А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Голос министра теневого кабинета гремел в зале, и никто из членов парламента не был готов ответить ему. Питер Педжет ужасно всех подвел. Они чувствовали себя полными идиотами. Отвратительный человек и его самодовольная, ужасная дочка ввели их и всю нацию в своего рода коллективное помешательство, безумие, из которого их в один момент вытащила отвага предприимчивой журналистки.
Кто теперь поддержит законопроект Педжета? Теперь, когда его создатель оказался преступником, лгуном и наркоманом? Все дело основывалось на вере людей в то, что Педжет знает, о чем говорит. Теперь же все сходились во мнении, что даже его знаменитый случай с уколом и последующее волшебное выздоровление были подстроены. Педжет предал нацию.
Наконец поднялся для речи премьер-министр:
– Отвечая моему достопочтенному собрату, министру теневого кабинета, скажу: мы, несомненно, должны подождать результатов расследования полиции, но в свете того, что уже известно, Питер Педжет определенно не подходит на должность министра короны или члена этой палаты. Поэтому с данного момента я освобождаю его от полномочий в кабинете министров.
– А как же его мерзкие теории! – закричал министр теневого кабинета.
Премьер читал утренние сводки, он видел отчеты о настроениях звонивших на радио и в утренние чат-шоу. Он знал, что общественность рассматривает Педжета и его законопроект как единое целое. Они очень быстро начали презирать первого и соответственно отрицали второе. Он склонился перед неизбежностью.
– Я бы также хотел сообщить членам этой палаты, что на данный момент законопроект, над которым работал Питер Педжет, снимается с повестки дня нашей законодательной программы и будет отправлен на доработку.
Дом Педжетов, Далстон
Масштаб свалившейся на Кэти Педжет катастрофы был почти выше ее разумения.
Почти, но не вполне. Она была слишком умна и проницательна, чтобы не осознавать масштаба своего позора.
За считанные минуты она превратилась из любимого подростка нации, ярчайшей звездочки на земле, буквально самой большой надежды, во Всеобщего Врага Номер Два. Мерзкую, аморальную, лживую маленькую распутницу, которая с радостью чернит имена других женщин в защиту порочных амбиций и сексуальных похождений своего отца.
На ней навсегда останется клеймо.
– Я никогда не пойду в политику, мам, – сказала она голосом, в котором уже не было мелодичности. – И программу Би-би-си не буду вести, и писать известные романы или пьесы не буду. Я никогда ничего не сделаю. Всю свою жизнь, навсегда, до самой смерти, я буду в первую очередь девушкой, которая лгала нации, девушкой, которая переписала свой дневник. Никто больше никогда мне не поверит.
– Это пройдет, дорогая. Все проходит.
– Нет, не проходит. Такое не забывается. Помнишь Джона Профьюмо? Джеффри Арчера? Джонатана Айткина? Дочь Айткина, господи ты боже мой. Никто из них никогда не отмылся от стыда за содеянное! Люди никогда не забудут. И я теперь одна из них. Я лгала общественности и полиции! Господи, меня за это могут судить! Я отмечена преступлением и навсегда останусь с этой отметиной. Я не могу вернуться в школу, меня и так уже закидали письмами и эсэмэсками. Все так завидовали мне раньше, и теперь пришла расплата. Сьюзи тоже не может вернуться, потому что и ее жизнь закончена, а как же иначе? Она моя сестра, она была на крыльце, рядом со мной, девушкой, которая, без сомнения, считается отвратительной лживой сукой. Если я напишу заявление в колледж или на работу, все будут думать, что Кэти Педжет, наглая, самодовольная обманщица, коварная маленькая тварь, пытается хитростью проникнуть обратно в общество.
Кэти закрыла упакованный чемодан. В дверях появилась Сьюзи. Она тоже собрала вещи.
– Но ведь на самом деле это все не важно, по крайней мере, не сейчас. Это придет позднее. Вообще все на свете не важно, кроме того, что папа обманул нас всех, окончательно и бесповоротно, и я всегда буду его ненавидеть. И ты тоже обманула нас, мама.
– Я знаю, дорогая, и единственное, что я могу сказать в свое оправдание, – это что он уверил меня, что спал с этой девушкой пару раз, и все. Он клялся, что это был один или два раза, приступ безумия, ничего более, и я ему поверила. И также я поверила ему, Кэти, когда он сказал, что не было никакого романа, что обвинения насчет наркотиков – это чушь. Я верила ему… И вдруг газетчики начинают размахивать у меня под носом счетами за шампанское и серьгу… подкарауливают у дверей… – Анджела Педжет расплакалась, и через секунду к ней присоединились обе дочери. Затем они взяли чемоданы и вместе пошли вниз.
Питер Педжет сидел в гостиной, глядя прямо перед собой. Его семья молча вышла через открытую дверь у него за спиной.
– Прощайте, дорогие. Прощайте, – сказал он.
Они не ответили.
У тюрьмы Старнстед
Томми сидел на заднем кресле длинного лимузина. В руках у него было письмо, которое он получил от участника группы анонимных алкоголиков тюрьмы Старнстед. Письмо, в котором содержалась некая информация, за которую Томми был рад щедро заплатить. Теперь ему оставалось только ждать и надеяться.
Дверь тюрьмы открылась, и появилось несколько женщин. Одной из них была Джесси, и она оказалась еще прекраснее, чем он помнил. Ее лицо округлилось, но кость осталась такой же тонкой, как у эльфа. И эти глаза, темные, искрящиеся, злые глаза на молочно-белой коже.
Сердце Томми забилось, словно готово было разорваться. Он нашел ее.
Почти всех вышедших кто-нибудь встречал, и вскоре все они разбежались взволнованными маленькими группками, но Джесси была одна. У нее никого не было. Когда она повернулась и пошла по улице, Томми распорядился, чтобы машина ехала рядом с ней.
Томми опустил стекло и заговорил:
– Привет, Джесси.
– Отвали, – сказала она, не оборачиваясь.
– Это я, Джесси.
– Слышь, друг, йа же сказала, отвали! Йа больше не продайусь. – Она по-прежнему не смотрела на него.
– Джесси, пожалуйста… Я хочу кое-что тебе предложить.
Джесси развернулась в ярости, в глазах огонь, рот оскален.
– Слушай, ты, гаденыш! Йа сказала…
Томми быстро заговорил:
– Я хочу предложить тебе пункт третий! Пункт третий великого плана! Каникулы… Солнце… Я хочу предложить тебе солнце. С утра до вечера, солнце везде! Чтобы оно отражалось от земли, ласкало одежду, путалось в волосах… чтобы купаться в нем…
Тони остановил машину. Томми казалось, что Джесси смотрит на него через открытое окно целую вечность.
– Мы раньше встречались?
– Да. Однажды. И с тех пор я ищу тебя.
– Кто ты?
– Я ведь уже говорил тебе. Я – Томми Хансен.
Центральный уголовный суд
Питера Педжета обвинили по свидетельству очевидцев в употреблении наркотика класса А. Лаура, Курт и Саманта свидетельствовали против него в обмен на иммунитет от преследования по факту их собственного употребления наркотиков.
– Питер Педжет, – в голосе судьи звучало испепеляющее презрение, – ваше преступление намного хуже злоключений незадачливых наркоманов-подростков, которые появляются передо мной время от времени. Вы были облечены уникальным кредитом доверия и ответственности, у вас была счастливая возможность возвыситься до уровня величайших людей на земле. Из всех граждан этой страны именно вы более всех должны были подавать пример другим, – и все же вместо этого вы предпочли сполна утолять свою отвратительную жажду секса и наркотиков, преследуя молодых невинных девушек и используя свое служебное положение, чтобы склонять их к сексу и наркотикам. Более того, когда появились доказательства ваших аморальных и преступных наклонностей, вы попытались ввести в заблуждение всю нацию, служить которой вы были призваны. Вы лгали парламенту, вы лгали полиции, вы лгали своей семье и народу. Может ли более горький список лжи быть зачитан в суде? Сомневаюсь. Очень сомневаюсь. Питер Педжет, данной мне властью я приговариваю вас к четырем годам тюремного заключения с рекомендацией, чтобы условно-досрочное освобождение было применено не раньше чем через два года. Уведите его.
Женская тюрьма, Бангкок
Соня качалась на стуле вперед-назад. Во время собеседования она повторяла только одно слово, «kharuna», что по-тайски значит «пожалуйста». Она повторяла его много раз. Грязная и взъерошенная, она едва ли осознавала, где находится.
Однако она узнала свою мать и заплакала.
– С сожалением должен сообщить вам обеим, – сказал представитель консульства, – что его королевское величество отказался проявить снисхождение в деле Сони. Как вы знаете, он серьезно рассматривал просьбу Питера Педжета о досрочном освобождении Сони, но, в свете откровений касательно собственного употребления наркотиков Педжетом, король не в настроении делать одолжения британцам. Отношение Азии к западным двойным стандартам и особым прошениям значительно ужесточилось.
Мать Сони знала это. Прочтя в газетах о позоре Питера Педжета, она знала, что должно последовать. И все же удар был слишком силен.
– Единственное, что я могу пообещать, – продолжил представитель, – что в связи с ухудшающимся психическим состоянием Сони мы по-прежнему будем добиваться апелляции на основании медицинских показаний.
– Kharuna, – сказала Соня.
Далекий остров
Пляж был длинный и пустой, как она и представляла, со сверкающим белым песком, настолько белым, что глазам больно. Песок словно тальк, и океан с бирюзовыми всплесками на поверхности. И там она сидела день за днем, день за днем, совершенно одна, купаясь в лучах солнца. И никто ее не беспокоил.
Тюрьма Вормвуд-скрабз
Питер Педжет сидел на койке в своей камере. Он выронил прочтенное письмо, и теперь оно лежало на полу у его ног. Анджела Педжет всегда писала размашисто, авторучкой, и теперь слезы Питера размывали чернила, падая на листы.
«Кэти хочет, чтобы мы уехали за границу, возможно во Францию, хотя масштаб твоей знаменитости был таков, что мы вряд ли менее известны – печально известны – и там. Я не знаю, возможно, мы уедем далеко. Ясно одно: в Лондоне мы оставаться не можем. Здесь нас никто не хочет больше знать, даже наши друзья. В лучшем случае нас встречает презрение, а в худшем – ну, на нас кричат и плюют на улице. Сьюзи стала очень тиха, она ненавидит свою фамилию и отказывается ее использовать, а еще говорит, что изменит ее, как только достигнет необходимого возраста. Я боюсь говорить об этом, но обе девочки начали употреблять наркотики. Я знаю это, потому что они открыто в этом признаются. У них появился такой фатализм, словно им все на свете нипочем. Возможно, так оно и есть. В основном они курят марихуану. Возможно, ты читал, что Кэти купила наркотики у дилера, оказавшегося журналистом, и ненадолго снова стала темой передовиц. Кажется, ее это даже веселит. Видимо, это способ отомстить тебе.
Теперь я вынуждена перейти к собственному положению, Питер. Я развожусь с тобой. Ты разрушил нашу жизнь, прошлого никогда не вернуть, и я не думаю, что кто-нибудь из нас когда-нибудь тебя простит. Я не могу больше любить тебя или даже сочувствовать тебе. Я не чувствую ничего, кроме тупой, усталой злости. Если бы только ты сказал правду, я была бы на твоей стороне, клянусь. Но ты не сделал этого, ты лгал и продолжал лгать, и теперь все кончено».
Питер заломил руки и заплакал.
На койке наверху пошевелился один из его сокамерников:
– Педжет, если не заткнешься, я лично тебе все пальцы переломаю, ублюдок.
Далекий остров
Джесси сидела и смотрела на океан, перебирая песчинки пальцами рук и ног и слушая музыку на своем новеньком плеере «Сони», настоящем произведении искусства. Устойчивый к тряске, легкий как перышко. Весь округлый и гладкий на ощупь.
Немного подальше на пляже сидел Томми. Он не пытался говорить с ней. В общем, он ее не беспокоил. Он был удовлетворен.
У них обоих были музыка и книги. И собственные тайные мысли.
Возможно, однажды она поделится с ним.
Томми был рад ждать.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38