Зонт! Самюэлсон опешил. В следующий миг зонт закрылся, и Картер крючком зацепил правую руку Самюэлсона. Пистолет упал на пристань, подпрыгнул на доске и свалился в залив. Самюэлсон поднял глаза: ручка зонтика с размаха приближалась к его лицу.
Удар, металлический звон в ушах. Он успел заметить, что ноги у Картера по-прежнему скованы, и замахнулся кулаком, чтобы тот отступил, или попытался увернуться, или потерял равновесие. Однако Картер шагнул вперед, под занесенную руку Самюэлсона. В следующий миг он был уже сзади и тянул с плеч Самюэлсона пиджак, так что руки его оказались прижаты к бокам. Картер рванул жилет – пуговицы отлетели – и завязал поверх вывернутого пиджака еще до того, как последняя пуговица шлепнулась о воду. Получилась импровизированная смирительная рубашка. Самюэлсон не мог двинуть рукой. Он рухнул навзничь.
Снизу смотреть было еще страшнее. Для начала Картер встал так, чтобы ноги его оказались по две стороны от шеи Самюэлсона и цепь давила на трахею. Самюэлстон беспомощно задергался и краем глаза увидел какое-то быстрое движение. Холлиз! Он спасен!
Холлиз сидел на корточках у края пирса, видимо, разрываясь между противоположными импульсами. Картер бесстрастно смотрел на него, переминаясь с ноги на ногу, чтобы вернее придушить жертву.
– Да? – спросил он наконец.
Холлиз взглянул на Картера. Потом на Самюэлсона. Нервы его не выдержали, и он бегом бросился к фургону. Предпоследним, что увидел Самюэлсон перед тем, как потерять сознание, было зрелище отъезжающей машины.
Последним Самюэлсон увидел склоненного над собой Картера. Тот сунул руку ему в карман и выпрямился.
– Что это у нас здесь? – спросил Картер, держал пальцами череп из слоновой кости.
Самюэлсон потерял сознание.
– Агент Самюэлсон.
По-прежнему лил теплый дождь: в более удачный день приятно было бы пройтись. Однако Самюэлсон никуда не шел: он сидел, прислонясь к груде резиновых покрышек, опутанных цепями и тросами. Рук своих он не видел – они были привязаны к чему-то за головой. Попробовал двинуть ногами – получилось, но при этом раздался лязг. Откуда-то доносились приглушенные крики. Штуц?
Слева на швартовой тумбе, напоминающей формой гриб, сидел Картер. Лицо его было рассечено, дождь стекал по черным, прилипшим к голове волосам на рваную рубашку и зияющие дырами штаны. Он сидел босой, закинув ногу на ногу, и каким-то образом ухитрялся курить, несмотря на дождь.
– Что вы делаете? – услышал Самюэлсон собственный голос.
– Развлекаюсь. – Картер глубоко затянулся и выпустил колечко дыма между дождевыми каплями. – Посмотрите себе за голову. Ах, виноват, вы не можете… Тогда послушайте. Ваши руки прикованы к швартовой тумбе, примерно такой же, как та, на которой сижу я. – Он сделал паузу и кончиком сигареты указал Самюэлсону за плечо. Тот увидел невероятную путаницу тросов и цепей. На краю причала лежали три якоря. Два были якоря Данфорта, третий – большой, для крупных судов. Самюэлсон помнил их по детству, когда помогал отцу на корабле.
Склонив голову набок, чтобы лучше слышать приглушенные вопли – на этот раз кричал О'Брайен, – Картер сказал:
– Кстати, ваши друзья – под пристанью. У меня была лишняя пара наручников, я позаимствовал несколько скоб вон с того парома, и… знаете игру в «три листа»?
Самюэлсон от растерянности ничего не ответил.
– Есть три карты, повернутые к вам рубашкой, одна из них – нужная. Игра для дурачков. Короче, один из этих якорей закреплен за наручники, которые надеты вам на ноги. Остальные два – нет. Понимаете?
– Я ничего не скажу. У Службы есть кодекс…
– Отлично, – перебил Картер, – насчет кодексов я понимаю. – Его синие глаза невозможно было прочесть – они казались спокойными, как воскресная улица. – Я буду один за другим сбрасывать якоря с причала. Не знаю, что произойдет, когда я сброшу тот, к которому привязаны вы. Не будь вы привязаны еще и к тумбе, вы бы просто ушли на дно и утонули, но поскольку вы привязаны…
– Я сказал: вы ничего от меня не узнаете.
– Либо якорь выдернет вам руки и ноги из суставов, либо вас разорвет пополам. – Картер снова затянулся. – Я и впрямь видел, как человека разрывают надвое. В Индии. Там для этого используют слонов. Итак? – Он похлопал Самюэлсона по плечу и спросил буднично: – С какого якоря начнем?
Вдалеке О'Брайен звал на помощь.
– Я – агент Секретной службы, – сказал Самюэлсон. – Вам это с рук не сойдет.
– Может быть, якорь Данфорта слева? – Картер встал, чтобы размять ноги, широко зевнул и подошел к краю причала. Самюэлсон смотрел на него, но одновременно поглядывал налево и направо. Здесь есть какой-то паром. Кто-нибудь их увидит. Что до якорей, Картер, разумеется, сперва сбросит те два, которые не привязаны к его ногам. А пока суд да дело, кто-нибудь их увидит. Это точно.
Картер двумя руками взялся за якорь и через плечо взглянул на Самюэлсона.
– Кстати, я не хочу жульничать, поэтому основательно перепутал веревки и цепи, так что теперь сам не знаю, какой якорь привязан к вам.
– Что?!
– Алле-оп! – воскликнул Картер. Якорь полетел через край, ярдов тридцать цепи зазмеились к воде.
Самюэлсон беззвучно вскрикнул, когда что-то задело его ноги, но это была просто скользящая по доскам цепь. Картер взглянул с края причала.
– Как интересно. Еще сыграем?
– Нам велели вас задержать! Это всё, что мне известно! Картер присел на корточки рядом с ним.
– Кроме ключей к наручникам, удостоверения и тому подобного у вас в кармане лежали записки. Задержать меня в такое-то время. Убрать навсегда – не так уж трудно понять. Еще у вас в бумажнике было двенадцать долларов. Какой якорь сбросить следующим?
– Я не… – Самюэлсону казалось, будто он произносит законченную фразу; только в следующий миг до него дошло, что это не так. – Чего вы хотите?
– Если честно, я хочу сбросить в воду остальные якоря и посмотреть, что получится. Зачем вы швырнули меня в залив, дилетанты хреновы?
– Вы – фокусник.
– Я – фокусник, – бесстрастно отвечал Картер.
– Я решил, что так вам и надо.
– Решили… – Картер замялся. – Вы действительно так подумали?
– Я подумал, что вы или выберетесь, или нет. В любом случае так вам и надо.
– За что? – Он выглядел обезоруженным, искренне расстроенным.
Самюэлсон заморгал. Он не знал, как объяснить то, что казалось самоочевидным всего час назад. Сами перетасуйте колоду. Видите, этот ящик совершенно пуст – нет ни проволоки, ни платформ. Как фокусники раззадоривают зрителей, убеждая, что не смогут их обмануть. Самюэлсон твердо верил, что любой фокусник – враг и сам напрашивается, чтобы его поставили на место.
Наконец Картер спросил:
– Кто из вас давал мне хлороформ?
На этот вопрос Самюэлсон ответил охотно:
– Штуц.
– Тот, который убежал?
– Нет. То был Холлиз, – с удовольствием ответил Самюэлсон. Ох и врежет он Холлизу, когда снова его увидит!
– M-мм… Так Штуц – один из тех, кто болтается там?
– Штуц… мне не следовало говорить. Он колол вас иголкой. Это не по инструкции. – Самюэлсон прикусил губу и взглянул на Картера.
– Так он извращенец. Замечательно. – В идеальном мире Картер измыслил бы для Штуца подходящую месть, однако желание восстановить справедливость убывало по мере того, как он понимал, с какими людишками имеет дело. Тем не менее он еще не закончил.
– Эй! – раздалось слева, с палубы парома. Там стоял капитан в дождевике и форменной фуражке.
– Помогите! – закричал Самюэлсон. – Я федеральный агент!
Картер прикрыл лицо от дождя.
– Капитан Уиллоу?
– Чарли Картер! – произнесено с радостью. – Как дела?
– Отлично.
– Рад слышать!
– Голоден, правда, как собака.
– Этот человек напал на федерального агента! – закричал Самюэлсон. – Немедленно вызовите полицию!
Капитан Уиллоу скрестил руки на груди.
– Это действительно так?
– Да!
Капитан хохотнул и хлопнул ладонью по поручню.
– Кошмар. Репетируете новый фокус, Чарли?
– Нет, – бесстрастно отвечал Картер. – Он говорит правду.
Капитан погрозил ему пальцем.
– Ну вы и шутник! Пришлите нам с хозяйкой билеты, когда представление будет готово. Я отвлеку пассажиров.
И он исчез.
Самюэлсон смотрел на опустевшую палубу, словно на перрон, от которого только что отошел последний поезд домой.
– Простите. – Картер подошел к краю пристани и, без громких слов, сбросил в воду второй якорь.
Самюэлсон вскрикнул, напрягся. Цепь скользнула по ногам, раздался плеск.
Ничего не произошло.
Картер снова наклонился над ним.
– Прошу простить за мистификацию. У меня это в крови. Разумеется, я знал, какой якорь привязан к вам, так что давайте к делу. В моем кармане был сигарный футляр. Где он?
– Я…
Рука Картера закрыла ему рот.
– Вы хотели сказать: «Я не знаю, о чем речь». Давайте сделаем вид, что вы это уже сказали. Сказали несколько раз, очень искренне. Если будете упорствовать, я скину с причала последний якорь. Без колебаний. Понятно?
Самюэлсон кивнул. Картер убрал руку. Самюэлсон несколько раз раскрывал и закрывал рот, глаза его бегали, словно он вспоминает, как собирать автомат.
– Хорошо. Хорошо. Всё, что было у вас в карманах, – осторожно произнес он, – осталось в машине.
– И теперь оно у агента Холлиза?
– Да, – Самюэлсон с облегчением улыбнулся, как будто они с Картером вместе решили головоломку и теперь могут быть друзьями. Когда Картер тоже улыбнулся в ответ, у Самюэлсона отлегло от сердца.
– Думаю, я могу вас развязать. Остался один пустячок. – Картер вынул из кармана череп с золотыми цифрами «322» на лбу. – Вот. – Он зажал ладонь, разжал ее: череп исчез. Повторил всё то же самое: череп появился снова. – Я пытаюсь понять, что именно он означает.
– Талисман на счастье.
– И каким же образом он вам помогает?
Самюэлсон смотрел на череп. Существовали вещи, через которые он не мог переступить ни при каких обстоятельствах. Череп и то, что он олицетворял, были для него бесконечно важны. За эту тайну он действительно готов был умереть.
Картер посмотрел вверх и произнес нараспев:
– Wer war der Thor, wer Weiser, Bettler oder Kaiser?
У Самюэлсона сердце чуть не выскочило из груди. Он закончил:
– Ob Arm, ob Reich, im Tode gleich, – и засмеялся. От облегчения закружилась голова. – Вы – член ордена!
– Комната номер триста двадцать два, – прошептал Картер, словно воскрешая в памяти воспоминания, и повел рукой в воздухе: – Вот каменная плита, вот шутовской колпак и колокольчики, вот нищенская сума, и корона, и четыре человеческих черепа. Поразительная комната!
– Лучшие дни моей жизни! – отвечал Самюэлсон, мечтая об одном: чтобы Картер его освободил.
– Всё это время в колледже, изучая бизнес, деньги и тому подобное…
– Да! Да!
– Жаль, что этой комнаты нет на свете. – Картер, изогнув бровь, подбросил и поймал череп.
– Что?!
Глаза у Картера стали равнодушные – бесконечно синие, как горизонт.
– Какая-то… чушь. – Последнее слово Самюэлсон выговорил с трудом.
– Мой брат учился в Йеле. – Картер участливым тоном объяснил: – Это называется «дурья башка». Членам ордена поручается иногда проигрывать такие в карты или отдавать в уплату долгов тем, кто мечтал бы вступить в орден, да не подходит.
– Но…
– Так что ваш однокашник, или кто еще, проиграл вам эту черепушку, обставил это со всей торжественностью и научил вас немецкому стишку, который, если подумать, никак не тянет на пароль. Теперь вы могли воображать, будто входите в орден.
– Но… – От горя голос у Самюэлсона стал совсем детским. – Вы – член ордена?
– Вообще-то я не учился в колледже. Я играл в варьете. – Он со смехом пнул ногой последний оставшийся якорь.
– Нет! – заорал Самюэлсон. Последняя цепь заскользила к воде, хлеща его по ногам. – Нет! – выкрикнул он снова, напрягаясь в ожидании чудовищного рывка.
Когда он открыл глаза, то обнаружил, что по-прежнему лежит на причале. Ничего не произошло. Ни один из якорей не был привязан к его ногам. Самюэлсон хотел оскорбительно расхохотаться; вместо этого из глаз брызнули слезы.
Картер, прихрамывая, пошел было прочь, потом импульсивно повернулся, сел на корточки и обеими руками взял Самюэлсона за щеки. Тот страдальчески поднял глаза и увидел, что лицо фокусника лучится весельем.
– Спасибо, – прошептал Картер. Он, театрально чмокнув губами, поцеловал Самюэлсона в лоб. – Честное слово, мне никогда не было так весело. Спасибо.
Картер последний раз взглянул на причал, откуда неслись всё более слабые крики о помощи, потом на мокрого человека, которого привязал к тумбе. Мысленно пересчитал собственные потери: тело в синяках и порезах, одежда порвана, он лишился ботинок, инструментов и сигарного футляра.
Картер двинулся по набережной вдоль пирсов. Через несколько секунд боль от порезов и ушибов достигнет, наконец, сознания, а вместе с ней придет чувство вины. Однако в данную секунду ему хотелось уплетать пироги, целовать Фебу Кайл, заполучить телевидение и поставить тысячу новых иллюзий, а еще – грести деньги лопатой и побеждать новых врагов. Короче, в нем открылся неиссякаемый родник желаний.
На выходе из порта была стоянка такси. Люди в очереди расступились, пропуская окровавленного человека, который гримасничал, как безумный. Картер то ухмылялся, то скалился, вспоминая тот или иной эпизод. Он никогда не думал о жизни как о череде поступлений и расходов. Однако в таком взгляде есть свой резон. Сегодня он поцеловал девушку, прокатился на мотоцикле, поставил на место сопливого йельца и его подручных, прикупил отличную гильотину – это в плюсе. В минусе: его оглушили ударом, усыпили, затолкали в мешок – и отняли планы телевидения.
Сколько интересного в мире духов – за всем и не уследишь. Картер сунул руку в карман и нащупал череп. Надо будет отдать его Джеймсу – то-то они с Томом повеселятся, вспоминая старые времена. Там же, в кармане, лежали деньги на такси. Картер представил, как вернет себе тетрадь расходов и с превеликим удовольствием запишет в графе поступлений: «Получено от агента Самюэлсона – 12 долларов».
Он обвел взглядом Окленд, обрисованный силуэтами на фоне закатного неба, от новых домов на Адамс-пойнт до паромной переправы, от темного озера – где в эту самую секунду, словно по заказу, вспыхнуло ожерелье огней! – до нищего центра с его пустующими конторами и безобразными домами – памятниками корысти и взяточничеству. Подъехало такси. Картер указан рукой на здание газеты «Трибьюн» и, мысленно нарисовав дирижабль, поместил его на причальную мачту.
? ? ? ?
По другую сторону залива ливень застал врасплох Сан-Франциско (где, как принято считать, дожди идут исключительно редко, и то лишь для придания городу вящей живописности). В конце рабочего дня люди покупали утренний «Экзаминер» только как замену зонтам.
Гриффин стоял на ступенях публичной библиотеки, которая закрылась за несколько минут до его прихода. Наконец вышла Олив Уайт с лиловым – под цвет галош – зонтиком. При виде Гриффина она буквально остолбенела.
– Мистер Гриффин, вы промокли!
– Пустяки. Слушайте, Олив, меня переводят в Альбукерке. Я должен ехать немедленно.
– Ой, мистер Гриффин! – Олив зажала руками рот, как будто Гриффин сказал, что его застрелили.
– Всё в порядке. Просто мне надо выяснить одну вещь, и я не знаю, можно ли сделать это из Альбукерке. Если бы…
– Всё, что вы ни попросите. Всё.
Он развернул бутылку и протянул Олив. Та подняла ее к дождливому вечернему небу. Гриффин огляделся – вроде бы никто в их сторону не смотрел.
– Никогда не видела такой этикетки. – Олив покраснела и быстро добавила: – Доктор прописывает мне вино от повышенного давления…
– Ладно, ладно, просто будьте внимательны, хорошо? Если увидите что-нибудь похожее, дайте мне знать.
– Я могу оставить бутылку у себя?
– Вещественная улика. Сожалею.
– Хотела бы я запомнить эту этикетку. Я бы срисовала, да, боюсь, не получится – слишком уж странная.
Рисунок, о котором говорила Олив, было бы почти невозможно описать или воспроизвести. Хитрая этикетка – мечта любого бутлегера. Выглядела она так:
Гриффину пора было идти. Он сунул бутылку в сумку и протянул руку. Олив долго не разрывала рукопожатие и наконец спросила, можно ли его обнять. Гриффин кивнул. Она на мгновение обвила его руками, он легонько чмокнул ее в щеку.
Однако долг есть долг. Джек Гриффин поднял воротник и под дождем зашагал прочь. Олив смотрела на него из-под зонта. Хотя он ни разу не обернулся, она держала руку поднятой, готовая замахать, пока не потеряла его из виду.
Глава 25
Через неделю Картер въехал на «пирсе-эрроу» в ворота Арбор-виллы. Ушибы и растяжения еще не совсем прошли, поэтому «ВМ V» пришлось оставить в гараже. Картер медленно проковылял к дому – даже медленнее, чем позволяли увечья, поскольку сам не верил, что решился сюда приехать.
Бура сидел на улице, в своем обычном кресле, и читал. Рядом на столике стоял графин с лимонадом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Удар, металлический звон в ушах. Он успел заметить, что ноги у Картера по-прежнему скованы, и замахнулся кулаком, чтобы тот отступил, или попытался увернуться, или потерял равновесие. Однако Картер шагнул вперед, под занесенную руку Самюэлсона. В следующий миг он был уже сзади и тянул с плеч Самюэлсона пиджак, так что руки его оказались прижаты к бокам. Картер рванул жилет – пуговицы отлетели – и завязал поверх вывернутого пиджака еще до того, как последняя пуговица шлепнулась о воду. Получилась импровизированная смирительная рубашка. Самюэлсон не мог двинуть рукой. Он рухнул навзничь.
Снизу смотреть было еще страшнее. Для начала Картер встал так, чтобы ноги его оказались по две стороны от шеи Самюэлсона и цепь давила на трахею. Самюэлстон беспомощно задергался и краем глаза увидел какое-то быстрое движение. Холлиз! Он спасен!
Холлиз сидел на корточках у края пирса, видимо, разрываясь между противоположными импульсами. Картер бесстрастно смотрел на него, переминаясь с ноги на ногу, чтобы вернее придушить жертву.
– Да? – спросил он наконец.
Холлиз взглянул на Картера. Потом на Самюэлсона. Нервы его не выдержали, и он бегом бросился к фургону. Предпоследним, что увидел Самюэлсон перед тем, как потерять сознание, было зрелище отъезжающей машины.
Последним Самюэлсон увидел склоненного над собой Картера. Тот сунул руку ему в карман и выпрямился.
– Что это у нас здесь? – спросил Картер, держал пальцами череп из слоновой кости.
Самюэлсон потерял сознание.
– Агент Самюэлсон.
По-прежнему лил теплый дождь: в более удачный день приятно было бы пройтись. Однако Самюэлсон никуда не шел: он сидел, прислонясь к груде резиновых покрышек, опутанных цепями и тросами. Рук своих он не видел – они были привязаны к чему-то за головой. Попробовал двинуть ногами – получилось, но при этом раздался лязг. Откуда-то доносились приглушенные крики. Штуц?
Слева на швартовой тумбе, напоминающей формой гриб, сидел Картер. Лицо его было рассечено, дождь стекал по черным, прилипшим к голове волосам на рваную рубашку и зияющие дырами штаны. Он сидел босой, закинув ногу на ногу, и каким-то образом ухитрялся курить, несмотря на дождь.
– Что вы делаете? – услышал Самюэлсон собственный голос.
– Развлекаюсь. – Картер глубоко затянулся и выпустил колечко дыма между дождевыми каплями. – Посмотрите себе за голову. Ах, виноват, вы не можете… Тогда послушайте. Ваши руки прикованы к швартовой тумбе, примерно такой же, как та, на которой сижу я. – Он сделал паузу и кончиком сигареты указал Самюэлсону за плечо. Тот увидел невероятную путаницу тросов и цепей. На краю причала лежали три якоря. Два были якоря Данфорта, третий – большой, для крупных судов. Самюэлсон помнил их по детству, когда помогал отцу на корабле.
Склонив голову набок, чтобы лучше слышать приглушенные вопли – на этот раз кричал О'Брайен, – Картер сказал:
– Кстати, ваши друзья – под пристанью. У меня была лишняя пара наручников, я позаимствовал несколько скоб вон с того парома, и… знаете игру в «три листа»?
Самюэлсон от растерянности ничего не ответил.
– Есть три карты, повернутые к вам рубашкой, одна из них – нужная. Игра для дурачков. Короче, один из этих якорей закреплен за наручники, которые надеты вам на ноги. Остальные два – нет. Понимаете?
– Я ничего не скажу. У Службы есть кодекс…
– Отлично, – перебил Картер, – насчет кодексов я понимаю. – Его синие глаза невозможно было прочесть – они казались спокойными, как воскресная улица. – Я буду один за другим сбрасывать якоря с причала. Не знаю, что произойдет, когда я сброшу тот, к которому привязаны вы. Не будь вы привязаны еще и к тумбе, вы бы просто ушли на дно и утонули, но поскольку вы привязаны…
– Я сказал: вы ничего от меня не узнаете.
– Либо якорь выдернет вам руки и ноги из суставов, либо вас разорвет пополам. – Картер снова затянулся. – Я и впрямь видел, как человека разрывают надвое. В Индии. Там для этого используют слонов. Итак? – Он похлопал Самюэлсона по плечу и спросил буднично: – С какого якоря начнем?
Вдалеке О'Брайен звал на помощь.
– Я – агент Секретной службы, – сказал Самюэлсон. – Вам это с рук не сойдет.
– Может быть, якорь Данфорта слева? – Картер встал, чтобы размять ноги, широко зевнул и подошел к краю причала. Самюэлсон смотрел на него, но одновременно поглядывал налево и направо. Здесь есть какой-то паром. Кто-нибудь их увидит. Что до якорей, Картер, разумеется, сперва сбросит те два, которые не привязаны к его ногам. А пока суд да дело, кто-нибудь их увидит. Это точно.
Картер двумя руками взялся за якорь и через плечо взглянул на Самюэлсона.
– Кстати, я не хочу жульничать, поэтому основательно перепутал веревки и цепи, так что теперь сам не знаю, какой якорь привязан к вам.
– Что?!
– Алле-оп! – воскликнул Картер. Якорь полетел через край, ярдов тридцать цепи зазмеились к воде.
Самюэлсон беззвучно вскрикнул, когда что-то задело его ноги, но это была просто скользящая по доскам цепь. Картер взглянул с края причала.
– Как интересно. Еще сыграем?
– Нам велели вас задержать! Это всё, что мне известно! Картер присел на корточки рядом с ним.
– Кроме ключей к наручникам, удостоверения и тому подобного у вас в кармане лежали записки. Задержать меня в такое-то время. Убрать навсегда – не так уж трудно понять. Еще у вас в бумажнике было двенадцать долларов. Какой якорь сбросить следующим?
– Я не… – Самюэлсону казалось, будто он произносит законченную фразу; только в следующий миг до него дошло, что это не так. – Чего вы хотите?
– Если честно, я хочу сбросить в воду остальные якоря и посмотреть, что получится. Зачем вы швырнули меня в залив, дилетанты хреновы?
– Вы – фокусник.
– Я – фокусник, – бесстрастно отвечал Картер.
– Я решил, что так вам и надо.
– Решили… – Картер замялся. – Вы действительно так подумали?
– Я подумал, что вы или выберетесь, или нет. В любом случае так вам и надо.
– За что? – Он выглядел обезоруженным, искренне расстроенным.
Самюэлсон заморгал. Он не знал, как объяснить то, что казалось самоочевидным всего час назад. Сами перетасуйте колоду. Видите, этот ящик совершенно пуст – нет ни проволоки, ни платформ. Как фокусники раззадоривают зрителей, убеждая, что не смогут их обмануть. Самюэлсон твердо верил, что любой фокусник – враг и сам напрашивается, чтобы его поставили на место.
Наконец Картер спросил:
– Кто из вас давал мне хлороформ?
На этот вопрос Самюэлсон ответил охотно:
– Штуц.
– Тот, который убежал?
– Нет. То был Холлиз, – с удовольствием ответил Самюэлсон. Ох и врежет он Холлизу, когда снова его увидит!
– M-мм… Так Штуц – один из тех, кто болтается там?
– Штуц… мне не следовало говорить. Он колол вас иголкой. Это не по инструкции. – Самюэлсон прикусил губу и взглянул на Картера.
– Так он извращенец. Замечательно. – В идеальном мире Картер измыслил бы для Штуца подходящую месть, однако желание восстановить справедливость убывало по мере того, как он понимал, с какими людишками имеет дело. Тем не менее он еще не закончил.
– Эй! – раздалось слева, с палубы парома. Там стоял капитан в дождевике и форменной фуражке.
– Помогите! – закричал Самюэлсон. – Я федеральный агент!
Картер прикрыл лицо от дождя.
– Капитан Уиллоу?
– Чарли Картер! – произнесено с радостью. – Как дела?
– Отлично.
– Рад слышать!
– Голоден, правда, как собака.
– Этот человек напал на федерального агента! – закричал Самюэлсон. – Немедленно вызовите полицию!
Капитан Уиллоу скрестил руки на груди.
– Это действительно так?
– Да!
Капитан хохотнул и хлопнул ладонью по поручню.
– Кошмар. Репетируете новый фокус, Чарли?
– Нет, – бесстрастно отвечал Картер. – Он говорит правду.
Капитан погрозил ему пальцем.
– Ну вы и шутник! Пришлите нам с хозяйкой билеты, когда представление будет готово. Я отвлеку пассажиров.
И он исчез.
Самюэлсон смотрел на опустевшую палубу, словно на перрон, от которого только что отошел последний поезд домой.
– Простите. – Картер подошел к краю пристани и, без громких слов, сбросил в воду второй якорь.
Самюэлсон вскрикнул, напрягся. Цепь скользнула по ногам, раздался плеск.
Ничего не произошло.
Картер снова наклонился над ним.
– Прошу простить за мистификацию. У меня это в крови. Разумеется, я знал, какой якорь привязан к вам, так что давайте к делу. В моем кармане был сигарный футляр. Где он?
– Я…
Рука Картера закрыла ему рот.
– Вы хотели сказать: «Я не знаю, о чем речь». Давайте сделаем вид, что вы это уже сказали. Сказали несколько раз, очень искренне. Если будете упорствовать, я скину с причала последний якорь. Без колебаний. Понятно?
Самюэлсон кивнул. Картер убрал руку. Самюэлсон несколько раз раскрывал и закрывал рот, глаза его бегали, словно он вспоминает, как собирать автомат.
– Хорошо. Хорошо. Всё, что было у вас в карманах, – осторожно произнес он, – осталось в машине.
– И теперь оно у агента Холлиза?
– Да, – Самюэлсон с облегчением улыбнулся, как будто они с Картером вместе решили головоломку и теперь могут быть друзьями. Когда Картер тоже улыбнулся в ответ, у Самюэлсона отлегло от сердца.
– Думаю, я могу вас развязать. Остался один пустячок. – Картер вынул из кармана череп с золотыми цифрами «322» на лбу. – Вот. – Он зажал ладонь, разжал ее: череп исчез. Повторил всё то же самое: череп появился снова. – Я пытаюсь понять, что именно он означает.
– Талисман на счастье.
– И каким же образом он вам помогает?
Самюэлсон смотрел на череп. Существовали вещи, через которые он не мог переступить ни при каких обстоятельствах. Череп и то, что он олицетворял, были для него бесконечно важны. За эту тайну он действительно готов был умереть.
Картер посмотрел вверх и произнес нараспев:
– Wer war der Thor, wer Weiser, Bettler oder Kaiser?
У Самюэлсона сердце чуть не выскочило из груди. Он закончил:
– Ob Arm, ob Reich, im Tode gleich, – и засмеялся. От облегчения закружилась голова. – Вы – член ордена!
– Комната номер триста двадцать два, – прошептал Картер, словно воскрешая в памяти воспоминания, и повел рукой в воздухе: – Вот каменная плита, вот шутовской колпак и колокольчики, вот нищенская сума, и корона, и четыре человеческих черепа. Поразительная комната!
– Лучшие дни моей жизни! – отвечал Самюэлсон, мечтая об одном: чтобы Картер его освободил.
– Всё это время в колледже, изучая бизнес, деньги и тому подобное…
– Да! Да!
– Жаль, что этой комнаты нет на свете. – Картер, изогнув бровь, подбросил и поймал череп.
– Что?!
Глаза у Картера стали равнодушные – бесконечно синие, как горизонт.
– Какая-то… чушь. – Последнее слово Самюэлсон выговорил с трудом.
– Мой брат учился в Йеле. – Картер участливым тоном объяснил: – Это называется «дурья башка». Членам ордена поручается иногда проигрывать такие в карты или отдавать в уплату долгов тем, кто мечтал бы вступить в орден, да не подходит.
– Но…
– Так что ваш однокашник, или кто еще, проиграл вам эту черепушку, обставил это со всей торжественностью и научил вас немецкому стишку, который, если подумать, никак не тянет на пароль. Теперь вы могли воображать, будто входите в орден.
– Но… – От горя голос у Самюэлсона стал совсем детским. – Вы – член ордена?
– Вообще-то я не учился в колледже. Я играл в варьете. – Он со смехом пнул ногой последний оставшийся якорь.
– Нет! – заорал Самюэлсон. Последняя цепь заскользила к воде, хлеща его по ногам. – Нет! – выкрикнул он снова, напрягаясь в ожидании чудовищного рывка.
Когда он открыл глаза, то обнаружил, что по-прежнему лежит на причале. Ничего не произошло. Ни один из якорей не был привязан к его ногам. Самюэлсон хотел оскорбительно расхохотаться; вместо этого из глаз брызнули слезы.
Картер, прихрамывая, пошел было прочь, потом импульсивно повернулся, сел на корточки и обеими руками взял Самюэлсона за щеки. Тот страдальчески поднял глаза и увидел, что лицо фокусника лучится весельем.
– Спасибо, – прошептал Картер. Он, театрально чмокнув губами, поцеловал Самюэлсона в лоб. – Честное слово, мне никогда не было так весело. Спасибо.
Картер последний раз взглянул на причал, откуда неслись всё более слабые крики о помощи, потом на мокрого человека, которого привязал к тумбе. Мысленно пересчитал собственные потери: тело в синяках и порезах, одежда порвана, он лишился ботинок, инструментов и сигарного футляра.
Картер двинулся по набережной вдоль пирсов. Через несколько секунд боль от порезов и ушибов достигнет, наконец, сознания, а вместе с ней придет чувство вины. Однако в данную секунду ему хотелось уплетать пироги, целовать Фебу Кайл, заполучить телевидение и поставить тысячу новых иллюзий, а еще – грести деньги лопатой и побеждать новых врагов. Короче, в нем открылся неиссякаемый родник желаний.
На выходе из порта была стоянка такси. Люди в очереди расступились, пропуская окровавленного человека, который гримасничал, как безумный. Картер то ухмылялся, то скалился, вспоминая тот или иной эпизод. Он никогда не думал о жизни как о череде поступлений и расходов. Однако в таком взгляде есть свой резон. Сегодня он поцеловал девушку, прокатился на мотоцикле, поставил на место сопливого йельца и его подручных, прикупил отличную гильотину – это в плюсе. В минусе: его оглушили ударом, усыпили, затолкали в мешок – и отняли планы телевидения.
Сколько интересного в мире духов – за всем и не уследишь. Картер сунул руку в карман и нащупал череп. Надо будет отдать его Джеймсу – то-то они с Томом повеселятся, вспоминая старые времена. Там же, в кармане, лежали деньги на такси. Картер представил, как вернет себе тетрадь расходов и с превеликим удовольствием запишет в графе поступлений: «Получено от агента Самюэлсона – 12 долларов».
Он обвел взглядом Окленд, обрисованный силуэтами на фоне закатного неба, от новых домов на Адамс-пойнт до паромной переправы, от темного озера – где в эту самую секунду, словно по заказу, вспыхнуло ожерелье огней! – до нищего центра с его пустующими конторами и безобразными домами – памятниками корысти и взяточничеству. Подъехало такси. Картер указан рукой на здание газеты «Трибьюн» и, мысленно нарисовав дирижабль, поместил его на причальную мачту.
? ? ? ?
По другую сторону залива ливень застал врасплох Сан-Франциско (где, как принято считать, дожди идут исключительно редко, и то лишь для придания городу вящей живописности). В конце рабочего дня люди покупали утренний «Экзаминер» только как замену зонтам.
Гриффин стоял на ступенях публичной библиотеки, которая закрылась за несколько минут до его прихода. Наконец вышла Олив Уайт с лиловым – под цвет галош – зонтиком. При виде Гриффина она буквально остолбенела.
– Мистер Гриффин, вы промокли!
– Пустяки. Слушайте, Олив, меня переводят в Альбукерке. Я должен ехать немедленно.
– Ой, мистер Гриффин! – Олив зажала руками рот, как будто Гриффин сказал, что его застрелили.
– Всё в порядке. Просто мне надо выяснить одну вещь, и я не знаю, можно ли сделать это из Альбукерке. Если бы…
– Всё, что вы ни попросите. Всё.
Он развернул бутылку и протянул Олив. Та подняла ее к дождливому вечернему небу. Гриффин огляделся – вроде бы никто в их сторону не смотрел.
– Никогда не видела такой этикетки. – Олив покраснела и быстро добавила: – Доктор прописывает мне вино от повышенного давления…
– Ладно, ладно, просто будьте внимательны, хорошо? Если увидите что-нибудь похожее, дайте мне знать.
– Я могу оставить бутылку у себя?
– Вещественная улика. Сожалею.
– Хотела бы я запомнить эту этикетку. Я бы срисовала, да, боюсь, не получится – слишком уж странная.
Рисунок, о котором говорила Олив, было бы почти невозможно описать или воспроизвести. Хитрая этикетка – мечта любого бутлегера. Выглядела она так:
Гриффину пора было идти. Он сунул бутылку в сумку и протянул руку. Олив долго не разрывала рукопожатие и наконец спросила, можно ли его обнять. Гриффин кивнул. Она на мгновение обвила его руками, он легонько чмокнул ее в щеку.
Однако долг есть долг. Джек Гриффин поднял воротник и под дождем зашагал прочь. Олив смотрела на него из-под зонта. Хотя он ни разу не обернулся, она держала руку поднятой, готовая замахать, пока не потеряла его из виду.
Глава 25
Через неделю Картер въехал на «пирсе-эрроу» в ворота Арбор-виллы. Ушибы и растяжения еще не совсем прошли, поэтому «ВМ V» пришлось оставить в гараже. Картер медленно проковылял к дому – даже медленнее, чем позволяли увечья, поскольку сам не верил, что решился сюда приехать.
Бура сидел на улице, в своем обычном кресле, и читал. Рядом на столике стоял графин с лимонадом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60