Они шли по тропке между старыми дубами.
– У вас есть друг, мисс Кайл?
Тропка вывела их на асфальтированную дорожку, и мисс Кайл воспользовалась поводом ускорить шаг.
– Нам не совсем просто живется в приюте. Выйти можно только с мужчиной… в смысле, с мужчиной, который сумеет найти дорогу…
Картер сказал:
– Надеюсь, он хотя бы схлопотал по морде.
– Кто?
– Человек, который бросил вас в парке.
– Это уже Гранд-авеню? – спросила мисс Кайл. – Здесь я могла бы поймать такси.
– Да, авеню уже близко, – сказал Картер, – но когда идешь со львом, такси обычно не останавливаются.
Малыш, протрусив мимо, свернул на боковую дорожку.
Мисс Кайл спросила удивленно:
– Он убежал вперед?
– Там фонтан. Днем Малыша пугает шум, но на ночь фонтан выключают. – Картер сделал паузу. – Послушайте.
Они вместе прислушались. Вскоре раздался характерный звук: лев шумно лакал воду языком. Он стоял, упершись задними лапами в землю и положив передние на край мраморной чаши, морда почти касалась воды. Феба Кайл, возможно, улыбнулась; при слабом освещении этого нельзя было сказать наверняка. Картер хотел предложить, чтобы они зашли в гараж, и он отвез ее в приют на машине, но боялся, что мисс Кайл превратно его поймет.
– Мистер Картер, – сказала она. – Вы следите за модой?
– Я не то чтобы щеголь.
– Я про женскую моду. Говорят, сейчас у раскованных молодых женщин новое увлечение. Разрисовывать коленки.
– Простите?
– Я слышала, девушки рисуют на коленках портреты своих возлюбленных и так разгуливают по городу.
– Я не имею обыкновения разглядывать женские колени.
– Так приглядитесь.
– Мисс Кайл?
– Просто скажите, что вас попросила слепая девушка.
– Мисс Кайл?
– Феба.
– Феба. – Картер смотрел, как Малыш вразвалку идет к ним, облизывая на ходу усы. – Давайте зайдем ко мне в гараж, я оставлю Малыша и отвезу вас домой. Если это не даст повод для сплетен.
– Пусть сплетничают. – Они двинулись дальше, и Феба добавила: – Спасибо.
Они шли по тропинке параллельно авеню, чтобы Малыш не пугал прохожих. Разговор то и дело угасал; Картеру не удавалось ни вытянуть из Фебы какие-нибудь сведения, ни самому преодолеть неловкость.
Феба не ошиблась: многие женщины желали бы завязать с ним близкое знакомство. Несколько раз после войны у него намечались романы – с хористками или с девушками из хорошего круга, – но всё заканчивалось плохо, не успев толком начаться. В конце концов Картер решил, что ловеласа из него не выйдет, и в последние несколько лет если и флиртовал, то исключительно ради вежливости.
Они поднялись к основанию лестницы, ведущей к дому номер один по Хилгирт-серкл, и остановились, чтобы пропустить Малыша в гараж.
Феба сказала:
– Вы обходительны, но не искрометны.
Запирая Малыша в его чуланчике, Картер отозвался:
– Неужели?
– Да, вы шутите, но вас нельзя назвать искрометным. Ваш голос, ваше поведение, полагаю, и лицо тоже, наводят на мысль, что вы – обходительный и печальный махатма. Почему?
– Картер! Картер! – Аманда и Ами Чонг, десятилетние близняшки из соседнего дома, в волнении сбегали по лестницы. Уже пробило девять, и обе были в ночных рубашках.
– Сейчас вы познакомитесь с двумя девочками. – Он так поспешно повернулся к мисс Кайл, что налетел на нее. Она ахнула, очки соскочили с носа – Картер еле успел их подхватить. – Очки у меня, – сказал он.
– Картер!
Он привык, что воскресными вечерами соседские дети окликают его со всех сторон и просят показать фокусы. Обычно их внимания хватало до тех пор, пока не появлялась тележка мороженщика.
Однако сегодня других детей не было, и девочки не просили показать фокусы. Они схватили его за руки и потащили вверх по лестнице. Картер обернулся, чтобы извиниться перед мисс Кайл. Она надевала очки, и он успел заметить растерянное лицо и огромные зеленые глаза. Ему хотелось увидеть их еще раз.
– Картер!
– …приходили дяди… Картер, идемте!
– Толстые дяди, двое… идемте…
– …там веревка, она еще висит… Картер…
Девочки, приподнимая подолы ночных рубашек, бегом бросились по ступеням. Когда Картер догнал их у входной двери, они разом начали:
– …только легли в постель, и смотрели в окошко, не появится ли Малыш… вот здесь… они нас не видели…
Дом Картера был надежно защищен. В противном случае конкуренты могли бы проникнуть внутрь и похитить записи (которые по большей части хранились в банковском сейфе) или иллюзии (которые Ледок после гастролей разбирал и главные детали держал под собственным присмотром). Кроме того, светская хроника всякий раз писала о его отъездах в дальние края, триумфальных возвращениях и о невероятных сокровищах, вывезенных из диковинных краев. Будь Картер вором, он бы читал светскую хронику, поэтому оба его дома – в Сан-Франциско и в Окленде – представляли собой настоящие крепости.
Перед входной дверью болталась оборванная веревка. Присмотревшись, Картер обнаружил полосы от каблуков – кого-то тащили прочь.
– Внутрь они не попали, – сказала Аманда.
– Ясно, – отвечал Картер. – Кто-то из них пытался взломать дверь?
– Да, один из них попробовал, и тогда…
– А когда ловушка захлопнулась, другому пришлось обрезать веревку?
– Да, и тогда…
– Один из них взялся за дверную ручку. И что случилось?
Ами сказала: «Бабах!», и они с сестрой, хихикая, заплясали на месте.
Феба Кайл поднялась по лестнице и встала рядом с девочками.
– Бабах?
Ами пропела:
– Все знают, что дверь Картера трогать нельзя!
– Ни за что! – подхватила Аманда.
– А не то – бабах! – Ами повторила свой танец.
Девочки рассказали, что второму дяде пришлось тащить того дядю, который взялся за дверь, и что больше они не возвращались. Пересказав историю несколько раз, так что каждая воскликнула: «Бабах!» и показала, как дядя дергался и падал, сестры переключились на то, что учатся плавать и уже получили значки с дельфинчиками. Картер, поблагодарив, дал каждой по десятицентовику и отправил их домой, пока родители не заметили.
– Детки. Такие бодрые, – сказала мисс Кайл, словно повторяя чьи-то слова.
– Славные девочки. Дети – самые сложные зрители для фокусника. Трудно добиться, чтобы они не смотрели, куда не надо. Поэтому же они…
– Хорошие соседи?
– Да.
Картер отключил систему защиты и вошел в дом. Он усадил мисс Кайл в кресло; а сам обошел комнаты. Всё было на своих местах.
Когда он вернулся в фойе, то обнаружил, что кресло опустело – мисс Кайл стояла и ощупывала декоративную вазу.
– Мисс Кайл, я должен как можно скорее доставить вас домой. Здесь вы в опасности.
– Правда? – спросила она с любопытством и даже весело.
– Я серьезно. Вам, возможно, не по душе ваша жизнь в приюте, но мир полон нехорошими людьми.
Мисс Кайл продолжала ощупывать фойе, потом осторожно двинулась налево вдоль стены, держась сперва за журнальный столик, потом за полки в книжной комнате, потом за письменный стол, где наткнулась пальцами на подзорную трубу. Здесь она задержалась.
– Труба указывает вверх, уверяю вас.
Однако мисс Кайл всё же ощупала подставку и окуляр.
– Она указывает на здание «Трибьюн».
– Потрясающая догадка! – Картер был ошеломлен, словно она взяла из воздуха букет цветов. – Как…
– Это не догадка, – перебила мисс Кайл. – Скажите, вы не волнуетесь?
– По поводу чего?
– По поводу взломщиков. Нехороших людей.
Пульс восемьдесят, дыхание нормальное.
– Ничуть.
– Ясно. Вас ничуть не волнует, что незнакомых людей бьет током на вашем пороге?
Картер, считая, что уже ответил на вопрос, молчал.
Она продолжала:
– Пока вы думаете над ответом, я посмотрю ваши книги.
– Удачи, – сказал он, не подумав.
Мисс Кайл медленно, очень медленно повернулась от книжной полки; казалось, прошло полчаса, прежде чем Картер увидел ее лицо – оно сияло. Мисс Кайл улыбалась, поразительные алые губы разошлись, показывая безупречные зубы. Первая ее улыбка, адресованная ему.
Снова к полке. Мисс Кайл взяла, ощупала и положила на место нож из слоновой кости для разрезания бумаги. Она, словно и не прилагая усилий, сразила Картера наповал. Теперь ее пальцы скользили по чашкам с секретом. Очевидно, она готова была дожидаться ответа хоть всю ночь.
И Картер задумался: волнуют ли его взломщики? Если это новая опасность – что ж, он готов. Один раз он уже ускользнул от Секретной службы и только что без всяких усилий разделался с какими-то двумя идиотами. Им явно что-то нужно, однако они не могут знать наверняка, что оно у Картера – он поминутно сбивает их с толку обманными ходами. Что ж, если быть совсем честным, его это волнует.
– Простите. – Он зашел в кухню, вернулся с двумя бокалами и протянул один Фебе. Та как раз вытащила с полки самую старую книгу – инкунабулу с заклинаниями, которыми, по мнению инквизиции, можно было вызывать дьявола.
– Никак не могу понять, из чего сделан переплет.
Картер забрал у нее книгу.
– Из человеческой кожи. Слушайте внимательно. Я хочу сказать тост.
Она понюхала бокал.
– Ой, вода. Воду, наверное, можно. За что вы хотите выпить?
– За неведомое.
Она задумалась, потом подняла бокал. Картер легонько коснулся его своим.
– За неведомое. – Она отпила воду. – А как, мистер Картер, вы относитесь к неведомому?
– Очень и очень хорошо.
При этих его словах она вновь подняла бокал, чтобы повторить тост.
Глава 8
Человек может прожить на хлебе и воде, но на хлебе, воде и ненависти?
В Каире наступило время вечерней молитвы. В мечети напротив театра «Эзбекие» недавно установили граммофон, и призыв разносился из громкоговорителей на втором этаже. Перед театром стоял весьма недовольный господин. Он дожидался антрепренера, Бехару Гемайдана, злясь на испепеляющую жару и пронзительное пение муэдзина.
До конца молитвы Гемайдан его не примет, можно не сомневаться. Господин принялся рассматривать афиши за пыльным стеклом. «Прескотт!» в два цвета, красный и синий, и больше ничего, поскольку человеку, называвшему себя «Прескотт», картинки были нынче не по карману. В афишах он не называл себя фокусником, потому что даже здесь, на краю света, боялся, что его найдут.
Господин закурил. На нем была новая шляпа, кремовый шелковый костюм и галстук-бабочка. Он каждый вечер и каждое утро брил голову, а бородку клинышком периодически осветлял перекисью. У него было два одеколона – один утренний, другой вечерний, но даже резкий одеколон не мог заглушить плывущий по улице запах человеческих экскрементов. Пыльный смерчик гнал в сторону театра мусор, и господин, поморщившись, нырнул в нишу у билетной кассы, чтобы уберечь стодолларовые ботинки из змеиной кожи, которые снял с одного невезучего малого в Родезии.
Он с неодобрением взглянул на брезентовые полотнища, закрывающие верхние недостроенные этажи зданий по обе стороны мечети. Рабочий сцены как-то объяснил ему (на том рыночном английском, на котором говорят арабы в театрах), почему в Каире столько незаконченных домов. В связи со строительным бумом власти обложили налогом завершенные – но только завершенные – здания. Теперь у каждого пятого дома в центре города вместо верхних этажей чернели голые балки.
Молитва окончилась, наступила тишина, и горожане начали снова выползать на солнцепек. Штора на окне Гемайдана зашуршала и поползла вверх.
Прескотт сразу же постучал по стеклу. Он пришел, чтобы продлить еще на две недели теперешний контракт.
Гемайдан, низенький, тучный, при виде Прескотта не выразил никаких чувств. Увидев, что у посетителя в руках, он пробормотал, заранее зная ответ:
– Вы не оставите собаку на улице?
– Нет. – Прескотт опустился в одно из кожаных кресел напротив Гемайдана. Как все кабинеты антрепренеров по всему миру, помещение было обставлено нарочито бедно. По стенам висели афиши давно забытых представлений, да и часть вещей явно осталась от былых исполнителей, не сумевших дотянуть до конца контракта. Это следовало понимать так: у Гемайдана нет лишних денег, будешь плохо выступать – уволит в два счета.
Антрепренер опустился на свое место и посмотрел в глаза песику, дрожащему у Прескотта на коленях.
– Ваше счастье, что я понимаю, как можно привязаться к животине.
– Красавчик – не животина, – сказал Прескотт.
Поскольку объяснять свои слова он не стал, Гемайдан прочистил горло и продолжил:
– Нам нужно обсудить записку, которую вы мне прислали. Боюсь, вы просите о невозможном.
Прескотт сморгнул. Обычное дело – тебе говорят, что ты не нужен, и, лишь поизмывавшись вдоволь, переходят к деловой части разговора. Он погладил собаку по спине и по ляжкам.
Однако дальше Гемайдан произнес нечто совершенно неожиданное:
– С сегодняшнего дня у меня выступают новые исполнители. Мужчина и женщина. Комики-акробаты.
– И чем же они так хороши?
– Мне написал о них шурин из Туниса. Мужчина изображает пьяного, женщина швыряет в него тарелками. Публика
в восторге.
– Разумеется. – Прескотт взглянул на свои неизменно безупречные ногти. Его голос, всегда звучавший плавно, стал чуть жестче. – Однако у вас есть обязательства, которые вы, без сомнения, выполните.
– Какие такие обязательства?
– Плата за следующую неделю, в течение которой я выступаю в вашем театре,
Гемайдан сложил руки на животе.
– В контракте сказано, что я могу уволить вас в любую минут, без предупреждения. Такова общепринятая практика. Даю вам еще двадцать четыре часа, просто потому, что мне вас жаль.
Глаза Прескотта расширились – но только на секунду.
– Господи. Вам меня жаль. Какое благородство, мистер Гемайдан. И за что же, позвольте спросить, вам меня жаль?
– Ваше шоу никуда не годится. Я даже не уверен, что это можно назвать фокусами. Я ничего не понимаю. Зрители ничего не понимают.
– Может быть, вам следовало бы найти зрителей получше.
– Вы показываете фокусы – если это можно назвать фокусами, – в которых нет никакого смысла. Говорите с невидимыми людьми. Когда я вас принимал, то думал, это что-то вроде спиритического сеанса, но ничего подобного. – Гемайдан подался вперед и руками изобразил в воздухе шляпу. – Если вы берете у зрителя шляпу, льете в нее молоко, разбиваете яйца и сыплете муку, то в ней должен появиться пирог. Что это за фокус, когда вы нахлобучиваете на бедолагу его же шляпу, полную жидкого теста?
– Я учу людей никому не доверять.
– Не вижу тут ничего забавного, мистер Прескотт. У вас есть несколько интересных фокусов. Я мог бы даже написать вам рекомендательное письмо и упомянуть их. Например, бросание карты: карта пролетает через свечу, через апельсин и через бамбук – это впечатляет. Однако у меня семейный театр, и мне не нравится, когда вы обижаете куклу.
– Это не кукла, а бутафорская фигура.
– Люди смущаются, когда вы якобы вышибаете из нее мозги. Совсем не семейное зрелище, когда вы пилите ее пополам. Никому не нравится смотреть на такую гнусность. Вот. – Гемайдан, обернувшись, вытащил на стол манекен в мятом смокинге. Прескотт не шелохнулся, только почесал песика за ухом, глядя на черные бутафорские волосы и выцветшие голубые пуговицы-глаза, потом улыбнулся так, словно его пообещали провозгласить королем.
– Отмените комиков, – сказал он. – Едва только слухи о моем представлении распространятся, народ повалит валом, как было в Танжере.
– Никто не покупает билеты. Я два дня уговариваю родственников жены, но они не хотят больше на вас смотреть. – Гемайдан помолчал, потом продолжил, и это было его ошибкой: – Вы неплохо смотритесь на сцене и у вас есть несколько приличных фокусов. Вам надо учиться, брать пример со значительных фокусников.
– Значительных… Простите, что перебил. Какие фокусники значительные?
Гемайдан поднял глаза к низкому потолку.
– Вы о них слышали. Гудини. Тёрстон. Николя. Мой шурин в прошлом году видел Великого Картера и говорит, это было замечательно.
Он с жаром кивнул.
Прескотт сказал:
– Ваш шурин – явно самый везучий в семье.
– Простите, что не могу продлить ангажемент еще на один вечер. Будьте добры, заберите свои вещи. Мои люди уже сложили их за сценой.
Гемайдан опустил глаза и принялся перебирать бумаги на столе.
Прескотт, крепко держа Красавчика, поднялся, но не вышел.
– Когда будете уходить, оставьте мне вашу карточку.
Прескотт сказал:
– Простите?
Гемайдан поднял голову.
– Оставьте мне визитную карточку.
– Как скажете.
Когда вечером Олиан и Буго, муж и жена – акробаты, сошли с поезда, их никто не встретил. В контракте значилось, что на вокзале будет ждать такси. Они заспорили и продолжали ругаться, укладывая вещи в такси, которое пришлось оплатить из собственного кармана. Доехав до театра «Эзбекие», они заколотили в дверь. Никто не вышел.
Только когда подошел помощник режиссера, выяснилось, что дверь не заперта. Так было найдено тело Бехары Гемайдана. Он недешево отдал свою жизнь – мебель была опрокинута, по полу раскиданы игральные карты, всё залито кровью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60