и о том, что «Комитет дружбы» завода Кавадзои, основываясь на тех же принципах согласия и взаимного доверия, на каких устанавливаются отношения между родителями и детьми, должен направить все свои усилия на возрождение Японии и действовать в духе взаимного доверия и искренности.
И те, кто понял, о чем говорил Сагара, и те, кто ничего не понял из его речи, захлопали в ладоши, и директор, закончив на этом свое выступление, вернулся в контору.
Наконец на сцене появился Касавара: — Вот, как сказал только что председатель комитета, мы с полной откровенностью высказали свои предложения, записали и собрали их...
Собрание несколько оживилось. Надежда и беспокойство охватили рабочих. Они чувствовали, что этот вопрос имеет прямое отношение к их повседневной жизни. Служащие толком не знали, в чем дело, и высказывали откровенное недоумение и недовольство, так что Араки чувствовал себя чуть ли не заговорщиком.
— Прошу кого-нибудь из рабочих — членов организационного комитета — выступить и разъяснить сущность дела... — сказал Касавара, спускаясь со сцены.
Прошло две минуты, три...
— Да скорее же!
Но члены комитета, сидевшие возле сцены, только подталкивали друг друга. Из зала уже начали раздаваться свистки. Работницы — члены комитета — прятались друг за дружку. Среди них были и старосты, но даже они робели: ведь девушкам впервые в жизни приходилось участвовать в организации вместе с мужчинами.
— Да выходите же! Выходите! Теперь уже шумело всё собрание:
— Выходи на сцену! Давай!
После некоторого препирательства между Оноки из токарного и Икэнобэ из экспериментального цеха на сцену, наконец, поднялся Икэнобэ.
— Всего подан 721 голос, воздержавшихся 163...— громко и торопливо читал Икэнобэ по бумажке. Стоя на сцене в своей синей вылинявшей спецовке, он против ожидания не чувствовал робости.
После каждого требования рабочих, которое он зачитывал, по залу словно вздох пробегал.
— Параграф первый. Сделать печи в женском общежитии, поставить в комнаты хибати. За это предложение подано 258 голосов. Параграф второй. Наладить водопровод, чтобы трубы не замерзали, — 208 голосов.
В зале загремели аплодисменты. Всех, даже смущавшихся работниц, охватило радостное оживление, когда со сцены зачитывались их предложения.
— Параграф третий. Устроить сушилку—137 голосов,— торопливо читал Икэнобэ. — Параграф четвертый. Разрешить пользоваться казенными велосипедами в нерабочее время — 91 голос.
Последнее предложение, по-видимому, было выдвинуто рабочими из окрестных деревень, и внезапно чей-то голос из зала крикнул: «Правильно!»
Дальше шли параграфы, также касавшиеся насущных, повседневных нужд рабочих. В действительности, предложений было подано гораздо больше, чем выдвинутые семь параграфов, — попадались и записки такого рода, как «Цены чересчур высоки!», или вдруг такие, уже совсем неофициальные строчки, как «Сил моих больше нет!»
Араки и Касавара не знали, как сформулировать и обобщить подобные записки. Но и те семь пунктов, которые зачитал Икэнобэ, повлекли за собой непредвиденное осложнение. Поводом к этому неожиданно явилась заключительная фраза выступления Икэнобэ.
— Итак, изложенные семь параграфов — это и есть наши требования, — сказал Икэнобэ, заканчивая свое сообщение. Он хотел уже было спуститься со сцены, но тут—странное дело — аплодисменты вдруг стихли.
— У меня вопрос, у меня вопрос! — размахивая рукой, кричал какой-то человек из группы служащих.
Икэнобэ, растерявшись и не зная, что ему отвечать, молча стоял на сцене. Поощряемый несколькими голосами, старший мастер гранильного цеха Тидзива, в пиджаке из домотканной материи, с аккуратно расчесанным пробором на голове, уже поднимался на сцену.
— Я ни в коем случае не собираюсь выступать
против пожеланий наших рабочих... — Тидзива славился своим красноречием даже среди работников заводоуправления. Жестикулируя, он слегка улыбался, но лицо его побледнело от скрытого волнения. — Однако я хочу заметить, что такое слово, как «требования», звучит не очень-то мирно. Это слово звучит враждебно, провокационно...
Араки вскочил с места и крикнул, что если слово «требования» в данном случае не подходит, то его можно заменить словом «предложения», но было поздно. Красноречие Тидзива уже нашло себе поддержку. Послышались реплики:
— Какие могут быть требования, когда Япония переживает позор капитуляции!
Женщины, составлявшие больше половины всех рабочих завода, молчали. Из рядов, где сидели мужчины, оттуда, где находились демобилизованные, доносились возгласы:
— Выдержка и терпение!
— Держись, Икэнобэ! — внезапно раздался, перекрывая шум, чей-то голос.
Все оглянулись. Это кричал из задних рядов Фуру-кава. Всё это время он, казалось, не видел и не слышал ничего, что происходило вокруг. Согнувшись, обхватив колени руками и спрятав в них лицо, он сидел в самом конце зала, изо всех сил стараясь не разрыдаться громко.
Но теперь он встал во весь рост. Глаза у него были еще красны от слез.
— Так тоже сойдет, держись!
Дружный смех прокатился по залу. Забавными показались и этот неожиданный возглас, и весь облик Фурукава — он грозно повернулся в сторону Тидзива, как бы спрашивая: «Ты еще откуда тут взялся?»
Среди общего шума и неразберихи громко прозвучал гудок, призывавший к началу работы.
Утром следующего дня директор Сагара обошел завод и, вернувшись в свой кабинет, закурил, рассматривая лежавшие на столе бумаги.
— Фурукава?.. Дзиро Фурукава?..
Вчера он разрешил принять его на работу и сейчас, увидев рапорт начальника отдела личного состава, припомнил этого рабочего. Энергичный, сообразительный парень, посещал вечернюю школу и занимался очень усердно... Солнечные лучи падали прямо на плешивую голову Сагара. Он встал, опустил штору и снова уселся в кресло, уже не думая о Фурукага. С того времени как завод возобновил работу, внешний вид Сагара изменился до неузнаваемости. Его лицо с коротким носом, широкими ноздрями и толстой, поросшей седоватыми усами верхней губой приобрело выражение уверенности и твердой решимости.
Нечего и говорить, что теперь, когда начался процесс перехода промышленности на мирные рельсы, даже ответственным членам правления будущее казалось не совсем ясным. Завод еле-еле налаживал выпуск электрочасов, ограничителей, небольших электросчетчиков. Сразу же после 15 августа финансовые органы были парализованы и до сих пор еще не оправились, сырья тоже не хватало и приходилось ломать себе голову, изыскивая, откуда бы его получить. Но Сагара теперь был до некоторой степени спокоен за будущее, и нужно сказать, что у него имелись к тому кое-какие основания.
Утешительным было прежде всего то, что император находился в безопасности. Это Сагара знал от членов правления, теперь об этом можно было уже говорить с уверенностью. Вторым благоприятным обстоятельством было то, что формирование кабинета поручено Сидэха-ра, а Сидэхара — это всё равно что поверенный в делах концерна Мицуи. Правда, в заявлении Трумэна говорилось о том, что японское правительство будет толь-.ко проводником политики оккупационных властей, но уже один тот факт, что во главе кабинета поставлен Сидэхара, внушал чувство спокойствия. И, наконец, последнее утешительное обстоятельство — одна треть капиталовложений компании принадлежала американским капиталистам.
Директор Сагара окончил среднее техническое училище ценой больших лишений, а высшее образование получил благодаря стипендии, которую ему платил концерн Мицуи. Сагара был убежден в том, что каждый может сделать карьеру. Дослужившись до звания советника второго ранга, он имел право присутствовать на заседаниях правления, но по существу роль его во
время этих заседаний сводилась только к тому, что он отвечал на вопросы, которые ему задавали. Однако его раздражала детская растерянность и нерасторопность ответственных членов правления, не умевших ничего предпринять против рабочего движения, которое активизировалось и крепло после войны и уже явственно давало себя знать на главном заводе компании. Руководствуясь своим жизненным опытом, Сагара готовился принять против профсоюзного движения меры.
Уж по крайней мере у себя, на заводе Кавадзои, он сумеет показать, что значит действовать по методу Сагара!
В дверь постучали, и Сагара, не вынимая папиросы изо рта, поднял голову.
— Войдите!
— Я пришел по поводу очередного заседания «Траурного общества», которое должно состояться сегодня вечером... — перед директором, вытянувшись, стоял начальник общего отдела Комацу. — Я хотел бы посоветоваться относительно расходов по устройству...
«Траурное общество» возникло в начале октября, вскоре после того, как завод начал работать, и было организовано с целью отмечать дату капитуляции Японии. Основное ядро общества составили служащие заводоуправления, главным образом демобилизованные. По их инициативе оно и было создано. Сегодня должно было состояться второе заседание общества.
— Ну, что касается спиртного, это я беру на себя,— с коротким смешком произнес директор. — Но только... видите ли... как бы это сказать... нынче ведь наступила эра демократии... Следов ал о, бы, пожалуй, изменить название общества. Иначе можно попасть в неловкое положение, а? — Усаживаясь поудобнее, директор указал рукой на стул. — Да вы садитесь.
Комацу не ответил на это приглашение. Директор, отодвинув лежавшие на столе бумаги, некоторое время молчал, поглаживая усы, и вдруг, неизвестно по какой ассоциации, спросил:
— Кстати, эта барышня, сестра Торидзава-кун, это что же — ваша невеста?
— Никак нет, — без улыбки отвечал Комацу.
— Она... хорошенькая... можно сказать, красавица, а?
— Так точно.
Директор, не совсем поняв выражение лица своего собеседника, некоторое время продолжал улыбаться. Потом заговорил о другом.
— Да, между прочим, я слышал от Такэноути, будто Торидзава-кун собирается начать какое-то дело, открыть завод, что ли. Это правда?
— Совершенно верно. Он думает открыть деревообделочную фабрику.
— Гм, гм... — директор склонил голову набок. — Надо же всё-таки иметь хоть какой-нибудь опыт... А так ведь это рискованно... — Выражение его лица говорило о том, что он никак не может взять в толк, зачем понадобилось помещику, избалованному барину, затевать подобное дело. Однако ответ Комацу заставил его удивленно поднять глаза на молодого человека.
— Видите ли, в настоящее время, если только помещик не хочет сам стать крестьянином, ему не остается ничего другого, как переключиться на промышленность.
— Это справедливо, — директор вспомнил газетную статью, которую читал несколько дней тому назад. В статье говорилось, что главный штаб оккупационных войск в ближайшее время сделает парламенту напоминание относительно проведения земельной реформы. Как ни далек был Сагара от того, чтобы интересоваться чужой судьбой или сочувствовать кому-либо, но всё-таки, когда он вспомнил об этом, ему стало не по себе.
— У меня есть просьба к господину директору,— заговорил Комацу. — Нельзя ли устроить Рэн Торидзава на службу в заводоуправление?
Директор удивился:
Что такое? По зачем же это? Ведь если, допустим, даже у них отберут землю, так ведь лесные-то участки должны сохраниться... Не может быть, чтобы они так уж сразу попали в тяжелое положение.
— Нет, дело совсем не в этом,— Комацу исподлобья пристально смотрел на директора. — Это ее собственное желание.
— Собственное желание? Ну, поскольку это сестра Торидзава-кун... — директор на мгновенье задумался. С тех пор как завод возобновил работу, он принимал только таких людей, которых сам считал подходящими.
— Это, конечно, блажь. Ну, да ладно... пусть работает.— Взглянув на собеседника, он засмеялся: — Это, верно, и по вашему желанию тоже?
Комацу встал и поклонился.
— Благодарю вас.
Директор проводил его глазами. Комацу оставался невозмутимым, даже когда с ним шутили. «Мудреная пошла нынче молодежь», — подумал Сагара. Но не успел Комацу выйти из кабинета, как в дверь просунулась голова Такзноути:
— Господин директор, пришли рабочие, просят принять их... Говорят, что хотят видеть господина директора.
Такэноути с несколько обеспокоенным видом придерживал дверь, поглядывая своими маленькими глазками то в коридор, то в кабинет.
— Что такое?
Из-за спины Такэноути уже показался смущенно улыбающийся старший мастер сборочного цеха Касавара; рядом с ним, едва доставая ему до плеча, выглядывал Оноки, дальше виднелось серьезное и сосредоточенное лицо Икэнобэ и за ним несколько девушек-работниц.
— В рабочее время? Что это значит? — в голосе директора послышались грозные нотки.
— Нет, сейчас уже обеденный перерыв. Мы хотели застать господина директора, пока он не ушел. — Стоявший впереди всех Касавара слегка поклонился.
В самом деле, завыл гудок на обед.
Такэноути продолжал придерживать дверь с таким видом, что непонятно было — не то он рекомендует рабочих, не то предостерегает от них. Директор мрачно смотрел, как рабочие теснятся у порога.
— В чем дело? Это что еще за заговор?
— Нет, мы никакого заговора не устраиваем, — на лице Касавара появилась дружелюбная улыбка. — Вчера на собрании рабочие высказали несколько предложений... Как говорил в своей речи господин председатель комитета, всё без утайки, с полной искренностью... И вот мы хотели просить...
— Ну, и дальше что? Конечно, директор уже знал от Такэноути о том, что
произошло вчера на собрании. Пока Касавара излагал
просьбы: поставить печи в женских общежитиях, принять меры против замерзания водопроводных труб,— Сагара с угрюмым видом поворачивал голову то вправо, то влево и вдруг, прервав мастера на полуслове, рявкнул, обращаясь к рабочим, всё еще стоявшим в дверях:
— Входите сюда! Сюда, говорю!
Когда рабочие робко вошли в кабинет, он пристально оглядел всех.
— Ты, кажется, из экспериментального? Фамилия?
— Синъити Икэнобэ. — Икэнобэ, чуть побледнев, поклонился.
— А твоя? Яманака? Так, что ли?
Хацуэ, стоявшая позади всех у стенки, поклонилась, заливаясь краской до самой шеи.
— А ты из токарного?
— Так точно, Оноки Кумао, — сердито ответил маленький человек в очках.
— Та-ак. — Директор еще раз обвел внимательным взглядом растерявшихся, сбившихся в кучу людей и фыркнул.
— Что, верно, Араки-кун подбил вас на это?
— Что такое? — Касавара вспыхнул и поднял голову.— Вовсе нет. Это решено голосованием.
— Ведь вы, господин директор, сами говорили, что нужно действовать чистосердечно, при взаимном доверии...— кусая от волнения губы, сказал Икэнобэ, и директор сердито посмотрел на него.
В эту минуту маленький человек в очках проговорил неожиданно громко:
— В таком холодном общежитии, как у работниц, и круглый год без отопления... Это, как хотите, чересчур...
Голос Оноки звучал просто и непринужденно. В нем чувствовалась решительность, и это придало мужества остальным, но директор, подняв голову, громко заявил:
— Это мне известно. — Он сделал паузу и еще раз обвел всех взглядом. — Я прекрасно знаю всё это и без ваших напоминаний. Такие мероприятия осуществляются только с разрешения компании. В женских общежитиях нет отопления еще со времен Кадокура, это не новость. Разумеется, компания думает об этом, но в настоящий момент, когда страна капитулировала, когда
еще не решена судьба самой компании, есть дела и поважнее...
Под свирепым взглядом директора даже стоявшие впереди рабочие-мужчины опустили глаза. Они не ожидали, что директор займет такую непримиримую позицию.
Такэноути, который стоял у стола, словно собирался вмешаться, увидев, что дело приняло такой оборот, незаметно выскользнул из комнаты.
— Убирайтесь отсюда! Если будет какая-нибудь просьба, так приходите по одному, а не такой шайкой!
Директор мрачно смотрел вслед рабочим, наблюдая, как они выходят из кабинета. Первыми вышли стоявшие у самых дверей работницы и последним уныло сгорбившийся Оноки. Когда за ними закрылась дверь, Сагара сердито сунул окурок в пепельницу.
Выпроводив делегацию, директор до самого вечера усиленно занимался делами. Без устали сновал он из цеха в цех, по комнатам заводоуправления, до тех пор пока не прозвучал гудок, извещавший об окончании рабочего дня, и за директором не пришли распорядители из «Траурного общества».
Сагара ничуть не сожалел, что так грубо прогнал рабочих. С точки зрения директора, все эти их предложения были просто каким-то недоразумением. Конечно, он говорил, что «Комитет дружбы» должен действовать в духе взаимного доверия, на тех же началах, на которых строятся отношения между родителями и детьми. Но вместе с тем дети должны были оставаться детьми, а руководить ими надлежало родителям. Но вот подобные выходки, как приход этой делегации, — это было нечто неслыханное, возмутительное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38