А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Да. У короля Генриха есть два незначительных условия для его нового союзника. Конечно же, необременительных.
— Да уж, пожалуйста, — осклабился Лафитт.
— Король Генрих желает, чтобы товары Альбиона проходили через порт с такими же пошлинами, что и французские или испанские. И конечно, он хочет, чтобы новый правитель подписал билль Уилберфорса.
— И как же плантаторы будут жить без рабов? — спросил Лафитт.
— Будут им платить, как альбионские плантаторы. Английские фабрики примут весь хлопок, который вы сможете поставить, равно как и кофе, лен и индиго, по честной рыночной цене. Когда война окончится, континентальные рынки тоже будут открыты, а порт Нового Орлеана расположен выгодно и для речной, и для морской торговли. Ваши люди голодать не будут.
— Вы расписываете наше будущее прямо-таки в радужных тонах, мсье. Но сделать то, что вы просите, означает восстать против могущественной империи. Зачем нам свергать хозяина Европы? Почему бы Луизиане просто не остаться лояльной Франции и ее новому хозяину?
— Потому, что если корсиканец или его черный пес Талейран обещали вам Луизиану в обмен на верность, то должен вам сказать, что Наполеон обещаний не держит. Моя страна испытала это на своей шкуре, капитан. Так что учитесь на наших ошибках. Судя по донесениям, вы человек неглупый. Даже слишком умный, чтобы этот выскочка-император мог обвести вас вокруг пальца. Если Луизиана сама станет распоряжаться своим будущим, вам даже не надо будет слишком полагаться и на английского короля. Вы сможете найти собственный путь, как богатая страна, которая живет в дружбе с соседями и имеет могущественных друзей в Европе.
— Мой опыт свидетельствует, мсье граф, что мятежники быстро остаются без союзников и друзей вообще, — Лафитт явно считал дискуссию законченной, но Костюшко не собирался мириться с поражением.
— В случае, если Луизиана окажется истинной преемницей бурбонской Франции, этого не случится, — сказал Костюшко, с виноватым видом бросая косой взгляд на Луи. — Простите, Луи. Другого пути нет.
«Ну вот. В конце концов дошло и до этого».
Страшная усталость навалилась на Луи. Он до конца пытался перебороть свою судьбу, но, похоже, в конце концов она одержала победу.
— Значит, этот бедняга именно тот, кем считают его псы де Шарантона? Король? — Странно, но в голосе Лафитта послышалась нотка надежды, а два его военачальника подались вперед, ошеломленно глядя на Луи. Совершенно очевидно, что этой новостью Лафитт с ними не поделился.
Костюшко посмотрел на Луи.
— Я сын своего отца, — просто сказал тот. — Я Луи-Шарль Французский из Дома Бурбонов.
— Ни фига себе! — отозвался от двери Роби.
— Доказательства? — почти неохотно проговорил Лафитт.
— А вам они и вправду нужны? — пожал плечами Костюшко.
— Они есть. Бумаги, показания, драгоценности, — сказал Луи. — Аббат Конде, мой дядя, спрятал их в надежном месте. Он думал, что когда-нибудь я вдруг захочу вернуть свой престол. Если понадобится, я могу за ними послать. Но Костюшко прав. Доказательства вам не нужны. Вам нужна убедительная пешка, — не сдержался он.
— Значит, маленький король не желает править? — коварно спросил Лафитт.
— Мою семью уничтожили, — Луи смотрел прямо в глаза пирату. — Убили мою мать, отца, сестру. Всех, кого я знал. Добрых, ни в чем не повинных людей перерезали, как скот на бойне. И за что? За идею. Нет, не нужна мне ваша проклятая кровавая корона. Я поклялся, что скорее увижу весь народ Франции в аду, чем снова приму ее корону.
— Ах, ваше величество, но ведь корона Луизианы совсем не то что корона Франции. В Новом Свете мы можем основать новую нацию, соединив лучшее, что досталось нам от Старого Света, и лучшее из наших сердец. Это будет не нация французов или испанцев, а нация свободных людей, которыми правит лучший среди них.
— Меритократии король не нужен, — мрачно ответил Луи Лафитту.
— Но королю нужны советники и министры. И если какой-либо человек желает направлять короля, то не должен ли король быть лучшим из лучших?
Луи невольно усмехнулся, подпав под обаяние Лафитта.
— В королевстве, где все равны и нет рабов?
— Если так должно быть, — промолвил Лафитт, всем видом показывая капитуляцию по тому пункту, где, как он должен был понимать, он теряет все. — На борту капера рабов нет, и я считаю, что закон океана должен распространяться и на сушу. Но я сожалею… — он помолчал, не сводя с обоих пленников горящего взгляда черных глаз, и закончил: — что не могу в одностороннем порядке согласиться на ваше щедрое предложение. У меня есть союзники, которые придут в ужас, если я не посоветуюсь с ними. И я еще должен посмотреть, какое участие примет Англия в этой великой революции. Пришлет ли она корабли? Войска?
— Если переворот будет осуществляться силой, то я не хочу иметь с ним ничего общего, — быстро сказал Луи. — Если вы хотите взять Луизиану силой, то ищите себе марионеточного короля где-нибудь еще.
— Понятно, что вы не представляете себе истинного положения вещей в городе, мой друг, если считаете, что вас сочтут кем угодно, только не спасителем. Мсье граф, настало время для, как говорят англичане, серьезной политической сделки. Когда я во всех подробностях буду знать, что вы можете предложить, я посоветуюсь со своими союзниками.
Уэссекс пришел в сознание чуть ли не с неохотой. Придя в себя, он продолжал притворяться лежащим без чувств. Сначала надо понять, где он.
Стоял день. Он ощущал на лице солнечные лучи, ветерок шевелил его волосы, что означало, что он на открытом воздухе. Руки его обхватывали ствол дерева и были связаны за спиной. Уэссекс напряг мускулы и понял, что связали его на совесть. Затылок немилосердно болел, свидетельствуя о столкновении с каким-то твердым предметом в темноте на болотах. Ноги герцога были босыми.
«Никогда не пользуйся магией там, где можно обойтись дубинкой», — говорил некогда один из его наставников, и похоже, эта поговорка была универсальной. Очевидно, те, кто захватил его, не забывали этих слов, кем бы они ни были.
Сбежать легко и просто не получится. Его попытки высвободиться будут замечены задолго до того, как он сумеет это сделать. Изображать обморок больше не было смысла, и Уэссекс открыл глаза.
Он сидел на земле у дерева где-то глубоко в зарослях к западу от озера Понтшартрэн, на одной из естественных дамб, которых тут было великое множество. Его сюртук, жилет, шляпа, рапира и сапоги исчезли, а с ними — и оружие. Слева он видел гладь воды, спокойной, словно зеркало. Прямо из озера поднимались огромные деревья, словно подпирая небо. Отсюда не удерешь без лодки. Или карты.
По мере того как ощущения возвращались к нему, он начинал слышать звуки у себя за спиной — обычный шум небольшого лагеря человек на двадцать. Уэссекс несколько мгновений надеялся, что стал добычей обычной шайки разбойников или контрабандистов. Если так, то он сумеет их уболтать и выпутаться из заварушки живым. Но, с другой стороны, если эти люди связаны с теми ночными танцорами…
— Привет, белый малыш, — прогудел у него над ухом голос. Обладатель его находился вне поля зрения Уэссекса, и когда он передвинулся так, что герцог его увидел, Уэссекс еле удержался от изумленного возгласа.
Это была женщина — черная, как головешка, ростом около семи футов, с виду сильная, как бычок. Кожа ее и вправду была чернильно-черной, кожа чистокровной африканки. Ее белый тюрбан украшали пучочки красных индюшачьих перьев. На ней были мужская фланелевая рубашка красного цвета, ожерелье из янтарных бус длиной до самого пояса и широкая синяя поплиновая юбка, подоткнутая почти до колен. Огромные ноги женщины были босы. На запястьях ее сверкали золотые браслеты, в ушах висели громадные золотые кольца, а улыбка обнажала белые, крепкие как у волка зубы.
— Я Анни Крисмас, истинная дочь бури и грозы. Я могу одолеть, перепить и опередить в работе любого мужика на реке, и все мои дети — короли и королевы. Я могу видеть корни под землей и знаю, где по ночам растет мандрагора. Аллигатор боится меня, медноголовая змея боится меня, и ты будешь меня бояться, белая малявка, потому что я сверну тебе башку как цыпленку и суну тебя в котел, если мне не понравятся твои слова.
Уэссекс спокойно смотрел на нее снизу вверх.
— Добрый день, миссис Крисмас. Я герцог Уэссекский. Может, вы будете столь любезны развязать меня, чтобы мы могли поговорить как приличные люди?
Здоровенная негритянка закинула голову и расхохоталась.
— Я Анни Крисмас, а никакая не миссис! И все на реке меня знают. Разве что кроме тебя. Но ты меня узнаешь, белая малявка, прежде чем встретишься с Иисусом.
Громадная амазонка скрестила руки на груди и посмотрела на Уэссекса из-под тяжелых век. Наверное, так тигрица, превратись она в женщину, стала бы рассматривать свою жертву.
— Что ты делал в лесу, белый? — спросила она. — Зачем подсматривал за нами?
Уэссекс никогда не бывал в таком неприятном положении. Женщина явно хотела вызнать у него все. Уэссекс понятия не имел, сколько она уже успела узнать и что ей вообще надо. У него не было другого выхода, кроме как изображать полную невинность.
— Я гостил в одном из здешних поместий. Вышел вечером прогуляться и сбился с пути. Затем услышал барабаны. Поверьте мне, я не собирался нарушать ваш… праздник.
— Пусть об этом судит главный вуду. Он зовет тебя, и мы наденем на тебя амулетик, которым украшаем своих врагов. Эй, Цезарь, Реми! Идите-ка сюда!
На крик Анни выбежали двое крепких парней разбойного вида, один черный, другой белый. Уэссекс с ужасом увидел, что у одного из них в руках длинный моток веревки.
— Реми, ты закинь веревку на сук. Мы малость растянем его, а потом прирежем.
Реми осклабился, но Цезарь был встревожен.
— Это просто чокнутый белый, Анни. Может, в городе нам заплатят за него. Когда Ша… то есть Мом, вернется, мы сможем его зарезать.
— Может быть, может быть! А может, он лазутчик той черной змеи из города! Я поймала его, и я его убью! И тогда он ничего никому не расскажет!
Цезарь зашел за дерево и разрезал путы, а Реми отвернулся, держа в руках веревку.
Если посмотреть на происходящее со стороны, то Уэссекс должен был признать, что Анни Крисмас действовала весьма осторожно и предусмотрительно. Как только его руки оказались свободны, он вскочил на ноги, не думая ни о чем, стараясь использовать любой шанс бежать. К его удивлению, ни Цезарь, ни Реми не попытались его остановить. Реми просто оглянулся через плечо, увидел, что Уэссекс свободен, и снова стал забрасывать веревку на крепкий сук, в то время как Анни Крисмас, полуприсев, как борец, пошла навстречу к пленнику, разведя огромные ручищи.
— Давай, герцог, — прорычала она. — Потанцуй с Анни.
В этот момент герцогу перспектива состязаться в плавании с аллигаторами казалась более привлекательной, чем борьба с черной амазонкой, но выбор был не за ним. С быстротой молнии Анни бросилась вперед.
Уэссекс ударил первым. Такой удар оглушил бы мужчину и убил на месте обычную женщину. Анни же только хмыкнула, затем схватила его за руку и потянула к себе. Уэссекс пнул ее ногой в отчаянной попытке вырваться из железной хватки, но Анни Крисмас отмахивалась от него, как от ребенка. Она снова стиснула его в чудовищных объятиях.
— Не хотелось мне помять тебя, малыш. Анни хочет, чтобы ты целехоньким в петле подергался.
Уэссекс не мог вздохнуть. Мир вокруг выцвел, и медленно, теряя сознание, герцог прекратил борьбу. Мир отдалился и вдруг сделался ему безразличен. Анни повернула его, прижала к себе, вывернув ему руки за спину, и пошла назад. Он не касался ногами земли.
— Пошевеливайся, Реми, ленивый урод! А ты, Цезарь, держи веревку за конец.
Уэссекс почувствовал, как шею захлестнула веревка, но прежде, чем он успел что-либо предпринять, поднялся в воздух. Он вцепился в петлю — Анни не удосужилась связать ему руки — и попытался ослабить давление на горло, но петля была не такая, как сделал бы профессиональный палач, а со скользящим узлом. И чем больше он пытался ее ослабить, тем сильнее она его душила. Когда Анни взялась за веревку, Уэссекс был уже в двенадцати футах над землей, все еще пытаясь просунуть пальцы под петлю.
— Анни Крисмас! Что ты тут делаешь, девочка?
Смутно, сквозь бешеный шум крови в ушах Уэссекс услышал злобное рычание. Внезапно веревка ослабла, и он рухнул наземь. Полузадушенный герцог с трудом поднялся на колени и, быстро сняв петлю, забросил веревку подальше. Несколько мгновений он только судорожно дышал, вбирая воздух в горящие легкие.
— О да, дело идет все лучше и лучше, — послышался над ним знакомый сочувственный голос.
Уэссекс поднял глаза и встретил взгляд Гамбита Корде.
Непоседливый акадиец, уже раз спасший ему жизнь, выглядел лет на двадцать старше прежнего, хотя не виделись они всего два года. Шарль Корде, французский наемный убийца, был тогда одет как подмастерье крысолова, а сейчас наряжен по последней моде — от бутылочно-зеленого приталенного сюртука до шелкового полосатого жилета и сапог для верховой езды с высокими каблуками и с белой окантовкой поверху.
— Так что вы тут делаете, милейший? — спросил Корде.
— Дышу, — хрипло ответил Уэссекс, закашлявшись при попытке заговорить.
Корде протянул ему руку и помог встать.
— А ты что скажешь, девочка? — обратился Корде к Анни. Ее недавних помощников нигде не было видно, а сам Корде, казалось, вовсе не боится великанши.
— Мы нашли его на обряде вуду, и нам он не понравился, — сказала Анни. — Тогда я решила малость придушить его.
Корде переводил взгляд с Уэссекса на Анни и обратно, явно не зная, плакать ему или смеяться.
— Ладно, малышка, это была хорошая мысль. Но я этого человека знаю, и он не станет говорить ни с кем, кто попытается приставать к нему. Так что я его заберу и узнаю, что у него на уме, ладно?
Обняв Уэссекса за плечи — как ради поддержки, так и для того, чтобы показать свою благосклонность, — Корде повернул его, и они вместе пошли к лагерю, о существовании которого Уэссекс только догадывался. Он представлял собой любопытное зрелище — кучку палаток и хижин, старательно замаскированных, чтобы никто не мог их издали увидеть. Палатка, в которую повел его Корде, внутри оказалась неожиданно хорошо обставленной. Она невероятно напоминала штаб полевого командира, даже подробная карта была пришпилена в центре стола. Уэссекс глянул на нее — это оказалась карта Нового Орлеана и прилегавших к нему плантаций. Вся поверхность ее была утыкана разноцветными булавками и флажками.
— Вот, выпейте, — Корде сунул в руки Уэссекса стакан виски. Герцог с благодарностью выпил, на сей раз лишь чуть-чуть закашлявшись. Он отдал стакан Корде и сел на стул.
— Удивляюсь, что ваш напарник вас не выручил. Хотя я не думаю, что пуля могла бы повредить Анни. Она крепкая тетка.
Корде заговорил по-английски гораздо лучше, когда немного успокоился, но мимолетное упоминание о Костюшко мало утешило Уэссекса.
— Похоже, после нашей последней встречи с деньгами у вас стало получше, — заметил Уэссекс, кивая на сюртук Корде.
— А, это… — с отвращением сказал тот. — Я возвысился в этом мире с тех пор, как мы в последний раз встречались с вами, ваша светлость. Я теперь личный секретарь губернатора Нового Орлеана.
— Вы? — Уэссекс не сумел скрыть изумления. Корде скривился и отбросил с глаз непослушные рыжеватые пряди.
— Черный жрец заставил. То есть это он так думает. Шарантон, чтобы дьявол его в пекло уволок, думает, что я, — Корде развел руками, не сумев подобрать нужного слова, — пустое место. Так что он использует меня в своих планах и ведет со мной доверительные разговоры. Думаю, моя душа никогда больше не будет чиста.
— Ну, уж от вас-то разговоров о чистой душе я никак не ожидал, Корде, — насмешливо проговорил Уэссекс. — Скольких вы убили?
— Да не намного больше, чем вы, ваша светлость. — Гамбит с небрежным изяществом опустился в кресло, щедро налил себе виски и пододвинул бутыль гостю. — Итак, вы хотите меня спросить о планах этого паука. Потому и шли за мной от «Облаков»? Но вы очень сглупили, пойдя на грохот барабанов, милейший, и это истинная правда.
Корде явно был уверен в том, что они с Костюшко работают в паре и что он пал жертвой какого-то их хитроумного плана. Уэссекс не намеревался выводить его из заблуждения.
— Значит, вы теперь работаете на «Белую Башню», Корде? Опасно вести двойную игру, — сказал Уэссекс. Сочувствие в его голосе было неискренним, но он действительно жалел Корде как человека, который столько месяцев работал рядом с де Шарантоном.
— Нет, не на «Белую Башню», ваша светлость. Я служу прекрасной Луизиане. — Корде прикончил виски одним глотком, словно это была простая вода. Казалось, после этого ему стало легче дышать.
— Вы удивляетесь, почему Бонапарт послал сюда Шарантона, но нам интересно, зачем де Шарантон так стремился сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38