Иногда где-нибудь в ресторане я встречал знакомых, с которыми десять лет назад имел деловые отношения. Я был по-прежнему одет ярко, празднично, нарядно, а бывшие приятели теперь наголо брились и носили черные куртки.
При встрече они цедили:
— Ты одет как пидор!
— Ребята, вы хоть раз видели меня без девушки? — объяснял я. — А кто из нас двоих вечно сидит в чисто мужской компании?
Как-то мы с женой отправились пообедать в модный ресторан «Невские берега». Это было одно из немногих приличных мест в городе. Мы сели и сделали заказ. Почти сразу после этого из-за соседнего стола ко мне подошел бритый подонок, который сказал, чтобы я оставил телку, а сам уходил.
— Ребята! — пытался объяснить я. — Это моя жена!
— Не ебет! — было отвечено мне.
Выбраться из «Берегов» стоило мне больших трудов. Я отдал все деньги, которые у меня были с собой, чтобы официант провел нас через черный ход, и стучал таксиста по спине, чтобы он ехал быстрее. После этого я перестал где бы то ни было появляться. Кто-то скажет, будто 1990-е были прекрасным временем. Но не для меня. На протяжении этого десятилетия я просто пытался выжить. Воздух девяностых пах пытками и смертью. Для меня пришла пора спрятаться. И я спрятался почти на десятилетие. Время показало, что это было правильно, потому что почти все, кто в начале 1990-х вовремя не остановились, сегодня уже мертвы.
* * *
Я тусовался уже сорок лет. Сегодня я общаюсь с внуками тех, кто начинал в 1960-х. Я видел, как волны накатывали и разбивались о берег: люди приходили, уходили, взрослели, спивались, открывали новые наркотики и умирали от передоза, эмигрировали, гибли, богатели и разорялись. Кого-то убили, кто-то пропал без вести, кого-то облили кислотой и сожгли все лицо, кто-то предпочел сбежать за границу.
Я стал меньше бывать на людях и целиком сосредоточился на зарабатывании денег. Свободного времени появилось очень много, и в голову тут же полезли странные мысли. Может быть, из-за того я и тусуюсь уже почти полвека, чтобы не остаться одному и не думать обо всяких ненужных вещах.
В 1994-м у меня умерла мама. При жизни я относился к ней очень плохо. Вернее, я никак к ней не относился. Отношений почти не было… и я вдруг пожалел об этом. Она умерла, и я заметил, что постоянно про себя беседую с ней. Я маялся, не находил себе места и обещал, что если бы мог попробовать еще раз, то все было бы по-другому.
Каждый год теперь мог стать последним и для меня. Я постоянно думал о смерти: еще чуть-чуть — и все. Дело шло к пятидесяти. Я прикидывал: сколько еще мне осталось? Впереди ведь больше ничего не было. Жизнь кончилась за одну секунду. Иногда ночью иду в туалет, случайно вижу себя в зеркале и пугаюсь: неужели этот старик — я? Мне не узнать этого человека. Внутри-то я чувствую себя совершенно другим. Окружающие смотрят на меня как на пожилого человека, но сам-то я знаю: я еще ничего не успел. Я только-только начал жить.
* * *
Отношения с женой тоже давно развалились. Она была невозможно красивая… и ненасытная. А я был самым обычным… и чувствовал, что чем дальше, тем меньше ей нужен. Честное слово: я не хотел, чтобы все так обернулось. Я не изменял жене очень долго — может быть, полгода. Но что мне было делать, если я прикасался к ней, а она больше не реагировала? Я трогал ее, прижимал к себе и буквально читал ее мысли: опять?.. ты желаешь залезть на меня и взбрыкнуться?.. хорошо… только можно сегодня я просто полежу?
У нас появился общий ребенок, сын. Но отношения с ним у меня никогда не складывались. Когда он родился, мне позвонил врач и, дрожа от радости, стал кричать:
— Поздравляю! Представляете? У вас сын!
Я рассчитывал, что родится девочка. Врачу ответил коротко:
— Засуньте его туда, откуда вытащили, — и положил трубку.
Последние годы супружества я почти не появлялся дома. Мне не оставалось другого выхода, кроме как снять квартиру и поселиться там сразу с двумя красотками. Люди завидовали мне, но на самом деле это был ад.
Жизнь вдруг стала разворачиваться ко мне изнаночной стороной. Женщины, которые прежде были счастьем, вдруг стали моим проклятием. Воспоминания, которые раньше доставляли удовольствие, теперь терзали меня. Я просыпался весь в холодном поту. Мне нужно было совсем не это. Именно тогда я окончательно разучился спать по ночам.
Кончилось тем, что жена меня бросила. Я не мог понять из-за чего. Мы прожили вместе пятнадцать лет. Я полностью ее обеспечивал. А она позвонила и заявила:
— Я больше так не хочу.
И мы разошлись.
Я не хотел ее терять. Я первый раз в жизни в ком-то нуждался. Но она все равно ушла. Это оказалось действительно страшно. Маму я уже потерял, а теперь терял последнего близкого человека. Боль была настолько сильной, что легче было умереть. Я вполне серьезно собирался застрелиться.
Она ушла, и все потеряло смысл. Я был готов умереть. Но в тот раз не умер. Было ощущение, будто я стою перед выбором: мне решать, как все обернется дальше. Я мог попробовать все еще раз. С самого начала. Развернуть все в любую сторону. Можно было исправить все предыдущие ошибки и стать таким, каким я не был.
* * *
У каждого в жизни рано или поздно возникает вопрос: к чему все это? Дожив до определенного возраста, ты лбом упираешься в очень странные вопросы. И я, и все мои приятели, и любой человек на свете — через интерес к религии проходят все. У нас в стране, где никаких разговоров о Боге нет уже почти столетие, этому вроде бы неоткуда взяться. Но так уж устроен человек.
После смерти матери я вдруг заметил, что меня тянет сходить в церковь. Жизнь скрутила так, что больше-то идти было и некуда. Все остальное рухнуло, сгнило, обмануло, оказалось ненадежным, предало. Оставалось идти в церковь, и я пошел.
Я чувствовал, что со мной что-то не так, а правильная жизнь есть там, в церкви. Но как к ней подступиться? В детстве мне никто ничего не объяснил насчет этой жизни, и теперь я за это расплачивался. Мне было почти пятьдесят, и я впервые попробовал пойти в ту сторону. Разумеется, у меня ничего не получилось.
Я очень хотел верить. Мне была необходима вся та любовь, о которой рассказывается в Евангелии. Я приходил в церковь и впервые в жизни чего-то просил. Раньше все, что мне было нужно, я покупал, а теперь просил… и самое странное, что получал… впервые в жизни я был по-настоящему любимым… все вроде бы получалось.
В церковь я ходил все чаще. Было ощущение, что я смогу замолить все грехи. И тут в стране хлопнул дефолт 1998 года. Для очень многих людей это событие стало концом, а вот для меня дефолт обернулся скорее новым началом.
Уже сорок лет все свои сбережения я хранил только в долларах. Рублевых запасов у меня не было никогда. В дефолт, когда рубль рухнул окончательно, за доллары можно было купить все. Наличных долларов не было ни у кого, а у меня были! Эту ситуацию упускать было нельзя.
За семь тысяч долларов я купил участок прямо в черте города и выстроил там дом. Через пару лет, когда ситуация выправилась, этот дом я продал за треть миллиона долларов. Время было просто шикарное. Практически за бесплатно я смог получить помещение для своего парикмахерского салона почти на Невском проспекте.
Именно в дефолт я заложил основы своего сегодняшнего благополучия. Момент был такой, что о личных проблемах думать было уже некогда. Окончательный выбор был сделан.
* * *
Я не могу жить днем. Свет меня раздражает, лишает сил, я не могу есть, у меня нет аппетита, а в голову лезет черт знает что. День — это всегда геморрой, мое время — это ночь. Ночью я опять становлюсь прекрасен. Жаль только, что после ночи каждый раз наступает утро.
Сорок пять лет назад я присутствовал при первых залпах русской секс-революции. Для меня она продолжается до сих пор. Думаю, что нынешние двадцатилетние тоже станут тянуть свою революцию до самой смерти. Мир изменится тысячу раз, а они — какими стали в 1990-х, такими и умрут.
Я привык жить ночью — я и дальше стану жить ночью. В шестьдесят два года меняться поздно. Все выправилось, и к началу XXI века в церковь ходить я перестал. Постепенно перестал даже вспоминать о том, что когда-то туда ходил. Главное, что я понял после всего этого, — жить стоит только для себя. После дефолта я наконец-то был свободен, богат, у меня была нормальная крыша и я впервые ничего не боялся.
Понемногу, очень не спеша, я стал опять выбираться из дому. Какие-то знакомые в тусовке сохранились у меня еще с доперестроечных времен. С кем-то из модных людей я познакомился у себя в салоне. Когда Эдик Мурадян открыл клуб «DecaDance», то мне была выдана одна из первых клубных карт. Я начал ходить в «DecaDance», а дальше уже не останавливался. Сегодня по клубам и вечеринкам я хожу триста шестьдесят пять ночей в году.
Первое время после развода я жил как Калигула. Для начала я снял номер в гостинице «Москва». Денег было много, а девушек еще больше. Обслуживающий персонал за глаза называл меня Щекотилло: каждый день я возвращался домой в шесть утра и с кучей девиц. Главное, что в моем возрасте ценишь в девушках, — это доступность. Из гостиницы я переехал в собственный особняк в Озерках. Девочки приходили, уходили, оставались пожить, приводили подружек. Мне они отдавались все вместе и с радостью. Я мог взять любую и увести в спальню, а остальные только смеялись.
Как-то, очень пьяный, я пошел на модное дефиле. Ни единого фасона одежды потом я так и не вспомнил, потому что, как только пришел, сразу стал лезть к моделям и просить их оставить телефон. С утра, роясь в карманах, я выгреб оттуда ворох бумажек с записанными номерами. Я добрел до телефона и стал обзванивать девушек. Той, которая первой согласилась приехать, я предложил выйти за меня замуж.
Мы думаем, что жены все поймут сами, и ничего им не объясняем, а это неправильно. Я не собирался повторять совершенные ошибки. Эта девочка была моложе меня на тридцать пять лет, и для начала я внятно объяснил ей, кто я, что я и чего от нее жду.
— Ты станешь работать женщиной, — говорил я, — а я буду обеспечивать тебе комфорт. Я зарабатываю деньги, а ты работаешь на меня. Никаких иллюзий. Быть женой — это высокооплачиваемая работа. Ты получаешь заработок, а в конце — еще и очень нормальный джек-пот. Устраивает?
Конечно, ее устроило. Вскоре я опять оказался женат. Сегодня я имею ровно столько секса, сколько хочу. Сексуальный озноб в моем возрасте уже давно в прошлом. Но, как и прежде, я думаю о девушках постоянно. Жена-профессионал может снять сексуальное напряжение. Иногда я говорю ей:
— Сделай-ка мне, пожалуйста…
Она никогда не спорит. Опускает глаза и делает мне все, что положено. Это ее работа. Люди живут ради других… ради жен, ради детей, ради кого-то еще… я живу только для себя. И не собираюсь ничего менять. Зачем мне жить ради сына, если между нами нет ничего общего? Этот двадцатидвухлетний маргинал приходит ко мне только за деньгами — зачем я стану тратить на него свое время?
Меня полностью устраивает эта жизнь. Мне проще умереть, чем остановиться. Я хочу вести ту же самую жизнь, к которой привык за последние пятьдесят лет. Я хочу, чтобы было много двадцатилетних девочек, хочу ездить в красивые места, чтобы жизнь была бесконечным удовольствием.
Я своими руками добился всего, чего хотел. Когда-то молоденьким фарцовщиком я бегал по Невскому, а теперь на Невском у меня есть собственный салон. Когда-то вдвоем с мамой я жил в крошечной комнатенке. Квартира, в которой я живу теперь, расположена в двух шагах от Дворцовой площади. Раньше в ней жил «красный Наполеон» — сталинский маршал Тухачевский, а теперь в ней живу я и моя жена.
Кроме денег сегодня мне ничего не нужно. Все остальное у меня есть. К шестидесяти двум годам я наконец отточил эту систему: в моей жизни все работает как механизм. Это вечный двигатель.
Вернее, не совсем вечный…
Иногда мне все-таки немного грустно, что не за горами момент, когда жена огребет такой здоровенный джекпот.
Эпилог
Некто из племени Левина пошел и взял себе жену из того же племени. Жена зачала и родила сына и, видя, что он очень красив, скрывала его три месяца; но не могши долее скрывать его, взяла корзину из тростника, и осмолила ее асфальтом и смолою и, положив в нее младенца, поставила в тростнике у берега реки… И вот, дитя плачет…
Исход 2: 1-6
Федор Чистяков (р. 1967) — бывший музыкант группы «Ноль»
В 1996 году я женился. Перед этим несколько лет я провел сперва в тюрьме, а потом в психиатрической лечебнице имени Скворцова-Степанова. Но теперь самые худшие времена остались позади. Начиналась нормальная, взрослая жизнь.
С будущей женой я познакомился на собрании Свидетелей Иеговы. Мы вместе изучали Библию. А потом поженились. Для меня брак был очень серьезным шагом. Навсегда разделить жизнь с другим человеком… стать с ним единым целым… но за следующие десять лет я ни разу не пожалел об этом шаге. Прежде моя супруга одна воспитывала сына, который теперь стал и моим сыном. Неожиданно для себя я оказался в роли отца двенадцатилетнего подростка.
Навязывать свои взгляды ребенку мы не хотели. Когда сын первый раз сказал, что тоже будет Свидетелем Иеговы, мы с женой в два голоса начали говорить, что, мол, погоди, не торопись с решением, ты еще молод, хорошенько подумай. Но он ответил, что все понимает. Это его выбор, и он собирается ему следовать. Какие-то вещи, к которым я шел долго и мучительно, ему были известны с самого детства. Он вообще не очень похож на ребят, с которыми я общался в собственной молодости. Жизнь моего сына начиналась с надежды. Когда во взрослую жизнь вступал я, это было сплошное отчаяние.
Музыкой группы «Ноль» сын никогда не интересовался. У него имелись собственные музыкальные пристрастия. Я общался с ним и видел, что подростки 1990-х начисто лишены нормальной детской музыки. Для своего ребенка и для таких, как он, несколько лет назад я выпустил альбом детских песен на стихи советских поэтов.
Это начиналось просто как забава. Но неожиданно проект меня очень увлек. Я играл детские песни и сам как будто становился ребенком. Я словно ненадолго вернулся в свое собственное детство. Прожил его еще раз. В моем детстве было мало хорошего, да и вообще до двадцати пяти лет почти ничего хорошего в моей жизни не было. Я жил как жилось. Вел ту же жизнь, что и окружающие. Не я придумал эти правила — не мне их и менять.
А теперь вдруг появилась возможность попробовать все сначала. Прожить жизнь совсем иначе — осознанно. Так, как считал правильным лично я. Библия. Жена и сын. Моя собственная семья. Любимое дело. Музыка. Первый раз в жизни я был действительно счастлив.
Илья Стогов (р. 1970) — журналист
Девяностые — мое десятилетие. Это было время, когда самой собой стала моя страна, — и я сам тоже был сформирован именно тогда. Из Советского Союза нам, нынешним, почти ничего не досталось. Все люди, все проблемы, всё вообще, что мы видим вокруг, — результат девяностых.
Сперва я думал, что эта эпоха стала счастьем и кошмаром для меня одного. Мне казалось, будто у остальных все иначе. А потом я начал писать эту книжку и понял: таких, как я, — целое поколение. У всех одно и то же.
Недавно я разговаривал со знакомым музыкантом и тот убивался:
— Между мной и поколением моих родителей — бездна. Такое впечатление, будто мы с ними прилетели с разных планет. Мой отец до сих пор поддерживает отношения со своими одноклассниками, а у меня от наркотиков умерли абсолютно все приятели, с которыми я общался в начале девяностых. Вспомнить прожитое не с кем! Никого не осталось! Один я.
Это чертово десятилетие танковыми гусеницами проехалось по моей биографии и по биографиям моих ровесников. Практически все, кто начинал эту последнюю русскую революцию, уже мертвы. А те, что уцелели, выглядят так, будто только что выбежали с пожара: огонь уже потушили, а на лице еще видны сполохи.
Счастливым из этих людей не выглядит никто. Кроме, пожалуй, Федора Чистякова.
Федор Чистяков (р. 1967) — бывший лидер группы «Ноль»
Если бы с самого детства я мог узнать из Библии то, что знаю сейчас, — насколько проще и чище была бы моя жизнь. Все было бы не так больно: я мог причинить меньше страданий окружающим и не так сильно изваляться в грязи сам. Да только откуда было взяться Библии в моем сером советском детстве?
Я родился на правом берегу Невы. Район назывался Охта. Еще до основания Петербурга Петром I здесь располагалась шведская крепость, на месте которой потом построили громадный и уродливый Адмиралтейский завод. Собственно, никаких других достопримечательностей на Охте и не было. Фабричные трубы… мокрые фасады уродливых блочных домов… желтая вода на асфальте… дребезжание ржавых трамваев… Когда осенью начинаются дожди — повсюду непролазная грязь.
Родители работали тоже на заводе. Это был тяжелый, изматывающий, чисто механический труд. Денег не хватало. В одних и тех же брюках я ходил на протяжении нескольких лет подряд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
При встрече они цедили:
— Ты одет как пидор!
— Ребята, вы хоть раз видели меня без девушки? — объяснял я. — А кто из нас двоих вечно сидит в чисто мужской компании?
Как-то мы с женой отправились пообедать в модный ресторан «Невские берега». Это было одно из немногих приличных мест в городе. Мы сели и сделали заказ. Почти сразу после этого из-за соседнего стола ко мне подошел бритый подонок, который сказал, чтобы я оставил телку, а сам уходил.
— Ребята! — пытался объяснить я. — Это моя жена!
— Не ебет! — было отвечено мне.
Выбраться из «Берегов» стоило мне больших трудов. Я отдал все деньги, которые у меня были с собой, чтобы официант провел нас через черный ход, и стучал таксиста по спине, чтобы он ехал быстрее. После этого я перестал где бы то ни было появляться. Кто-то скажет, будто 1990-е были прекрасным временем. Но не для меня. На протяжении этого десятилетия я просто пытался выжить. Воздух девяностых пах пытками и смертью. Для меня пришла пора спрятаться. И я спрятался почти на десятилетие. Время показало, что это было правильно, потому что почти все, кто в начале 1990-х вовремя не остановились, сегодня уже мертвы.
* * *
Я тусовался уже сорок лет. Сегодня я общаюсь с внуками тех, кто начинал в 1960-х. Я видел, как волны накатывали и разбивались о берег: люди приходили, уходили, взрослели, спивались, открывали новые наркотики и умирали от передоза, эмигрировали, гибли, богатели и разорялись. Кого-то убили, кто-то пропал без вести, кого-то облили кислотой и сожгли все лицо, кто-то предпочел сбежать за границу.
Я стал меньше бывать на людях и целиком сосредоточился на зарабатывании денег. Свободного времени появилось очень много, и в голову тут же полезли странные мысли. Может быть, из-за того я и тусуюсь уже почти полвека, чтобы не остаться одному и не думать обо всяких ненужных вещах.
В 1994-м у меня умерла мама. При жизни я относился к ней очень плохо. Вернее, я никак к ней не относился. Отношений почти не было… и я вдруг пожалел об этом. Она умерла, и я заметил, что постоянно про себя беседую с ней. Я маялся, не находил себе места и обещал, что если бы мог попробовать еще раз, то все было бы по-другому.
Каждый год теперь мог стать последним и для меня. Я постоянно думал о смерти: еще чуть-чуть — и все. Дело шло к пятидесяти. Я прикидывал: сколько еще мне осталось? Впереди ведь больше ничего не было. Жизнь кончилась за одну секунду. Иногда ночью иду в туалет, случайно вижу себя в зеркале и пугаюсь: неужели этот старик — я? Мне не узнать этого человека. Внутри-то я чувствую себя совершенно другим. Окружающие смотрят на меня как на пожилого человека, но сам-то я знаю: я еще ничего не успел. Я только-только начал жить.
* * *
Отношения с женой тоже давно развалились. Она была невозможно красивая… и ненасытная. А я был самым обычным… и чувствовал, что чем дальше, тем меньше ей нужен. Честное слово: я не хотел, чтобы все так обернулось. Я не изменял жене очень долго — может быть, полгода. Но что мне было делать, если я прикасался к ней, а она больше не реагировала? Я трогал ее, прижимал к себе и буквально читал ее мысли: опять?.. ты желаешь залезть на меня и взбрыкнуться?.. хорошо… только можно сегодня я просто полежу?
У нас появился общий ребенок, сын. Но отношения с ним у меня никогда не складывались. Когда он родился, мне позвонил врач и, дрожа от радости, стал кричать:
— Поздравляю! Представляете? У вас сын!
Я рассчитывал, что родится девочка. Врачу ответил коротко:
— Засуньте его туда, откуда вытащили, — и положил трубку.
Последние годы супружества я почти не появлялся дома. Мне не оставалось другого выхода, кроме как снять квартиру и поселиться там сразу с двумя красотками. Люди завидовали мне, но на самом деле это был ад.
Жизнь вдруг стала разворачиваться ко мне изнаночной стороной. Женщины, которые прежде были счастьем, вдруг стали моим проклятием. Воспоминания, которые раньше доставляли удовольствие, теперь терзали меня. Я просыпался весь в холодном поту. Мне нужно было совсем не это. Именно тогда я окончательно разучился спать по ночам.
Кончилось тем, что жена меня бросила. Я не мог понять из-за чего. Мы прожили вместе пятнадцать лет. Я полностью ее обеспечивал. А она позвонила и заявила:
— Я больше так не хочу.
И мы разошлись.
Я не хотел ее терять. Я первый раз в жизни в ком-то нуждался. Но она все равно ушла. Это оказалось действительно страшно. Маму я уже потерял, а теперь терял последнего близкого человека. Боль была настолько сильной, что легче было умереть. Я вполне серьезно собирался застрелиться.
Она ушла, и все потеряло смысл. Я был готов умереть. Но в тот раз не умер. Было ощущение, будто я стою перед выбором: мне решать, как все обернется дальше. Я мог попробовать все еще раз. С самого начала. Развернуть все в любую сторону. Можно было исправить все предыдущие ошибки и стать таким, каким я не был.
* * *
У каждого в жизни рано или поздно возникает вопрос: к чему все это? Дожив до определенного возраста, ты лбом упираешься в очень странные вопросы. И я, и все мои приятели, и любой человек на свете — через интерес к религии проходят все. У нас в стране, где никаких разговоров о Боге нет уже почти столетие, этому вроде бы неоткуда взяться. Но так уж устроен человек.
После смерти матери я вдруг заметил, что меня тянет сходить в церковь. Жизнь скрутила так, что больше-то идти было и некуда. Все остальное рухнуло, сгнило, обмануло, оказалось ненадежным, предало. Оставалось идти в церковь, и я пошел.
Я чувствовал, что со мной что-то не так, а правильная жизнь есть там, в церкви. Но как к ней подступиться? В детстве мне никто ничего не объяснил насчет этой жизни, и теперь я за это расплачивался. Мне было почти пятьдесят, и я впервые попробовал пойти в ту сторону. Разумеется, у меня ничего не получилось.
Я очень хотел верить. Мне была необходима вся та любовь, о которой рассказывается в Евангелии. Я приходил в церковь и впервые в жизни чего-то просил. Раньше все, что мне было нужно, я покупал, а теперь просил… и самое странное, что получал… впервые в жизни я был по-настоящему любимым… все вроде бы получалось.
В церковь я ходил все чаще. Было ощущение, что я смогу замолить все грехи. И тут в стране хлопнул дефолт 1998 года. Для очень многих людей это событие стало концом, а вот для меня дефолт обернулся скорее новым началом.
Уже сорок лет все свои сбережения я хранил только в долларах. Рублевых запасов у меня не было никогда. В дефолт, когда рубль рухнул окончательно, за доллары можно было купить все. Наличных долларов не было ни у кого, а у меня были! Эту ситуацию упускать было нельзя.
За семь тысяч долларов я купил участок прямо в черте города и выстроил там дом. Через пару лет, когда ситуация выправилась, этот дом я продал за треть миллиона долларов. Время было просто шикарное. Практически за бесплатно я смог получить помещение для своего парикмахерского салона почти на Невском проспекте.
Именно в дефолт я заложил основы своего сегодняшнего благополучия. Момент был такой, что о личных проблемах думать было уже некогда. Окончательный выбор был сделан.
* * *
Я не могу жить днем. Свет меня раздражает, лишает сил, я не могу есть, у меня нет аппетита, а в голову лезет черт знает что. День — это всегда геморрой, мое время — это ночь. Ночью я опять становлюсь прекрасен. Жаль только, что после ночи каждый раз наступает утро.
Сорок пять лет назад я присутствовал при первых залпах русской секс-революции. Для меня она продолжается до сих пор. Думаю, что нынешние двадцатилетние тоже станут тянуть свою революцию до самой смерти. Мир изменится тысячу раз, а они — какими стали в 1990-х, такими и умрут.
Я привык жить ночью — я и дальше стану жить ночью. В шестьдесят два года меняться поздно. Все выправилось, и к началу XXI века в церковь ходить я перестал. Постепенно перестал даже вспоминать о том, что когда-то туда ходил. Главное, что я понял после всего этого, — жить стоит только для себя. После дефолта я наконец-то был свободен, богат, у меня была нормальная крыша и я впервые ничего не боялся.
Понемногу, очень не спеша, я стал опять выбираться из дому. Какие-то знакомые в тусовке сохранились у меня еще с доперестроечных времен. С кем-то из модных людей я познакомился у себя в салоне. Когда Эдик Мурадян открыл клуб «DecaDance», то мне была выдана одна из первых клубных карт. Я начал ходить в «DecaDance», а дальше уже не останавливался. Сегодня по клубам и вечеринкам я хожу триста шестьдесят пять ночей в году.
Первое время после развода я жил как Калигула. Для начала я снял номер в гостинице «Москва». Денег было много, а девушек еще больше. Обслуживающий персонал за глаза называл меня Щекотилло: каждый день я возвращался домой в шесть утра и с кучей девиц. Главное, что в моем возрасте ценишь в девушках, — это доступность. Из гостиницы я переехал в собственный особняк в Озерках. Девочки приходили, уходили, оставались пожить, приводили подружек. Мне они отдавались все вместе и с радостью. Я мог взять любую и увести в спальню, а остальные только смеялись.
Как-то, очень пьяный, я пошел на модное дефиле. Ни единого фасона одежды потом я так и не вспомнил, потому что, как только пришел, сразу стал лезть к моделям и просить их оставить телефон. С утра, роясь в карманах, я выгреб оттуда ворох бумажек с записанными номерами. Я добрел до телефона и стал обзванивать девушек. Той, которая первой согласилась приехать, я предложил выйти за меня замуж.
Мы думаем, что жены все поймут сами, и ничего им не объясняем, а это неправильно. Я не собирался повторять совершенные ошибки. Эта девочка была моложе меня на тридцать пять лет, и для начала я внятно объяснил ей, кто я, что я и чего от нее жду.
— Ты станешь работать женщиной, — говорил я, — а я буду обеспечивать тебе комфорт. Я зарабатываю деньги, а ты работаешь на меня. Никаких иллюзий. Быть женой — это высокооплачиваемая работа. Ты получаешь заработок, а в конце — еще и очень нормальный джек-пот. Устраивает?
Конечно, ее устроило. Вскоре я опять оказался женат. Сегодня я имею ровно столько секса, сколько хочу. Сексуальный озноб в моем возрасте уже давно в прошлом. Но, как и прежде, я думаю о девушках постоянно. Жена-профессионал может снять сексуальное напряжение. Иногда я говорю ей:
— Сделай-ка мне, пожалуйста…
Она никогда не спорит. Опускает глаза и делает мне все, что положено. Это ее работа. Люди живут ради других… ради жен, ради детей, ради кого-то еще… я живу только для себя. И не собираюсь ничего менять. Зачем мне жить ради сына, если между нами нет ничего общего? Этот двадцатидвухлетний маргинал приходит ко мне только за деньгами — зачем я стану тратить на него свое время?
Меня полностью устраивает эта жизнь. Мне проще умереть, чем остановиться. Я хочу вести ту же самую жизнь, к которой привык за последние пятьдесят лет. Я хочу, чтобы было много двадцатилетних девочек, хочу ездить в красивые места, чтобы жизнь была бесконечным удовольствием.
Я своими руками добился всего, чего хотел. Когда-то молоденьким фарцовщиком я бегал по Невскому, а теперь на Невском у меня есть собственный салон. Когда-то вдвоем с мамой я жил в крошечной комнатенке. Квартира, в которой я живу теперь, расположена в двух шагах от Дворцовой площади. Раньше в ней жил «красный Наполеон» — сталинский маршал Тухачевский, а теперь в ней живу я и моя жена.
Кроме денег сегодня мне ничего не нужно. Все остальное у меня есть. К шестидесяти двум годам я наконец отточил эту систему: в моей жизни все работает как механизм. Это вечный двигатель.
Вернее, не совсем вечный…
Иногда мне все-таки немного грустно, что не за горами момент, когда жена огребет такой здоровенный джекпот.
Эпилог
Некто из племени Левина пошел и взял себе жену из того же племени. Жена зачала и родила сына и, видя, что он очень красив, скрывала его три месяца; но не могши долее скрывать его, взяла корзину из тростника, и осмолила ее асфальтом и смолою и, положив в нее младенца, поставила в тростнике у берега реки… И вот, дитя плачет…
Исход 2: 1-6
Федор Чистяков (р. 1967) — бывший музыкант группы «Ноль»
В 1996 году я женился. Перед этим несколько лет я провел сперва в тюрьме, а потом в психиатрической лечебнице имени Скворцова-Степанова. Но теперь самые худшие времена остались позади. Начиналась нормальная, взрослая жизнь.
С будущей женой я познакомился на собрании Свидетелей Иеговы. Мы вместе изучали Библию. А потом поженились. Для меня брак был очень серьезным шагом. Навсегда разделить жизнь с другим человеком… стать с ним единым целым… но за следующие десять лет я ни разу не пожалел об этом шаге. Прежде моя супруга одна воспитывала сына, который теперь стал и моим сыном. Неожиданно для себя я оказался в роли отца двенадцатилетнего подростка.
Навязывать свои взгляды ребенку мы не хотели. Когда сын первый раз сказал, что тоже будет Свидетелем Иеговы, мы с женой в два голоса начали говорить, что, мол, погоди, не торопись с решением, ты еще молод, хорошенько подумай. Но он ответил, что все понимает. Это его выбор, и он собирается ему следовать. Какие-то вещи, к которым я шел долго и мучительно, ему были известны с самого детства. Он вообще не очень похож на ребят, с которыми я общался в собственной молодости. Жизнь моего сына начиналась с надежды. Когда во взрослую жизнь вступал я, это было сплошное отчаяние.
Музыкой группы «Ноль» сын никогда не интересовался. У него имелись собственные музыкальные пристрастия. Я общался с ним и видел, что подростки 1990-х начисто лишены нормальной детской музыки. Для своего ребенка и для таких, как он, несколько лет назад я выпустил альбом детских песен на стихи советских поэтов.
Это начиналось просто как забава. Но неожиданно проект меня очень увлек. Я играл детские песни и сам как будто становился ребенком. Я словно ненадолго вернулся в свое собственное детство. Прожил его еще раз. В моем детстве было мало хорошего, да и вообще до двадцати пяти лет почти ничего хорошего в моей жизни не было. Я жил как жилось. Вел ту же жизнь, что и окружающие. Не я придумал эти правила — не мне их и менять.
А теперь вдруг появилась возможность попробовать все сначала. Прожить жизнь совсем иначе — осознанно. Так, как считал правильным лично я. Библия. Жена и сын. Моя собственная семья. Любимое дело. Музыка. Первый раз в жизни я был действительно счастлив.
Илья Стогов (р. 1970) — журналист
Девяностые — мое десятилетие. Это было время, когда самой собой стала моя страна, — и я сам тоже был сформирован именно тогда. Из Советского Союза нам, нынешним, почти ничего не досталось. Все люди, все проблемы, всё вообще, что мы видим вокруг, — результат девяностых.
Сперва я думал, что эта эпоха стала счастьем и кошмаром для меня одного. Мне казалось, будто у остальных все иначе. А потом я начал писать эту книжку и понял: таких, как я, — целое поколение. У всех одно и то же.
Недавно я разговаривал со знакомым музыкантом и тот убивался:
— Между мной и поколением моих родителей — бездна. Такое впечатление, будто мы с ними прилетели с разных планет. Мой отец до сих пор поддерживает отношения со своими одноклассниками, а у меня от наркотиков умерли абсолютно все приятели, с которыми я общался в начале девяностых. Вспомнить прожитое не с кем! Никого не осталось! Один я.
Это чертово десятилетие танковыми гусеницами проехалось по моей биографии и по биографиям моих ровесников. Практически все, кто начинал эту последнюю русскую революцию, уже мертвы. А те, что уцелели, выглядят так, будто только что выбежали с пожара: огонь уже потушили, а на лице еще видны сполохи.
Счастливым из этих людей не выглядит никто. Кроме, пожалуй, Федора Чистякова.
Федор Чистяков (р. 1967) — бывший лидер группы «Ноль»
Если бы с самого детства я мог узнать из Библии то, что знаю сейчас, — насколько проще и чище была бы моя жизнь. Все было бы не так больно: я мог причинить меньше страданий окружающим и не так сильно изваляться в грязи сам. Да только откуда было взяться Библии в моем сером советском детстве?
Я родился на правом берегу Невы. Район назывался Охта. Еще до основания Петербурга Петром I здесь располагалась шведская крепость, на месте которой потом построили громадный и уродливый Адмиралтейский завод. Собственно, никаких других достопримечательностей на Охте и не было. Фабричные трубы… мокрые фасады уродливых блочных домов… желтая вода на асфальте… дребезжание ржавых трамваев… Когда осенью начинаются дожди — повсюду непролазная грязь.
Родители работали тоже на заводе. Это был тяжелый, изматывающий, чисто механический труд. Денег не хватало. В одних и тех же брюках я ходил на протяжении нескольких лет подряд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20