Этот в общем деловой разговор чем-то его не устраивал. Недопустимо игривый тон. Он не думал, что женщина, в которую влюблен (или же был влюблен) его сын, должна быть вне подозрений, но какое-то чувство уважения к Генераловой в нем жило. А тут вольно или невольно ее имя снова выплыло в связи с ограблением магазина.
«Ерунда на касторовом масле».В устах Ивана Ивановича это выражение означало «верх нелепости». Его любимое ругательство. Оно перешло к нему от матери. В голодном 1933-м мать готовила семилетнему сыну такое лакомство: деруны на касторовом масле. Если касторку хорошо прожарить, не будет пагубных последствии. А поспешишь — пеняй на себя... Словом, голод — не тетка и нужда — не теща: научат щи лаптем
хлебать.Подъехал Строкун, распахнул дверцу и обругал Орача:
— Чертов Иван! Выбросил курево, а там было полпачки. Во рту — горчица с полынью и голова — базарным арбузом. На-ка, попробуй на спелость,— он зажал свою голову руками, будто это и в самом деле был арбуз.— Убежден: не реквизируй ты сигареты, «мебельный» не ограбили бы. Я же без курева ни черта не соображаю.
Строкун вышел из машины.
— Что у нас тут прописывается?
Иван Иванович доложил о ловких бородачах, которые действовали нахально и самоуверенно. Строкун, выслушав сообщение, спросил:
— Что бы сделал ты, Иван Иванович, «одолжив» у ротозеев шестьдесят семь тысяч рублей?
— Я бы постарался как можно быстрее смыться. Забиться не знаю куда, надежно упрятав то, что досталось.
— Считай, что уже сороковую минуту они следуют твоему совету. Правил уличного движения не нарушают, не дай бог привлечь к себе внимание работников ГАИ. Какая у нас средняя скорость движения транспорта по центральным улицам города в часы пик? Во-сем-над-цать! — ответил Строкун на свой же вопрос.— Значит, бежевый «жигуленок» с квадратненькой сумой-корзинкой из «тяжелого» брезента уже покинул пределы Донецка.
Строкун вдруг рассердился и шикнул на своего водителятами! Да разживись ты где-нибудь приличными сигаретами.
Водитель открыл маленький багажничек, который называют «бардачком», и извлек из его глубины бордовую пачку сигарет «Мальборо».
— И молчал! — обрадовался Строкун.
— А вы же не спрашивали. Ругали Ивана Ивановича — было, а у меня не спрашивали.
Закурив, Строкун сразу подобрел:
— Другое дело... Теперь-то уже непременно...
— А по машине СЛГ 18—17 ничего не прописалось? — осторожно спросил Иван Иванович, не называя фамилии Екатерины Ильиничны.
— Послал Смородин какого-то олуха! — чертыхнулся Строкун.— Предупреждал же: симпатичного, умного... А этот явился к Генераловой: «Откройте багажник вашей машины, надо проверить его содержимое». Ну она его и послала... куда подальше. Предъявите, говорит, ордер на обыск. На дороге вы имеете право проверить, что у меня в багажнике, а в гараже — нужен ордер.
Они помолчали. Выкурив одну сигарету, Строкун тут же прикурил от нее вторую: он истосковался по куреву.
— Вот что, Иван Иванович, поезжай-ка ты к Генераловой сам,— решил замнач областного управления.— Машина! Сейчас все дело в машине. А здесь,— кивнул он на здание магазина,— пока обойдутся без тебя. Я присмотрю.— И с досадой воскликнул: — За пятьдесят семь секунд управились! А магазин-то на бойком месте. Наверняка примерялись несколько дней: подъезд, место стоянки машины — основное, запасное; график работы магазина, время инкассации... Все учли. Словом, крутились вокруг да около, не невидимки же! Кто-то их видел. Допустим, бороды у них липовые. А каковы они в натуре? Очень уж хочется увидеть их бритыми. Я займусь магазином, а на твоей совести, Иван, машина Генераловой. Не мне тебя предупреждать о деликатности.
ФУНТ ЛЮБВИ И ЛИХА
По рации басил голос начальника ГАИ Смородина: — Вертолеты проверили короткую дорогу на Таганрог до самого Старобешево. Ничего подозрительного. По Мариупольскому шоссе есть пара машин на примете: ближняя к нам — километрах в восемнадцати-двадцати, самая дальняя километрах в шестидесяти: проехала волновахскии пост ГАИ. Дежурного на посту предупредить не успели,
и он не обратил внимания на машину, тем более, в районе поста она прошла в пределах дозволенного: сорок километров, «Жигули» светло-серого цвета, за рулем — женщина. «Женщина...» — подумал Иван Иванович, оценивая новые факты. Ни в материалах, накопленных розыском, ни в докладах участкового Дробова сведений о женщинах, причастных к ограблению «Акации», не значилось.
Видимо, то же самое подумал и Строкун, отозвавшийся на призыв начальника управления ГАИ.
— Женщина... Миновала волновахскии пост... За сорок пять минут —- шестьдесят километров по трассе... Да если учесть, что от магазина до шоссе не менее пятнадцати. В часы пик... А твой гаишник случайно бородатых в машине не приметил?
— Ничего не говорил об этом. Женщина за рулем. И — все. Ехала нормально. Возможно, за постом увеличила скорость. Других сообщений пока нет.
— И все-таки пусть под Мариуполем ее встретят: серия, номер и по части бородатых спутников в спортивных костюмах. Впрочем, не исключено, что в дороге они побрились. Действовать со всеми предосторожностями!
— Встретим на городской развилке,— пообещал полковник Смородин,— я уже распорядился.
— А не поздновато на развилке? — усомнился Строкун.— Не вильнула бы куда в сторону.
— Хорошо, сработаем с опережением, встретим на въезде в город. Только вы, Евгений Павлович, сами же усомнились: вряд ли это наша желанная.
— Судя по всему, на нашу не похожа... Или же она чемпион авторалли. Но на всякий случай, чтобы потом не корить себя за ротозейство.
— Выставим пост на въезде в город,— заверил полковник Смородин.— Других «скоростников» перехватим на волновахском посту.
— Только со всеми мерами предосторожности,— напомнил Строкун.— Не забывайте об автомате и пистолете.
— Примем меры. Усилим пост, срочно подошлем автоматчика в жилете. На въезде в Мариуполь тоже не помешает выставить вооруженный пост.
— Действуйте,— дал добро Строкун.
— А вот по машине Генераловой,— виновато заговорил полковник Смородин,— компот с пирогами из старых ботинок прописывается. Сняла Екатерина Ильинична машину с колодок и, как мне стало только что известно,
двадцать шестого апреля начала обкатку... в компании с давним другом. На вопрос моего гаишника, который остановил ее за превышение скорости, что побудило Генералову так рано открыть сезон, ответила: «Хорошая погода».
— Погода — вполне,— согласился Строкун.— Двадцать девятое апреля, а на дворе уже раннее лето. Я бы на ее месте тоже не стал дожидаться середины мая. Но вот что, Виктор Васильевич, этот друг дома в былые времена не садился за руль бежевого «жигуленка» с номерным знаком СЛГ 18-17?
— Как не садился, у него доверенность на управление этой машиной! Доцент генераловской кафедры Тюльпанов. Только ездит-то он, не в пример Екатерине Ильиничне, строго по правилам. Образцово-показательный водитель. На булавочку бы такого, в формалин и в кунсткамеру!
— Что это вы, Виктор Васильевич, катите бочку на молодого ученого? — удивился Строкун.— Образцово-показательный водитель, а вы его — на булавочку да в кунсткамеру?
— Академиков уважаю,— пробурчал полковник Смородин.
— На свидание к Екатерине Ильиничне отправился Орач,— сообщил Строкун.— Где-то уже на подъезде.
— Не завидую. Мой гаишник успел задать ей несколько... неудачных вопросов. Взбеленилась.
Рация щелкнула, разговор прекратился. «Жигули» бежевого цвета СЛГ 18—17. Пока это был всего лишь факт, требующий уточнения. Версия нуждается в проверке, а факт — лишь в уточнении. Достаточно побеседовать с хозяйкой на тему: как вы провели сегодня этот чудесный весенний день, хороши ли дороги?.. За зиму наплодилось колдобин и ям... Не зима, а сплошное наказание: то морозец прихватит, то теплынь верх возьмет. Дождь — снег, снег — дождь. Порвало асфальт. Ремонтировали наспех весною, по мокропогодью, вот и пошло все прахом. Словом, не выезжала ли, уважаемая Екатерина Ильинична, сегодня ваша машина? Кто сидел за рулем? А где вы были в это время? Потом, как бы невзначай, заглянуть в багажник. Заглянуть во что бы то ни стало, даже если уважаемой Екатерине Ильиничне эта проце* дура покажется неприятной, оскорбляющей ее самолюбие: «Обыск? У меня? А где санкция прокурора? Не по-зво-лю!!! Я буду жаловаться! Не имеете права!»
Все верно, Екатерина Ильинична, без санкции прокурора делать обыск никто не имеет права. Но разве это обыск?
Так небольшой досмотр с вашего согласия. Желание убедиться, что в вашем багажнике не было, нет и не может быть ни квадратненькой сумки-корзинки из тяжелого брезента, ни железного ведра... А если «вещдоков» нет ни в багажнике, ни в вашем гараже*, то это значит, что ни вы, ни ваш «жигуленок» не имеют отношения к данному «дорожно-транспортному происшествию» (назовем так условно ограбление мебельного магазина, зачем вас волновать, давать повод для праздных разговоров с друзьями и соседями, мол, знаете, ко мне приезжали из милиции...). Иван Иванович по дороге к Генераловой заехал к себе в отдел. Для работника УГРО - уголовно-розыскной службы — повседневная форма одежды — гражданская. А он, готовясь к торжественному случаю — услышать приказ о присвоении очередного звания,— облачился в парадный мундир; надо было перед визитом к Екатерине Ильиничне переодеться в гражданское.
Его кабинетик тесноват. Сидят здесь двое: Орач и старший инспектор уголовного розыска майор Крутояров Олег Савельевич. Человек завистливый, как думал о нем Иван Иванович. По крайней мере, Крутояров был убежден, что эамначем должен быть тот, кто раньше получил очередное звание, то есть он, Крутояров. Но Олег Савельевич был аккуратным исполнителем, и это мирило с ним Орача.
— С очередным званием, товарищ подполковник,— с кислинкой в голосе поздравил Крутояров Орача.
Что-то было холодное, непонятное в этих словах подчиненного. Зная, что Крутояров получил задание от Стрекуна проверить версию по автомату, Иван Иванович скороговоркой поблагодарил его за поздравление и поспешил перевести разговор в деловое русло.
— С Краснодаром удалось связаться?
— Дозвонился,— доложил Крутояров, оживляясь.— Два года тому, в октябре, сняли охранницу, которая стояла на мосту через Кубань. Женщина, видимо, задремала. Была глуховата на левое ухо. Как все произошло, рассказать не смогла. Очнулась в больнице: ударом тяжелого предмета проломили череп в области левого виска. Теперь инвалид, па пенсии. В том же году в том же районе убили участкового, забрали пистолет. Оба преступления остались
нераскрытыми.
Крутояров расстелил на столе приготовленную зараное карту Краснодарского края и, ткнув пальцем в голубую извилистую линию, с вдохновением проговорил:
— Автомат взяли па Кропоткинском мосту.
— А участковый откуда?
— Станица Кущевская. Тело сбросили в речушку Ею. Это было весной. Летом Ея местами пересыхает, а по весне буйствует.
Иван Иванович долго всматривался в карту, прикидывал на глазок расстояние от моста, где случилось одно ЧП, до речушки Ей, где погиб нерасторопный участковый.
— Километров сто пятьдесят...
— Один оперативный район,— согласился майор Крутояров.
— Где-то здесь у них было лежбище! На мост вышли — знали обстановку до мельчайших подробностей, даже то, что охранница глуховата на левое ухо: зашли с левой стороны и долбанули по левому виску.
Предположение острого на язык, любителя подначек и розыгрышей Крутоярова были интересны. Но но давней привычке затевать с автором версии спор, чтобы обкатать идею, выявить ее слабые и сильные стороны, Иван Иванович возразил:
— Просто она сидела в своей будочке так, что ближайший берег у нее был слева. Оттуда и подошли.
— Возможно,— согласился с Орачем Крутояров.— Но обстановку изучали досконально. Вот и с участковым...
— А что с участковым? — спросил Иван Иванович, думая, что дотошный розыскник, майор Крутояров, знает и детали гибели милиционера.
Нет, деталей тот не знал. Пожал сухонькими, почти мальчишескими плечами:
— Труп обнаружили, когда Ея начала мелеть. В степи... Подкараулили участкового... Я бы на месте краснодарцев присмотрелся к району, где такая сложная оперативная обстановка.
— Номера пропавшего оружия известны? — поинтересовался Иван Иванович.
— Автомата — по позапрошлогодней шифровке, а о пистолете вот свеженькие сведения...— Он протянул листок, на котором были записаны результаты его разговора с работниками Краснодарского розыска.— Но вряд ли эти номера сохранились на оружии. Спилили... Разве что экспертиза определит, что к чему.
— Вначале надо выйти на этих «оруженосцев».
Иван Иванович поймал себя на том, что крайне проблематичную версию по автомату (теперь еще и пистолет, который забрали у участкового) он воспринимает как нечто реальное. Может быть, в нем говорит внутренний голос
розыскника? Этакая интуиция. Впрочем, идея по части автомата пришла в голову Евгению Павловичу.
— Доложите Строкуну о ваших успехах,— посоветовал Иван Иванович честолюбивому майору.
Улица Нижняя, 17. Генераловы... Пожалуй, это было одно из самых райских мест крупного промышленного города,— не улица, а уголок ботанического сада. Трассы, пересекавшие город с юга на север, от знаменитого завода, породившего Донецк, к железнодорожному вокзалу, к аэропорту, громыхавшие трамваями, троллейбусами и рычащими машинами, проходили выше. А на Нижней — тишь и благодать. Четверть века тому, нет, пожалуй, даже раньше, кто-то выхватил у поймы, расстелившейся вдоль балки, по которой сбегали талые и дождевые воды, полол-* няя каскад прудов, широкий участок и начал его осваивать.
— Здесь будет улица Нижняя,— сказал тот, ныне неизвестный.
И на свой страх и риск возвел первый дом. Вернее, это был не дом в обычном понимании, а двухэтажный коттедж с мансардой под четырехскатной крышей. Ныне такими коттеджами красны пригороды Львова. А пришла к нам эта архитектура, отражающая материальный достаток,
с Запада.И хотя в те далекие времена Нижняя улица существовала только в перспективных планах развития города, дальновидные люди, в основном из тех, у кого была возможность построить за пятилетку особнячок «в современном стиле», стали брать землю под застройку именно здесь. Улица росла быстро, как старательские домики на золотоносных приисках в старом Клондайке. Улицу украсили пирамидальными тополями, а за внушительными каменными заборами поднимались сады. Все'здесь возводилось, сажалось и выращивалось со вкусом, со знанием дола, масштабно, с прицелом на будущее.
Генераловы в первопроходцах Нижней улицы не числились. Они купили половину недостроенного дома вместе с частью сада. (Всего шесть соток). Хозяин недостроенного коттеджа (и земельного участка) жил у своей жены в государственной квартире. Ему хотелось иметь на ближней окраине города нечто вроде дачи. Но поняв, что строительство двухэтажного особняка дело хлопотное и разорительное, он в конце концов уступил Генераловым
и вторую половину своего владения. Генераловы построили там гараж. Иван Иванович остановился возле ворот с каменными столбами. Что делалось по ту сторону зеленого, из тесовых досок забора, даже ему (рост метр восемьдесят) не было видно. Нажал кнопку звонка. И почти сразу же мягкий женский голос ответил (оказывается, в калитку был вделан репродуктор):
— Входите, не заперто.
Иван Иванович вспомнил (со слов Сани), что в доме есть Матрена Ивановна, домоправительница в самом хорошем смысле этого слова. Она прожила у Генераловых более четверти века, попав в эту семью случайно, сразу после войны. Ее, полуобмороженную, больную, потерявшую сознание, сняли зимой с платформы поезда. В тот голодный, можно сказать, моровой для Донбасса год она ездила во Львовскую область менять то, что осталось от войны, на картошку, а если удается, то и на крупу. Ее приняли за мертвую и отвезли в морг, где несчастную увидела студентка-первокурсница мединститута Катя Генералова. Выходила полумертвую женщину, и та, потерявшая в годы войны близких — мужа и двоих сыновей, осталась в семье у профессора.
Все хозяйство, в том числе и превосходный сад, были в полном владении этой энергичной женщины, которой в ту пору шел уже шестьдесят шестой год. За калиткой, открывшейся бесшумно, почти как в сказке по требованию: «Сезам, откройся», начиналась неширокая дорожка, высыпанная утрамбованным ракушечником, рядом вело к гаражу широкое, метра в три, асфальтированное полотно. На массивных воротах — никаких замков. Гараж запирался изнутри и имел внутренний проход в дом. (Это Иван Иванович знал из рассказов сына, пропадавшего в свое время в доме академика па правах любимого ученика.)
Иван Иванович взбежал по ступенькам на крыльцо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41