– небрежно переспросила она, переворачивая страницу.
– Когда моя мама оставила ему кольцо с топазом, Витор поклялся, что сохранит его до тех пор, пока не встретит свою вторую половинку, – объяснила ее собеседница. – И хотя, как у всякого темпераментного, привлекательного мужчины, у него было немало увлечение он, очевидно, не придавал им значения, потом кольцо оставалось у него, – Маргрида улыбнулась. – Но когда вы приехали сюда обедать, я поняла, что именно вы и есть его половина, что вы двое – родные души.
– Мы же почти не разговаривали…
Маргрида в ответ только экспансивно щелкнула пальцами.
– Ба! Кому нужны слова? По тому, как вы смотрели друг на друга, я сразу поняла, что это любовь с первого взгляда. – Женщина вздохнула, вспомнив свою юность. – Так же случилось и у нас с мужем. Мы встретились, сразу же влюбились и сохраняли наши чувства все тридцать лет, до самой его смерти. – Она замолчала, погрузившись в воспоминания. Но вскоре открылась дверь, и она подняла голову. – А, Витор! Нашел, в чем там дело?
– Нашел и исправил. – Он подошел к Эшли, наклонился и поцеловал ее в макушку. – Как наш сын? – спросил он.
Эшли не отрывала глаз от журнала.
– Наш сын чувствует себя прекрасно.
Ночью, когда Томас крепко спал в своей кроватке, Эшли никак не могла уснуть. Может, малыш и доволен, но она-то нет.
Маргрида была отчасти права, в отчаянии думала она. У нее это действительно была любовь с первого взгляда. Она полюбила Витора с самого начала, любила его сейчас и – Эшли ударила кулаком по подушке, – несомненно, будет без ума от этого человека до конца своей жизни. Иначе почему бы сошлась с ним так охотно, бездумно, так поспешно и глупо?
Да, физическое влечение тоже сыграло важную роль, но главное – то необъяснимое, странное чувство, которое зовется любовью. Она знала, что Витор д'Аркос – ее единственная любовь и, отдавшись ему всей душой, всем телом, она как бы дала клятву верности.
Эшли снова стукнула кулаком по подушке. Когда-то она познала восторг, а теперь живет в муках. И эти муки станут лишь сильнее, если она согласится на этот очень деловой и лишенный всякого чувства брак.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Эшли сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.
Если Витор хоть еще один раз прикоснется к ней, она закричит. После того поцелуя, которым он встретил ее за завтраком, он постоянно брал ее за руку и, глядя прямо в глаза, называл «любовь моя», то есть идеально играл роль влюбленного жениха.
Его мать ни о чем не догадывалась, и даже она сама, с горечью подумала Эшли, если бы не знала правду, могла обмануться. Нахмурившись, она посмотрела в сад, где Витор гонял мяч с Томасом. Каждый его жест вызывал в ней целую бурю чувств, и наконец она начала чувствовать себя узницей, ожидающей, какую новую пытку еще выдумает ее мучитель.
Ногти впились в ладонь. Они смогут уехать из Синтры только завтра после обеда, но как выдержать очередную серию притворных поцелуев и нежных прикосновений? Как вынести эту пытку хоть час, хоть минуту, хоть секунду?
Вдруг Томасу удалось ударом ноги подбросить мяч высоко в воздух, и Витор подпрыгнул, чтобы поймать его. Обтянутые джинсами длинные, стройные ноги, тело мускулистое, подтянутое. Волосы блестят на солнце, а волоски на сильных руках отливают металлом. Вчера он выглядел уставшим, но после ночного сна просто излучал здоровье и жизненную силу.
Ну почему он так неотразимо привлекателен? – с тоской подумала Эшли. Ах, если бы только он не повстречался на ее пути! Если бы она не была такой влюбленной дурочкой!
Эшли задумчиво покрутила на пальце кольцо с топазом. Если хочешь чего-то добиться в этом мире, подумала она, нужно действовать решительно. Чем душить свои чувства, может, лучше согласиться стать женой Витора и попытаться завоевать его сердце? В конце концов, у него нет другой женщины, и его действительно влечет к ней.
Эшли мрачно усмехнулась. Опять ее занесло. То, что Витор обиделся на нее из-за Томаса, означает, что он считает ее хитрой, скрытной и испорченной. Хотя и находит, что ноги у нее как у манекенщицы…
Она потуже заправила в коричневые молескиновые брюки шелковую блузку цвета слоновой кости. Горделивое отчуждение казалось не только ошибкой – оно лишило их обоих возможности построить новые отношения.
– Только что звонила моя подруга, Эстелла, – сообщила Маргрида, вернувшись из гостиной. – Мы заранее договорились, что она приедет, пока вы с Витором здесь, но, к сожалению, она подвернула ногу и вынуждена остаться дома. Ты не возражаешь, если мы вместе навестим ее? – спросила она. – Меня торжественно представили каждому из шести внуков Эстель, и мне очень хотелось бы показать ей своего Томаса.
Эшли внутренне сжалась. Она понимала желание Маргриды похвастаться внуком, но отправиться в гости к ее подруге – значит еще больше увеличивать их с Витором обман. Нет, скорее, обман Витора, мысленно поправилась она. Но только не следует втягивать в него совсем чужих людей.
– Если тебе не хочется, я могу съездить с Томасом сама, – почувствовав ее колебание, предложила любящая бабушка. – Я уверена, что он с удовольствием поедет. А вы с Витором на какое-то время останетесь вдвоем. – Ее карие глаза весело блеснули.
Внизу, в саду, Витор услышал ее слова.
– Звучит неплохо, – отозвался он, ласково улыбнувшись Эшли, – правда?
Эшли ответила сияющей улыбкой. Отсутствие Маргриды даст ей возможность поговорить с Витором, потребовать, чтобы он прекратил притворство и умерил свои ласки.
– Вот и прекрасно, – согласилась Эшли.
– Хорошо, правда? – сказала Маргрида Томасу четверть часа спустя, когда малыш уже сидел в ее «рено», надежно пристегнутый к своему креслу. Она вставила ключ в замок зажигания. – Ты отправляешься в гости к лучшей бабушкиной подруге.
Довольный, что снова едет кататься на машине, мальчик радостно засмеялся.
– Надеюсь, Эстель сумеет оценить его по достоинству, – суховато заметил Витор.
В ответ мать засмеялась и включила мотор.
– Пусть только попробует не оценить. Я ждала этого момента достаточно долго!
Когда «рено» отъехал, Витор обнял Эшли за плечи.
– Эстель любит поболтать, так что у нас в запасе не меньше двух часов.
– Это хорошо.
Он улыбнулся:
– Значит ли это, что тебе хочется остаться наедине со мной так же, как и мне с тобой?
Эшли, не шевелясь, стояла в его объятиях, но, как только машина исчезла из виду, резко отступила назад.
Я хочу, чтобы мы серьезно поговорили, и сейчас же, – заявила она и, резко повернувшись, зашагала к дому.
Я думал, что мы побеседуем после выходных, – произнес Витор, входя следом за ней в гостиную.
Планы изменились, – коротко бросила Эшли. – Благодаря тебе.
Мне? – Он поднял брови. – Но что я такого сделал?
Прежде всего, ты неправильно выбрал карьеру. И даже дважды. Тебе следовало бы стать актером. Но мне, честно говоря, не нравится, что ты притворяешься влюбленным в меня. – Она подбоченилась, карие глаза сверкнули неподдельным негодованием. – И еще: мне не нравится, что мы оба обманываем твою мать. – Голос ее дрогнул. – Мне это просто отвратительно!
Эй, успокойся, – пробормотал Витор и хотел было положить руку ей на плечо.
Эшли отодвинулась.
– Не трогай меня! Не пытайся сыграть на том, что я… что я не могу тебе сопротивляться. Ты бессердечно обманываешь свою мать, заставляешь ее верить, что нас ждет долгая и счастливая семейная жизнь, и для этого используешь меня. Но очень скоро ее надежды рухнут, и она, как мне кажется, сильно огорчится. А что касается меня… – К своему смятению, Эшли почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она поспешно шмыгнула носом. Защитная броня неприязни сейчас совершенно необходима. Слезы – последнее, что она может себе позволить: если расплачется, то уже не сможет остановиться. – Я знаю, для тебя очень важно, чтобы Томас получил статус законного ребенка, для меня тоже, – резко сменила она тему. – Я тоже хочу, чтобы он носил принадлежащее ему по праву имя, мог сказать, из какой он семьи. Хочу, чтобы он мог высоко держать голову в любом обществе; но я не желаю, чтобы меня принуждали к фиктивному браку, пусть даже на несколько дней. Не могу. Это меня уничтожит как личность. – Она сорвала с пальца кольцо и сунула ему в руку. – И носить это кольцо для меня тоже мучение!
– Ну, подожди, подожди, – попытался остановить ее Витор.
Эшли перебила его невеселым смехом.
– Чего ждать? Два года назад наша любовь не значила для тебя абсолютно ничего, а сейчас вдруг этот брак затмил все на свете. Может, ты и в состоянии безмятежно пройти через него, но я, к сожалению, нет…
– Тот день, когда мы любили друг друга, значил для меня даже слишком много. – возразил Витор. Несколько мгновений он смотрел на лежащее в руке кольцо, потом сунул его в карман брюк. – Если мне не изменяет память, именно ты сказала, что все это не имеет значения и об этом надо забыть. – Влюбленного жениха сменил холодный обвинитель.
– Только после того, как ты сообщил, что не можешь ничем себя связывать. Это факт, – подчеркнула она и быстро добавила: – И я очень хорошо поняла, что «не могу» означает «не хочу».
Витор пристально посмотрел на нее.
– Значит, ты сказала это потому, что я… – Опустившись на диван, он обхватил голову руками. В комнате повисла напряженная тишина. На камине тикали часы. Откуда-то доносилось птичье пение. Наконец Витор поднял голову и запустил пальцы в волосы. – Для меня это имело даже очень большое значение. И ты тоже. С нашей самой первой встречи тогда, в феврале, я понял, что ты не такая, как все. И еще понял – конечно, это звучит избито, – что мы предназначены друг для друга.
Эшли резко тряхнула головой. Нет, больше она не попадется в расставленные сети!
Почему же ты сказал мне такое?
Потому что был разгар сезона «Формулы-1».
И какая разница?
Еще какая!
Она наморщила лоб.
Не понимаю. Может, ты и был целиком поглощен гонками, но я ведь тоже занималась своей работой. У меня не было лишнего времени, да я и не предполагала, что ты станешь ухаживать за мной так, что бросишь свое любимое дело. Мешать тебе я не собиралась.
Да, но… – Витор вздохнул. – Садись, я попробую объяснить.
Эшли устроилась на другом конце дивана, подальше от него. Приятно услышать, что он считает ее особенной, непохожей на других, но это еще не означает, что она бросится к нему в объятия. Нет, сударь. Она слишком осторожна, а ситуация такая сложная и запутанная.
– Я имел в виду, что на восемь месяцев гоночного сезона все другие стороны моей жизни, кроме строительной компании, отодвигаются в тень, – начал Витор. – Моя мать решила каждый год устраивать обед для всей нашей команды, потому что это была единственная возможность заставить меня отдохнуть хотя бы один день. – Он криво ухмыльнулся. – Но «Формула-1» всегда была для меня на первом месте. Настолько, что я сознательно избегал всего, что могло бы повлиять на мои мысли и чувства. Восемь месяцев в году мне требовались строгая дисциплина и сосредоточенность. Именно этим восхищалась пресса, называя это самоотверженностью и преданностью делу, хотя сейчас мне это больше напоминает эгоизм пополам с черствостью.
– А как в это вписывалась Селеста? – спросила Эшли. – Она не влияла на твои чувства? Не вносила беспокойства в мысли?
Витор угрюмо покачал головой.
Селеста обладала огромным достоинством – почему, собственно, наши отношения и тянулись так долго: она как бы просто существовала рядом со мной, не затрагивая ни моих мыслей, ни чувств. Мы вместе жили, вместе спали, но она никогда не вмешивалась. Я не позволял ей вмешиваться.
Но Селеста должна была понять, что не имеет для тебя значения.
Да, но она охотно пошла на это. В конце концов, я тоже не очень-то много для нее значил. Во всяком случае, не на глубоком эмоциональном уровне. А вот с тобой все получилось совсем иначе. После первой же встречи я уже не мог выбросить тебя из головы, и это меня бесило. Я знал, что ты не та женщина, на которую, как на Селесту, можно благополучно не обращать внимания, и уж ни в коем случае не хотел связываться с девушкой моего товарища по команде…
– Слишком много беспокойства?
Он кивнул.
– Но я все время думал о тебе. Старался внушить себе, что это чисто физическое влечение, что ты просто объект желания, но понимал, что тут все гораздо сложнее.
Эшли смотрела на него, не зная, верить ли своим ушам.
Правда? – осторожно спросила она.
Да, честное слово, – поклялся Витор. – Когда ты не принимала приглашения Саймона на гонки, я испытывал искреннее облегчение… и чувство потери. А потом, когда он сказал, что ты приезжаешь… Ты считаешь, что он завидовал. Я тоже тогда завидовал – ему. Да еще как! – Витор немного помолчал. – Когда я узнал, что ты приедешь с ним на обед к Маргриде, я решил, что мне остается лишь одно – избегать тебя.
И делал это весьма успешно, пока твоя мама не поручила тебе отвезти меня в отель.
– Она вполне могла сделать это специально.
Эшли широко открыла глаза.
Ты так думаешь? Но она же считала, что Саймон мой парень…
Да, хотя после не раз говорила, что он тебе совершенно не подходит. Как и всегда была убеждена, что Селеста не подходит мне. А вот ты ей понравилась сразу, к тому же она уже много лет мечтала, чтобы я угомонился.
Вчера Маргрида сказала, что тогда, на обеде, она сразу поняла, что мы с тобой – родные души, – вспомнила Эшли.
Как бы то ни было, когда мы попали в тот сарай, я уже не смог сдерживаться. – Улыбка тронула уголки его губ. – И ты тоже отчаянно хотела меня.
– Я тогда повиновалась скорее инстинкту, чем голосу разума, – сдержанно произнесла Эшли.
– Не знаю, чему ты повиновалась, но была бесподобна. Вокруг шумели волны и звучала музыка. – Он посерьезнел. – Но потом я просто не знал, что делать. В тот момент мне совсем не хотелось проблем с Саймоном и Селестой. И проблем с тобой тоже не хотелось. – Он подумал. – Нет, это неправда. Мое тело и сердце жаждали тебя, но разумом я понимал, что нужно отложить все на шесть недель, до окончания спортивного сезона, а потом рассказать тебе о своих чувствах.
Эшли нахмурилась.
Мне и в голову не пришло, что ты говорил о временной отсрочке.
Да, ты права. Ты же практически ничего не знала обо мне, о том, что и как я думаю. – Он снова улыбнулся. – И думать, что ты сумеешь прочитать мои мысли, было довольно самонадеянно.
Очень самонадеянно, – едко подтвердила Эшли.
Все-таки я решил, что нужно объясниться, но никак не мог подобрать… нужные слова. Только было собрался произнести речь – и вдруг ты говоришь, что это не имеет никакого значения!
Эшли посмотрела в окно.
– И тут ты подумал, что я обыкновенная доступная девица.
– Да нет же!
Она перевела взгляд на него.
– Нет?
– Ничего подобного! – горячо заверил ее Витор. – Я всегда уважал тебя и знал, что ты не та девушка, которая станет спать с кем попало. Иначе я бы и близко к тебе не подошел.
Эшли сидела, обдумывая услышанное.
Так что же ты тогда подумал? – полюбопытствовала она.
Я был убежден, что случившееся потрясло тебя не меньше, чем меня, поэтому сначала твои слова больно ударили. Но когда я обдумал все на следующий день, то решил, что тебе стыдно перед Саймоном, а твои слова были попыткой найти выход из положения.
А как насчет Селесты?
Я тоже чувствовал себя гадко, – признался Витор. – Хотя как только впервые поцеловал тебя, то понял, что с ней все кончено. Я не испытывал к ней особой страсти, но оставался ей верен. Когда верность кончилась, все рухнуло.
Значит, после нашего объяснения ты все-таки сказал Селесте, что между вами все кончено?
На следующий же день. Другого выхода я не видел, потому что, помимо всего прочего, не мог больше делить с ней постель. А потом… – Витор чертыхнулся. – Если я и раньше думал о тебе, то после того дня я думал о тебе в тысячу раз больше. Время шло, и я понимал, что должен что-то сделать, что я не смогу тебя забыть, поэтому решил после окончания Гран-При найти тебя и договориться о встрече.
С какой целью?
У меня были самые серьезные намерения.
Несмотря на то, что считал меня девушкой Саймона и к тому же думал, что я мучаюсь оттого, что обманула его?
Витор кивнул и сухо пояснил:
Я самоуверенно убедил себя, что ты не будешь возражать. Думал, что Саймон еще слишком молод и, забрав у него тебя, я только окажу ему услугу.
Но прежде чем ты смог со мной связаться, вмешался Саймон с его ложью, – задумчиво произнесла Эшли.
Это было ужасно! Когда он сказал, что ты беременна от него, мне показалось, что он швырнул гранату и разорвал меня на части. Я чувствовал себя обманутым, разбитым, опустошенным. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы это был мой ребенок!
Эшли печально улыбнулась.
Да, Саймон сумел все поставить с ног на голову.
Еще как. – Минуту-другую оба задумчиво молчали. – Мой гнев после его смерти объяснялся не только тем, что я считал тебя виноватой, все было гораздо сложнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
– Когда моя мама оставила ему кольцо с топазом, Витор поклялся, что сохранит его до тех пор, пока не встретит свою вторую половинку, – объяснила ее собеседница. – И хотя, как у всякого темпераментного, привлекательного мужчины, у него было немало увлечение он, очевидно, не придавал им значения, потом кольцо оставалось у него, – Маргрида улыбнулась. – Но когда вы приехали сюда обедать, я поняла, что именно вы и есть его половина, что вы двое – родные души.
– Мы же почти не разговаривали…
Маргрида в ответ только экспансивно щелкнула пальцами.
– Ба! Кому нужны слова? По тому, как вы смотрели друг на друга, я сразу поняла, что это любовь с первого взгляда. – Женщина вздохнула, вспомнив свою юность. – Так же случилось и у нас с мужем. Мы встретились, сразу же влюбились и сохраняли наши чувства все тридцать лет, до самой его смерти. – Она замолчала, погрузившись в воспоминания. Но вскоре открылась дверь, и она подняла голову. – А, Витор! Нашел, в чем там дело?
– Нашел и исправил. – Он подошел к Эшли, наклонился и поцеловал ее в макушку. – Как наш сын? – спросил он.
Эшли не отрывала глаз от журнала.
– Наш сын чувствует себя прекрасно.
Ночью, когда Томас крепко спал в своей кроватке, Эшли никак не могла уснуть. Может, малыш и доволен, но она-то нет.
Маргрида была отчасти права, в отчаянии думала она. У нее это действительно была любовь с первого взгляда. Она полюбила Витора с самого начала, любила его сейчас и – Эшли ударила кулаком по подушке, – несомненно, будет без ума от этого человека до конца своей жизни. Иначе почему бы сошлась с ним так охотно, бездумно, так поспешно и глупо?
Да, физическое влечение тоже сыграло важную роль, но главное – то необъяснимое, странное чувство, которое зовется любовью. Она знала, что Витор д'Аркос – ее единственная любовь и, отдавшись ему всей душой, всем телом, она как бы дала клятву верности.
Эшли снова стукнула кулаком по подушке. Когда-то она познала восторг, а теперь живет в муках. И эти муки станут лишь сильнее, если она согласится на этот очень деловой и лишенный всякого чувства брак.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Эшли сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.
Если Витор хоть еще один раз прикоснется к ней, она закричит. После того поцелуя, которым он встретил ее за завтраком, он постоянно брал ее за руку и, глядя прямо в глаза, называл «любовь моя», то есть идеально играл роль влюбленного жениха.
Его мать ни о чем не догадывалась, и даже она сама, с горечью подумала Эшли, если бы не знала правду, могла обмануться. Нахмурившись, она посмотрела в сад, где Витор гонял мяч с Томасом. Каждый его жест вызывал в ней целую бурю чувств, и наконец она начала чувствовать себя узницей, ожидающей, какую новую пытку еще выдумает ее мучитель.
Ногти впились в ладонь. Они смогут уехать из Синтры только завтра после обеда, но как выдержать очередную серию притворных поцелуев и нежных прикосновений? Как вынести эту пытку хоть час, хоть минуту, хоть секунду?
Вдруг Томасу удалось ударом ноги подбросить мяч высоко в воздух, и Витор подпрыгнул, чтобы поймать его. Обтянутые джинсами длинные, стройные ноги, тело мускулистое, подтянутое. Волосы блестят на солнце, а волоски на сильных руках отливают металлом. Вчера он выглядел уставшим, но после ночного сна просто излучал здоровье и жизненную силу.
Ну почему он так неотразимо привлекателен? – с тоской подумала Эшли. Ах, если бы только он не повстречался на ее пути! Если бы она не была такой влюбленной дурочкой!
Эшли задумчиво покрутила на пальце кольцо с топазом. Если хочешь чего-то добиться в этом мире, подумала она, нужно действовать решительно. Чем душить свои чувства, может, лучше согласиться стать женой Витора и попытаться завоевать его сердце? В конце концов, у него нет другой женщины, и его действительно влечет к ней.
Эшли мрачно усмехнулась. Опять ее занесло. То, что Витор обиделся на нее из-за Томаса, означает, что он считает ее хитрой, скрытной и испорченной. Хотя и находит, что ноги у нее как у манекенщицы…
Она потуже заправила в коричневые молескиновые брюки шелковую блузку цвета слоновой кости. Горделивое отчуждение казалось не только ошибкой – оно лишило их обоих возможности построить новые отношения.
– Только что звонила моя подруга, Эстелла, – сообщила Маргрида, вернувшись из гостиной. – Мы заранее договорились, что она приедет, пока вы с Витором здесь, но, к сожалению, она подвернула ногу и вынуждена остаться дома. Ты не возражаешь, если мы вместе навестим ее? – спросила она. – Меня торжественно представили каждому из шести внуков Эстель, и мне очень хотелось бы показать ей своего Томаса.
Эшли внутренне сжалась. Она понимала желание Маргриды похвастаться внуком, но отправиться в гости к ее подруге – значит еще больше увеличивать их с Витором обман. Нет, скорее, обман Витора, мысленно поправилась она. Но только не следует втягивать в него совсем чужих людей.
– Если тебе не хочется, я могу съездить с Томасом сама, – почувствовав ее колебание, предложила любящая бабушка. – Я уверена, что он с удовольствием поедет. А вы с Витором на какое-то время останетесь вдвоем. – Ее карие глаза весело блеснули.
Внизу, в саду, Витор услышал ее слова.
– Звучит неплохо, – отозвался он, ласково улыбнувшись Эшли, – правда?
Эшли ответила сияющей улыбкой. Отсутствие Маргриды даст ей возможность поговорить с Витором, потребовать, чтобы он прекратил притворство и умерил свои ласки.
– Вот и прекрасно, – согласилась Эшли.
– Хорошо, правда? – сказала Маргрида Томасу четверть часа спустя, когда малыш уже сидел в ее «рено», надежно пристегнутый к своему креслу. Она вставила ключ в замок зажигания. – Ты отправляешься в гости к лучшей бабушкиной подруге.
Довольный, что снова едет кататься на машине, мальчик радостно засмеялся.
– Надеюсь, Эстель сумеет оценить его по достоинству, – суховато заметил Витор.
В ответ мать засмеялась и включила мотор.
– Пусть только попробует не оценить. Я ждала этого момента достаточно долго!
Когда «рено» отъехал, Витор обнял Эшли за плечи.
– Эстель любит поболтать, так что у нас в запасе не меньше двух часов.
– Это хорошо.
Он улыбнулся:
– Значит ли это, что тебе хочется остаться наедине со мной так же, как и мне с тобой?
Эшли, не шевелясь, стояла в его объятиях, но, как только машина исчезла из виду, резко отступила назад.
Я хочу, чтобы мы серьезно поговорили, и сейчас же, – заявила она и, резко повернувшись, зашагала к дому.
Я думал, что мы побеседуем после выходных, – произнес Витор, входя следом за ней в гостиную.
Планы изменились, – коротко бросила Эшли. – Благодаря тебе.
Мне? – Он поднял брови. – Но что я такого сделал?
Прежде всего, ты неправильно выбрал карьеру. И даже дважды. Тебе следовало бы стать актером. Но мне, честно говоря, не нравится, что ты притворяешься влюбленным в меня. – Она подбоченилась, карие глаза сверкнули неподдельным негодованием. – И еще: мне не нравится, что мы оба обманываем твою мать. – Голос ее дрогнул. – Мне это просто отвратительно!
Эй, успокойся, – пробормотал Витор и хотел было положить руку ей на плечо.
Эшли отодвинулась.
– Не трогай меня! Не пытайся сыграть на том, что я… что я не могу тебе сопротивляться. Ты бессердечно обманываешь свою мать, заставляешь ее верить, что нас ждет долгая и счастливая семейная жизнь, и для этого используешь меня. Но очень скоро ее надежды рухнут, и она, как мне кажется, сильно огорчится. А что касается меня… – К своему смятению, Эшли почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она поспешно шмыгнула носом. Защитная броня неприязни сейчас совершенно необходима. Слезы – последнее, что она может себе позволить: если расплачется, то уже не сможет остановиться. – Я знаю, для тебя очень важно, чтобы Томас получил статус законного ребенка, для меня тоже, – резко сменила она тему. – Я тоже хочу, чтобы он носил принадлежащее ему по праву имя, мог сказать, из какой он семьи. Хочу, чтобы он мог высоко держать голову в любом обществе; но я не желаю, чтобы меня принуждали к фиктивному браку, пусть даже на несколько дней. Не могу. Это меня уничтожит как личность. – Она сорвала с пальца кольцо и сунула ему в руку. – И носить это кольцо для меня тоже мучение!
– Ну, подожди, подожди, – попытался остановить ее Витор.
Эшли перебила его невеселым смехом.
– Чего ждать? Два года назад наша любовь не значила для тебя абсолютно ничего, а сейчас вдруг этот брак затмил все на свете. Может, ты и в состоянии безмятежно пройти через него, но я, к сожалению, нет…
– Тот день, когда мы любили друг друга, значил для меня даже слишком много. – возразил Витор. Несколько мгновений он смотрел на лежащее в руке кольцо, потом сунул его в карман брюк. – Если мне не изменяет память, именно ты сказала, что все это не имеет значения и об этом надо забыть. – Влюбленного жениха сменил холодный обвинитель.
– Только после того, как ты сообщил, что не можешь ничем себя связывать. Это факт, – подчеркнула она и быстро добавила: – И я очень хорошо поняла, что «не могу» означает «не хочу».
Витор пристально посмотрел на нее.
– Значит, ты сказала это потому, что я… – Опустившись на диван, он обхватил голову руками. В комнате повисла напряженная тишина. На камине тикали часы. Откуда-то доносилось птичье пение. Наконец Витор поднял голову и запустил пальцы в волосы. – Для меня это имело даже очень большое значение. И ты тоже. С нашей самой первой встречи тогда, в феврале, я понял, что ты не такая, как все. И еще понял – конечно, это звучит избито, – что мы предназначены друг для друга.
Эшли резко тряхнула головой. Нет, больше она не попадется в расставленные сети!
Почему же ты сказал мне такое?
Потому что был разгар сезона «Формулы-1».
И какая разница?
Еще какая!
Она наморщила лоб.
Не понимаю. Может, ты и был целиком поглощен гонками, но я ведь тоже занималась своей работой. У меня не было лишнего времени, да я и не предполагала, что ты станешь ухаживать за мной так, что бросишь свое любимое дело. Мешать тебе я не собиралась.
Да, но… – Витор вздохнул. – Садись, я попробую объяснить.
Эшли устроилась на другом конце дивана, подальше от него. Приятно услышать, что он считает ее особенной, непохожей на других, но это еще не означает, что она бросится к нему в объятия. Нет, сударь. Она слишком осторожна, а ситуация такая сложная и запутанная.
– Я имел в виду, что на восемь месяцев гоночного сезона все другие стороны моей жизни, кроме строительной компании, отодвигаются в тень, – начал Витор. – Моя мать решила каждый год устраивать обед для всей нашей команды, потому что это была единственная возможность заставить меня отдохнуть хотя бы один день. – Он криво ухмыльнулся. – Но «Формула-1» всегда была для меня на первом месте. Настолько, что я сознательно избегал всего, что могло бы повлиять на мои мысли и чувства. Восемь месяцев в году мне требовались строгая дисциплина и сосредоточенность. Именно этим восхищалась пресса, называя это самоотверженностью и преданностью делу, хотя сейчас мне это больше напоминает эгоизм пополам с черствостью.
– А как в это вписывалась Селеста? – спросила Эшли. – Она не влияла на твои чувства? Не вносила беспокойства в мысли?
Витор угрюмо покачал головой.
Селеста обладала огромным достоинством – почему, собственно, наши отношения и тянулись так долго: она как бы просто существовала рядом со мной, не затрагивая ни моих мыслей, ни чувств. Мы вместе жили, вместе спали, но она никогда не вмешивалась. Я не позволял ей вмешиваться.
Но Селеста должна была понять, что не имеет для тебя значения.
Да, но она охотно пошла на это. В конце концов, я тоже не очень-то много для нее значил. Во всяком случае, не на глубоком эмоциональном уровне. А вот с тобой все получилось совсем иначе. После первой же встречи я уже не мог выбросить тебя из головы, и это меня бесило. Я знал, что ты не та женщина, на которую, как на Селесту, можно благополучно не обращать внимания, и уж ни в коем случае не хотел связываться с девушкой моего товарища по команде…
– Слишком много беспокойства?
Он кивнул.
– Но я все время думал о тебе. Старался внушить себе, что это чисто физическое влечение, что ты просто объект желания, но понимал, что тут все гораздо сложнее.
Эшли смотрела на него, не зная, верить ли своим ушам.
Правда? – осторожно спросила она.
Да, честное слово, – поклялся Витор. – Когда ты не принимала приглашения Саймона на гонки, я испытывал искреннее облегчение… и чувство потери. А потом, когда он сказал, что ты приезжаешь… Ты считаешь, что он завидовал. Я тоже тогда завидовал – ему. Да еще как! – Витор немного помолчал. – Когда я узнал, что ты приедешь с ним на обед к Маргриде, я решил, что мне остается лишь одно – избегать тебя.
И делал это весьма успешно, пока твоя мама не поручила тебе отвезти меня в отель.
– Она вполне могла сделать это специально.
Эшли широко открыла глаза.
Ты так думаешь? Но она же считала, что Саймон мой парень…
Да, хотя после не раз говорила, что он тебе совершенно не подходит. Как и всегда была убеждена, что Селеста не подходит мне. А вот ты ей понравилась сразу, к тому же она уже много лет мечтала, чтобы я угомонился.
Вчера Маргрида сказала, что тогда, на обеде, она сразу поняла, что мы с тобой – родные души, – вспомнила Эшли.
Как бы то ни было, когда мы попали в тот сарай, я уже не смог сдерживаться. – Улыбка тронула уголки его губ. – И ты тоже отчаянно хотела меня.
– Я тогда повиновалась скорее инстинкту, чем голосу разума, – сдержанно произнесла Эшли.
– Не знаю, чему ты повиновалась, но была бесподобна. Вокруг шумели волны и звучала музыка. – Он посерьезнел. – Но потом я просто не знал, что делать. В тот момент мне совсем не хотелось проблем с Саймоном и Селестой. И проблем с тобой тоже не хотелось. – Он подумал. – Нет, это неправда. Мое тело и сердце жаждали тебя, но разумом я понимал, что нужно отложить все на шесть недель, до окончания спортивного сезона, а потом рассказать тебе о своих чувствах.
Эшли нахмурилась.
Мне и в голову не пришло, что ты говорил о временной отсрочке.
Да, ты права. Ты же практически ничего не знала обо мне, о том, что и как я думаю. – Он снова улыбнулся. – И думать, что ты сумеешь прочитать мои мысли, было довольно самонадеянно.
Очень самонадеянно, – едко подтвердила Эшли.
Все-таки я решил, что нужно объясниться, но никак не мог подобрать… нужные слова. Только было собрался произнести речь – и вдруг ты говоришь, что это не имеет никакого значения!
Эшли посмотрела в окно.
– И тут ты подумал, что я обыкновенная доступная девица.
– Да нет же!
Она перевела взгляд на него.
– Нет?
– Ничего подобного! – горячо заверил ее Витор. – Я всегда уважал тебя и знал, что ты не та девушка, которая станет спать с кем попало. Иначе я бы и близко к тебе не подошел.
Эшли сидела, обдумывая услышанное.
Так что же ты тогда подумал? – полюбопытствовала она.
Я был убежден, что случившееся потрясло тебя не меньше, чем меня, поэтому сначала твои слова больно ударили. Но когда я обдумал все на следующий день, то решил, что тебе стыдно перед Саймоном, а твои слова были попыткой найти выход из положения.
А как насчет Селесты?
Я тоже чувствовал себя гадко, – признался Витор. – Хотя как только впервые поцеловал тебя, то понял, что с ней все кончено. Я не испытывал к ней особой страсти, но оставался ей верен. Когда верность кончилась, все рухнуло.
Значит, после нашего объяснения ты все-таки сказал Селесте, что между вами все кончено?
На следующий же день. Другого выхода я не видел, потому что, помимо всего прочего, не мог больше делить с ней постель. А потом… – Витор чертыхнулся. – Если я и раньше думал о тебе, то после того дня я думал о тебе в тысячу раз больше. Время шло, и я понимал, что должен что-то сделать, что я не смогу тебя забыть, поэтому решил после окончания Гран-При найти тебя и договориться о встрече.
С какой целью?
У меня были самые серьезные намерения.
Несмотря на то, что считал меня девушкой Саймона и к тому же думал, что я мучаюсь оттого, что обманула его?
Витор кивнул и сухо пояснил:
Я самоуверенно убедил себя, что ты не будешь возражать. Думал, что Саймон еще слишком молод и, забрав у него тебя, я только окажу ему услугу.
Но прежде чем ты смог со мной связаться, вмешался Саймон с его ложью, – задумчиво произнесла Эшли.
Это было ужасно! Когда он сказал, что ты беременна от него, мне показалось, что он швырнул гранату и разорвал меня на части. Я чувствовал себя обманутым, разбитым, опустошенным. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы это был мой ребенок!
Эшли печально улыбнулась.
Да, Саймон сумел все поставить с ног на голову.
Еще как. – Минуту-другую оба задумчиво молчали. – Мой гнев после его смерти объяснялся не только тем, что я считал тебя виноватой, все было гораздо сложнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14