В комнату вошел присланный для уборки испанец с мешками под глазами.
Он ожидал увидеть очередную мертвую крысу и с облегчением услышал
приказание убрать пластиковый скелет.
Рикс лег и попытался заснуть. В его сознании возникли картины
Эшерленда: темные леса его детства, где в подлеске, говорят, рыщут
кошмарные твари; горы, смутной громадой темнеющие на оранжевой полосе
неба; серые знамена облаков, венчающие верхушки гор, и Лоджия - непременно
появляется Лоджия - огромная, темная и тихая, как могила, хранящая свои
секреты.
Скелет с кровоточащими глазницами медленно вплыл в его сознание, и он
сел, озаренный мрачным светом.
Давняя идея вновь захватила его. Это была та самая идея, ради которой
он ездил в Уэльс, ради которой рылся в генеалогической литературе от
Нью-Йорка до Атланты в поисках упоминаний об Эшерах в полузабытых записях.
Иногда ему казалось, что все получиться, если он действительно того
захочет, иногда - что тут чертовски много работы и все впустую.
Может, теперь время пришло, сказал он себе. Да. Ему однозначно нужна
тема и он в любом случае возвращается в Эшерленд. По его губам пробежала
улыбка; казалось, он услышал гневный крик Уолена за четыре тысячи миль.
Рикс вышел в ванную за стаканом воды и прихватил номер "Роллинг
Стоунз", который Бун сложил и оставил на кафеле. Когда он развернул его в
постели, крупный тарантул, аккуратно завернутый в журнал, выпал на его
грудь и стремглав метнулся вдоль плеч.
Рикс выпрыгнул из постели, пытаясь стряхнуть с себя паука. Приступ,
налетевший на него черной волной, загнал его в Тихую Комнату. При ее
закрытых дверях никто не мог слышать его вопли.
Бун всегда был большим шутником.


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЭШЕРЛЕНД
- Расскажи мне сказку, - попросил маленький мальчик
отца. - Что-нибудь жуткое, ладно?
- Что-нибудь жуткое, - повторил отец и немного
подумал. За окном совсем стемнело, и только лунный серп
ухмылялся на небе. Мальчик видел его за спиной отца, месяц
напоминал волшебный фонарь на черном ночном поле Дня всех
святых, по которому никто не смеет ходить.
Отец придвинулся ближе к кровати и сказал:
- Хорошо. - Его очки блеснули в слабом свете. - Я
расскажу тебе сказку о короле, умирающем в своем замке, и
о детях короля, и о всех королях, что правили до него.
Сказка может развиваться по-разному, пытаться запутать
тебя. Она может кончиться не так, как тебе хочется... но
такова уж сказка. А самое жуткое в ней то, что все это
может быть правдой... а может и не быть. Готов?
И мальчик, не зная, следует ли этого бояться,
улыбнулся.
Джонатан Стрэйндж "Ночь - не для нас",
"Стэнфорд Хаус", 1978

1
Выходя из авиалайнера "Дельта" на терминал аэропорта, расположенного
семью милями южнее Эшвилла, Рикс увидел в группе встречающих Эдвина
Бодейна. Высокого, ростом в шесть футов, аристократически худого, Эдвина
было трудно не заметить. Он по-детски улыбнулся и кинулся обнять Рикса,
который не преминул заметить, как изменилось лицо Эдвина, когда тот
обнаружил, как сильно постарел Рикс за последний год.
- Мастер Рикс, мастер Рикс! - приговаривал Эдвин. Он говорил с южным,
исполненным достоинства акцентом. - Вы выглядите...
- Как мороженое в жару. Но ты, Эдвин, выглядишь великолепно. Как
поживает Кэсс?
- Как всегда - отлично. Боюсь только, с годами становится сварливой.
- Он попытался забрать у Рикса сумку с одеждой, но тот только отмахнулся.
- У вас есть еще багаж?
- Только чемодан. Я не думаю оставаться здесь долго.
Они получили багаж и вышли на улицу. Был прекрасный октябрьский день,
солнечный и свежий. У тротуара стоял новенький лимузин, каштановый
"Линкольн Континенталь" с затемненными окнами, непроницаемыми для солнца.
Не одни только лошади были страстью Эшеров. Рикс погрузил багаж в обширный
багажник и сел на переднее сиденье, не считая нужным отделяться от Эдвина
плексигласом. Эдвин надел темные очки, и они тронулись, направляясь из
аэропорта к Голубым горам.
Эдвин всегда напоминал Риксу Ичабода Крэйна - персонаж из его
любимого рассказа Вашингтона Ирвинга "Легенда сонной лощины". Как бы
хорошо на нем ни сидела его серая спортивная куртка, ее рукава всегда были
коротки. Про его нос, похожий на клюв, Бун говорил, что на него можно
вешать шляпу. На квадратном лице с мягкими морщинами светились добрые
серо-голубые глаза. Под черной шоферской кепкой был высокий лоб,
увенчанный хрупкой шапкой белых волос. Его большие уши, истинный шедевр
плоти, опять вызывали ассоциации с бедным школьным учителем из рассказа
Ирвинга. Хотя ему было уже далеко за шестьдесят, в его глазах застыло
мечтательное выражение ребенка, который очень хочет сбежать с цирком. Он
был рожден чтобы служить Эшерам и продолжил древнюю традицию Бодейнов,
всегда бывших доверенными лицами у патриархов рода Эшеров. В серой
спортивной куртке с блестящими серебряными пуговицами и с серебряной
головой льва, эмблемой Эшеров, на нагрудном кармане, в темных, тщательно
выглаженных брюках, в черном галстуке и с оксфордской заколкой, Эдвин с
головы до пят выглядел мажордомом имения Эшеров.
Рикс знал, что за этой комичной физиономией скрывается острый ум,
способный организовать все что угодно, от простых домашних дел до банкета
на двести персон. Эдвин и Кэсс командовали маленькой армией горничных,
прачек, садовников, конюхов и поваров, хотя готовить для семьи Кэсс
предпочитала сама. Они подчинялись только Уолену Эшеру.
- Мастер Рикс, мастер Рикс! - повторял Эдвин, смакуя эти слова. - Так
хорошо, что вы опять приехали домой! - Он слегка нахмурился и умерил свой
энтузиазм. - Конечно... Жаль, что вы вынуждены возвращаться при таких
обстоятельствах.
- Теперь мой дом в Атланте. - Рикс понял, что оправдывается. - Я
вижу, автомобиль новый. Только три тысячи миль на спидометре.
- Мистер Эшер выписал его месяц назад. Он тогда еще мог
передвигаться. Сейчас он прикован к постели. Естественно, у него личная
сиделка. Миссис Паула Рейнольдс из Эшвилла.
Каштановый лимузин скользил по Эшвиллу, минуя табачные лавки, банки и
лотки торговцев. Прямо за северо-восточной границей города стояло большое
бетонное сооружение, напоминающее бункер и занимающее почти двенадцать
акров дорогой земли. Оно было окружено унылой бетонной оградой с колючей
проволокой наверху. Окнами служили горизонтальные щели, напоминающие
бойницы, которые были расположены эквидистантно, начиная с крыши.
Автостоянка, переполненная машинами, занимала еще три акра. На фасаде
здания черными металлическими буквами было написано "Эшер армаментс", а
под этими буквами помельче "Основана в 1841". Это было самое уродливое
здание из всех, какие приходилось видеть Риксу. И каждый раз оно казалось
еще более отвратительным.
Старик Хадсон мог бы гордиться, думал Рикс. Торговля порохом и
снарядами превратилась в четыре завода, носящие имя Эшеров, выпускающие
оружие и боеприпасы: в Эшвилле, в Вашингтоне, в Сан-Диего и в Бельгии, в
Брюсселе. "Дело", как это называлось в семье, поставляло в течение более
ста пятидесяти лет ружейный порох, огнестрельное оружие, динамит,
пластиковые бомбы и современные системы оружия для самых богатых
покупателей. "Дело" создало Эшерленд и сделало имя Эшеров - имя творцов
смерти - известным и уважаемым. Рикс не мог представить, сколько убитых их
оружием приходилось на каждый из тридцати тысяч акров Эшерленда, сколько
людей, разорванных на куски, приходилось на каждый темный камень Лоджии.
Когда Рикс почти семь лет назад покинул Эшерленд, он сказал себе, что
никогда не вернется. Для него Эшерленд был полон крови, и даже ребенком он
ощущал кровавое присутствие смерти в его диких лесах, в вычурном Гейтхаузе
и в безумной Лоджии. Хотя его угнетало собственное кровавое наследство, за
эти годы его не раз посещали воспоминания об Эшерленде. Как будто что-то
внутри его было не завершено и Эшерленд звал его назад, нашептывая
обещания. Он несколько раз возвращался, но лишь на день или два. Мать и
отец оставались такими же далекими, чужими и бесстрастными, как и всегда,
брат тоже не менялся и оставался прежним чопорным задирой, а сестра делала
все, что могла, чтобы избегать реальности.
Они оставили здание позади и свернули на широкое, уходящее в горы
шоссе. Рикса приветствовал эффектный пейзаж: крутые холмы и ковры лесной
травы пылали сочными багряно-красными, пурпурными и золотыми тонами. Под
безоблачным голубым небом развернулась панорама крови и огня.
- Как восприняла это мама? - спросил Рикс.
- Старается вести себя точно так же. Иногда лучше, иногда хуже. Вы же
знаете ее, Рикс. Она жила в совершенном мире так долго, что не может
принять происходящее.
- Я думал, что он поправится. Ты же знаешь, какой он сильный и какой
упрямый. Кто этот доктор, которого ты упоминал по телефону?
- Доктор Джон Фрэнсис. Мистер Эшер вызвал его из Бостона. Он
специалист по клеточным аномалиям.
- Папа... сильно страдает?
Эдвин не ответил, но Рикс понял. Агония, которую переживал Уолен
Эшер, была последней стадией "недуга Эшеров". По сравнению с ней приступы
Рикса были просто слабой головной болью.
Эдвин свернул с главного шоссе на узкую, но хорошо ухоженную дорогу.
Впереди был перекресток, от которого уходили три дороги: на Рэйнбоу, на
Тэйлорвилль и на Фокстон. Они поехали на восток, в сторону Фокстона,
городка с населением около двух тысяч человек, в основном фермеров,
принадлежавшего вместе с окрестными полями семье Эшеров на протяжении пяти
поколений.
Лимузин скользил по улицам Фокстона. Благосостояние города неуклонно
росло, и Рикс заметил изменения, произошедшие с тех пор, как он был тут в
последний раз. Кафе "Широкий лист" переехало в новый кирпичный дом.
Появилось современное здание Каролинского банка. Палатка императорского
театра предлагала билеты за двойную, по случаю Дня всех святых, цену на
фильмы ужасов Орлона Кронстина. Но старый Фокстон тоже продолжал
существовать. Двое пожилых фермеров в соломенных шляпах сидели на скамейке
перед магазином скобяных изделий и загорали. Мимо проехал побитый пикап,
груженный табачными листьями. Группа мужчин, праздно стоявших возле
магазина, обернулась и стала разглядывать проезжающий лимузин, и Рикс
заметил в их глазах тлеющие угольки негодования. Они быстро отвернулись.
Рикс знал, что когда они заговорят об Эшерах, их голоса, возможно,
понизятся до шепота. Понизятся от страха, что сказанное ими о старике
Уолене будет услышано за густым лесом и горным хребтом, разделяющими
Фокстон и Эшерленд.
Рикс взглянул на маленький, из грубого камня дом, в котором
находилась редакция "Фокстонского демократа", местной еженедельной газеты.
Он заметил отражение лимузина в окне дома и проникся уверенностью, что за
окном, почти касаясь лицом стекла, стоит темноволосая женщина. На
мгновение он вообразил, что ее взгляд направлен на него, хотя знал, что
она не может его видеть сквозь затемненные стекла. Тем не менее он
беспокойно отвел взгляд.
За Фокстоном лес опять быстро погустел и впереди казался непроходимой
стеной. Красота гор стала дикой, острые утесы торчали из земли словно
серые кости наполовину зарытых монстров. Случайная лесная тропа уходила,
петляя, от главной дороги в лес, в глушь, к горным деревенькам, где жили
сотни семей, крепко цепляющиеся за ценности девятнадцатого века. Их оплот,
гора Бриатоп, стояла на западном краю Эшерленда, и Рикс часто думал, кто
эти люди, поколениями живущие на горе, и что они думают о садах, фонтанах
и конюшнях, которые находятся в чужом мире под ними. Они с недоверием
относились ко всему чужому и редко спускались торговать в Фокстон.
Рикс неожиданно почувствовал легкий укол. Даже не глядя на карту
местности, он был совершенно уверен, что они въехали сейчас на территорию
имения Эшеров. Лес, казалось, потемнел, осенние листья были таких глубоких
тонов, что, казалось, отливали масляной чернотой. Полог черной листвы
свешивался на дорогу, заросли вереска, судя по виду, способные изодрать до
костей, закручивались уродливыми штопорами, опасными как колючая
проволока. Массивные россыпи камней лепились к склонам холмов, угрожая
скатиться и смять лимузин, как консервную банку. Рикс почувствовал, что на
его ладонях выступил пот. Места здесь, казалось, были дикими, враждебными
и неподходящими для любого цивилизованного человека, но Хадсон Эшер
влюбился в эту землю. Или, возможно, увидел в ней вызов, который надо
принять. Во всяком случае, Рикс никогда не считал эти места родными.
Проезжая по этой дороге, в последние годы очень редко, Рикс всегда
чувствовал жестокость в этой земле, своего рода бездушие сил разрушения,
которые делали его маленьким и слабым. Неудивительно, думал он, что жители
Фокстона считают Эшерленд местом, которое лучше обойти стороной, и
сочиняют небылицы, подчеркивая свой страх перед мрачными, негостеприимными
горами.
- Страшила все еще бродит в лесах? - тихо спросил Рикс.
Эдвин взглянул на него и улыбнулся.
- Боже мой! Вы еще помните эту историю?
- Как я мог позабыть? Давай вспомним, как это звучит? "Беги, беги,
лети стрелой и дома дверь плотней закрой - Страшила где-то рыщет, детей на
ужин ищет". Так?
- Почти.
- Когда-нибудь я сделаю Страшилу персонажем своей книги, - сказал
Рикс. - А как насчет черной пантеры, которая разгуливает там же? Есть
какие-нибудь новые наблюдения?
- В самом деле есть. В августовском "Демократе" писали, что какой-то
сумасшедший охотник клялся, будто видел ее на Бриатопе. Полагаю, подобные
истории и делают газетам тираж.
Рикс обозревал лесные заросли по обе стороны дороги. У него засосало
под ложечкой, когда он вспомнил рассказанную ему Эдвином сказку о
Страшиле, создании, живущем, по словам местных, в горах более ста лет и
ворующем детей, которые уходят слишком далеко от дома. Даже сейчас, уже
взрослый, Рикс думал о Страшиле с детским страхом, хотя знал, что эту
историю выдумали, чтобы удерживать детей вблизи дома.
За следующим поворотом дороги стояла громадная стена с затейливо
отделанными железными воротами. На гранитной арке над воротами железными
буквами было написано: ЭШЕР. Когда Эдвин подъехал достаточно близко,
сработал радиозамок и ворота распахнулись. Эдвину не пришлось даже снимать
ногу с акселератора.
Когда они проехали, Рикс оглянулся через плечо и увидел, как ворота
автоматически захлопнулись. Их устройство всегда напоминало ему капкан.
Мгновенно ландшафт переменился. Последние островки дикого и густого
леса перемежались сочными газонами и безупречно ухоженными садами, где
между статуй важничающих фавнов, кентавров и ангелочков росли розы, фиалки
и подсолнечники. Между ровными рядами сосен виднелась высокая стеклянная
крыша теплицы, где один из предков Рикса выращивал всевозможные кактусы и
тропические растения. Жимолость и английский плющ окаймляли границы леса.
Рикс увидел нескольких садовников за работой. Они подравнивали кустарник и
обрезали деревья. В одном саду стоял огромный красный локомотив времен
первых железных дорог, возведенный на каменный пьедестал. Он был куплен
Арамом Эшером, сыном Хадсона и пра-пра-дедушкой Рикса, первым из династии
Эшеров. Одно время Эшеры управляли своей собственной железной дорогой -
"Атлантик сиборд лимитед". По ней перевозили порох, боеприпасы и оружие.
Несколько тысяч акров имения Эшеров так никогда и не были
картографированы. Эти земли включали в себя горы, медленно текущие реки,
широкие луга и три глубоких озера. Как всегда, Рикс был поражен
неописуемой красотой Эшерленда. Это было великолепное, роскошное поместье,
достойное американских королей. Но тут, мрачно думал Рикс, тут была еще и
Лоджия - храм, святая святых клана Эшеров.
Эдвин притормозил у въездных ворот Гейтхауза. Особняк из белого
известняка с красной шиферной крышей окружали красочные сады и огромные
древние дубы.
1 2 3 4 5 6 7 8