Он не идет докладываться к начальству, а вместо этого скрывается, чтобы командование продолжало считать его мертвым. Трилипуш обнаруживает, что, пока он был в Турции, его дружок начал заниматься археологией с молодым австралийским капралом, взял его себе в помощники – кстати, профессор, как же вы об этом догадались? Отвергнутый и разозленный Трилипуш делает ложный вывод: Марлоу с Колдуэллом – тоже любовники. Он тайно следует за этими двумя на юг, в пустыню, где они, руководствуясь загадочным отрывком «С», намерены за четыре дня выкопать древнее сокровище. Да-да, я знаю про эту карту с кладом, профессор, и не перебивайте меня. Две невинные души, ни о чем не ведая, прибывают на место, вблизи которого зарыто сокровище, но не успевают приступить к раскопкам, потому что тут им является кто? Призрак Трилипуша! «Как? Ты здесь?» – запинается Марлоу, никак не ожидавший, что Трилипуш вернется. «Заткнись, неверная тварь!» – Трилипуш рвет и мечет, обезумев от ревности, жадности и горя. Он убивает обоих из собственного «вэбли» – капитана и капрала, бывшего любовника и невинного австралийского мальчика. Он закапывает тела, но забывает про личные знаки и австралийскую винтовку, и уезжает на мотоцикле, прихватив с собой ту самую карту, отрывок «С», и надеясь вернуться и выкопать золото, когда шумиха уляжется. Через несколько месяцев он объявляется в США, оплакивает крокодильими слезами своего погибшего друга, притворяется, будто не знает ничего про Колдуэлла, и делает себе имя как ученый, изучающий того самого царя, чью наполненную сокровищами гробницу искали Марлоу и Колдуэлл, когда вы их хладнокровно пристрелили. Вы были так уверены в своей омерзительной победе, что решили посмеяться над семьей одной из жертв, выслав скорбящим родителям свою порнографическую книжку, подписанную, жутко сказать, убитому любовнику, и назвав их извращенными кличками – так, как вы и их сынок-гомосек называли их между собой. В Бостоне вы, притворяясь ученым, нашли работу, там же вы нашли себе спонсора, притворившись, что влюбились в его дочь…
– Погодите! Вы думаете, я убил Пола Колдуэлла? – спросил он, выведя меня из себя: он пропустил мимо ушей почти все, о чем я говорил.
– Не перебивайте меня, Трилипуш! Вы поступили на работу в Гарвард, утверждая, будто учились в Оксфорде, чего никогда не было. Нет, я знаю, вы там жили, вы были известный в узких кругах преступного оксфордского мирка содомист, развративший ряд молодых педиков, которые и сейчас поют вам дифирамбы, и жили вы на средства Марлоу, он вас кормил как домашнее животное, а вот студентом вы не были, степеней не получали и на пост в Гарварде права не имеете. Прибыв в Бостон и оглядевшись в поисках легкой добычи, вы решили разыграть любовный фарс с Маргарет Финнеран – чтобы захапать деньги ее отца. Прикарманив их, вы отправились в Египет, причем возвращаться в Бостон после того, как найдете сокровища, и не собирались. Вы начали копать в том самом месте, где пропали Пол Колдуэлл и Хьюго Марлоу – согласитесь, занятное совпадение! Вскоре ваш потенциальный тесть очухался, понял, что ошибался на ваш счет, и когда его дочь приняла твердое и мудрое решение расторгнуть помолвку, он принял это как должное. Ваше зазнавшееся преступное самолюбие было задето, вы обезумели, а еще вы стали подозревать, что Финнеран разгадал ваш план. И вот, вознамерившись оградить от его посягательств себя и свое золото, вы принялись чернить Финнерана, рассылая клеветнические телеграммы. Он, не поддавшись, храбро приехал сюда и нашел вас, и вы с ним заключили преступную сделку, решив разделить полученные незаконным путем сокровища поровну – часть вам, часть ему. Финнеран хочет укрыть деньжата в мальтийском банке, благо маршрут «Кристофоро Коломбо» дает такую возможность, в Бостон он вернется с извинениями и привезет с собой ровно столько денег, чтобы раздать долги, между тем настоящие дивиденды его обманутым партнерам никто платить не собирается. Вы дали ему обещание молчать, в обмен на это он, к вашему содомскому облегчению, разрешил вам отбыть на все четыре стороны с большей долей сокровищ, чем вы заслуживаете. Маргарет он скажет, чтобы она вас забыла, что вы полюбили египтянку. В действительности же вы будете далеко отсюда, станете, по всей вероятности, достраивать развалины Трилипуш-холла на кровавые египетские деньги, украденные у Марлоу, Колдуэлла, а теперь и О'Тула – по очереди. Нет, Трилипуш, ни на секунду не поверю, что вы вернетесь в Бостон. Ни вам, ни Финнерану это не выгодно.
Эффект, Мэйси, был потрясающий. Он сидел бездвижно, выпучив на меня глаза так, будто я его ударил. Вруну, Мэйси, правду слушать всегда неприятно. Я в тот момент узнал все, что только можно было узнать про нашего мистера Трилипуша.
У нас было только одно слабое звено: вещественные доказательства. Тел не было, а значит, я ничего не мог ему предъявить. Поэтому я решил усилить свою и без того сильную позицию и сделал такой ход: коли Трилипуш отказывается немедленно пойти со мной к британскому или австралийскому консулу и во всем признаться, я вынужден буду призвать на помощь местную полицию и с собаками прочесать всю территорию, чтобы найти трупы Колдуэлла и Марлоу. Тут он забеспокоился, замямлил что-то про ущерб древним гробницам и еще какую-то чушь, но ясно было, что беспокоится он не только за науку.
Он был у меня в руках. Я это знал, и он это знал. Оставался эндшпиль.
– Ничто не длится вечно, – заключил я, откидываясь на спинку стула. – Ваш ход, старина.
Он решил потянуть время. Он оскорблял меня, опять и опять уверял, что невиновен, утверждал, что вооружен. В конце концов он начал переговоры: пообещал, что в понедельник явится на каирский пароход, что я могу проверить бронь хоть сейчас. И когда мы доплывем до Каира, он сам приведет Финнерана, чтобы ответить вместе с ним на любые вопросы перед лицом любого судьи – на мое усмотрение. Коли я желаю, могу свести его с парохода в наручниках.
– А сейчас, мистер Феррелл, моя дивная Немезида, мне нужно приготовиться к великому путешествию.
Он уковылял, предоставив мне расплачиваться за его выпивку. Я не особенно огорчился, в тот же момент просигналил своим египетским соглядатаям проследить за ним. Они действовали как слаженный оркестр – сходились, расходились и всячески маневрировали, ровно как я их тому учил. Я приобрел билет на Трилипушев каирский пароход, а оттуда двинулся прямиком в полицейский участок. Обещание привести полицейских с собаками Трилипуша явно испугало, мне же нужно было его чуток додавить. Нельзя было дать ему улизнуть в предстоящие двое суток.
Суббота, 30 декабря 1922 года (продолжение)
Я вернулся из города, моя Маргарет. Мне никогда не понять, почему ни ты, ни Ч. К. Ф. сразу не указали этому сумасшедшему на дверь. Он поднял такой переполох, что многое теперь прояснилось.
Случилось это так: я шагал, хромая, на почту, где меня ничто не ожидало; когда я вышел, за мной последовала ватага мальчишек, и с каждым моим шагом их становилось все больше. Некоторые делали вид, что прячутся и следят за мной тайно, хотя для них это была скорее разновидность игры. Когда я оборачивался, они хихикали и начинали смотреть в небо или под ноги. Я бесцельно побродил по округе; каждый миг за мной увивалось шесть или восемь мартышек, не менее. (Они же пытались вечером проследить мой путь до гробницы; я дал им немного денег твоего отца и велел идти обратно, «имши игари», что они с радостью и сделали, попрощавшись со мной, когда я стоял на пароме. Впрочем, одного из них я нанял, чтобы завтра он вернулся, помог нам с твоим отцом в последних приготовлениях перед отъездом, отправил тебе с почты мои записи, дабы они не пропали, унес те вещи, которые нам уже не понадобятся.)
В конце концов я присел отдохнуть и выпить чаю в моей ахве. Дети ретировались, и спустя несколько минут меня атаковал наконец великий ищейка Феррелл. А я уж и не чаял увидеть олуха во плоти, дабы остановить эманации липкой лжи, выделяемой этим реющим призраком повсюду, где он появляется. Ты знаешь, каков он: человечек с оранжевыми волосами, перевозбужденный, не способный усидеть на месте, лихорадочно записывавший за мной каждое мое слово, хотя я, умея читать перевернутые тексты, часто говорил медленно, чтобы он за мной поспевал. Скажу честно, я старался помочь ему с его расследованием, отвечал на все вопросы. Как ты знаешь, он разыскивает пропавшего без вести австралийского солдата, археолога-любителя, о котором ты мне писала, и еще у него какие-то странные дела с твоим отцом. Я сделал все, чтобы успокоить Феррелла и помочь ему. Сказал, что мы с Ч. К. Ф. свидимся с ним на пароходе в понедельник. Твердил снова и снова, что я ничего не знаю об австралийском мальчике. Но он не унимался, тыкал в меня пальцем, кусал свои ободранные губы и вел себя попросту невыносимо.
Он одержим материями самого странного порядка и событиями, не имеющими касания ни к Атум-хаду, ни ко мне; грядет великий миг египтологии, я вот-вот явлю свою работу миру – и тут ко мне вдруг начинает цепляться слабоумный ребенок, лепечет что-то, задает массу бессмысленных вопросов. Где Марлоу? Пропал без вести, предположительно мертв. Где Пол Колдуэлл? То же самое, хотя я не сразу понял, кто это. Где вы находились, когда они исчезли в Дейр-эль-Бахри? Добирался из Турции в Египет. Он обсасывал эти простейшие факты со всех сторон. Подобно всем критикам, он скучен и напрочь лишен воображения. Именно так, он – критик Трилипушева Проекта, а потому не стоит обращать на него внимания. Считай это гласом свыше: не обращай внимания на этого человека, Маргарет, да не смутит он тебя, да не смутит он нас всех, да не отвлечет нас от великих свершений, на кои мы сподобились в пустыне. Разве не можем мы поступить как разумные люди и просто договориться между собой не обращать на него внимания?
Дело еще в том, Маргарет, что Феррелла ввели в заблуждение три документа, два исчезнувших и один неполный. Такое сплошь и рядом бывает с новичками, не умеющими толковать тексты. Они относятся к каждой в отдельности бумаге слишком серьезно, хотя, разумеется, по одному документу ничего не поймешь. Столкнувшись с неполнотой истории, следует брать истину в кольцо, а не напрыгивать на нее, точно влюбленный кенгуру. Однако люди вроде Феррелла, прочитав в первой бумаге «икс», поверят в этот «икс» навеки, и если вторая бумага явит нечто противоположное, они запутаются и возопят: «Заговор!» Будучи не в состоянии чего-либо найти, они считают, что его никогда и не было. Почему в Оксфорде нет записей о моей учебе, спрашивает он, а ведь ответ предельно ясен: кто-то или не туда положил мое дело, или не так записал мое имя. И по этой причине сыщик пересекает океан, а я теряю работу, деньги и, возможно, твою любовь? Но это неважно, теперь неважно: у меня есть мое открытие.
Толкований обрывка бумаги может быть столько же, сколько и толкователей. Я пытался ему это объяснить. Его работа не так уж отличается от моей, однако он к ней неспособен. У него есть обрывок «папируса», запись, сделанная государственным писцом, – в данном случае отрывочек из архивов британской армии, пересказывающий изъеденную молью историю исчезновения Марлоу, беспомощное собрание несообразностей и прямых признаний в неведении. Иными словами – плодородная почва для недалеких выводов и пустопорожних возвещений. Когда свидетельства настолько неоднородны, сказал я ищейке-свищейке, сколько объяснений может выдвинуть одаренный воображением археолог? Дюжину, а то и больше. А если подключить дюжину умов, объяснений будет дюжина в квадрате, и получится уже сундук возможностей.
Пусть поведение дураковатого сыщика всем нам послужит ценным уроком текстуальной достоверности. Мой друг трагически погиб всего несколько лет назад, и уже чертовски сложно понять, что же произошло. А теперь устремим разум на три с половиной тысячи лет назад и попробуем по немногим документам абсолютно точно установить, что происходило в Фивах с людьми, которых мы едва ли понимаем, язык которых остается для нас загадкой – мы не знаем даже, как произносить слова. (Патефоны! Будь у древних патефоны, эти великие поручители бессмертия для бессчетных певцов современности, мы бы услышали их речь и всё узнали. В своем роде позор: в нашу эпоху упадка патефон изменил природу бессмертия; мы, скорее всего, никогда не узнаем, как произнести «Атум-хаду», зато мир будет вечно помнить имена Дэйзи Монтгомери, Виктора Эдвардса с его «Парнями в смокингах», Уилла Рентхэма и «Певчих Птиц Веллингтона».)
Заблужденцы наподобие Феррелла пугают, неизбежно задумаешься о тех, кто, будучи привлечен молвой о твоей посмертной славе, однажды тебя раскопает. Что, если до меня сейчас или через тысячу лет станет докапываться какой-нибудь китайский болванище а-ля Феррелл? Что не так поймут или вообще пропустят – сознательно или по халатности – в тех записях, которые я после себя оставлю? Боги, защитите нас от археологов вроде мистера Феррелла! Вдруг мой будущий хронист, как и Феррелл, посчитает важным тот факт, что бесконечно рассеянное Министерство обороны потеряло мое досье, когда на нем ставили штамп «вернулся» поверх «пропал без вести»? Так на руинах реальных жизней нагромождается ложь поддельных биографий.
А ты, моя дорогая? Что бы с нами было, поверь я всему, что услышал сегодня от мистера Феррелла? Желаешь всю трогательную сцену? Воспроизведу ее тут как смогу. Будучи спрошенным: «Вы с Финнераном собираетесь вернуться в Бостон? Серьезно?» – я то ли поперхнулся, то ли рассмеялся. Демонический детектив недужно смотрел в будущее. Мысль о том, что я возвращаюсь к тебе, была ему невыносима, потому, желая меня отговорить, он прибегал к различным уловкам.
«Разумеется, – сказал я. – Почему нет?»
«Но она оставила вас. Бросила вас».
«Нет, все не совсем так. Вы заблуждаетесь».
«Она велела мне швырнуть это вам в лицо». Феррелл предъявил мою последнюю отосланную тебе каблограмму, в которой я призывал тебя к спокойствию и говорил, что не верю, будто ты хотела разрыва между нами. У него имелись также несколько моих к тебе писем. Маргарет, зачем ты их ему отдала?
КАБЛОГРАММА.
ЛУКСОР – МАРГАРЕТ ФИННЕРАН
БОСТОН, 30 НОЯ 1922, 9.33
ПОЛУЧИЛ ТВОЕ ПИСЬМО ОТ 15 НОЯ. НЕ БЕРУ В РАСЧЕТ КАБЛОГРАММУ ОТ 29 НОЯ. ФЕРРЕЛЛ ЛЖЕЦ. ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО. ВЕЧНО ТВОЙ В ЛЮБЫХ, ДАЖЕ САМЫХ НЕВЕРОЯТНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ. ТВОЙ РМТ.
«Она – чудесная женщина, – Он впал в задумчивость, лыбясь и тем намекая, что близко тебя знает, – Но ее болезнь – такая трагедия…»
«Болезнь излечима», – сказал я в отвращении, ибо он вторгался в нашу жизнь.
«Излечима? Не знаю. От опиума так легко не отделаешься, а когда я видел ее в последний раз, она…»
«Опиума?» Признаюсь, безбрежность его лжи меня напугала, и он поспешил закрепить успех. «Не смешите меня, Трилипуш. Вы у меня как на ладони. Удивительно слышать, что вы возвращаетесь и собираетесь жениться. Зачем? У вас есть сокровища, Финнеран и его дружки платят по всем вашим счетам, вы победили. Зачем теперь жениться? Или это вам для чего-то нужно? Вам по нраву, что она тешит себя опиумом, так легче прикрыть собственный разврат, да? Вот жалость-то. Она красивая. Когда я уходил, она лежала в постели и шептала мое имя, и вот что я вам скажу: вы много потеряете, коли будете ее накачивать и сделаете прикрытием для вас с вашими мальчиками. Хм, Трилипуш, вы, кажись, ревнуете. С чего бы это, а? Думали ее удовлетворить одними наркотиками? Вы, само собой, ничего не знаете о женщинах…»
Маргарет, по его словам выходило, что вы стали любовниками; он подробно описывал, как вы обнимались в твоей комнате на авеню Содружества: как ты стонала, как вздыхала, каков твой стан, цвет твоей кожи. Я решил не верить его истории – да и мог ли я поступить иначе? По мне все это вздор, пусть тебя действительно, как он уверял, держали в заточении под наркотиками. Это все ерунда. Нет, мне известны уловки полицейских. Считая, что ты скрытничаешь, они будут истязать тебя ложью до тех пор, пока ты не раскроешься. Ты кричала «Гарри!» – сказал он, откинувшись на спинку стула, сложив кончики пальцев, вращая глазами и облизывая сухие губы. «Гарри, ты мой единственный красавчик!»
Я не вышел из себя, хотя, будь я поздоровее, крепко побил бы его за все, что он о тебе сказал. Полагаю, я мог его пристрелить, но мы были на людях, к тому же я не стрелял из «вэбли» несколько лет. И все-таки мое намерение вернуться в Бостон – к тебе – пробудило в нем дьявола: «В моей власти прикончить вас, Трилипуш. Коли я скажу О'Тулу, что вы украли его деньги, вам конец. Держитесь от нее подальше – и останетесь в живых». Он пытался подкупить меня: «Жалко, Трилипуш. Колдуэлл стоит целого состояния. Скажите мне, где его останки, мы могли бы поделить деньги».
Оставим Феррелла. Он пригрозил заявиться на мой участок с полицейскими и собаками, хотя зачем ему это – ума не приложу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Погодите! Вы думаете, я убил Пола Колдуэлла? – спросил он, выведя меня из себя: он пропустил мимо ушей почти все, о чем я говорил.
– Не перебивайте меня, Трилипуш! Вы поступили на работу в Гарвард, утверждая, будто учились в Оксфорде, чего никогда не было. Нет, я знаю, вы там жили, вы были известный в узких кругах преступного оксфордского мирка содомист, развративший ряд молодых педиков, которые и сейчас поют вам дифирамбы, и жили вы на средства Марлоу, он вас кормил как домашнее животное, а вот студентом вы не были, степеней не получали и на пост в Гарварде права не имеете. Прибыв в Бостон и оглядевшись в поисках легкой добычи, вы решили разыграть любовный фарс с Маргарет Финнеран – чтобы захапать деньги ее отца. Прикарманив их, вы отправились в Египет, причем возвращаться в Бостон после того, как найдете сокровища, и не собирались. Вы начали копать в том самом месте, где пропали Пол Колдуэлл и Хьюго Марлоу – согласитесь, занятное совпадение! Вскоре ваш потенциальный тесть очухался, понял, что ошибался на ваш счет, и когда его дочь приняла твердое и мудрое решение расторгнуть помолвку, он принял это как должное. Ваше зазнавшееся преступное самолюбие было задето, вы обезумели, а еще вы стали подозревать, что Финнеран разгадал ваш план. И вот, вознамерившись оградить от его посягательств себя и свое золото, вы принялись чернить Финнерана, рассылая клеветнические телеграммы. Он, не поддавшись, храбро приехал сюда и нашел вас, и вы с ним заключили преступную сделку, решив разделить полученные незаконным путем сокровища поровну – часть вам, часть ему. Финнеран хочет укрыть деньжата в мальтийском банке, благо маршрут «Кристофоро Коломбо» дает такую возможность, в Бостон он вернется с извинениями и привезет с собой ровно столько денег, чтобы раздать долги, между тем настоящие дивиденды его обманутым партнерам никто платить не собирается. Вы дали ему обещание молчать, в обмен на это он, к вашему содомскому облегчению, разрешил вам отбыть на все четыре стороны с большей долей сокровищ, чем вы заслуживаете. Маргарет он скажет, чтобы она вас забыла, что вы полюбили египтянку. В действительности же вы будете далеко отсюда, станете, по всей вероятности, достраивать развалины Трилипуш-холла на кровавые египетские деньги, украденные у Марлоу, Колдуэлла, а теперь и О'Тула – по очереди. Нет, Трилипуш, ни на секунду не поверю, что вы вернетесь в Бостон. Ни вам, ни Финнерану это не выгодно.
Эффект, Мэйси, был потрясающий. Он сидел бездвижно, выпучив на меня глаза так, будто я его ударил. Вруну, Мэйси, правду слушать всегда неприятно. Я в тот момент узнал все, что только можно было узнать про нашего мистера Трилипуша.
У нас было только одно слабое звено: вещественные доказательства. Тел не было, а значит, я ничего не мог ему предъявить. Поэтому я решил усилить свою и без того сильную позицию и сделал такой ход: коли Трилипуш отказывается немедленно пойти со мной к британскому или австралийскому консулу и во всем признаться, я вынужден буду призвать на помощь местную полицию и с собаками прочесать всю территорию, чтобы найти трупы Колдуэлла и Марлоу. Тут он забеспокоился, замямлил что-то про ущерб древним гробницам и еще какую-то чушь, но ясно было, что беспокоится он не только за науку.
Он был у меня в руках. Я это знал, и он это знал. Оставался эндшпиль.
– Ничто не длится вечно, – заключил я, откидываясь на спинку стула. – Ваш ход, старина.
Он решил потянуть время. Он оскорблял меня, опять и опять уверял, что невиновен, утверждал, что вооружен. В конце концов он начал переговоры: пообещал, что в понедельник явится на каирский пароход, что я могу проверить бронь хоть сейчас. И когда мы доплывем до Каира, он сам приведет Финнерана, чтобы ответить вместе с ним на любые вопросы перед лицом любого судьи – на мое усмотрение. Коли я желаю, могу свести его с парохода в наручниках.
– А сейчас, мистер Феррелл, моя дивная Немезида, мне нужно приготовиться к великому путешествию.
Он уковылял, предоставив мне расплачиваться за его выпивку. Я не особенно огорчился, в тот же момент просигналил своим египетским соглядатаям проследить за ним. Они действовали как слаженный оркестр – сходились, расходились и всячески маневрировали, ровно как я их тому учил. Я приобрел билет на Трилипушев каирский пароход, а оттуда двинулся прямиком в полицейский участок. Обещание привести полицейских с собаками Трилипуша явно испугало, мне же нужно было его чуток додавить. Нельзя было дать ему улизнуть в предстоящие двое суток.
Суббота, 30 декабря 1922 года (продолжение)
Я вернулся из города, моя Маргарет. Мне никогда не понять, почему ни ты, ни Ч. К. Ф. сразу не указали этому сумасшедшему на дверь. Он поднял такой переполох, что многое теперь прояснилось.
Случилось это так: я шагал, хромая, на почту, где меня ничто не ожидало; когда я вышел, за мной последовала ватага мальчишек, и с каждым моим шагом их становилось все больше. Некоторые делали вид, что прячутся и следят за мной тайно, хотя для них это была скорее разновидность игры. Когда я оборачивался, они хихикали и начинали смотреть в небо или под ноги. Я бесцельно побродил по округе; каждый миг за мной увивалось шесть или восемь мартышек, не менее. (Они же пытались вечером проследить мой путь до гробницы; я дал им немного денег твоего отца и велел идти обратно, «имши игари», что они с радостью и сделали, попрощавшись со мной, когда я стоял на пароме. Впрочем, одного из них я нанял, чтобы завтра он вернулся, помог нам с твоим отцом в последних приготовлениях перед отъездом, отправил тебе с почты мои записи, дабы они не пропали, унес те вещи, которые нам уже не понадобятся.)
В конце концов я присел отдохнуть и выпить чаю в моей ахве. Дети ретировались, и спустя несколько минут меня атаковал наконец великий ищейка Феррелл. А я уж и не чаял увидеть олуха во плоти, дабы остановить эманации липкой лжи, выделяемой этим реющим призраком повсюду, где он появляется. Ты знаешь, каков он: человечек с оранжевыми волосами, перевозбужденный, не способный усидеть на месте, лихорадочно записывавший за мной каждое мое слово, хотя я, умея читать перевернутые тексты, часто говорил медленно, чтобы он за мной поспевал. Скажу честно, я старался помочь ему с его расследованием, отвечал на все вопросы. Как ты знаешь, он разыскивает пропавшего без вести австралийского солдата, археолога-любителя, о котором ты мне писала, и еще у него какие-то странные дела с твоим отцом. Я сделал все, чтобы успокоить Феррелла и помочь ему. Сказал, что мы с Ч. К. Ф. свидимся с ним на пароходе в понедельник. Твердил снова и снова, что я ничего не знаю об австралийском мальчике. Но он не унимался, тыкал в меня пальцем, кусал свои ободранные губы и вел себя попросту невыносимо.
Он одержим материями самого странного порядка и событиями, не имеющими касания ни к Атум-хаду, ни ко мне; грядет великий миг египтологии, я вот-вот явлю свою работу миру – и тут ко мне вдруг начинает цепляться слабоумный ребенок, лепечет что-то, задает массу бессмысленных вопросов. Где Марлоу? Пропал без вести, предположительно мертв. Где Пол Колдуэлл? То же самое, хотя я не сразу понял, кто это. Где вы находились, когда они исчезли в Дейр-эль-Бахри? Добирался из Турции в Египет. Он обсасывал эти простейшие факты со всех сторон. Подобно всем критикам, он скучен и напрочь лишен воображения. Именно так, он – критик Трилипушева Проекта, а потому не стоит обращать на него внимания. Считай это гласом свыше: не обращай внимания на этого человека, Маргарет, да не смутит он тебя, да не смутит он нас всех, да не отвлечет нас от великих свершений, на кои мы сподобились в пустыне. Разве не можем мы поступить как разумные люди и просто договориться между собой не обращать на него внимания?
Дело еще в том, Маргарет, что Феррелла ввели в заблуждение три документа, два исчезнувших и один неполный. Такое сплошь и рядом бывает с новичками, не умеющими толковать тексты. Они относятся к каждой в отдельности бумаге слишком серьезно, хотя, разумеется, по одному документу ничего не поймешь. Столкнувшись с неполнотой истории, следует брать истину в кольцо, а не напрыгивать на нее, точно влюбленный кенгуру. Однако люди вроде Феррелла, прочитав в первой бумаге «икс», поверят в этот «икс» навеки, и если вторая бумага явит нечто противоположное, они запутаются и возопят: «Заговор!» Будучи не в состоянии чего-либо найти, они считают, что его никогда и не было. Почему в Оксфорде нет записей о моей учебе, спрашивает он, а ведь ответ предельно ясен: кто-то или не туда положил мое дело, или не так записал мое имя. И по этой причине сыщик пересекает океан, а я теряю работу, деньги и, возможно, твою любовь? Но это неважно, теперь неважно: у меня есть мое открытие.
Толкований обрывка бумаги может быть столько же, сколько и толкователей. Я пытался ему это объяснить. Его работа не так уж отличается от моей, однако он к ней неспособен. У него есть обрывок «папируса», запись, сделанная государственным писцом, – в данном случае отрывочек из архивов британской армии, пересказывающий изъеденную молью историю исчезновения Марлоу, беспомощное собрание несообразностей и прямых признаний в неведении. Иными словами – плодородная почва для недалеких выводов и пустопорожних возвещений. Когда свидетельства настолько неоднородны, сказал я ищейке-свищейке, сколько объяснений может выдвинуть одаренный воображением археолог? Дюжину, а то и больше. А если подключить дюжину умов, объяснений будет дюжина в квадрате, и получится уже сундук возможностей.
Пусть поведение дураковатого сыщика всем нам послужит ценным уроком текстуальной достоверности. Мой друг трагически погиб всего несколько лет назад, и уже чертовски сложно понять, что же произошло. А теперь устремим разум на три с половиной тысячи лет назад и попробуем по немногим документам абсолютно точно установить, что происходило в Фивах с людьми, которых мы едва ли понимаем, язык которых остается для нас загадкой – мы не знаем даже, как произносить слова. (Патефоны! Будь у древних патефоны, эти великие поручители бессмертия для бессчетных певцов современности, мы бы услышали их речь и всё узнали. В своем роде позор: в нашу эпоху упадка патефон изменил природу бессмертия; мы, скорее всего, никогда не узнаем, как произнести «Атум-хаду», зато мир будет вечно помнить имена Дэйзи Монтгомери, Виктора Эдвардса с его «Парнями в смокингах», Уилла Рентхэма и «Певчих Птиц Веллингтона».)
Заблужденцы наподобие Феррелла пугают, неизбежно задумаешься о тех, кто, будучи привлечен молвой о твоей посмертной славе, однажды тебя раскопает. Что, если до меня сейчас или через тысячу лет станет докапываться какой-нибудь китайский болванище а-ля Феррелл? Что не так поймут или вообще пропустят – сознательно или по халатности – в тех записях, которые я после себя оставлю? Боги, защитите нас от археологов вроде мистера Феррелла! Вдруг мой будущий хронист, как и Феррелл, посчитает важным тот факт, что бесконечно рассеянное Министерство обороны потеряло мое досье, когда на нем ставили штамп «вернулся» поверх «пропал без вести»? Так на руинах реальных жизней нагромождается ложь поддельных биографий.
А ты, моя дорогая? Что бы с нами было, поверь я всему, что услышал сегодня от мистера Феррелла? Желаешь всю трогательную сцену? Воспроизведу ее тут как смогу. Будучи спрошенным: «Вы с Финнераном собираетесь вернуться в Бостон? Серьезно?» – я то ли поперхнулся, то ли рассмеялся. Демонический детектив недужно смотрел в будущее. Мысль о том, что я возвращаюсь к тебе, была ему невыносима, потому, желая меня отговорить, он прибегал к различным уловкам.
«Разумеется, – сказал я. – Почему нет?»
«Но она оставила вас. Бросила вас».
«Нет, все не совсем так. Вы заблуждаетесь».
«Она велела мне швырнуть это вам в лицо». Феррелл предъявил мою последнюю отосланную тебе каблограмму, в которой я призывал тебя к спокойствию и говорил, что не верю, будто ты хотела разрыва между нами. У него имелись также несколько моих к тебе писем. Маргарет, зачем ты их ему отдала?
КАБЛОГРАММА.
ЛУКСОР – МАРГАРЕТ ФИННЕРАН
БОСТОН, 30 НОЯ 1922, 9.33
ПОЛУЧИЛ ТВОЕ ПИСЬМО ОТ 15 НОЯ. НЕ БЕРУ В РАСЧЕТ КАБЛОГРАММУ ОТ 29 НОЯ. ФЕРРЕЛЛ ЛЖЕЦ. ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО. ВЕЧНО ТВОЙ В ЛЮБЫХ, ДАЖЕ САМЫХ НЕВЕРОЯТНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ. ТВОЙ РМТ.
«Она – чудесная женщина, – Он впал в задумчивость, лыбясь и тем намекая, что близко тебя знает, – Но ее болезнь – такая трагедия…»
«Болезнь излечима», – сказал я в отвращении, ибо он вторгался в нашу жизнь.
«Излечима? Не знаю. От опиума так легко не отделаешься, а когда я видел ее в последний раз, она…»
«Опиума?» Признаюсь, безбрежность его лжи меня напугала, и он поспешил закрепить успех. «Не смешите меня, Трилипуш. Вы у меня как на ладони. Удивительно слышать, что вы возвращаетесь и собираетесь жениться. Зачем? У вас есть сокровища, Финнеран и его дружки платят по всем вашим счетам, вы победили. Зачем теперь жениться? Или это вам для чего-то нужно? Вам по нраву, что она тешит себя опиумом, так легче прикрыть собственный разврат, да? Вот жалость-то. Она красивая. Когда я уходил, она лежала в постели и шептала мое имя, и вот что я вам скажу: вы много потеряете, коли будете ее накачивать и сделаете прикрытием для вас с вашими мальчиками. Хм, Трилипуш, вы, кажись, ревнуете. С чего бы это, а? Думали ее удовлетворить одними наркотиками? Вы, само собой, ничего не знаете о женщинах…»
Маргарет, по его словам выходило, что вы стали любовниками; он подробно описывал, как вы обнимались в твоей комнате на авеню Содружества: как ты стонала, как вздыхала, каков твой стан, цвет твоей кожи. Я решил не верить его истории – да и мог ли я поступить иначе? По мне все это вздор, пусть тебя действительно, как он уверял, держали в заточении под наркотиками. Это все ерунда. Нет, мне известны уловки полицейских. Считая, что ты скрытничаешь, они будут истязать тебя ложью до тех пор, пока ты не раскроешься. Ты кричала «Гарри!» – сказал он, откинувшись на спинку стула, сложив кончики пальцев, вращая глазами и облизывая сухие губы. «Гарри, ты мой единственный красавчик!»
Я не вышел из себя, хотя, будь я поздоровее, крепко побил бы его за все, что он о тебе сказал. Полагаю, я мог его пристрелить, но мы были на людях, к тому же я не стрелял из «вэбли» несколько лет. И все-таки мое намерение вернуться в Бостон – к тебе – пробудило в нем дьявола: «В моей власти прикончить вас, Трилипуш. Коли я скажу О'Тулу, что вы украли его деньги, вам конец. Держитесь от нее подальше – и останетесь в живых». Он пытался подкупить меня: «Жалко, Трилипуш. Колдуэлл стоит целого состояния. Скажите мне, где его останки, мы могли бы поделить деньги».
Оставим Феррелла. Он пригрозил заявиться на мой участок с полицейскими и собаками, хотя зачем ему это – ума не приложу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51