– Принял уже понюшку кокаина, детка? Любишь время от времени лизнуть, да? Ты такой серьезный! Могу показать тебе такие места, где можно лизнуть, о которых ты даже мечтать не смеешь! – Еще два шага, и она оказалась напротив Катценвейта. – Может, поговорим подробнее об актерской чести, Катци? Например, как получше возбуждать прыщавых тинейджеров и заставлять их думать, что лучше сдохнуть, если не начать трахаться с пятнадцати лет? – Ее бедра изобразили медленный, дразнящий полукруг. – Посмотри сюда, Катци. Подумай об этом! – Теперь она лихо подбоченилась. – Ты стоишь слишком близко к огню, Катци! О-о-о! Не хочешь подкинуть палку, чтобы разгорелось пояр-р-рче? – Она переместилась к Кейту, подхватив по пути со стола «Ковбойскую девку», и открыла на нужном месте. – Кейти, сынок! Видишь этого парня, который верхом на мне? Так вот, у него член был двенадцать дюймов. Я взяла его вес-с-с-сь! Каждый!.. – Схватив его руку, она сунула себе в рот его палец. – Дюйм за дюймом! – И выплюнула обратно.
Кейт простонал. Кармин стоял держась ладонью за пах.
Дебра Рокс направилась к выходу. Она шла вперед спиной и манила их пальчиком – приглашала пойти за собой, если хватит духу. Катценвейт выглядел так, что казалось, в любую секунду готов рухнуть на пол, Ройер замер с разинутым ртом, Солли пятился назад, пока не ткнулся спиной в стену.
– Я недавно снялась в новом кино, – с хрипотцой сообщила она. – «Животная страсть» называется. Идет в залах, где ну о-о-очень липкие полы! А теперь, когда я уйду в эту дверь, вы все будете думать, как скоро вы сможете попасть в такой кинозал и как вы будете облизывать пальцы, глядя на то, что вам показывают. Вы запомните мое имя, вы будете звать меня, когда почувствуете одиночество. Слышите меня? – И с яростной, душераздирающей усмешкой добавила:
– А вот теперь слушание закончено!
Повернувшись спиной, она гордой походкой покинула помещение.
Солли ринулся следом. Она шла размашистым шагом.
– Ну девка! – воскликнул он. Щеки блестели от пота. – Ну ты им дала!
Ее лицо оставалось напряженным. Огонь в ее бездонных темных глазах полыхал уже не столь ярко, но жар исходил от всего ее тела.
– Я – художница, – заявила она, глядя прямо перед собой в холодное пространство длинного коридора. – Моя кисть – мужской член.
Заслышав их приближение, Джон поднял голову от журнала. В ту же секунду он понял, что дело плохо. Он встал. Дебби пронеслась мимо администраторши, сунув ей под нос кулак с выставленным средним пальцем, и выскочила на улицу. Джон поспешил за ней следом, поняв, что удача от них отвернулась.
– Куда? – спросил Солли, подогнав со стоянки «кадиллак». – Хочешь выпить?
– Нет. Поехали.
– Что случилось? – спросил Джон. – Ты выглядишь…
– Тебе надо было быть со мной! – дико сверкнула она глазами. – Если бы ты был там, все было бы хорошо!
– Они узнали про Дебру Рокс, – пояснил Солли. – Эти сволочи, вероятно, прочесали все порномагазины.
– Роль все равно дерьмо, – холодно констатировала Дебби. – Они хотели, чтобы я сыграла шлюху. – Она со щелчком открыла свою сумочку и вынула золотистую коробочку. Потом, порывшись, нашла соломинку. Руки дрожали. Капельки пота блестели на лице. – Пошли они к черту, эти ублюдки! В гробу я их всех видела! – Она открыла крышечку.
Джон больше этого не мог вынести. Ни за какие адские или райские коврижки он не мог спокойно сидеть рядом и смотреть, как она нюхает это зелье. Он резко выхватил коробочку у нее из рук и, прежде чем она успела отреагировать, открыл дверь и вышвырнул ее на дорогу. Вспыхнуло белое облачко и мгновенно исчезло позади. Дебби уставилась на него, разинув рот.
– Ты погубишь себя этой гадостью, – сказал он. Щеки горели от гнева. – Я не хочу, чтобы ты…
– Подлец! – взвизгнула она и ринулась в атаку. Нападение оказалось нешуточным. В ход пошли и кулаки, и острые когти; она схватила его за волосы, била головой о стенку, норовила выцарапать глаза, потом вцепилась ногтями в глотку и принялась молотить кулаком по лицу, при этом постоянно визжала и чертыхалась на чем свет стоит. Солли пытался ее образумить, но в данный момент Дебб слышала только своих внутренних демонов, и они рвались наружу. Солли вцепился в руль, поглядывая через плечо в опасении, что эта взбесившаяся сучка может переключиться и на него. «Кадиллак», виляя из стороны в сторону, мчался по авеню Олив. Она очередной раз заехала Джону кулаком по челюсти, и на этом все кончилось. Перехватив кисть, он притянул ее к себе другой рукой и навалился сверху всем телом, вдавливая в сиденье. Она замолотила коленями по ребрам. Пытаясь справиться с этим, он отпустил ее руку, и она моментально попыталась выцарапать ему глаза. Он рванулся в сторону. Ее сильные руки опять схватили его за горло. Она била его головой о крышу кабины.
– Прекрати! – заорал он, перехватывая ее руки. – Дебби, прекрати немедленно! Хватит!
Он точно не мог сказать, как это произошло. Но внезапно она обхватила его за шею и потянула вниз, к себе, ища губами его губы. Растерзанная, она пылала жаром, пухлые губы на измученном, охваченном страстью лице шептали:
– Ударь меня. Лаки! Бей меня. Бей! Бей меня, хочу, чтобы ты меня ударил!.. – Джон отпрянул, отпустив ее руки. Она села и ринулась к нему всем телом, выдыхая со стоном:
– Ударь меня! Ударь!
– Я не хочу тебя бить! – ответил он. – Я люблю тебя.
Это выплеснулось из него само, как запретное вино из опрокинутого бокала.
Ее руки, сдирающие с него пиджак, замерли на полдороге. Лицо застыло между издевкой и болью, Так продолжалось пару секунд. Затем он увидел, как ее нижняя губка дрогнула и одинокая слезинка скатилась по щеке.
– Ты… ты должен был быть там со мной, – с отчаянием прошептала она. – Почему тебя не было?
Наконец потекли слезы. Через мгновение она уже зашлась в рыданиях. Она ухватилась за него, как утопающий за спасательный круг, он обнял ее и крепко прижал к груди. Лицо ее оказалось где-то на уровне его шеи. За воротник рубашки потекли слезы.
– Платок дать? – подал голос Солли, повернувшись вполоборота. Джон увидел на мятой ткани зеленоватые следы и покачал головой:
– Нет, спасибо.
– Лаки, – продолжил Солли, убирая платок. – Куда мне вас отвезти? Тут много мест.
– Все равно, – ответил Джон. – Куда-нибудь посимпатичнее.
Пока Дебби рыдала, вцепившись ему в плечо и скрючившись в три погибели, Джон реализовал то, о чем мечтал и чего не смог сделать во время исповеди. Зажмурившись, мягкими, нежными движениями он гладил ее волосы, крепко прижимая к себе ее тело. Судорожные всхлипы пронизывали его до глубины души. Постепенно она выплакалась – если не успокоилась, то устала, и просто тихо лежала, положив голову ему на плечо, и смотрела на мир опухшими от слез глазами. Джон предложил ей в качестве носового платка свой пестрый галстук, но она даже не шевельнулась.
– Подъезжаем к Малибу! – объявил Солли. – По энергичности его голоса Джон решил, что этот парень, вероятно, начинал свою карьеру в качестве водителя-гида туристского автобуса.
Джон никогда не видел Малибу, но много о нем был наслышан. Впрочем, клонящееся к закату солнце не смогло высветить все, что он ожидал. Песок на пляжах оказался серым, а здания, на взгляд Джона, попросту гигантскими древними сараями, давно не видевшими ремонта.
Дебби слегка пошевелилась, подняла голову и произнесла:
– Я жила здесь одно время, – показывая на мрачного вида хижину, ничем не отличающуюся от сотен других хижин, лепящихся одна к другой на этом узком клочке побережья. И снова откинулась ему на плечо, погруженная в воспоминания.
Солли продолжал вести машину вперед. Солнце садилось. Набережная заметно страдала от ветров и влаги; по всей дороге змеились длинные трещины. В конце концов он притормозил, развернул «кадиллак» обратно, по направлению к Лос-Анджелесу, и сообщил:
– Дальше песок. Какие указания, шеф?
– Форест Лоун, – откликнулась Дебби.
– Это же кладбище, – напряженно хохотнул Солли.
– Сама знаю, что кладбище, кретин, – все еще слабым, но уже немного напоминающим прежнюю Дебру голосом сказала она. – Отвези меня туда.
– Хорошо, хорошо. Ругаться совсем не обязательно. – И Солли повел машину в указанном направлении.
Глава 17
К тому времени, когда Солли, повинуясь указаниям Дебби, подвез их к конкретному месту на огромном кладбище Форест Лоун, солнце уже почти опустилось за горизонт. В оранжевом освещении появились пурпурные оттенки, которые скоро начнут отливать синевой.
– Останови здесь, – приказала Дебби и вышла из машины. Лавируя между надгробными плитами и украшенными орнаментом мемориальными досками, приблизилась к нужной ей могиле. Встав над ней, замерла и не пошевелилась, даже когда Джон подошел и встал рядом. На маленькой бронзовой табличке, укрепленной в земле, значилось: Линн Филлипс. Джон разглядел также, что она скончалась этим летом в середине августа, и было этой девушке от роду двадцать три года.
– Мы с Линн некоторое время жили вместе, – пояснила Дебби. – Она была моей лучшей подругой… Понимаешь? У нас не было ни секса, ничего такого. Мы были как сестры. Друзья. – Она вздохнула, не скрывая боли. – Я помогла ей выбрать ее псевдоним – Чери Дэйн. Знаешь почему? Потому что она была просто помешана на датской вишне. Она часто ходила специально на фермерский рынок и возвращалась с полной корзинкой. И мы очень веселились по поводу этого имени, потому что знали, что парни по всей Америке сходят с ума по девушке, названной в честь датской вишенки. – На лице мелькнула улыбка, но тут же пропала.
– Что с ней случилось? Наркотики?
– Нет! – резко ответила Дебби. – Чери в этом смысле была чиста. Ну, скажем, ей еще было далеко до этого. Нет, кто-то проник в ее квартиру. Она жила в Санта-Монике. В общем, ее связали и утопили в ванне. – Она передернула плечами, стараясь скрыть охватившую дрожь. – Копам так и не удалось узнать, чьих это рук дело. Да я и не думаю, что они очень старались. Знаешь, как они нас называют? Кормом подонков. Постепенно я начинаю думать, что так оно и есть.
– Почему?
– Да… На прошлой неделе еще одна моя подружка отправилась в мир иной, – с деланной бравадой, за которой скрывалась тяжкая боль, сказала Дебби. – Джени Маккалоу. И что самое поразительное – мы все трое снимались в этом хите – «Суперплут». По крайней мере в нашем бизнесе это был хит. Его крутили повсюду. Вошел в шестерку самых дорогих видеофильмов. Не скажу, что мы получили с него огромные бабки. Кто-то, безусловно, разбогател, но отнюдь не мы. – Она опустила глаза к мемориальной дощечке. – Линн, сколько раз я тебе говорила – никогда не впускай в дом незнакомых людей! Черт побери, да она бы самому дьяволу могла дать тысячу баксов и спокойно ждать сдачи. – Дебби обратила внимание на букет свежих цветов на соседней могиле, подошла, вынула несколько цветков из вазы и положила рядом с табличкой Линн. – Вот так, детка. Пусть у тебя тоже будет красиво. Джон взглянул на часы:
– Пожалуй, нам пора. Может, успеем где-нибудь перехватить по бутерброду до самолета.
Дебби двинулась прочь от могилы, но вдруг резко остановилась и медленно огляделась вокруг. – Время синего мира, – приглушенно и с почтительностью произнесла она.
– Что? – не понял Джон.
– Синий мир, – повторила она. – Слушай. – Она приложила палец к губам.
Он повиновался. Кладбище представляло собой оазис тишины. Закат еще полыхал, отражаясь в окнах верхних этажей высоких зданий, расположенных вдали, но памятники и мемориальные доски уже погрузились в глубокие синие тени, и сам воздух, казалось, стал цвета индиго. Одинокий автомобиль медленно катил по дорожке кладбища; вечерний бриз слегка колыхал пальмовые ветви.
– Видишь? – негромко сказала Дебби. – Когда , все вокруг становится синим, кажется, что весь мир затаил дыхание. Это и есть синий мир. Мы с бабушкой любили посидеть на крылечке в сумерки. Мы качались в диване-качалке, а она пела мне песенки, которые давным-давно пела ей ее мама. Такие песни не меняются; меняются лишь голоса. – Она отвернулась и улыбнулась. Джон заметил, что она смотрит на юго-восток. – Бабушка говорила, что синий мир – это вход в ночь, но этого совсем не надо бояться. Напротив! Она говорила, что синий мир приходит снова – на рассвете, и тогда он оказывается выходом из ночи. Она говорила..: Говорила, что синим миром Господь хочет сказать нам, что новый день обязательно придет. – Взглянув на него, Дебби горько усмехнулась:
– Меня воспитали баптисткой. Дико смешно, правда?
Джону было совсем не смешно. Но он промолчал. Он лишь наблюдал за ее лицом, пока она плыла по волнам своей памяти.
– Я давно об этом не думала, – продолжала она. – Казалось, что он пропал навсегда. Этот синий мир.
Может быть… Я просто перестала смотреть… Не знаю. – Она подошла к памятнику, склонилась и провела пальцами по беломраморной резьбе. – Странно, да? Люди живут, умирают каждый день, а ты про них ничегошеньки не знаешь. Все варятся в своих делах, как в огромном кипящем котле. Хочу сказать – все мы одинаковые, да? – Она посмотрела на Лаки. Глаза ее ярко блеснули в синих сумерках. И отвела взгляд. Пальцы крепко сжимали мраморную стелу. – Я хочу выбраться из этого. Хочу… все изменить. Что-то происходит не так. Все идет не так, и я даже не понимаю, куда все это идет. – Она низко склонила голову. Джон услышал сдавленное рыдание. Тот же самый звук заблудившегося, потерянного ребенка, который услышал он во время исповеди. Сердце его рвалось успокоить ее. Он уже сделал шаг по направлению к ней, готовый положить ей на плечо руку и признаться, что его имя не Лаки, а Джон Ланкастер и что он католический священник…
– Не трогай меня, – сказала она, не поднимая головы. – Ладно? Не трогай меня пока.
Джон остановился и убрал руку. Момент пролетел как засохший лист.
– Прости меня, – взяла она его за руку. – Я иногда стерва. – Она внимательно посмотрела ему в лицо и прикоснулась пальцем к левой щеке.. Он поморщился. – Я тебя поцарапала. Черт возьми, может, мне устроиться в женский бокс или борьбу, а?
– Меня бы это не удивило.
– Послушай… Я на тебя не сержусь. Я знала, что получить мне эту роль – очень большая проблема. Ты не виноват, что меня вышвырнули. Ты еще по-прежнему мой Лаки, да? Родственная душа?
– Конечно.
– Я тебе верю, – кивнула Дебби. Потом помолчала, глядя на виднеющуюся в отдалении могилу подруги. Синий мир уже уходил; крыло ночи начало закрывать горизонт. – Пойдем, – повлекла она его за собой к машине, где их терпеливо дожидался Солли. – Угощу тебя бургером.
В восемь сорок шесть их самолет поднялся в небо над Лос-Анджелесом. Развернувшись над залитым огнями гигантским мегаполисом, он взял курс на север.
Не было и десяти вечера, как они уже покинули международный аэропорт Сан-Франциско в белом «роллс-ройсе» Джо Синклера.
Синклер закурил сигару. Пламя спички на секунду высветило его лицо. Сверкнув глазом в сторону Джона, он переключил внимание на Дебби.
– Солли позвонил мне после вашего вылета, – подавленно проговорил Синклер. – Ох уж этот Солли! – Он покачал головой и выпустил клуб голубоватого дыма. – Даешь ему в руки биту, а он и по мячу попасть не может!
– Солли не виноват, – подала голос Дебби. Нацепив на нос темные очки, она видела во тьме только красный огонек сигары. – Они докопались, вот и все.
– Угу. – Синклер некоторое время сидел неподвижно, только огонек сигары время от времени вспыхивал.
Впереди показались огни Сан-Франциско. Джон заметил, как рука Синклера скользнула Дебби на колено. Старик успокаивающе похлопал ее:
– Не переживай, детка. Ты звезда. Дам руку на отсечение, твой фильм пойдет в трехстах кинотеатрах:. Чего еще больше хотеть?
Она не ответила. Неоновый блик высветил ее глаза под очками. Джон увидел, как она пристально смотрит на свои тесно сплетенные пальцы рук, сложенные на коленях.
– Чак! Проводи наших друзей до двери, пожалуйста! – попросил Синклер сына, когда они подкатили к дому Дебби. На улице накрапывая дождик; асфальт выглядел как черное стекло. Дебби выбралась наружу, Джон потянулся за ней, но Синклер придержал его за рукав. – Погоди, Лаки, – твердо произнес старик. Джону ничего не оставалось делать, как задержаться. – Ты гомик?
– Нет.
– Спид есть?
– Нет.
– Хорошо, потому что ты нравишься Дебби. Уж я-то вижу. Когда она делает стойку на парня, это у нее на лице написано. В кино сниматься не приходилось?
– Нет. – В горле Джона пересохло.
– Не имеет значения. Как тебе понравится предложение – вы с Деброй снимаетесь вместе, а? У тебя будет небольшая роль, но мы сделаем несколько хороших кадров и разошлем их по шикарным журналам – типа «Шика» и «Высшего общества». А потом пустим слух, что вы с Деброй и по жизни трахаетесь. Чувствуешь, в чем прелесть?
Джон мог только молча пялиться на него, широко раскрыв рот и чувствуя, как волны отвращения прокатываются по всему организму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Кейт простонал. Кармин стоял держась ладонью за пах.
Дебра Рокс направилась к выходу. Она шла вперед спиной и манила их пальчиком – приглашала пойти за собой, если хватит духу. Катценвейт выглядел так, что казалось, в любую секунду готов рухнуть на пол, Ройер замер с разинутым ртом, Солли пятился назад, пока не ткнулся спиной в стену.
– Я недавно снялась в новом кино, – с хрипотцой сообщила она. – «Животная страсть» называется. Идет в залах, где ну о-о-очень липкие полы! А теперь, когда я уйду в эту дверь, вы все будете думать, как скоро вы сможете попасть в такой кинозал и как вы будете облизывать пальцы, глядя на то, что вам показывают. Вы запомните мое имя, вы будете звать меня, когда почувствуете одиночество. Слышите меня? – И с яростной, душераздирающей усмешкой добавила:
– А вот теперь слушание закончено!
Повернувшись спиной, она гордой походкой покинула помещение.
Солли ринулся следом. Она шла размашистым шагом.
– Ну девка! – воскликнул он. Щеки блестели от пота. – Ну ты им дала!
Ее лицо оставалось напряженным. Огонь в ее бездонных темных глазах полыхал уже не столь ярко, но жар исходил от всего ее тела.
– Я – художница, – заявила она, глядя прямо перед собой в холодное пространство длинного коридора. – Моя кисть – мужской член.
Заслышав их приближение, Джон поднял голову от журнала. В ту же секунду он понял, что дело плохо. Он встал. Дебби пронеслась мимо администраторши, сунув ей под нос кулак с выставленным средним пальцем, и выскочила на улицу. Джон поспешил за ней следом, поняв, что удача от них отвернулась.
– Куда? – спросил Солли, подогнав со стоянки «кадиллак». – Хочешь выпить?
– Нет. Поехали.
– Что случилось? – спросил Джон. – Ты выглядишь…
– Тебе надо было быть со мной! – дико сверкнула она глазами. – Если бы ты был там, все было бы хорошо!
– Они узнали про Дебру Рокс, – пояснил Солли. – Эти сволочи, вероятно, прочесали все порномагазины.
– Роль все равно дерьмо, – холодно констатировала Дебби. – Они хотели, чтобы я сыграла шлюху. – Она со щелчком открыла свою сумочку и вынула золотистую коробочку. Потом, порывшись, нашла соломинку. Руки дрожали. Капельки пота блестели на лице. – Пошли они к черту, эти ублюдки! В гробу я их всех видела! – Она открыла крышечку.
Джон больше этого не мог вынести. Ни за какие адские или райские коврижки он не мог спокойно сидеть рядом и смотреть, как она нюхает это зелье. Он резко выхватил коробочку у нее из рук и, прежде чем она успела отреагировать, открыл дверь и вышвырнул ее на дорогу. Вспыхнуло белое облачко и мгновенно исчезло позади. Дебби уставилась на него, разинув рот.
– Ты погубишь себя этой гадостью, – сказал он. Щеки горели от гнева. – Я не хочу, чтобы ты…
– Подлец! – взвизгнула она и ринулась в атаку. Нападение оказалось нешуточным. В ход пошли и кулаки, и острые когти; она схватила его за волосы, била головой о стенку, норовила выцарапать глаза, потом вцепилась ногтями в глотку и принялась молотить кулаком по лицу, при этом постоянно визжала и чертыхалась на чем свет стоит. Солли пытался ее образумить, но в данный момент Дебб слышала только своих внутренних демонов, и они рвались наружу. Солли вцепился в руль, поглядывая через плечо в опасении, что эта взбесившаяся сучка может переключиться и на него. «Кадиллак», виляя из стороны в сторону, мчался по авеню Олив. Она очередной раз заехала Джону кулаком по челюсти, и на этом все кончилось. Перехватив кисть, он притянул ее к себе другой рукой и навалился сверху всем телом, вдавливая в сиденье. Она замолотила коленями по ребрам. Пытаясь справиться с этим, он отпустил ее руку, и она моментально попыталась выцарапать ему глаза. Он рванулся в сторону. Ее сильные руки опять схватили его за горло. Она била его головой о крышу кабины.
– Прекрати! – заорал он, перехватывая ее руки. – Дебби, прекрати немедленно! Хватит!
Он точно не мог сказать, как это произошло. Но внезапно она обхватила его за шею и потянула вниз, к себе, ища губами его губы. Растерзанная, она пылала жаром, пухлые губы на измученном, охваченном страстью лице шептали:
– Ударь меня. Лаки! Бей меня. Бей! Бей меня, хочу, чтобы ты меня ударил!.. – Джон отпрянул, отпустив ее руки. Она села и ринулась к нему всем телом, выдыхая со стоном:
– Ударь меня! Ударь!
– Я не хочу тебя бить! – ответил он. – Я люблю тебя.
Это выплеснулось из него само, как запретное вино из опрокинутого бокала.
Ее руки, сдирающие с него пиджак, замерли на полдороге. Лицо застыло между издевкой и болью, Так продолжалось пару секунд. Затем он увидел, как ее нижняя губка дрогнула и одинокая слезинка скатилась по щеке.
– Ты… ты должен был быть там со мной, – с отчаянием прошептала она. – Почему тебя не было?
Наконец потекли слезы. Через мгновение она уже зашлась в рыданиях. Она ухватилась за него, как утопающий за спасательный круг, он обнял ее и крепко прижал к груди. Лицо ее оказалось где-то на уровне его шеи. За воротник рубашки потекли слезы.
– Платок дать? – подал голос Солли, повернувшись вполоборота. Джон увидел на мятой ткани зеленоватые следы и покачал головой:
– Нет, спасибо.
– Лаки, – продолжил Солли, убирая платок. – Куда мне вас отвезти? Тут много мест.
– Все равно, – ответил Джон. – Куда-нибудь посимпатичнее.
Пока Дебби рыдала, вцепившись ему в плечо и скрючившись в три погибели, Джон реализовал то, о чем мечтал и чего не смог сделать во время исповеди. Зажмурившись, мягкими, нежными движениями он гладил ее волосы, крепко прижимая к себе ее тело. Судорожные всхлипы пронизывали его до глубины души. Постепенно она выплакалась – если не успокоилась, то устала, и просто тихо лежала, положив голову ему на плечо, и смотрела на мир опухшими от слез глазами. Джон предложил ей в качестве носового платка свой пестрый галстук, но она даже не шевельнулась.
– Подъезжаем к Малибу! – объявил Солли. – По энергичности его голоса Джон решил, что этот парень, вероятно, начинал свою карьеру в качестве водителя-гида туристского автобуса.
Джон никогда не видел Малибу, но много о нем был наслышан. Впрочем, клонящееся к закату солнце не смогло высветить все, что он ожидал. Песок на пляжах оказался серым, а здания, на взгляд Джона, попросту гигантскими древними сараями, давно не видевшими ремонта.
Дебби слегка пошевелилась, подняла голову и произнесла:
– Я жила здесь одно время, – показывая на мрачного вида хижину, ничем не отличающуюся от сотен других хижин, лепящихся одна к другой на этом узком клочке побережья. И снова откинулась ему на плечо, погруженная в воспоминания.
Солли продолжал вести машину вперед. Солнце садилось. Набережная заметно страдала от ветров и влаги; по всей дороге змеились длинные трещины. В конце концов он притормозил, развернул «кадиллак» обратно, по направлению к Лос-Анджелесу, и сообщил:
– Дальше песок. Какие указания, шеф?
– Форест Лоун, – откликнулась Дебби.
– Это же кладбище, – напряженно хохотнул Солли.
– Сама знаю, что кладбище, кретин, – все еще слабым, но уже немного напоминающим прежнюю Дебру голосом сказала она. – Отвези меня туда.
– Хорошо, хорошо. Ругаться совсем не обязательно. – И Солли повел машину в указанном направлении.
Глава 17
К тому времени, когда Солли, повинуясь указаниям Дебби, подвез их к конкретному месту на огромном кладбище Форест Лоун, солнце уже почти опустилось за горизонт. В оранжевом освещении появились пурпурные оттенки, которые скоро начнут отливать синевой.
– Останови здесь, – приказала Дебби и вышла из машины. Лавируя между надгробными плитами и украшенными орнаментом мемориальными досками, приблизилась к нужной ей могиле. Встав над ней, замерла и не пошевелилась, даже когда Джон подошел и встал рядом. На маленькой бронзовой табличке, укрепленной в земле, значилось: Линн Филлипс. Джон разглядел также, что она скончалась этим летом в середине августа, и было этой девушке от роду двадцать три года.
– Мы с Линн некоторое время жили вместе, – пояснила Дебби. – Она была моей лучшей подругой… Понимаешь? У нас не было ни секса, ничего такого. Мы были как сестры. Друзья. – Она вздохнула, не скрывая боли. – Я помогла ей выбрать ее псевдоним – Чери Дэйн. Знаешь почему? Потому что она была просто помешана на датской вишне. Она часто ходила специально на фермерский рынок и возвращалась с полной корзинкой. И мы очень веселились по поводу этого имени, потому что знали, что парни по всей Америке сходят с ума по девушке, названной в честь датской вишенки. – На лице мелькнула улыбка, но тут же пропала.
– Что с ней случилось? Наркотики?
– Нет! – резко ответила Дебби. – Чери в этом смысле была чиста. Ну, скажем, ей еще было далеко до этого. Нет, кто-то проник в ее квартиру. Она жила в Санта-Монике. В общем, ее связали и утопили в ванне. – Она передернула плечами, стараясь скрыть охватившую дрожь. – Копам так и не удалось узнать, чьих это рук дело. Да я и не думаю, что они очень старались. Знаешь, как они нас называют? Кормом подонков. Постепенно я начинаю думать, что так оно и есть.
– Почему?
– Да… На прошлой неделе еще одна моя подружка отправилась в мир иной, – с деланной бравадой, за которой скрывалась тяжкая боль, сказала Дебби. – Джени Маккалоу. И что самое поразительное – мы все трое снимались в этом хите – «Суперплут». По крайней мере в нашем бизнесе это был хит. Его крутили повсюду. Вошел в шестерку самых дорогих видеофильмов. Не скажу, что мы получили с него огромные бабки. Кто-то, безусловно, разбогател, но отнюдь не мы. – Она опустила глаза к мемориальной дощечке. – Линн, сколько раз я тебе говорила – никогда не впускай в дом незнакомых людей! Черт побери, да она бы самому дьяволу могла дать тысячу баксов и спокойно ждать сдачи. – Дебби обратила внимание на букет свежих цветов на соседней могиле, подошла, вынула несколько цветков из вазы и положила рядом с табличкой Линн. – Вот так, детка. Пусть у тебя тоже будет красиво. Джон взглянул на часы:
– Пожалуй, нам пора. Может, успеем где-нибудь перехватить по бутерброду до самолета.
Дебби двинулась прочь от могилы, но вдруг резко остановилась и медленно огляделась вокруг. – Время синего мира, – приглушенно и с почтительностью произнесла она.
– Что? – не понял Джон.
– Синий мир, – повторила она. – Слушай. – Она приложила палец к губам.
Он повиновался. Кладбище представляло собой оазис тишины. Закат еще полыхал, отражаясь в окнах верхних этажей высоких зданий, расположенных вдали, но памятники и мемориальные доски уже погрузились в глубокие синие тени, и сам воздух, казалось, стал цвета индиго. Одинокий автомобиль медленно катил по дорожке кладбища; вечерний бриз слегка колыхал пальмовые ветви.
– Видишь? – негромко сказала Дебби. – Когда , все вокруг становится синим, кажется, что весь мир затаил дыхание. Это и есть синий мир. Мы с бабушкой любили посидеть на крылечке в сумерки. Мы качались в диване-качалке, а она пела мне песенки, которые давным-давно пела ей ее мама. Такие песни не меняются; меняются лишь голоса. – Она отвернулась и улыбнулась. Джон заметил, что она смотрит на юго-восток. – Бабушка говорила, что синий мир – это вход в ночь, но этого совсем не надо бояться. Напротив! Она говорила, что синий мир приходит снова – на рассвете, и тогда он оказывается выходом из ночи. Она говорила..: Говорила, что синим миром Господь хочет сказать нам, что новый день обязательно придет. – Взглянув на него, Дебби горько усмехнулась:
– Меня воспитали баптисткой. Дико смешно, правда?
Джону было совсем не смешно. Но он промолчал. Он лишь наблюдал за ее лицом, пока она плыла по волнам своей памяти.
– Я давно об этом не думала, – продолжала она. – Казалось, что он пропал навсегда. Этот синий мир.
Может быть… Я просто перестала смотреть… Не знаю. – Она подошла к памятнику, склонилась и провела пальцами по беломраморной резьбе. – Странно, да? Люди живут, умирают каждый день, а ты про них ничегошеньки не знаешь. Все варятся в своих делах, как в огромном кипящем котле. Хочу сказать – все мы одинаковые, да? – Она посмотрела на Лаки. Глаза ее ярко блеснули в синих сумерках. И отвела взгляд. Пальцы крепко сжимали мраморную стелу. – Я хочу выбраться из этого. Хочу… все изменить. Что-то происходит не так. Все идет не так, и я даже не понимаю, куда все это идет. – Она низко склонила голову. Джон услышал сдавленное рыдание. Тот же самый звук заблудившегося, потерянного ребенка, который услышал он во время исповеди. Сердце его рвалось успокоить ее. Он уже сделал шаг по направлению к ней, готовый положить ей на плечо руку и признаться, что его имя не Лаки, а Джон Ланкастер и что он католический священник…
– Не трогай меня, – сказала она, не поднимая головы. – Ладно? Не трогай меня пока.
Джон остановился и убрал руку. Момент пролетел как засохший лист.
– Прости меня, – взяла она его за руку. – Я иногда стерва. – Она внимательно посмотрела ему в лицо и прикоснулась пальцем к левой щеке.. Он поморщился. – Я тебя поцарапала. Черт возьми, может, мне устроиться в женский бокс или борьбу, а?
– Меня бы это не удивило.
– Послушай… Я на тебя не сержусь. Я знала, что получить мне эту роль – очень большая проблема. Ты не виноват, что меня вышвырнули. Ты еще по-прежнему мой Лаки, да? Родственная душа?
– Конечно.
– Я тебе верю, – кивнула Дебби. Потом помолчала, глядя на виднеющуюся в отдалении могилу подруги. Синий мир уже уходил; крыло ночи начало закрывать горизонт. – Пойдем, – повлекла она его за собой к машине, где их терпеливо дожидался Солли. – Угощу тебя бургером.
В восемь сорок шесть их самолет поднялся в небо над Лос-Анджелесом. Развернувшись над залитым огнями гигантским мегаполисом, он взял курс на север.
Не было и десяти вечера, как они уже покинули международный аэропорт Сан-Франциско в белом «роллс-ройсе» Джо Синклера.
Синклер закурил сигару. Пламя спички на секунду высветило его лицо. Сверкнув глазом в сторону Джона, он переключил внимание на Дебби.
– Солли позвонил мне после вашего вылета, – подавленно проговорил Синклер. – Ох уж этот Солли! – Он покачал головой и выпустил клуб голубоватого дыма. – Даешь ему в руки биту, а он и по мячу попасть не может!
– Солли не виноват, – подала голос Дебби. Нацепив на нос темные очки, она видела во тьме только красный огонек сигары. – Они докопались, вот и все.
– Угу. – Синклер некоторое время сидел неподвижно, только огонек сигары время от времени вспыхивал.
Впереди показались огни Сан-Франциско. Джон заметил, как рука Синклера скользнула Дебби на колено. Старик успокаивающе похлопал ее:
– Не переживай, детка. Ты звезда. Дам руку на отсечение, твой фильм пойдет в трехстах кинотеатрах:. Чего еще больше хотеть?
Она не ответила. Неоновый блик высветил ее глаза под очками. Джон увидел, как она пристально смотрит на свои тесно сплетенные пальцы рук, сложенные на коленях.
– Чак! Проводи наших друзей до двери, пожалуйста! – попросил Синклер сына, когда они подкатили к дому Дебби. На улице накрапывая дождик; асфальт выглядел как черное стекло. Дебби выбралась наружу, Джон потянулся за ней, но Синклер придержал его за рукав. – Погоди, Лаки, – твердо произнес старик. Джону ничего не оставалось делать, как задержаться. – Ты гомик?
– Нет.
– Спид есть?
– Нет.
– Хорошо, потому что ты нравишься Дебби. Уж я-то вижу. Когда она делает стойку на парня, это у нее на лице написано. В кино сниматься не приходилось?
– Нет. – В горле Джона пересохло.
– Не имеет значения. Как тебе понравится предложение – вы с Деброй снимаетесь вместе, а? У тебя будет небольшая роль, но мы сделаем несколько хороших кадров и разошлем их по шикарным журналам – типа «Шика» и «Высшего общества». А потом пустим слух, что вы с Деброй и по жизни трахаетесь. Чувствуешь, в чем прелесть?
Джон мог только молча пялиться на него, широко раскрыв рот и чувствуя, как волны отвращения прокатываются по всему организму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22