Кибальчич достал из корзины разборную стрелу, свинтил, насадил на нее медный наконечник, приладил перья, а посредине привязал латунную трубку с тонким фитилем.
– Что-то ты мудришь, Николай, – с улыбкой сказал Желябов, – этим ветхозаветным оружием не только царя, а ворону убить мудрено.
– А вот сейчас увидим… У тебя есть спички?
– Держи!
– А ты держи лук. У тебя силы побольше. Натягивай тетиву до отказа, но так, чтоб стрела лежала на луке.
– Давай! – Желябов натянул.
– Так, хорошо. Цель в небо, а я подожгу фитиль. Как загорится – пускай.
– Поджигай! – скомандовал Желябов, натягивая тетиву изо всех сил.
Кибальчич поджег фитиль – и стрела взлетела. Но вот полет ее стал замедляться. Еще мгновение – и она, перевернувшись, пойдет к земле, но в этот миг фитиль догорел, послышался треск, и из трубки посыпались искры, стрела стремительно полетела вверх. Скоро ее уже не стало видно, только огненная точка горела в небе.
– Вот это штука! – восторженно воскликнул Желябов. – Что это ты удумал, Николай?
– Это китайская стрела!
– Китайская?
– Да. Помнишь, я говорил тебе, что прессованный порох не взрывается, а горит, выделяя огромную энергию.
– Да, да, помню… Так что же?
– Оказывается, китайцы этот секрет открыли еще три тысячи лет назад. Вот такие стрелы ими применялись в военных целях. Это стрелы-ракеты.
– Так, интересно… Я кое-что слышал о ракетах.
– Не особенно давно усовершенствованные ракеты применялись и в русских войсках.
– Так что же из этого следует? Ты думаешь пустить ракеты в Царское Село?
– Да нет же, Андрей. Тут дело куда серьезней, чем убийство царя… Ты видел, как летела стрела от маленькой трубочки?
– Еще бы!
– А если эту трубку увеличить до габаритов ствола вот этого дуба. Что тогда?
– Вот уж не знаю.
– Она поднимет целый снаряд, где можно будет поместить человека или двух. Такая ракета может развить бешеную скорость и вырваться в заоблачное пространство. В иной мир!
– Сейчас много пишут об этом. Я читал Жюля Верна, как стреляли из пушки на Луну. Здорово!
– То фантазия, Андрей. Из пушки нельзя выстрелить снарядом, в котором бы был человек. Там огромная начальная скорость. А ракета поднимается медленно и лишь потом развивает бешеную скорость. В этом существенное отличие.
– Что же, ты хочешь изобрести ракету, в которой можно было бы лететь на другие планеты?
– Да, Андрей. Я хочу подарить человечеству такой аппарат, который бы смог оторвать его от земли.
– Это гениальная мысль, Коля. И я горячо приветствую твои искания, но в будущем… Даже сам готов полететь вместе с тобой на Марс… Но теперь нас ждут скучные земные дела.
– Какие же, ведь царь недоступен?
– До конца лета в террористической борьбе объявлен вынужденный перерыв. Но это не означает, что партия бездействует. Решено усилить пропагандистскую работу, создать новую типографию, возобновить выпуск «Народной воли».
– Это хорошо.
– Исполнительный комитет поручает тебе стать организатором и хозяином тайной типографии. Ты журналист – тебе и карты в руки.
– Это так неожиданно, Андрей, – растерянно проговорил Кибальчич. – Меня в партии знают как техника, и вдруг… Но если комитет поручает – я с радостью возьмусь за это дело.
3
В понедельник утром Кибальчич получил записку, написанную по-французски: «Буду в седьмом часу. Жди. Катя».
Кибальчич догадался, что это Михайлов и стал укладывать вещи. В условленное время он расплатился с хозяином и с двумя саквояжами вышел на улицу. Михайлов лихо подкатил на рысаке. Он быстро посадил Кибальчича и крикнул лихачу:
– Гони!
На Подъячевской они рассчитались с лихачом и, пройдя через проходной двор, сели в просторный извозчичий экипаж, где их ждала молодая дама в кокетливой шляпке с вуалью.
– На Подольскую! – приказал Михайлов.
Дама в вуали – Прасковья Семеновна Ивановская была членом партии «Народная воля». По решению Исполнительного комитета ей предстояло быть помощницей Кибальчича по руководству новой тайной типографией. И теперь она, вместе с Кибальчичем – аккерманским мещанином Агаческуловым, переселялась на новую квартиру как его жена.
Извозчик осадил у дома № 11, где приезжих встретил бородатый дворник в белом фартуке с медной бляхой на груди. Он взял вещи и, указывая дорогу, пошел впереди.
Отомкнув в первом этаже высокую, обитую клеенкой дверь, он впустил хозяев и, передав им ключи, глуховато сказал:
– Уж вы извольте передать паспорта для прописки… Хозяин наказывал… Теперь строго насчет этого…
– Пожалуйста! – Кибальчич, вытащив из кармана толстый купеческий бумажник, протянул дворнику два паспорта на имя Агаческуловых и двугривенный на чай.
– Благодарствую, барин, – с поклоном сказал дворник, – ежели что потребовается, так я завсегда в том крыле, в подвале…
– Ну-с, дорогие «супруги», – с улыбкой начал Михайлов, когда, проводив дворника, все прошли в столовую, – прошу вас вести себя не особенно церемонно. Знакомы вы уже давно, а все еще на «вы».
– Ничего, работа сблизит, – приветливо улыбнулась Ивановская, поправляя темные густые волосы, и с нежностью посмотрела на Кибальчича карими живыми глазами. Она знала, каким уважением пользовался в партии «техник», и давно симпатизировала ему.
– Ты, Пашенька, сразу входи в роль «хозяйки», и тогда все пойдет как надо. Николай человек тихий, застенчивый, молчаливый. Если не тормошить, от него иной раз слова не услышишь.
– Да, да, уж вы, пожалуйста, не обижайтесь, Прасковья Семеновна, я иногда задумываюсь… ухожу в себя…
– Ничего… Мы все привыкли быть молчаливыми…
– Чтоб особенно не скучали, – продолжал Михайлов, – завтра у вас появится прислуга. Ею будет Людочка Терентьева, чудесная девушка из Херсона, участница подкопа под казначейство. Ты, Пашенька, обучи ее набору – будет хорошей помощницей.
– Спасибо. Я видела ее – очень славная…
– Ну, пойдемте еще раз осмотрим квартиру, – предложил Михайлов, – и уточним, где поставить станок и наборные кассы. В прошлый раз мы выбрали спальню.
– Да, это самая дальняя комната и, так сказать, – святая святых. Сюда никто из посторонних не войдет, – поддержал Кибальчич.
Прошли в спальню, осмотрели длинную высокую комнату с одним окном, где стояли широкая кровать, зеркальный шифоньер и туалетный столик.
– Да, бесспорно самая подходящая из всех, – вслух думал Михайлов. – Вот тут, в углу, можно поместить станок и кассы… и все это закрыть толстой портьерой.
– Чудесно! Так и сделаем, – согласилась Ивановская.
– Тогда решено, друзья, – заключил Михайлов. – Дня через два под видом багажа вам привезут типографское оборудование. Возчиками будут наши люди. Они установят станок, оборудуют кассы. Задумано возобновить издание журнала «Народная воля» и выпускать «Рабочую газету»… Не пугайтесь. Помощь вам будут оказывать все члены Исполнительного комитета.
В первую субботу после троицына дня Сергей должен был заехать за Лизой, чтоб после обеда пойти на концерт. В Александрийском театре выступал знаменитый итальянский трагик Томмазо Сальвини. Билеты достать было почти невозможно, но Стрешневу помог присяжный поверенный Верховский, написав записку в дирекцию императорских театров.
Сергея Стрешнева ждали к обеду в четыре часа, но уже было около пяти, а он не появлялся. Лиза, принарядившаяся и причесанная, в волнении перебирала веер, прохаживаясь по комнате. «Уж не случилось ли беды? Вчера Сергей должен был выступать в рабочем кружке…»
Мать раза два заглядывала, спрашивала: не перепутала ли она время, точно ли пригласила к четырем? Но Лиза отвечала, что он сам просил назначить обед на четыре, чтоб успеть в театр.
Прошло еще полчаса…
Отец Лизы, привыкший обедать в определенное время, не выдержал и громко, так, чтоб услышала Лиза, крикнул из кабинета:
– Ну, мать, вы с Лизой как хотите, а я больше не могу… Вели подавать…
Лизу тоже звали к столу, но она отказалась и, закрывшись в своей комнате, продолжала ходить, чутко прислушиваясь – не позвонят ли…
Лишь в восьмом часу, когда в театр идти уже было поздно, послышался знакомый голос в передней; и к Лизе, не снимая плаща, вбежал Стрешнев. Он глубоко дышал, лицо пылало, глаза светились.
– Лизок, милая, прости великодушно, я не мог… Случилось такое, чего я никак не ожидал… Я прибежал, чтоб извиниться и обрадовать тебя… Собирайся!
– Я давно готова! – стараясь казаться спокойной, сказала Лиза. – Жду тебя.
– Да нет, не то… Надень что-нибудь попроще. Мы идем в другое место… Знаю, ты будешь обрадована.
– Куда же?
– На тайную сходку. Я встретил Николая. Мы почти два часа бродили по городу… Он пригласил обоих… Ты представить не можешь – будут выступать Перовская и Желябов.
– Что ты, Сережа, где же это? – сразу забыв все треволнения и обиды, спросила Лиза.
– Точно не знаю, но где-то близко… Нас ждет Николай.
– Неужели?! – воскликнула Лиза и, выпроводив Сергея в другую комнату, быстро стала переодеваться…
Кибальчич, Лиза и Стрешнев на цыпочках вошли в просторную комнату. Из-под широкого абажура висящей лампы падал мягкий желтоватый свет на одухотворенные лица людей, собравшихся за чайным столом.
В центре стояла девушка, вскинув красивую голову. Зеленоватая кофточка с белым воротничком и темная длинная юбка делали ее выше, изящней.
Рядом, облокотись на стол локтями и подперев подбородок сжатыми кулаками, сидел военный. По другую сторону самовара – пожилая женщина в очках и старик с длинной белой бородой в русской вышитой рубахе. Вокруг сидели и стояли еще несколько человек, похожих на разночинцев.
Девушка подождала, пока прикроется дверь, и, слегка вздохнув, продолжала читать страстно, вдохновенно:
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
Девушку обступили, пожимали ей руки. Старая женщина в очках подошла и поцеловала ее.
– Спасибо! Вы выразили наши чувства. Спасибо!..
– Кажется, мы опоздали, – прошептал Кибальчич Стрешневу.
– Как жаль, а где же Захар?
– Вон там в углу, кто-то к нему подсел.
Стрешнев взял под руку Лизу и глазами показал на мужественное лицо, с длинными, откинутыми назад волосами и горящими глазами.
– Ах, вот он какой! – впившись в него глазами, сказала Лиза. – А девушка, что читала Пушкина?
– Софья Перовская!
– Неужели?.. Удивительно…
Молодая женщина подошла к столу.
– Друзья! На этом разрешите закончить. Благодарю всех! Просьба расходиться не сразу.
– Как? Неужели все? – с горечью прошептала Лиза.
– Да. Мы, к сожалению, опоздали, – сказал Кибальчич. – Но я приглашу вас в другой раз… Обязательно, – он протянул руку. – Не сердитесь. Я был очень рад вас видеть… Прощайте! Прощай, Сергей, меня зовут…
Все стали расходиться…
Лиза и Сергей спускались с лестницы вслед за военным и стариком. Тот глухо бубнил:
– Признаюсь, я первый раз слышал, как говорил Захар. Это, батенька мой, оратор! Я ведь слыхал и Владимира Соловьева и самого Победоносцева. Куда! Разве можно сравнивать. Это – Цицерон! Это факел, способный зажечь то, что, кажется, и гореть-то не может. Да-с…
На улице старик с военным свернули в сторону. Лиза взяла под руку Сергея.
– Сережа, кто же такой Захар? О ком они говорили?
Стрешнев оглянулся и, приблизившись к Лизе, таинственно прошептал:
– Захар – это Же-ля-бов!

Глава шестая
1
Подкопщица из Херсона Людочка Терентьева оказалась статной, миловидной девушкой с веселыми голубыми глазами, с пышной золотистой косой. Она была полной противоположностью смуглой, привлекательной и строгой Ивановской. И Людочка, хотя уже давно была знакома с Ивановской, смутилась.
– Здравствуйте, Прасковья Семеновна, я пришла, как мне было сказано… я готова быть служанкой и выполнять любую работу…
Холодноватое лицо Ивановской озарила добрая улыбка:
– Людочка, да что ты дичишься, милая, ведь мы же свои люди! – Она подошла к Терентьевой, ласково обняла. – Ты так расцвела и похорошела, что я, право, не знаю, как и быть…
– А что? Разве я не подхожу? Я же любую работу могу… – встревожилась Людочка.
– Знаю, знаю, милая. Эта история с Херсонским казначейством сделала тебя знаменитой в партии… Неужели ты тоже участвовала в подкопе?
– Да, и в подкопе, и на конфискации денег была, и десять тысяч для партии тайно привезла в Одессу.
– Отважная! – улыбнулась Ивановская и, несколько отойдя, еще раз изучающе осмотрела Терентьеву. – Да, милая, ты совсем не подходишь для роли служанки… А если мы и примем тебя на эту должность – будет больше вреда, чем пользы.
– Почему же? – с грустью спросила Терентьева.
– За тобой тотчас начнут увиваться молодые дворники, да еще, чего доброго, и городовые. Что же мы будем делать тогда?
– Не беспокойтесь, Прасковья Семеновна, я сумею дать отпор.
– Вот этого-то я и боюсь, милая. Они впадут в ярость и могут навредить еще больше.
– Да? Что же тогда делать… Неужели все сорвется? – упавшим голосом спросила Людочка.
– Нет, придумаем выход. Ты очень нужна. Сам Желябов тебя рекомендует. Пожалуй, пропишем, как родственницу, приехавшую погостить, а под видом прислуги устроим Аннушку – наборщицу из разгромленной типографии на Саперном. Она не попала в облаву.
Ивановская подошла к Людочке и взяла ее за руки:
– Так будет хорошо. А без Аннушки нам все равно не обойтись. Ну что, довольна?
– Благодарю вас, Прасковья Семеновна. Можно вас поцеловать?
– Ну конечно же, – улыбнулась Ивановская.
Людочка поцеловала ее в щеку и таинственно спросила:
– А как же хозяин квартиры? Вы уже виделись?
– Да. Он человек замкнутый, молчаливый и трудно сходится с людьми, но в общем очень славный и умница. Я вас сейчас познакомлю…
– Нет, нет, потом, – запротестовала Людочка.
– Ну полно, Людочка. Посиди тут минутку-другую, – Ивановская вышла в соседнюю комнату и скоро вернулась с Кибальчичем.
Людочка, взглянув на невысокого, худого человека в черном сюртуке, подчеркивавшем бледность его лица, с высоким лбом, на который спадали всклокоченные темные волосы, потупилась. Кибальчич, о котором столько говорили, представлялся ей романтическим героем, похожим на Желябова, и вдруг…
– Вот познакомьтесь, Николай Иванович, это Людочка Терентьева, – представила Ивановская.
– Очень рад! Много слышал о вас, – Кибальчич протянул худую белую руку.
Все сели у стола.
– Я предлагаю прописать Людочку, как родственницу, – сказала Ивановская, – а прислугой возьмем Аннушку.
– Пожалуйста. Я согласен.
Наступило молчание.
– Людочка – участница подкопа в Херсоне, – чтоб поддержать разговор, сказала Ивановская. – Она единственная, кому удалось скрыться.
– Очень приятно. Я буду рад с вами работать, – сказал Кибальчич. – Пожалуйста, устраивайтесь, располагайтесь… Прасковья Семеновна вам поможет, а меня прошу извинить – есть срочная работа.
Кибальчич поднялся и, поклонившись, прошел в соседнюю комнату.
– Ну что, каков хозяин? – спросила Ивановская.
– Не знаю… Почему же он так быстро ушел?
– Очень занят: пишет статью для «Народной воли». Он ведь не только «техник», но и ученый, изобретатель, журналист и философ.
– Правда? Но какой-то странный… И уж совсем-совсем не такой, каким я его представляла.
Ивановская улыбнулась. Она знала, что Людочка еще в Одессе была влюблена в Желябова и все другие мужчины для нее не существовали.
2
Поздним вечером, когда Санкт-Петербург, утихая, погружался в сон, во двор дома, где была тайная типография, вошел щеголеватый господин в цилиндре, с тросточкой, с подкрученными усами. Он прошествовал в дальний подъезд и трижды дернул ручку звонка. Ему долго не открывали, но он не спешил звонить вторично. В подъезде было тихо, очевидно, соседи уже спали. Вступала в свои права безмолвная белая ночь.
Наконец в передней послышались шаги и женский голос тихо спросил:
– Кто там?
– Федор Николаич! – негромко ответил щеголеватый господин. Дверь тотчас отворилась и Александр Михайлов, поставив в угол тросточку и бросив на столик цилиндр, горячо стал пожимать руки Ивановской, Людочке, Кибальчичу, Исаеву.
– Ну что, все ли хорошо у вас? Удалось ли начать работу? Ведь я две недели пробыл у наших людей в Москве…
– Все отлично, Александр! Печатаем первый номер, – сказал Кибальчич. – Пойдем, убедишься сам.
– Неужели? Пойдемте скорей!
Все прошли в дальнюю комнату, где стоял печатный станок, лежали кипы бумаги и пахло типографской краской.
Станок представлял собой плоскую чугунную раму с гладким цинковым дном, в которую были вставлены свинцовые полосы шрифта, стиснутые с боков зажимами так, что шрифт находился на одном уровне с краями рамы.
– Ну, как же вы печатаете? – спросил Михайлов.
– Сейчас покажем. – Исаев встал к станку и взял за ручку широкий, тяжелый каток с валом, обитым гуттаперчей и сукном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67