный удар грома пригвоздил его к палубе. В море падали гирлянды
шаровых молний. Волна величиной с пирамиду Джосера накрыла судно и унесла
с собой еще одного матроса.
- Подойдите же к веслу! - орал кормчий.
Эред вырвался из трюма и, рискуя соскользнуть, по наклонной палубе, в
два прыжка преодолел расстояние до рулевого весла. Гребцы вцепились в
грубые сиденья и вскрикивали при каждой вспышке молний.
Удары волн трепали Астарта, словно мокрый лоскут. Его
напарнику-матросу удалось закрепиться в разбитом отверстии для весла. Они
вдвоем пытались зашить пробоину кедровыми досками, расшибая пальцы в
кровь.
Из трюма вылез мокрый до нитки чиновник. Волна сразу же сбила парик.
Чиновник вцепился в щетинистый пенек мачты и долго соображал, на каком из
концов висит Астарт. В чиновничьем усердии он взял на себя то, что прочел
в глазах жреца-карфагенянина: Астарта не должно быть. Взмах ножом - канат
перерезан.
- Астарт!
Ларит услышала нечеловеческий вопль Эреда, заметалась по трюму.
Карфагенянин взял ее за локоть, уговаривая успокоиться. Женщина стеганула
безумным взглядом и, прижав ребенка к груди, выбежала на палубу.
- Астарт! Мой Астарт" - закричала в исступлении Ларит.
Эред, скользя и падая, гнался за обезумевшим от страха чиновником...
Ребенок жалобно пищал, захлебываясь...
- В трюм! Быстро! - орал кормчий.
- Где мой Астарт?!
Ее радость, ее опору в жизни, саму жизнь - все в один миг поглотила
злобная стихия. Молнии с шипением исчезали в бешеных волнах.
- Где мой муж?
Ларит вырвалась из рук кормчего, не видя ничего из-за струившихся по
лицу волос. "Ваал, ты требуешь жертву?.. Ты всегда берешь самое дорогое!..
Ты не успокоишься, если не возьмешь, если возьмешь не то..."
Астарту удалось схватиться за канат, который волочится за каждым
судном специально для упавших за борт. Взлетая на гребень волны, он увидел
в сверкании молний женскую фигуру с поднятым к небу ребенком. Весь ужас,
всю боль Астарт вложил в вопль, но было поздно... И снова молнии,
клокочущая бездна, мрак.

27. БОГИ И ЛЮДИ
Очередная гавань на их пути. Скрип сходней, гром разноязычной брани,
завывания торговцев.
Уже нет с ними Эреда - скрывается где-то, боясь кары за изувеченного
чиновника. Астарт, раздавленный горем, все же нашел в себе силы,
позаботился о нем: послал через знакомых купцов деньги и добрый совет -
добраться до Левкоса-Лимена, где и хананеев много и от Карфагена далеко:
карфагенские власти силы не имеют...
Безучастная ко всему женщина стояла на галечном берегу с узелком в
руках. Астарт, закрыв лицо руками, сидел у ее ног.
- Меня ждут... - потерянный, леденящий голос.
Астарт взорвался:
- Тебе мало?! Мало наших бед? - Он вскочил, сжав кулаки. - Я тебя
убью, но ты меня не покинешь...
- Я принесла жертву... Я вернула тебе жизнь... - тусклый голос,
пустой взгляд, - и боги...
- Не хочу о богах!
- Меня ждут...
- Ларит!..
- Богиня зовет... я рождена в храме...
- Ларит, о Ларит!..
- Не может быть жрица женой, не смогла быть матерью...
Она медленно пошла к причалу.
- Ларит! - нечеловеческий крик заставил ее обернуться. Лицо ее
неузнаваемо исказилось, губы дрожали. Астарт никогда не видел ее такой -
некрасивой, чужой... Она подавила стон, готовый сорваться с ее уст, и
бросилась к поджидающей ее галере. Взбежала по крашеным сходням - их тут
же убрали.
Гребцы, повинуясь сигналу кормчего, навалились на весла.
Финикиец глухо зарычал и выхватил меч.
- Ненавижу жрецов! - лезвие рвало песок и галечник, высекая искры. -
Ненавижу богов! Проклятую жизнь!.. - Он поднял лицо к небу и заорал,
потрясая мечом: - О Мелькарт, баран с рыбьим хвостом! Я плюю в твои жадные
глаза! И ты, злая баба, Великая Мать!.. И все вы небожители - Адонис,
Эшмун, все благостные боги и боги зла - слушайте! Я отрекаюсь от вас! Я
буду жечь храмы и убивать жрецов. Нет у меня богов! Я сам себе бог!
Побледневший Ахтой схватил его за руку.
- Ты безумствуешь!
- Ты тоже жрец! Проклятое отродье! - Астарт взмахнул мечом.
- Да, я жрец, но бога, который был человеком.
Астарт выронил меч. В ушах стоял ее голос. С диким воплем финикиец
упал лицом в галечник.
- Был человеком... - Ахтой ссутулился над неподвижным телом. - На
небесах ему, видно, несладко. Человек рожден страдать.
Тоскующие крики чаек вторили его мыслям.


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. АРАБЫ В ЛИВИИ

28. ПОДАРОК ИСТОРИИ
Вершина финикийских мореходов - их плавание вокруг Африки в начале
VI в. до н.э. Но прежде времени они прошли долгий путь развития от
кочевников-скотоводов до всеми признанной нации сынов моря. Истории была
благосклонна к орде кочевников, переваливших через Ливанский хребет и
увидевших море. Шло время. Росли города. Бывшие кочевники познали прелести
оседлой жизни. Горные долины Ливана покрылись пашнями и садами. Ячмень и
пшеница, виноград и маслины - вот что стало заботой вчерашних скотоводов.
Многие из них связали свою жизнь с морем: море обильно рыбой, бухты полны
тюленей, а торговля с Израилем, Иудеей, Египтом приносила огромные
богатства, хотя предметом экспорта были пока только ливанский кедр и
пшеница. На месте рыболовецких деревушек возникли столицы княжеств и
держав. Так вырос Тир, так появились Библ, Сидон, Угарит...
В дофиникийское время на море владычествовал Крит. Критяне дали
народам Средиземноморья пиренейское олово, расчистив тем самым дорогу
бронзовому веку. Неизвестно, как бы сложилась судьба финикийских
государств, если бы не несчастье, обрушившееся на ионические народы.
Грандиозное переселение северных греческих племен на юг буквально смело
южно-греческие островные государства [по другим данным критская
цивилизация погибла в результате землетрясения]. Ионические племена, в
свою очередь, хлынули в Переднюю и Малую Азию, докатились до Египта,
встретили сокрушительный отпор и обосновались на средиземноморском
побережье между Египтом и Финикией. Пришельцы получили название
филистимляне, а завоеванным землям дали имя Палестина.
Эпоха морского владычества Крита завершилась. Зияющую брешь поспешили
заполнить финикияне. Они явились прямыми наследниками критян и
монополизировали морскую торговлю на целых семь столетий, пока
развивающийся гений эллинизма не вытеснил их навсегда. Своеобразным
подарком истории в полной мере воспользовался Тир, позже - его дочерняя
колония Карфаген. Они захватили всю торговлю с Иберией. Сидон и Гебал
(Библ) довольствовались Египтом и Эгейским морем.
Каприз истории вознес финикийского купца на небывалую высоту. Даже
цари Финикии не гнушались торговать. Мало того, вначале торговля вообще
была монополией царей. Цари или кто-нибудь из царского рода были, как
правило, верховными жрецами. Таким образом, финикийскими государствами и
колониями заправляли цари-купцы, а в храмах прославляли богов жрецы-купцы.
Господином Финикии стал купец, больше похожий на пирата, чем на почтенного
негоцианта. Финикийский купец, прославленный Гесиодом и Гомером,
хитроумный и пробивной, как Одиссей, воинственный, как викинг,
работоспособный, как мул, бессовестный, как сатана, и фанатичный, как
иудейский пророк, - все в нем отвечало духу времени. Он был создан
историей, как недостающее звено бесконечной цепи.
Финикийские корабли бороздили все известные древним моря. Первыми
после критян они вышли за Гибралтар в Атлантику, проникли в Индийский
океан, освоили Красное море, сумев договориться с арабами о
сосуществовании на торговых дорогах в Индию, Бахрейн, Цейлон.
Фараоны Египта пристально следили за красноморскими делами. Они всеми
мерами стремились удержать в своих руках торговлю с легендарным Пунтом,
дорогу к берегам которого проложила царица Хатшепсут еще в те времена,
когда предки финикиян доили коров и пасли овец. Финикияне, обосновавшиеся
на юге Аравии и захватившие торговлю Египта с Аденом, пытались сокрушить
египетскую навигацию в Красном море. Нехо II посылал военный флот с
карательными целями против финикиян и против арабов, их компаньонов.
Торговая война закончилась поражением семитов - арабов и финикиян. Пунт
остался монополией фараонов, но не более. Египет так и не смог захватить
торговлю с Аденом, этим крупнейшим транзитным пунктом древних торговых
путей. Индия тем более осталась недосягаемой для египетского купца.
Потерпев поражение в азиатских войнах, Нехо рьяно взялся за
внутренние дела. Расширение торговли с Пунтом - вот что, по мнению
Петосириса и прочих вельможных советников, способно было заменить Аден с
его индийскими товарами. Может, Ливия прячет за своими рифами и манграми
земли побогаче Пунта и Малабара? Как знать, во всяком случае фараон
пожелал иметь такие земли. Кто же будет искать их? Конечно финикияне,
славящиеся своей неприхотливостью в дальних походах и пронырливостью
прирожденных торгашей. Тем более на службе фараона - целый финикийский
военный флот.
Так история еще раз улыбнулась финикийскому купцу-мореходу, ибо
Великое Плавание вокруг Африки - улыбка судьбы. Сами финикияне никогда бы
не додумались до столь фантастического предприятия. Они были слишком
деловыми людьми, чтобы не видеть всю сомнительность задуманного при
небывалом риске к тому же. Финикияне никогда и нигде не плавали ради
открытий или романтики странствий. Всюду их таскала за собой
необходимость, в их паруса дул ветер коммерции или войн, которые для них
также являлись сферой коммерции.
Итак, история благословила финикиян на подвиг, которому долгое время
отказывались верить даже самые просвещенные умы человечества.

29. ЛЕВКОС-ЛИМЕН
Блеклое, прозрачно-бирюзовое море. Глиняный город. Зной. Пыль.
В тени глинобитных стен - куры с раскрытыми клювами. Ни дерева, ни
кустика. Сплошной массив серых плоских крыш, подбирающихся к самому краю.
И над всем - неумолимое, истязающее солнце. Всюду солнце, его лучи
зарылись в песок и жарят ноги жителям Левкоса-Лимена, сквозь стены
наполняют неприхотливые жилища сонной духотой, пронизывают морскую толщу,
теряясь в коралловых джунглях.
Ни звука во всем городе, все живое оцепенело, взирая на мир
летаргическими глазами. Даже упорный ветер пустыни хамсин, как ни
удивительно, затих на день-два, будто сраженный солнечным зноем.
Но вот затявкала где-то собачонка, заплакал малыш - первые
предвестники вечернего оживления. На постоялом дворе проснулся какой-то
матрос и огрел Вселенную бранью. Появились рабы-водоносы, поливальщики
улиц и кухонные слуги с охапками кизяка для ночных пиршественных очагов.
На постоялом дворе загремели черепками и послышались громкие
возбужденные голоса:
- Да перенесут мне боги глаза на затылок, если вру! - Морской бродяга
с массивной серьгой в ухе и с глубоким шрамом через лицо медленно
наливался гневом. - Сам видел! Когда Астарт поднял меч на Верховного жреца
Тира, небо вдруг треснуло пополам, ударила молния, и парень превратился в
мышь!
- Держи глаза, они уже на затылке. - Астарт лежал на кошме в самом
углу обширной трапезной, заложив руки за голову.
Матрос со шрамом затравленно оглянулся, еще никто не сомневался в
правдивости волнующей истории про мышь. Для пущей важности он разбил
кувшин.
- Ты, уважаемый, ударься лучше головой, - посоветовал Ахтой
совершенно искренне. Шум всегда раздражал мудреца, а пустая болтовня
лишала его философской выдержки.
Матрос задохнулся от гнева и удивления и разразился столь виртуозной
бранью, которую могла породить только глотка финикийского морского волка.
Разве можно смолчать, когда финикийца оскорбляет какой-то египтянишка,
притом жалкий и тощий, как цыпленок. Можно было бы стерпеть - куда ни шло,
- если бы не поверил в его слова кто-нибудь другой, ну хотя бы тот босяк,
что валяется в углу - сразу видно: хананей до кончиков пальцев, правда
обросший, словно мемфисский жулик. Но спустить египтянину?..
- Выходи, будем драться! - Матрос выволок Ахтоя на середину дворика.
- Выбирай: ножи, мечи, кулаки!
Астарт смотрел на обоих, стараясь заразиться веселостью, воцарившейся
в корчме, но пустота раздирала сердце. Его насмешливый тон был не менее
фальшив, чем история о мыши. И когда он улыбался, Ахтой в ужасе закрывал
глаза и терял нить размышлений.
- Кулаки, - выбрал жрец истины, - сначала я ударю, потом ты.
Все матросы, лежавшие на кошмах и циновках, захохотали. Грузный,
просоленный ветрами морской волк и тщедушный сутулый лекарь, похожий на
мумию, степенно вышли на середину двора.
Матрос набычился. Ахтой медленно обошел вокруг него раз, второй.
Нетерпение зрителей нарастало.
Хозяин постоялого двора поманил Астарта рукой и, когда тот подошел,
сказал:
- Саргад Альбатрос тебя ждет, парень.
Матрос обливался потом, а Ахтой все медлил.
- Бей! - не вытерпел матрос.
Ахтой с любопытством разглядывал его волосатый живот и вдруг несильно
ударил сухоньким кулачком в солнечное сплетение.
Матрос охнул и прошептал:
- Братцы... ничего не вижу.
- Ложись спать, к утру пройдет, - посоветовал ему Ахтой.
Астарт вышел в раскрытые рабом ворота...
- Приветствую тебя, адон Саргад из рода Альбатросов, - Астарт слегка
поклонился.
Могучий седовласый старец ударил в ладоши. Из полутьмы комнаты
неслышно выскользнула рабыня.
- Зажги светильник!
Он заметно сдал с тех пор, как в последний раз видел его Астарт:
постарел, поседел, лицо изрезали морщины, но фигура сохранила стройность,
а руки - силу.
При свете благовонных плошек старец не спеша разглядывал посетителя.
- Приветствую тебя. Астарт - твое имя? Так мне передал корчмарь.
Рабыня принесла молодое пальмовое вино, и оба финикийца сели за
низенький столик из красного дерева.
- Ты просишься с нами, - сказал старец, но все экипажи давно набраны.
И кто ты такой - никому не ведомо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31